8, 9 – аут. Таинственная река

Владимир Буров

Третий роман о девушках-боксершах трилогии «8, 9 – АУТ», приключения, детектив в некотором смысле, потому что в каждом романе существует киллер, который неизвестен, и надо его вычислить. Поединки происходят не только на обычных рингах. В ресторане, например, вместо танцев на шесте. Иногда даже между столов по желанию гостей ресторана. Сама Зона, куда попадают девушки, тоже не совсем традиционная. Больше похожа на Зону будущего, когда на заработанные деньги можно сходить в бар, и так далее.

Глава вторая. Переодевание

— Нам тут когда-нибудь откроют?! — наконец услышали они раздраженный голос снаружи.

— Пришли, — тихо сказал Алексей. И начал быстро одеваться.

— Че ты так взбаламутился? — спросила Лайза. И добавила: — Чё ты забегал, как Контра, когда за тобой в пять утра пришли.

Алексей чуть не обиделся. Он не знал, что слово Контра было, можно сказать, любимым словом Лайзы. Иногда ее даже так и звали не только знакомые, но и друзья:

— Контра. — Вон Контра идет.

— Красивая, — обычно звучал ответ.

— Сопьется, — отвечал печально, тоном Анны Герман собеседник.

И Лайза успокоила Алексея:

— Не обижайся, милый друг, я сама не знаю, откуда ко мне пристало это слово. Контра. В следующий раз, когда его услышишь, будь уверен:

— Я думала о тебе. Я думала про любовь.

И да:

— Ты не хочешь меня поцеловать?

— Спасибо, нет. Я уже почистил зубы. — Алексей схватился за голову. Прости, замотался. Надо бы давно открыть, а то они стучат, — парень показал на дверь, — как будто торопятся на выпускной бал. И поэтому… а да! и поэтому я ошибся. Дело не в том, что я уже почистил зубы, и уже не могу сегодня целоваться, а в том, что ты еще не чистила.

— Я не чистила? — девушка сделала лицо с гримасой непонимания. — Что именно?

— Зубы. Разве я не сказал?

— Ты сказал. Я это слышала. Просто я не понимаю, при чем здесь зубы? Они, что, у меня такие большие, что мешают целоваться? По-твоему, я лошадь? Отвечай. Я лошадь?!

— Пожалуйста, не надо кричать. У меня уже болят уши.

— Так что, мне теперь еще уши помыть? Целуемся мы не зубами, а губами. Отсюда вывод: зубы не могут мешать хорошему человеку при поцелуе. Теперь про уши. У меня уши, как у слона? Нет? Нет, — резюмировала девушка. И добавила: — Более того, даже если бы уши у меня были очень большими, как у слона, например, ты мог бы — если бы любил меня по-настоящему — подержать их руками. Окей? Впрочем, ты прав.

— Ну, я же сказал.

— Прости, пожалуйста, я еще не договорила. Я сначала просто не поняла твой намек. Ты говорил о французском, а если говорить просто, по-русски, русалочьем поцелуе. Поцелуе с зубами.

— Русалочий поцелуй это поцелуй смерти, — быстро сказал Алексей.

— Да? Хочу, чтобы ты меня поцеловал этим поцелуем. С зубами.

— Я не знаю, как это делать, — сказал парень.

— Просто возьми меня за язык зубами.

— А потом?

— Потом тяни. Тяни сильно.

— До какой степени сильно?

— Как можно сильнее. Но только, чтобы не оторвать его совсем. Тогда это действительно будет:

— Поцелуй смерти.

— Эй, вы! — послышалось за дверью. — Сколько можно ждать? Сейчас выломаем дверь. — И кто-то другой добавил:

— И тогда трахнем вас обоих. — Девушки думали, что здесь все мужики. Поэтому:

— Обоих, а не обеих.

— Поцелуемся после, — сказала Лайза. — Я открою, а заодно пойду почищу зубы. И знаешь почему? Французский поцелуй мне понравился. Я имею в виду не сам поцелуй, а его проект. Сам-то поцелуй, как ты уже узнал, я еще не пробовала.

— Да, да, конечно, — сказал парень. — Я буду готов к твоему приходу.

— Точно?

— Без обмана.

— Значит, ты не обиделся?

— Нет, конечно. Ты была права, я сам должен был почистить тебе зубы, прежде чем предлагать французский поцелуй. Действительно, трудно спросонья понять, что вам предлагают именно поцелуй с языком и зубами. Ты не виновата.

— А мы спали?

Алексей задумался. И добавил:

— Тем более, если бы мы спали.

— Ломайте дверь, — послышалось снаружи. И добавили: — Скорее всего, там никого нет.

— А если есть, то было бы лучше, если бы их там не было. И знаете почему?

— Знаю. Тогда мы их просто грохнем. — Дверь открылась, и первой стояла могучая дама по уже местной криминальной кличке:

— Машинистка. — Вот так — значит, вот так. — Хотя ей бы подошла больше кличка:

— Башенный Кран. — Точнее: Без-башенный. Так как эта дама сразу сказала Лайзе: — Сейчас я тебе выпишу пропуск. На Тот Свет. — И двинула правой рукой вперед. Но Лайза уклонилась, и провела хорошую двойку. Хук слева, а удар правой попал прямо в лоб. Машинистка сделала несколько шагов назад, покачалась немного и упала на спину. Как Новогодняя ель. Только вместо снега в стороны разлетелись этапницы. Двое из них даже упали. И не понятно было: от ветра, поднятого падением Машинистки, или от ужаса. Ну, может, не от ужаса, но от страха это точно. Им показалось, что на медвежатницу, которой была этапница по кличке Машинистка, набросилась из берлоги злая взъерошенная медведица. Тем более, если она была там с медведем.

Алексей между тем тоже вышел, и сказал:

— Заходите, заходите, друзья мои, по очереди.

Этапницы оказались очень разборчивыми. Те, кому выдали оранжевые майки, кричали:

— Дайте мне синюю. Эта мне мала. — А другие, наоборот:

— Дайте мне оранжевую, или нет, лучше желтую, эта просто не нравится. Честно, я чувствую себя в этой чертовой футболке, как настоящее дерьмо. Более того, какое-то синтетическое говно.

— Дайте мне из чистой шерсти, — говорила другая. — Или хотя бы с десятью процентами синтетического волокна. Здесь сколько? Нет, я возьму, цвет мне нравится. Но чтобы не больше десяти. Здесь точно не больше?

— Я не проводил лабораторного анализа, — сказал Алексей, — но там написано, что десять. Как вы просили.

— Да мало ли, что там написано. Я, — сказала эта девушка, как Станиславский и Немирович — Данченко вместе взятые — не верю. Может быть, я не верю? Как вы считаете, доктор, я верю или нет?

— Ай доунт ноу, — сказал Алексей. И перевел: — Я не доктор.

— А кто? Докторша, что ли? И знаешь, я не против тебя проверить. Ты за? Ты согласен, доктор?

Пока эта девушка вела диспут сама с собой, ее футболку забрала другая. Она только что вошла в каптерку вместе с двумя подсобницами. Ее так и звали: Каменщик. Именно Каменщик, а не Каменщица. Да и с виду никто бы не поверил, что это женщина. Мужик волосатый в натуре. Говорят, до этого секретного закрытого поселения она была штангистом. Только женского рода. Но это вряд ли.

— С таким ростом только электриком работать. Лампочки удобно вкручивать. Лестница не нужна, — сказал кто-то.

Ее подручные так и сказали на Комиссии:

— Запишите нас Подсобницами.

— Подсобница один.

— И Подсобница два.

Председатель улыбнулся:

— Можно-то можно, — сказал он. И добавил, как когда-то Шукшин: — Да только нельзя. И знаете почему?

— У нас здесь другая система. Здесь не строятся коровники. Поэтому Каменщики, а тем более их Подсобницы нам не нужны. Допустим, одному Каменщику мы не можем отказать. И то только из-за того, что нет таких цветов в природе. Слишком уж волосата и высока ростом. Хотя бамбук тоже высокий, а в Южной Америке живут цветы людоеды. Теоретически можно бы подобрать и ей подходящее цветочное имя. Но если хочет — пусть будет Каменщиком. Тем более, потенциальные масоны будут ее бояться. Каменщик у них вроде архиепископа. Но Подсобники — это уже слишком. И да: ты будешь Лютик, а ты…

— Хочу быть Орхидеей! — воскликнула вторая девушка.

— Отлично. Так и запишем, — сказал Опер. И добавил: — Зайдешь потом ко мне.

— Потом суп с котом, — ответила смелая девушка. — Я хочу сейчас!

Но ее быстро успокоили и вывели из здания ПК, Приемной Комиссии. Она не поняла сути происходящего, поэтому всем радостно рассказывала, что не только стала первой Подсобницей Каменщика, но получила родовое имя. По-здешнему семейство. А именно:

— Орхидея Стучащая.

Некоторые тоже хотели вступить в это семейство. Но их почему-то не брали. И им приходилось хвалить себя, как зеков, свободных от этой плачевной зависимости:

— Стучать на других зеков.

— Стучать пошла, — говорили они, показывая на женщину, которая шлепала к Воспитательному Корпусу. — Хотя отлично понимали, что тоже хотели бы так жить, но… никто не предлагает. Почему спрашивается? Непонятно.

Кстати здесь не было такого слова:

— Зек, или зечка. — Всех называли просто, как я уже говорила:

— Рыбы. — И мужчин с соседней Зоны, и женщин здесь. Кстати не было и Воспитательного Корпуса. И дело даже не в том, что этот институт был признан лицемерным придатком прошлого. Просто это место называли:

— Аквариум. — Почему? Пока точно не знаю. Вероятно, потому, что здесь за хорошую информацию можно было получить пачку Индющки, или кофе. Тоже индийский. Так сказать:

Я в японских ботинках

Разрисована, как картинка.

В русской шляпе большой.

И… И с индийскою душой!

А — ба — ра — я! Русалка я!

Я — в носках американских,

В узких брюках я британских,

В русской шляпе большой!

И с индийскою душой!

Так-то вроде все понятно. Кроме души.

— Мы, что, йоги? — сказала как-то на комиссии одна девушка — блондэ. — Они же ж черные, как Дарданеллы! А мы-то совсем другие. Мы, как Мэрилин Монро. И тут же спела песню про сахар. Сахарок, точнее. Шугэ. Айм Шугэ. И попросила так и записать ее:

— Шугэ! — Сахарок.

— Скорее всего, — ответил Зам. по Ка, по культуре, имеется в виду, — дело было… дело было связано с Пушкиным. У него русская девушка описывается, как царевна не только чисто говорящая по-русски, но и со звездой во лбу. Так сказать:

— А во лбу? Звезда горит! — Ну, а у индийцев на лбу всегда родинка. Предполагается, что раньше, во времена Махабхараты, была звезда. Как у русских. У египтян Третий Глаз, у евреев и вавилонян — Крест, у немцев, естественно — Свастика, а у русских, как у индийцев — Звезда!

Звезда любви заветная.

Другой не будет никогда!

К тому же, мы долгое время перед Перестройкой пили именно Индийский кофе. Другого не было. Пили и радовались, ибо серьезно думали:

— И другого не будет никогда.

Вот теперь эти дамы стояли в проходе и улыбались. Точнее, улыбались только Подсобницы — как их все-таки и прозвали — Лютик и Орхидея. Каменщик села рядом с девушкой хорошо разбирающейся в процентном содержании шерсти и других лавсанов и полиэстеров в спецодежде рыб.

— Верните мне мою любимую майку, — сказала девушка, обратив внимание, что Каменщик стала натягивать на себя ее оранжевую одежду.

Далее, Русалка.

— Вы ее растянете! — схватилась за сердце девушка.

— Я вам выдам другую, — вступил в разговор Алексей. — Не надо ссориться, дорогие лэдис энд джентльмэн.

— Кто здесь жентельмен? — нахмурив брови, спросила Каменщик. И добавила: — Скройся с глаз, козлиное отродье.

— Кто козел? — спросил Алексей. — Я козел?! — И добавил: — Да за такие слова я тебя одену так, что Подсобники не узнают!

— Ну давай, иди сюда, каптерщик, — сказала Каменщик, — и встала. Она поманила его ладонью. — Давай, давай, ближе, малыш. Еще ближе.

— Это мой спор, — сказала девушка в оранжевой футболке. И добавила: — Можно, я сама разберусь.

— Можно, я сама разберусь! — передразнила ее Каменщик. — Мамочка, можно я сама ему дам? — Многие, особенно Подсобницы Каменщика, громко рассмеялись.

Каменщик взмахнула рукой, но промазала. Она не стала повторять удар по оранжевой этапнице, а, обойдя ее, так врезала Алексею, что парень быстро зашагал назад, но так и не смог удержаться на ногах. Он упал, едва не опрокинув себе на голову самовар. Да, друзья мои, новоприбывших здесь встречали самоваром с шоколадными конфетами. Несмотря на то, что шоколадные конфеты нынче дороги.

— Посмотри сюда. Посмотри сюда! — еще громче сказала девушка в оранжевой футболке.

Каменщик нехотя повернулась.

— Ну чего, Пуси? Ах ты мой, мягкий и пушистый зверек! — Она повернулась и закричала от ужаса. Перед ней был страшный зверь с хвостом. Острым, как гильотина.

— Русалка! — в ужасе закричали этапницы. Они не стали разбегаться по разным углам. Не бросились к выходу, чтобы спастись. Они стояли, как завороженные. И ждали, что будет дальше.

Русалка подошла вплотную к Каменщику, приподняла ей немного подбородок, и сказала:

— Стой так.

Каменщик, сглотнув слюну, все-таки спросила:

— Ждать, когда вылетит птичка?

— Это будет фото, — сказала облегченно Орхидея.

А Лютик добавила:

— Фотография на память. Называется:

— Этапницы перед самоваром. — В том смысле, что моются, причесываются перед тем, как сесть за большой общий стол, и выпить чаю с Красной Шапочкой и Мишкой на Севере.

— И бреются, — добавила Русалка в оранжевой майке. Она взмахнула острым, как лезвие бритвы хвостом, и быстрыми движениями обрезала всю одежду на Каменщике. И майка, и трусы — всё спало с огромной волосатой молотобойщицы. — Руки! — громко крикнула Русалка.

Каменщик подняла руки вверх, как будто долговязый немец, сдающийся на Омахе двум бойцам из отряда Райана.

Некоторые даже решили пошутить:

— Ты подмылся?

Хвост засвистел над головой волосатой дамы, и за несколько секунд обрил все ее тело. Даже голову. Далее, все удивились: Каменщик упала перед Русалкой на колени и попросила прощения. Потом сказала:

— Будь моим Крестным Отцом. Прошу прощения, я хотела сказать Матерью. Крестной Матерью. Дайте мне новое имя.

Русалка задумалась, и со всех сторон стали слышны подсказки:

— Роза, Лампочка, Электрик, Шнурок, Вилка, Батарея парового отопления, и так далее, и тому подобное, вплоть до Совковой Лопаты и Отбойного Молотка. Ничего другого в голову не лезло. В конце концов, назвали:

— Розетка. — Не от имени Розы Люксембург и имени Клары Цеткин, а от розовой ветки. Можно было подумать, что ветка ведет свое основание от венца. Как в песне:

— В белом венчике из роз впереди Иисус Христос. — А можно и от веника.

А ее подсобниц оставили в том же состоянии Орхидеи и Лютика.

Некоторые от радости тут же попытались называть бывшего Каменщика Розовым Веником. И действительно, она была похожа на розовую свинью, на розового поросеночка больших размеров. После бритья кожа ее была похожа на закатное солнце на Сопках Манчжурии. Правда, веника не было. Он лежал на полу, около ее ног, сбритым острым, как гильотина хвостом Русалки. Кто-то даже хотел успокоить Розетку. Мол, не плачь, до свадьбы отрастет. Но тут начали выдавать ласты. И началось.

— Что это еще за ласты?

— Кому они нужны!

— Зачем?

— Мы не будем надевать ласты.

— Прекратите балаган! — раздался резкий голос. Это вернулась Люда. Имя, как уже было сказано, никому неизвестное. Не только окружающему контингенту, но и ей самой. — Быстро получить всем ласты, надеть, и пойдете смотреть ваше будущее место работы. Бригадир уже ждет. — Тут она обратила внимание на Русалку.

— Кто это? — спросила она, ни к кому не обращаясь. Надо сказать, что у Русалки хвоста уже не было видно. И некоторые даже забыли, что видели его. Это была просто ничем не примечательная девушка, кроме разве того, что была красива, как мамочка. Даже подумать было нельзя, что она могла кого-то обрить хвостом. А уже тем более было не понятно, как она может заниматься сексом. С таким-то правильным, как у куклы лицом. Она и картошку не может почистить. Плакать будет, а не сможет. А картошку здесь, между прочим, посылали чистить. Всех по очереди. Как в пионерлагере. Лагерь — он и в Африке лагерь. — Мы знакомы?

— Нет, спасибо, — ответила Русалка.

— Что, простите?

— Я имею в виду, вряд ли знакомы.

— А-а! — И тут Лайза увидела бывшую Каменщицу. Точнее, Каменщика. Она даже подпрыгнула от испуга.

— Вы побрились? — только и могла спросить она.

Алексей уже начал пить чай, когда увидел, что все надели ласты на ноги, и в таком виде, как гуси, двинулись к выходу.

— Разве ласты сразу надевают на ноги? — удивленно спросил он Лайзу. Она как раз присела на стул рядом, и взяла в рот Мишку на Севере. Лайза оглянулась, схватилась руками за голову, потом рявкнула:

— Кто вам сказал, что нужно надеть ласты? Алексей, ты?

— Ты нам сказала, Лайза, — ответила, обернувшись, одна девушка по имени Лужайка.

— Я?! — Лайза показала пальцем себе на грудь. — Я сказала надеть? Да, я сказала, чтобы вы надели ласты. Так не на ноги же, а на шею. Повесили на шею! Вы, че, в натуре, балаган здесь устроили. Ты представляешь, — обратилась она к Алексею, — они собрались по дороге идти в ластах.

— Да?

— А ты не обратил внимания?

— А должен был?

Наконец, бригадир по имени Подсолнух повела всех к водоему.

Здесь добывали Зеленый Лёд. А именно: всем известные изумруды. Натуральные природные изумруды. Ими было выложено и дно реки, и берега. Точнее берега были изумрудными раньше, давно. И даже под водой на стенах уже почти не было изумрудного слоя. Так, осталось немного. Метр или полтора кое-где. Дно было сплошь покрытого Зеленым Льдом. Как каток. Самая маленькая глубина в этой реке была пять метров. А так, обычно, десять, а кое-где и двадцать. Возможно, было и больше, но никто такие глубины еще не проверял. Сейчас добывали этот драгоценный камень с глубины десять метров в основном. Почему? Пятиметровый слой был заморожен. Кто-то его купил. Но решил пока не добывать. Скорее всего, ждал падения пошлин на вывоз изумрудов в Англию. А куда? Все живут в Англии. Все хотят в Англию. Все любят дождь. Как говорится:

И снег, и ветер,

И звезд ночной полет.

У нас это любят герои. А там, оказывается, все. В том числе и наши эмигранты. Только бы не здесь, а и дождь не помеха, и ветер нравится, и хоть звезд не видно, а все равно хорошо. Почему так? Ответ простой. Для этого в Англии существуют две вещи, которых здесь нет. Это, во-первых, собаки, которых пускают в пивные бары вместе с хозяевами. Будь это хоть дог. Огромный симпатичный дог. Если он встанет на ноги — будет выше вас. Так смешно щекочет своими зубами уши! Ой! Во-вторых, маленькое расстояние между барами. Можно перебежать из одного бара в другой в дождь, не замочившись. И всё! Вроде бы так просто, а вы уже в Англии.

Здесь тоже была своя маленькая Англия. Но только для передовиков производства! Выполнили план, можете снять со своего безналичного счета несколько фунтов, и пройти в Зону Лондона. Вместе с собакой. Догов тоже могли держать только передовики производства. Стаффордширских терьеров тоже. Остальных собак и кошек могли держать все. Можно подумать, что это Зона для блатных. Нет, так как отсюда, как из Ада, не было возврата, что и было написано на воротах:

Изумруды на всю оставшуюся жизнь

По Фоменко. На всю оставшуюся жизнь.

Бригадир Подсолнух сразу назначила звеньевой Розетку. А ее помощницами Орхидею и Лютика. Как будто знала, что Розетка, хоть и обритая, но имеет большой авторитет среди этапниц. А также и то, что Орхидея и Лютик ее Подсобницы. Точнее, теперь уже просто пособницы. Ведь она уже не была Каменщиком.

Подсолнух сказала, что покинет на время новоприбывших.

— Осваивайтесь пока, я скоро буду, — сказала она, и скрылась.

Розетка прошлась по берегу, спела:

— Но помнят все девчата: имела я большой авторитет, — и приказала всем прыгать в воду. Многие забыли даже надеть ласты.

— А как же Русалка? — спросит вдумчивый читатель. — Про нее уже забыли? — Нет, друзья, нет. Русалки здесь не было. Ее сразу вызвали в кабинет к Председателю.

Русалка подошла к двери, где было написано, что внутри должен быть Председатель. Но его не было. У двери толпились Зам по КА и Зам по ЭР.

— Вам чего? — спросил режимник. Главным его делом здесь было не дать рыбам вспомнить, что когда-то и они были рыбаками.

— Вы зачем сюда пришли? — добавил культуролог. Его главным делом было воспитывать в рыбах сознание того, что они рыбы. Почти то же самое, что и в первом случае. Точнее, одно и то же. И это не плохо. Как говорил Аристотель рабам:

— Половина достоинств у вас осталось.

— А именно? Ну, в данном конкретном случае? — спросила Русалка.

— Что общего у нас осталось? Это река. Как говорится, река — там рыба. А рыбак на берегу.

— Задачи-то у нас общие, — сказал недавно ПР. Председатель.

Люди попадают на новое место. И им хочется чего-то нового. Это естественно. Но совсем забыть старое тоже страшно. Это все равно, что с радостью прыгнуть в воду, не умея плавать. Поэтому новые имена, чем-то все-таки напоминали старую жизнь. Как и все остальное. Половина старого — половина нового. Примерно, как в теории Стакана Воды Коллонтай. Что было до семнадцатого года?

Кулаки и их детки трахали всю деревню чаще, чем это даже делается в городе. Простым людям практически ничего не оставалось. Почему спрашивается? Представьте, что вы пошли с девушкой в кино. Можно сказать, что сегодня вы встретились, а завтра уже разойдетесь навсегда. Она абитуриентка, а вы уже давно студент. Она уедет, а вы так и останетесь здесь. Почему она уедет? Так все абитуриенты уезжают. Никто не становится студенткой или студентом. Как правило, все проваливаются. И вот после кино вы сидите на лавочке и разговариваете о логическом языке природы. Она говорит:

— Широкие бедра — значит, я хочу много детей.

— Когда? — спрашиваете вы. Нет, лучше: я.

— Ну, в принципе.

— А как насчет того, чтобы сейчас потренироваться? — Она может обидеться в ответ на такое предложение.

— Зачем тренироваться? Природа заложила в нас это умение на подсознательном уровне.

— А хотелось бы сознательно. — Она глубоко задумается. А мне будет ясно, что ответа она не найдет. Она ведь только абитуриентка. Доктора и то не понимают толком, как это делать.

А вот если бы эта девушка была в деревне до семнадцатого года с наглым сынком кулака, все было бы. уже сейчас, а не в принципиальном будущем. Она бы сказала:

— В принципе можно попробовать и сейчас.

— Что? Вас не понял, прошу повторить.

— Это я не вам, — говорит девушка. Девушка, которая не подготовила для поступления в университет Теорию Стакана Воды. Теорию равенства всех пред сексом. Это означает, если девушка призналась себе, что в ситуации до семнадцатого года в деревне она сказала бы:

— Широкие бедра означают, что я не могу отказать вам, так как сама Природа этого хочет, — то, как сексуально честный человек, не могу отказать и вам. Прошу вас! Природа сама говорит за себя.

И хотя я больше никогда не увижусь с ней, мы не только целуемся, но обязательно и натурально трахаемся. Также просто, как объяснить ей взятие интересного интеграла. Или как будто выпиваем на двоих стакан воды. Не Хеннесси заметьте. Почему? потому что это была бы уже проституция. Хотя недорогое вино из Балатона допустимо. Ведь мы не в деревне на самом деле. Сходить недалеко.

Тоже самое справедливо и в атаке ХХ хромосомы против ХY. Ребята ведь часто стесняются предложить девушке даже поцелуй. А предложить стакан воды можно даже больному. Графиня вон соблазнила Хемингуэя, когда он после боя лежал раненый в госпитале. Была бы вода рядом, а так нет никаких проблем. А если нет, то зачем мы и брали Зимний? Не надо было и мучиться. Некоторые говорят, что никто и не брал Зимний. Да? Ну, вот вам и результат: все друг друга боятся. И девушки парней, и парни девушек. Похоже, что до семнадцатого года детей делали только графы да кулаки. Остальные стыдливо смотрели. Недаром у Кирилы Петровича Троекурова все дворовые были похожи на него самого. А в деревне, соответственно, все были похожи на кулаков. Не зря в тундру ссылали целыми деревнями.

Здесь теория Клары Цеткин, Розы Люксембург и Александры Коллонтай работала. Как честный человек никто не мог никому отказать. Но только с кем тут выяснять отношения? Все ребята за забором. Секс заменяла производительность труда. Но не все это сразу понимали. Приходилось объяснять. И Русалка услышала:

— Вы по поводу развлечений? — спросил КА,

— Нет, думаю, что нет, — ответила она.

— Может быть, вы не поняли? — спросил ЭР. — На первом году у нас режим. Как в пионерлагере. Наслаждаться можно только работой.

— Этот плакат про простоту простого Стакана Воды только для второгодников, — сказал КА. Но добавил: — Правда, в качестве поощрения на праздники существует секс Второго Рода. Вы не в курсе, что как это делать? Я вам объясню. Можно смотреть. Нет, не поглядывать, как кто-то из старослужащих трахается на свиданке. Порно здесь запрещено, разумеется. Одна девушка по имени Тридцатая — с этапом она пришла под именем Марина — недавно открыла секс Второго Рода. Это смотреть за работой других. Например, смотреть, как красят ворота КПП. Вы понимаете? Сначала может не получиться. И у нас сначала не получалось. Но, в конце концов, из ста человек, участвовавших в эксперименте, шестьдесят семь пришли к удовлетворительному результату. Ее даже чуть не освободили досрочно. Хорошо, что вовремя пришло указание о пожизненном запрете досрочного освобождения. А так писала бы уже эта Тридцатая свои теории где-нибудь в Японии. Так сказать, для самураев. Как Последний Самурай. Как Том Круз. Вы согласны?

— О. господи! Да отстаньте вы от меня! Меня просто вызвали и все. Один секс у всех на уме. Делать вам, что ли, больше нечего?

Ребята угрюмо замолчали. Не успели они придумать, что-то новенькое, как появился сам ПР.

— Ну, как? — весело спросил он, открывая дверь огромным, почти амбарным ключом. — Теорию Чистой Воды уже прослушали?

— Я? Нет!

— Ну, хорошо, хорошо. Я звал тебя и рад, что вижу.