Озеро, которого нет

Владимир Барышев, 1999

Сказочная повесть написана для современных мальчишек и девчонок. Она веселая и страшная, правдивая и выдуманная, поучительная и увлекательная. Издавалась в 2006 г. под названием "Успеть до заката" издательством "Лепта-пресс". Вам предлагается оригинальная авторская редакция книги под изначальным названием.

Оно, конечно, было, это озеро, что тут лукавить, только не каждый мог его увидеть. Обычная история… Озеро служило приманкой для нежных душ, ищущих приключений.

Оно поджидало тех, кто по неопытности своего сердца хотел риска, еще не ведая, что не всякий риск благороден. Так комочек хлеба, лежащий на дне реки, ждет глупую рыбку, чтобы потом, когда рыбка его заглотит, вонзиться ей в губу мертвой хваткой стального крючка.

А уж за крючком, известное дело, тянется леска. И вот уже наша рыбка оказывается на берегу, вырванной, как пишут в школьных учебниках, из привычной и единственно возможной для нее среды обитания. И начинает задыхаться, глотая воздух…

Ничего не поделаешь: за все в жизни надо платить, и капля нашей беспечности разливается вокруг нас бездонным колдовским омутом.

Часть первая. ЗАМОК РУСАЛКИ

Глава 1. Сидиром ходячий

Жил-был в Москве на широком проспекте один добрый парень по имени Ромка. Жил он, как и положено в неполные тринадцать лет, с родителями, а был… ну, не то чтобы вундеркиндом, как иные обласканные страдальцы, но и не лыком шит.

Прирожденный тинэйджер, он с трех лет за компьютером окопался, и все ходы-выходы в нем просекал так здорово, как нам и не снилось. Разумеется, не с пустой балды ковал он «железо», но вполне осознанно и целенаправленно. А цель была такая: как бы поглубже в «Интернет» занырнуть, пока отца дома нет.

Когда отец дома, Ромка с компьютером играется: чертей в нем гоняет. Всякие страшилища по экрану носятся как полоумные, а Ромка их из лука отстреливает, не то ракетницей монстров гасит. Штук пятьдесят, бывало, в клочья разнесет, а пятьдесят первый урод все одно изловчится и самого охотника слопает. Вместе с луком, под гнусный свист динамиков.

Обидно, конечно, но можно по новой дуру гнать, снова игру запустить и палить без устали во всех подряд. Или ногами гадов бить, шпагой колоть, вскрывать лазером прямоугольные бошки разных там криворотых телепузиков, давить этих покемонов танками и бомбить их с самолетов, пока нервов хватит. Чего там! Супермен он и есть супер мен: весь такой из себя крутой, как яйцо вареное. Крутое яйцо ведь не просто съесть — желток в горле застревает. Вот и наш тинэйджер был таким желтком, что с ходу не заглотишь — подавишься.

Он ведь и говорил-то как? Что ни слово, то выстрел: пентиум, драйвер, винчестер!.. Это вам не козу доить, тут голова нужна крепкая. За такую голову отец и прозвал его Сидиромом, или Сидиромкой, что в нашем случае одно и то же. Думаете, это потому, что так плотно сидит Ромка за своим «железом»? Может, и поэтому, да только сам сиделец придерживается другой версии, куда более продвинутой.

Известно, что сидиром — это устройство, с помощью которого читаются диски. Круглые блестящие диски, на которых хранится информация. На каждом диске просто море этой самой информации, ужас сколько всякой там всячины. А что такое информация? Информация — это сила. Великое оружие и большие деньги. Ромка все это понимает и считает, что сподобился клички за свои обширные мозги, где тоже полным-полно всякой всячины. Когда-нибудь это принесет свои дивиденды.

Ну, ясно вам теперь, что за парень наш Ромка? Нормальный современный москвич. Так и сидеть ему сиднем при своем интересе, когда бы в конце весны не сломалась у его электронного друга какая-то хитрая деталь, без которой компьютер не желал работать. Друг завис мерзлой сосулькой и не подавал признаков жизни. Ромка был близок к отчаянию.

А вот родители почему-то не разделяли его паники и вовсе не спешили приобретать эту деталь. Напротив, трагедия, которую разыграл перед ними их единственный сын, заставила папу с мамой взглянуть на его невинное увлечение другими глазами. Они вдруг заметили то, чего раньше как будто не замечали.

— Ты посмотри, какой он зеленый, — сказала обычные в таких случаях слова Ромкина мама, когда осталась наедине с мужем.

— Ага, — буркнул в ответ его папа. — Это он джойстиков объелся.

— И взгляд какой-то застывший, — добавила мама.

— Угу, — согласился ее супруг, — как у монитора.

— Слушай, мне это надоело. Ты можешь говорить нормальными словами, по-русски?

— Могу.

— Вот и скажи: тебя не тревожит здоровье твоего сына?

— Когда б не тревожило, я вообще молчал. А то я вперед тебя надумал, что не мешало бы нашему Сидирому почиститься.

— Прекрати, я не люблю, когда ты его так называешь! Ребенок бродит лунатиком из угла в угол, изнывая от скуки. А все потому, что его, кроме «всемирной паутины», ничего не интересует. Начались каникулы, а ему, видите ли, нечем заняться! Ну, скажи мне, пожалуйста, ты в его возрасте мог найти себе занятие летом или сутками торчал в четырех стенах?

— Здравствуйте, — сказал папа. — Спасибо, что зашли, но мы уже поужинали. ХХI век на дворе. Ты что, только проснулась?

— Я-то давно проснулась, — сказала мама. — Это вы спите с тех самых пор, как ты притащил домой этот ящик, заменивший нашему сыну и улицу, и родителей. Ты уверен, что без тебя он его не включает?

— Уверен, что включает.

— И ты молчишь!

— Где ж я молчу? Я все время разговариваю. Отвечаю на каждую твою реплику.

— Но ты ничего не говоришь о Ромке!

— Зачем там тратить речи по пустому, где в пору власть употребить? — с пафосом помянул глава семейства классика и загадочно подмигнул своей жене. — Как ты думаешь, почему компьютер не работает?

— Ты хочешь сказать…

— Ну, разумеется. Я вынул рабочий блок и заменил его дохлым! По виду он точно такой же, не подкопаешься. Пусть теперь оба парня отдыхают, это им только на пользу.

— Вот как! Ты украл деталь, обманул нас и считаешь, что дело в шляпе. Даже и не знаю, как это назвать, — мама сбросила со своего плеча папину руку, которую он покровительственно водрузил туда минуту назад, цитируя Крылова.

— Стоп, стоп! Красный свет, — папа попытался спасти положение логикой. — Все надо называть своими именами. Компьютер купил я, потому что он мне был нужен, причем именно дома. Что ж, я у самого себя украл, что ли? Да и не обманывал я никого. Просто констатировал факт: «железо» вышло из строя по такой-то причине. Причину я обозначил точно.

— Фу, — поморщилась мама, — как это противно. Ты всегда оправдываешься, чтобы выйти сухим из воды.

— А может, я просто не был в воде, потому и не намок?

— Замолчи, я не хочу этого слышать, не могу. Куда ты запрятал эту деталь?

— А тебе зачем?

— Если ты думаешь, что я хочу ее выкрасть…

— Ладно, ладно. Она в сейфе. Я отнес рабочий блок в свой офис и запер в сейфе.

— Какой ты умный и предусмотрительный, — горько усмехнулась мама. — Как будто эту штуковину нельзя купить в любом магазине. Об этом сын и будет умолять тебя день и ночь, пока ты не откроешь свой глупый сейф. Разве ты не видишь, как ему плохо без этой сумасшедшей игрушки?

— Игрушка нормальная, а сейф стальной, — твердо сказал папа, не желавший ссорится. — Просто мы не в состоянии контролировать пользователя. Мы с тобой слишком занятые люди, у нас не хватает на это времени.

— И что же ты предлагаешь?

— Самое очевидное. Надо, чтобы пользователь контролировал себя сам. А что для этого следует предпринять?

— Это я у тебя спрашиваю: что?

— Вот я тебе и толкую, не перебивай. Для начала Ромке необходимо проветрить мозги. Вчера я звонил деду в Козельск и договорился с ним, чтобы он взял Ромку к себе на все лето.

— На все лето! — Мама всплеснула руками: с ней никто не советовался. — Ты уверен, что он выдержит?

— Должен. Он у нас еще молодой.

— Молодой? Да он совсем еще мальчик!

— Твой отец — мальчик? — удивился папа. — Как это может быть? Ты что, плохо себя чувствуешь?

— По-моему, это ты себя чувствуешь неважно. Я о нашем сыне!

— А-а, за него можешь не беспокоиться. Ты его еще не знаешь.

— Это ты его не знаешь, — грустно подытожила беседу мама, и оба они, как показали дальнейшие события, были абсолютно правы, что иногда водится за родителями, которые из любви друг к другу любят друг с другом препираться.

— Да вы что! — Изумилось чадо, выслушав над собой родительский приговор. — Какой еще там Козельск, в наше время? Это ж деревня, гиблое место! Там с утра коровы блеют, и грязь не просыхает, — Ромка торопился, поэтому кое-что путал и кое-где привирал. — А по грязи шастают какие-то неандертальцы в лохмотьях, заросшие щетиной. Вокруг ларьки с водкой, там они и тусуются. Самогон хлещут прямо из горлышка, морды друг другу бьют, на людей кидаются!

— Страсти какие! — удивилась мама. — Откуда ты это взял? Между прочим, это моя родина и там живет твой родной дед. Очень порядочный человек, которого я за всю свою жизнь никогда и выпивши не видела.

— Да что дед, — отмахнулся Ромка, — я его и не помню толком! Он приезжал к нам только раз, когда я пошел в школу. И все!

— Нет, не все. Мы ездили к нему как-то на выходные. И прекрасно отдохнули. Река, лес, чистый воздух… Год назад, кажется, мы там были. Ты не помнишь?

— Два, — уточнил папа. — Кажется, два года назад. Я ездил в командировку в Беларусь и прихватил вас с собой. По пути мы заночевали у Максимыча. Помнишь, как тебе понравилось в Гомеле? — обратился он к Ромке.

— Ничего мне там не понравилось!

— Рассказывай! Мы катались на теплоходе. Ты глазел по сторонам, разинув рот, и все время клянчил у мамы шоколадные конфеты. Между прочим, гомельской фабрики!

— Ну и что? Я тогда перешел в пятый класс только. Это было три года назад, — Ромка показал на пальцах для убедительности. — И какое отношение имеет Козельск к гомельским конфетам?

— Как бежит время, — грустно вздохнула мама. — Неужели, правда, прошло три года…

— Два, — отрезал папа. — Прошло два года. Кого ты слушаешь? У него коровы блеют!

— Нет, папа, ты мне скажи, какое отношение…

— Я тебе скажу, Сидиром ты ходячий, я тебе сейчас так скажу, мало не покажется! Блеют овцы, а краснорожие оборванцы ошиваются в твоих стрелялках и ужастиках. Ты все перепутал, милейший. Тебе следует хорошенько отдохнуть. На природе ты успокоишься, отоспишься, молочка попьешь, что там еще… А как щечки порозовеют, мысли проветрятся, я за тобой приеду. Вот тогда мы и поговорим об отношениях — детей к родителям. Ты, брат, все время забываешься, нарушаешь субординацию. Усек?

— Ну, папа, — в трагическом отчаянии Ромка напряг эмоции, заламывая руки, — ну что, что я там буду делать? Конкретно! Я же… я ж интеллектуал, мне развиваться надо!

Правда, напрасно он так надрывался, зря. Папа у него был не промах, тертый калач из тихих русских, а потому и бровью не повел. Он просто вышел с достоинством из совещательной комнаты, давая понять, что разговор окончен, а мама подошла к Ромке и положила ему на голову руку.

— Ты не грусти, — сказала она, — там действительно легко дышится. А занятие для интеллектуального развития можно везде найти. Если ты знаешь больше других людей, поделись с ними своими знаниями. Я уверена, что и дедушка, и ребята, с которыми ты там подружишься, будут только рады узнать что-то новое. И ваше духовное общение непременно принесет свои плоды.

— Так-то онон так, — покорно вздохнул Ромка, — но… Вот если бы там был Интернет…

— И не надейся! — раздался из-за двери разгневанный отцовский баритон. — Нет там никакого Интернета, а вот интернат для таких, как ты, имеется. Будешь выступать, дед тебя в интернат сдаст!

— А что это? — вяло поинтересовался Ромка, теряя последнюю надежду. — Кажется, что-то вроде спецшколы, да?

Голос за дверью театрально расхохотался.

— Что-то вроде тюрьмы, — ехидно и доходчиво объяснил он, успокоившись, — спецтюрьмы для малолеток, с которыми родители не справляются. Там вместо компьютеров в лучшем случае шашки. Как средство воспитания и интеллектуального развития.

— Надеюсь, это не дымовые шашки, — пробурчал себе под нос Ромка и внятно добавил, повернувшись в сторону двери: — А можно… можно я с собой"ролики"возьму?

— На здоровье, — мягко отозвался голос отца, принявший его капитуляцию. — И"ролики", и шарики, и панамку сверху. Все забирай, только в дороге поаккуратней — не ровен час, порастеряешь еще…

Вот с этим славным напутствием отца Ромка в два дня собрался и отбыл автобусом по месту назначения в сопровождении мамы, которая на пути совсем его заговорила, популярно объяснив сыну, что ее родина вовсе никакая и не глушь, а вполне приличный улыбчивый городок, да еще и постарше Москвы на годок. Козельск уже стоял, а Москва только строилась. Мог бы и столицей прорасти, когда б в Москве не Лужков.

У въезда в город их встретил огромный богатырь, выкованный из железа, который держал в руках меч и щит с девятью крестами. Над его головой застыл колокол, некогда, должно быть, собиравший козельчан на битву с врагами, а от правого плеча к стопам спадала славянская вязь с названием нынешнего райцентра и стародавней датой его основания.

Богатырь Ромке понравился, но вот домики с печными трубами, невзрачные и покосившиеся, первое впечатление подпортили. Правда, дед, встретивший их на автовокзале, отчасти сумел поднять Ромке настроение. Пусть он и не походил на железного богатыря, зато «конь» у него точно был богатырский.

Максимыч прибыл за своими на «КамАЗе», в просторную кабину которого и усадил желанных гостей. Ромке еще никогда не доводилось так возвышаться над дорогой и представлялось, как будто летит он на самолете, поплевывая — в переносном смысле, конечно — вниз на крыши «жигулят» и «волжанок», снующих игрушками под колесами дедовского гиганта.

Жаль, удовольствие было недолгим. В одной из окраинных улочек города машина притормозила у внушительного вида ворот и послушно встала. «КамАЗ» остался на улице, а Ромка с мамой отправились за дедом в дом, выкрашенный свежей синей краской, с высоким крыльцом и большими зелеными окнами.

Просторный двор за воротами был отгорожен железной сеткой — рабицей, отчего все происходящее на соседском подворье было видно как на ладони. За забором о чем-то оживленно беседовали две девчонки в простецких цветастых платьицах, обе с косами, и мужчина довольно бесшабашного вида, похожий на московских бомжей — с взлохмаченными волосами, в старомодной рубашке навыпуск и драных штанах в каких-то масляных пятнах. Пока дед возился с дверным замком, все трое косились на Ромку так очевидно и пристально, как будто это на нем были замызганные штаны.

— Какие славные девочки, — тихо, с мечтательной улыбкой проговорила Ромкина мама. — А это, должно быть, их отец. Кажется, я его даже знаю… Интересно, кто он теперь, чем занимается?

— Пастух, наверное, — бросил Ромка небрежно. — Гусей по болотам гоняет.

— Фу, Рома, как тебе не стыдно! Если я не ошибаюсь, зовут его Слава, дядя Слава, и он, помнится, совсем недурно учился в школе и даже куда-то поступал… Папа, — обратилась она к деду, — ведь это Славик, да?

— Где? — спросил Максимыч, высматривая что-то у себя под ногами. — Чего-то не разгляжу, стар стал.

— Да вон там, за садовой изгородью. С ним еще две девочки. Это Слава?

— Слава жене муж ее, — отозвался дед хмуро, — так у нас принято. Или в гости позвать?

— О чем ты, папа! Я про то, что у него дети. Две девочки, да? Ромке подружки…

— Может, и так… Только нам с тобой до того дела нет, без нас разберутся. Пойдем-ка в дом, краса-девица, поможешь на стол собрать. А ты, — кивнул Максимыч Ромке, — коли охота, можешь пока тут поскучать. Осваивайся, держи нос по ветру. Ты тут за хозяина.

Мама с дедом зашли в дом, а Ромка, уныло кивнув в ответ, сунул руки в карманы и неторопливо зашагал по двору, поглядывая по сторонам, как будто его и на самом деле интересовали все эти сараюшки, дровники и верстачки, сработанные руками его деда и расставленные по своим особым местам. За сетчатым забором беседа, между тем, продолжалась, но Ромке, справедливо подозревавшему, что шепчутся о нем, ничего не было слышно.

— Нет, пап, чего-то с ним не то… Бродит, как неприкаянный, по двору, а глаза такие… такие тоскливые, что у собаки бездомной, — сказала девочка постарше, которая была выше своей сестренки на целую голову.

— Устал, верно, с дороги, — пожал плечами мужчина. — Может, переучился. В Москве ведь, знаешь, школы какие…

— Какие?

— Ну, как тебе объяснить? Заумные.

— Как это?

— Ну, это когда ум за разум заходит, а кушать все равно хочется.

— Он не очень-то похож на голодного, — младшей сестренке тоже хотелось высказаться. — Просто… просто он какой-то растерянный весь, как будто из леса пришел. Дикий какой-то, как Маугли.

— Ты что, отозвалась старшая, — в Москве, знаешь, сколько народу живет? Глупая!

— Знаю, много их там. Ну и что? Нас же там нет! Таких, как мы, он никогда не видел. Вот и одичал сразу. Да, пап? В этом смысле он дикий?

— Мегаполис, — мужчина грустно улыбнулся, — это понимать надо… Он не дикий, он — комнатный.

— Комнатный дикарь! — фыркнула старшая девочка. — Из Москвы!

— Там живут несчастные, — неумело пропела младшая, изображая на лице страдание, — люди-дикари…

— На лицо ужасные, — приглушенно продолжили все трое нестройным хором, — добрые внутри.

И дружно рассмеялись, позабыв о приличиях, чем привели таскающегося по двору, как лев по клетке, Ромку в крайнее замешательство. Он грозно шмыгнул носом, развернулся к соседям спиной и решительно ступил на дедово крыльцо.

На террасе стояло красивое старое кресло, обитое кожей, и Ромка присел на него, предавшись раздумьям. Здесь было прохладно, тихо и уютно. Кресло оказалось достаточно глубоким, чтобы окружающий мир потерял свое значение или, как минимум, видоизменился.

И с чего это, собственно, он взял, что соседи смеются над ним? Мало у них своих забот. А может, они просто хотят обратить на себя его внимание. Ищут расположения. Скорее всего, так оно и есть.

Ромка улыбнулся своим мыслям, от которых на душе посветлело. Завтра он познакомится с этими хохотушками — их сальный папочка его не интересует, — и тогда посмотрим, кто из них смеется лучше. Он может порассказать девчонкам такое, отчего у них уши мигом очебурашутся. И вот когда их глаза полезут на лоб…

Нет, он не станет над ними смеяться. Он даже не усмехнется, ни один мускул не дрогнет на его лице. Благородство манер и глубина ума не позволят ему и намеком выказать свое превосходство. Они и без того все поймут, конкретно. Москва, дорогие мои, это вам не Козельск!

С последним Ромкиным выводом формально были вполне солидарны и сестры-соседки, которые, между прочим, вовсе не были такими уж хохотушками, как могло показаться с первого взгляда, скорее даже наоборот. Смех был нечаянным и не в укол Ромке, а с чистой радости понимания друг друга с полуслова, от доброго любопытства.

Все правильно, девчонкам страсть как хотелось познакомиться с юным москвичом и произвести на него хорошее впечатление. Им хотелось того же, чего хотелось Ромке, только никто из них ни за что в этом не признался бы. Увы, так устроен мир — все простое почему-то оказывается чрезвычайно сложным…

На следующий день мать Ромки уехала обратно в Москву, Ромка с дедом ее проводили, а уже к вечеру роковая тройка скучилась для упряжи на старте своих приключений — на лавочке у дома девчонок. Дикарь оказался совсем не комнатным, а вполне компанейским, сестры не выглядели забитыми провинциалками. Общий язык был найден уже спустя четверть часа.

С этой самой неформальной, как выяснилось впоследствии, встречи, все и началось, причем события стали разворачиваться так стремительно и непредсказуемо, что не всякому триллеру за ними угнаться. Не верите? Ну и правильно. Мы тут тоже поначалу не верили, пока вся эта лихо закрученная кутерьма невероятных фактов не треснула нам по темечку со всего маху вот этой самой рукописью, что сейчас перед вами, которую доставил в редакцию один из очевидцев происшествия.

Глава 2. ЗАГОВОР

Итак, все началось с того, что господин Сидиром, московский тинэйджер, пребывая в компании двух девчонок, с которыми едва познакомился, разглагольствовал о виртуальной реальности, пытаясь объяснить юным провинциалкам, какая это замечательная вещь. Знал он о ней очень много, но больше все чувственно, в мыслях, а вот слов у него не хватало. Мир управляемой фантазии, мир чужого воображения, который создали практичные люди, быстро становился твоим благодаря «умной» машине. В этот мир можно было войти и жить в нем.

— Понимаешь, — обращался он к Оле, которая была ближе ему по возрасту, — это кино, где ты сама участвуешь. Ты можешь взять там себе любую роль, а захочешь — будешь режиссером, и все актеры станут тебя слушаться. Понимаешь?

Оле не хотелось признаваться, что ничего в этом не смыслит, а потому она кивала головой, не произнося ни слова. Аленка тем временем болтала ногами и мечтала о том, чтобы попасть в сказочный дворец, который она только что нарисовала себе в своем воображении. Дворец охраняли суровые стражники с копьями и никого внутрь не пускали. Надо знать заветные слова, чтобы пропустили, и Аленка сейчас их на ходу сочиняла.

Ромка догадывался, что его не понимают, но ничего не мог с этим поделать. Как рассказать то, что можно только показать? Показать, а затем уже и ощутить. И войти внутрь… Удивительное дело, но помогла ему объяснить Аленка, которой надоело слушать непонятные и потому скучные вещи. Она вежливо дотронулась до руки своей старшей сестры:

— Оль, а Оль…

— Ну что тебе? — бросила та снисходительно. Вот еще, мол, лезет, фитюлька эта, вечно она только мешает. Сейчас опять ляпнет какую-нибудь глупость.

Не успела она так подумать, как фитюлька и ляпнула:

— Оль, а ты не знаешь, какие слова надо сказать, чтобы стражники тебя во дворец пропустили?

— Какие еще стражники, какой дворец? Ты что, белены объелась?

Конечно, Оля не была грубой и злой девчонкой, которые постоянно капризничают и лупят кошек ногами. Просто ей очень уж хотелось поставить на место маленькую сестренку. Удовольствия она от этого не испытала, а вот раздражение возросло. Тем более что Ромка вдруг крайне обрадовался. Он нашел объяснение виртуальной реальности:

— Игра! — Ромка был удивлен, как все оказалось просто. — Вы же играете?.. Ну, вот. А как? Вы сначала все выдумаете про себя, а потом рассаживаете ваших кукол, или что там у вас, за столом, строите для них дворец, принца там приводите, еще кого… И тут — то же самое. Только выдумка ваша — на экране монитора, как по телевизору. Люди на экране двигаются так, как вы захотите, делают то, что вы им прикажете. Дворцы возникают по вашей воле, вы их сами строите. И вам самим тоже можно там побывать… Правда, это сложнее — нужна специальная аппаратура. Теперь понятно?

— Теперь все ясно, — заявила Оля. — Ты говорил, что туда — ну, на экран — можно поместить кого хочешь и что угодно?

— В том-то и дело! Если тут у вас вместо настоящего стола игрушка, то там можно любой стол заказать, скатертью его покрыть, а сверху загрузить любыми продуктами, настоящими!

— Как настоящими? — удивилась Аленка. — Скатерть-самобранка, что ли?

— Ну, не совсем настоящими, конечно… Но выглядят как настоящие. Они всамделишние для тех людей, которые там, в мониторе, бегают. И они могут их натурально есть. Вот тут как в кино… А можно просто играть, только не так, как вы привыкли, а по-серьезному.

Допустим, — Ромка закатил глаза, — ты в джунглях. На экране — охотник, лианы там всякие, деревья. Отовсюду выпрыгивают звери — тигры там, леопарды. Прямо на тебя! И ты, то есть этот охотник, должен успеть вовремя сделать выстрел. Попал — хорошо, жди следующую зверюгу, промахнулся — тигр тебя тотчас разорвет на части. Охотника того, конечно, за которого ты играл… А то монстры выползают, роботы, оборотни, — ты и против них сражаешься. Круто, да?

Тут Оля, похоже, слегка позавидовала Ромке и нечаянно произнесла роковую фразу, которой в ту минуту не придала значения. А зря. Есть вещи, шутить с которыми не просто опасно, а просто нельзя.

— Подумаешь, — сказала Оля, — у нас тут в одном озере русалка живет. Самая что ни на есть настоящая, руками потрогать можно.

— Ну-у, — грустно протянул в ответ Ромка, — я с вами всерьез, а вы… русалка! А кикимора у тебя в ванной не плавает?

— У нас нет ванной, только баня. А русалка и вправду есть. Хочешь, я тебе ее покажу.

Олю несло, она уже не могла остановиться. Аленка сидела, глядя на сестру во все глаза и раскрыв рот от удивления. Ничего подобного она никогда раньше не слышала.

— А мне тоже покажешь? — поинтересовалась она.

— Если хочешь, пойдем с нами, — пожала плечами старшая сестра.

— С кем это «нами»? — выразил свое недоумение Ромка. — Неужели ты думаешь, что я тебе поверил?

— Хочешь верь, а хочешь — нет. Твое дело.

— Никогда не поверю. Это мифологический персонаж. Встречается только в сказках, легендах и народных преданиях.

— И своими глазами увидишь, тоже не поверишь?

Ромка не знал, как ему поступить, что ответить настырной девчонке. Он, Сидиром, обладающий энциклопедическими знаниями — ну, по крайней мере, если их сравнивать со знаниями этой деревенской болтушки, — был поставлен в тупик. А ну как действительно в этих козельских болотах водятся всякие странные твари? Почему нет, когда столько чудесного происходит в мире? Какие только загадочные существа не встречаются на земле, если судить по специальным страничкам Интернета, посвященным разным необъяснимым случаям и явлениям. Тут тебе и птеродактили, и говорящие слоны, и люди-призраки…

А что, если он натолкнется здесь на новую тайну, о которой сможет поведать миру через «паутину»? Да-а, это было бы здорово! Конечно, в озере не русалка, но очень может быть, что какая-то тварь там прячется… Риск минимальный. Если Оля хочет посмеяться над ним, он себя не выдаст. Ничего не стоит потом все обратить в игру, в шутку.

Ромка встал с лавки, развернулся лицом к Оле и засунул руки в карманы. Теперь он смотрел на нее сверху вниз, и это придавало ему уверенности. Девчонки помалкивали, ожидая продолжения. Ромка расслабил в коленке левую ногу и нараспев произнес:

— Я не исключаю, что в этом озере обитает некое создание, не имеющее аналогов, или редко встречающаяся особь.

Оля и Аленка, не вникая особо в наукообразные словеса московского авторитета, поняли, что Сидиром верит в русалку, только не хочет в этом признаваться. Он, как и все люди его возраста, как всякий человек вообще испытывает потребность в тайнах и чудесах, происходящих вокруг. А уж если эти тайны и чудеса касаются тебя непосредственно… Да что там говорить, всем нам хочется быть в центре внимания, быть немного необыкновенными. Выходит, вызов Оли принят?

— Конечно, любопытно было бы взглянуть на эту тварь, которую вы тут принимаете за русалку. Может быть, нам удастся ее даже сфотографировать для науки. У меня есть классный фотик, как раз для таких дел… А далеко это озеро?

— Километра три-четыре от нашего дома, — прикинула Оля.

— Это в лесу?

— Нет, в поле. По пути к Жиздре, в сторону монастыря.

— А Жиздра — это что? Деревня?

— Река.

— Какое-то странное название, — хмыкнул Ромка.

— Ничего странного, — возразила Оля и объяснила происхождение имени, так, как учили ее на факультативе по истории. — Давным-давно люди, которые жили по обеим сторонам реки, имели за правило по утрам приветствовать друг друга — каждый со своего берега. Выходил кто-нибудь по воду и видел на противоположном берегу своего знакомого. «Жив?!» — кричал он ему. — «Здрав!» — отвечал знакомый. Вот и получилось: «Жи — здра»… А может, это все кричал кто-то один, спрашивая другого: «Жив? Здрав?» Тот человек, к которому он обращался, отвечал теми же словами. Мы же сейчас здороваемся друг с другом, произнося одно и то же приветствие. Так и раньше. В те времена этому придавали даже большее значение, чем сейчас. А сама река — это жизнь, без воды нет жизни. Жизнь, Жиздра… Чувствуете, как созвучно?

— Да, в принципе, — отчего-то засмущался Ромка. — Я понимаю… А мы сможем добраться туда одни, без взрослых?

— К озеру? Запросто.

— И сколько на это у нас уйдет времени?

— Я тоже пойду, — встряла в разговор Аленка.

— Возьмем? — спросила Оля у Ромки, посчитав поход к озеру делом решенным.

— Ты обещала! Пять минут назад обещала. Ты сказала: «Если хочешь, пойдешь с нами». Я хочу.

— Ну и хоти.

— Ну и пойду!

— Ну и иди! Я не с тобой разговариваю… Сколько уйдет времени? Час туда, час обратно, и там… Надо сколько-то подождать, пока она из воды выйдет. Я полагаю, на все про все часа три. Идем?

— Ладно, — решил Ромка, — рискнем. За три часа нас тут даже не хватятся. Мы ведь днем пойдем?

— Разумеется, днем, — Оля хитро улыбнулась, заподозрив в Ромке первые признаки страха.

— Так, тогда нам надо определить день, когда мы…

— А что его определять? Завтра и пойдем.

— Завтра… — Ромка, похоже, не был уверен, что день выбран оптимально.

— Ура! — поддержала сестру Аленка. — Утром встанем — и вперед! А ты фотик свой не забудь, — напомнила она Сидирому, переминавшемуся с ноги на ногу.

— Понимаешь, я только приехал… Дед может разволноваться.

— Вот и хорошо, что только приехал, — сказала Оля, — еще ни в чем таком не был замечен. Следовательно, никто ничего и не заподозрит. Потом как раз завтра твой дед уезжает на кирпичный завод. Вместе с нашим отцом. Более удобного случая нам не представится.

Нет, Оля уже не могла остановиться, ее несло все дальше и дальше по течению тайны, которую она сама же и выдумала. Про себя Оля это знала, но солгав однажды… Солгав однажды и тотчас не извинившись, не раскаявшись в душе, приходится лгать дальше. И она убедила себя, что никакая это не выдумка. Кажется, она где-то слышала, кто-то говорил, что в озере живет настоящая русалка. А что? Место там вполне подходящее.

Где ж еще жить русалке, как не в таком месте: через реку от старого монастыря, среди цветущих полей, расточающий пьянящий сладковатый аромат, от которого кружится голова? Озеро посреди поля точно хранит тайну. Их там три, таких озера, прячущихся в кусточках, но одно — совершенно особенное. Это замечаешь, когда оказываешься рядом с ним. Стоит присесть у водной глади, как сразу чувствуешь нечто необыкновенное.

— Ну что, решено? — она смотрела на Ромку, полная дерзости и отваги, а в голове ее стоял шум, в котором нельзя было уловить ни единой цельной мысли кроме той, которую она поймала, разозлившись на москвича-всезнайку.

— Мы не уточнили время сбора, — Ромка никак не хотел давать окончательный ответ, пока все не будет разложено по полочкам.

— В десять, — Оля не испытывала сомнений. — Сразу после завтрака.

— Где встречаемся?

— Здесь. На этой самой лавке.

— Нас же все увидят…

— Вот и хорошо. Увидят, успокоятся и тотчас о нас забудут.

— Логично, — согласился Ромка. — А уйти незамеченными нам удастся?

— Отсюда мы пойдем огородами, никто нас и не заметит.

— Ладно… Сейчас уже темнеет, нам лучше разойтись по домам. Это тоже поможет усыпить бдительность ваших предков.

— У нас нет предков, — сказала Аленка. — Только папа и мама.

Ромка усмехнулся и взглянул на Олю.

— Она права, — неожиданно ответила та, — только папа и мама. Предки — это у вас, москвичей. Здесь так не принято говорить о родителях.

— Ну, извините, — пожал плечами Сидиром, которому казалось, что такие жаргонные, сленговые словечки как раз сблизят их, тайных заговорщиков, а вышло, поди ж ты, наоборот. — Я пошел?

— Разбежались, — кивнула Оля.

Она первой поднялась с лавочки, и следом за ней встала сестренка, которая сочла необходимым напомнить новому соседу еще раз:

— Ты уж, пожалуйста, Рома, не забудь завтра взять фотоаппарат. А то тебе никто не поверит, что ты видел свою особь.

Ромка открыл было рот для достойного ответа, но вспомнил, что он мужчина, и промолчал.

Глава 3. Волшебное озеро

На следующий день они добрались до места легко и без приключений. Никто из взрослых не обратил внимания на идущих по полю двух девчонок и мальчишку. Таких, как они, здесь хватало, особенно летом, когда в округу съезжались дачники. Путь большинства в эту пору лежал на реку, песчаные пляжи которой в жаркую солнечную погоду неудержимо влекли к себе.

Вот и теперь светило солнышко, вдоль дороги, с обоих сторон, вовсю стрекотали кузнечики, жужжали жуки, шмели и пчелы, кружились разноцветные бабочки, словно радуясь наступившему дню. Нет спора, они радовались, все эти тонкокрылые, но по-своему, как уже отвык радоваться человек. Насекомые трудились на цветущем лугу, торопясь добыть для себя и своего потомства необходимые для поддержания жизни вещества. А беззаботным людям в предвкушении пляжа казалось, что они просто играются, перелетая с былинки на цветок, с цветка на былинку.

Иной раз из густой травы вспархивали какие-то маленькие шустрые птички, уводя любопытствующих подальше от своих гнезд, а то над головой зависал маяком легкий жаворонок, оглашая мир высокой песней торжества жизни.

Впрочем, жаворонка в этот час слышно не было, но и без него хватало вокруг разных веселящих сердце звуков живой природы — от неизвестных пичужек-визжалок, перекликающихся в кустах поодаль, до хлопков кнута и покрикиваний пастуха, укрощавшего стадо местных коров.

Два озерца они миновали без всякого интереса. На одном из них женщина полоскала белье, в другом, отстоящем в стороне, плавали лоснящиеся от жира домашние гуси. Но вот они подошли к третьему — и немедленно ощутили в груди нарастающее напряжение, происхождение которого нельзя было объяснить, почувствовали в ногах, ставших вдруг ватными, какую-то непонятную тяжесть.

Может быть, они просто устали, скорее всего. Так они думали или иначе, не имело значения, но чувство приближающейся развязки почему-то их не радовало. Впрочем, они не делились своими ощущениями, пряча даже от самих себя невесть откуда набежавшее беспокойство.

— Все, — сказала Оля, когда они остановились у водной глади, зеркалом отражавшим в себе синь неба и луговые цветы по берегам.

— Пришли? — уточнил Ромка. — Это оно?

— Да.

— И что теперь?

— Ничего. Будем ждать.

Ромка подозрительно огляделся вокруг, но ничего особенного не обнаружил. Ничего примечательного. То же удаляющееся от них стадо коров, бредущее в сторону реки, та же трава под ногами. И те же звуки, прежние, разве что стали они чуть глуше. Правее, к горизонту, отчетливо виднелись церковные строения. Красивые купола луковкой, сверкающие на солнце золотые кресты. Ромка протянул руку:

— Там монастырь?

— Да, — поспешила ответить Аленка, стоявшая чуть позади старших ребят. — Оптина Пустынь.

Оля и Ромка даже не оглянулись на ее слова, что Аленку слегка обидело, и она замолчала, хотя ей очень хотелось рассказать о том, что она знает о монастыре, куда часто ходила вместе со старшей сестрой и мамой. Мама учила, как вести себя в храме, а батюшка, с которым они всегда советовались в житейских делах, улыбался ей добродушно и ласково. И всегда у него находилось для нее какое-нибудь угощение — яблоко, горстка орешков, а то и шоколадка.

Лакомства из его рук оказывались необычайно вкусными, и Аленка принимала их как благословение. А что такое благословение? Это когда тебе желают добра и за тебя молятся, чтобы все в твоей жизни было хорошо и правильно.

Нет, об этом лучше никакому Ромке не рассказывать, — не поймет. И вообще, если много болтать, плохо будет. «Как скажешь лишнее, так сердце болит», — говорила мама. Еще она всегда напоминала, что на монастырские кресты, венчающие храмы, надо обязательно самой креститься. Это оградит от многих неприятностей и поможет избежать беды, если беда к тебе приближается.

Аленка стеснялась перекреститься, потому что этого не делала старшая сестра, но теперь, почувствовав обиду за монастырь, в которой с ней были добры, тихонько это сделала, осенила себя крестом, да еще и поклонилась Божьей обители. И улыбнулась: ей стало легче!

К тому же, когда она кланялась, заметила у своих ног — надо же, какое совпадение! — Божью коровку, раскачивающуюся на высокой травинке. Осторожно, двумя пальцами, подхватила Аленка симпатичного жучка и пересадила себе на платье. Жучок замер, вцепившись в нарисованный на платье цветок.

— Смотри, — обратилась к Ромке Оля. — Видишь ирисы?

— Ирисы?

— Да. Там, в воде. Видишь? Целых пять штук.

— И что? Что в них особенного? — спросил Ромка, вглядываясь в причудливые головки неуловимого цвета на тонких ножках, проколовших недвижную воду.

Он никогда не видел ирисов и понятия не имел о том, как они выглядят, в чем их особенности. Что ж, красивые цветы. Гордые и яркие.

— Их больше нигде нет, — сказала Оля. — Только тут.

— Ну и что? — Ромке эта информация почему-то пришлась не по душе, и откликнулся он нехотя.

Как это «нигде нет», когда все их знают? И он знает, разумеется, просто до этого момента никогда не видел их вот так, в природе. Живьем… Он пригляделся к цветущим ирисам и заметил, что они шевелятся. Странно… Две головки отклоняются влево, три другие — вправо. Очень медленно, плавно, но для глаза заметно. И вода между ними как будто не стоит, а течет по кругу, циркулирует. Словно ключ бьет в этом месте, между цветов. Он перевел взгляд на Олю.

— Они живые, — снова отозвалась она на его мысль. — Ты заметил?

— Конечно, живые! Все цветы живые, пока их не сорвешь. Да и то, если поставить в воду…

— Я не о том, — шепотом перебила Оля. — Они движутся!

— Подводное течение.

— Возможно. Только мне кажется, что они расходятся сами… А теперь сходятся. Смотри! Они танцуют.

— Глупость какая, — неуверенно сказал Ромка, пристально разглядывая ирисы. — Это ветер поднялся, вот и все…

Ветер в самом деле поднялся. Внезапный и резкий, он обдал ребят холодом, дохнув откуда-то сзади, но произошло это уже после того, как Ромка его упомянул. У Аленки по спине пробежали мурашки, она даже качнулась под этим порывом и в испуге присела. Осторожно сбросила с платья Божью коровку и зажала ее, бедняжку, в кулаке, спрятав от невзгод в горячей ладошке.

Ромка поправил взлохматившиеся волосы и посмотрел на небо, где тяжелая черная туча наползала на солнце. Это что же, дождь? Или туча грозовая? Да откуда она взялась, когда минуту назад на небе не было и облачка? Нет, ему определенно не нравится эта прогулка. Но он здесь единственный мужчина, а потому должен вести себя соответственно.

— По-моему, будет гроза, — спокойно заметил он. — Надо бы поискать место, где можно укрыться. На всякий случай.

— Грозы не будет, — отозвалась Оля, и туча тут же, словно в насмешку, накрыла солнце, а в стороне, где виднелся монастырь, сверкнула молния.

Молнию они заметили, обернулись на вспышку и… замерли, широко открыв глаза. Нет, не грозы они напугались, с которой были хорошо знакомы. До ближайшей деревни всего с километр ходу и можно запросто убежать от нее, спрятавшись под крышу какого-нибудь сарайчика или даже постучаться в жилой дом, где наверняка откроют двери. Ворчливое рычание грома, с опозданием проводившее молнию, говорило о том, что они еще вполне успеют это сделать. Но… не ветер их встревожил, и не туча удивила. Насторожило ребят другое.

Там, где стоял монастырь, на который они только что любовались, теперь ничего не было. То есть не совсем ничего, кое-что там было, но картина, открывшаяся перед ними теперь, вовсе не радовала глаз. Монастырь исчез, а вместо него за озером плотной стеной высился хмурый дремучий лес, поражая воображение статной мощью вековых дубов и елей.

Да-да, деревья легко различались по породам, потому что лес не просто сокрыл монастырь, но стоял впритык к озеру, начинаясь сразу от берега.

Ромка, не закрывая рта, поглядел влево — этот край озера был ближе к нашим путешественникам, прямо за ним бродило коровье стадо с крикливым пастухом. Сейчас там не было никакого стада, как не просматривался и сам край озера, — водное пространство уходило дальше, теряя свои границы в таком же сумрачном и густом лесу.

За спиной у них располагалась деревня, через которую проходило шоссе на Калугу… Что же там сейчас?

С опаской оборачиваясь назад, как охотник, который боится спугнуть затаившуюся где-то рядом утку, Ромка уже знал, что деревни за спиной нет. Ни деревни, ни шоссе. А вот нечто ужасное, готовое наброситься на них при первом удобном случае, в первую же минуту, как они расслабятся, напугать их до смерти, там наверняка прячется.

Оля стояла не шевелясь и неотрывно смотрела на синий, похожий на тучу, лес, околдовавший их синий лес, возникший из сказки…

Вздохнув про себя, Ромка резко развернулся и бросил взгляд в сторону уже знакомой ему трассы Козельск-Калуга, на пригорке от которой, вытянувшись вдоль дороги, раскинулась деревня.

Он увидел то, что и ожидал. Лес. Все тот же лес, уходящий к горизонту. И большую поляну, освещенную выбравшимся из-за тучи солнцем, заросшую тяжелой, клонившейся к земле, темно-зеленой травой, местами переходящей в низкорослый кустарник неизвестного происхождения. Это была хорошая новость, что обнаружилась поляна, самая хорошая из всех последних, однако именно она заставила его вскрикнуть и вцепиться в Олино плечо.

— Аленка! — испуганно завопил он, словно проснувшись. — Где Аленка?!

— Что? — Оля вздрогнула и вышла из оцепенения. — Что ты сказал?

— Аленка пропала! Ленка!

— Ты думаешь? — как-то отрешенно спросила Оля, холодно и безразлично.

— Я не думаю, я вижу!

— И где же она?

— Оля! — снова закричал Ромка. — Ты что, очнись! Пропала твоя сестра, а ты…

— Что «я»?

— Как что? Ты ведешь себя так… так, как будто ничего не случилось! Человек пропал. Ее нет, понимаешь, ее нигде нет!

— Понимаю…

Пока они так выясняли отношения, испуганно и недоуменно озираясь вокруг, набежавшее облачко вновь сокрыло солнце. На поляне установилась пронзительная тишина, от которой гудело в ушах, и сквозь этот гул можно было услышать биение собственного сердца.

Ромка и Оля не знали, что им делать. Они растерялись так сильно, как никогда в жизни, и оба, каждый по-своему, проявляли свою растерянность, мешая слова и взгляды, адресованные друг другу, с личными обидами. В сущности, оба они были недовольны собой, потому что не понимали, как и зачем здесь оказались.

Между тем от озера, запеленованного теперь, словно болото, в густой камыш и осоку, медленно поднимался сгусток белого, как молоко, плотного тумана. Этот сгусток неприятно шевелился по всем направлениям своего бесформенного объема и, похоже, двигался в их сторону.

Потерявшее свои границы озеро дрожало мелкой волной под этим туманом, постепенно приобретавшим человеческие или близкие к человеку очертания. Затаив дыхание, Оля и Ромка с ужасом смотрели на приближающийся к ним молочный сгусток. Бежать им было некуда.

— Это не Аленка, — чуть слышно прошептала Оля, — это мы пропали…

Глава 4. Чудеса продолжаются

Анализируя ситуацию, в которой они оказались, размышляя над тем, что произошло, Ромка решил, что они попали в прошлое. Далекое прошлое, когда в этих краях еще не было не только монастыря и деревни, но и вообще люди здесь не жили. Он понял, что случился какой-то сбой времени, провал, куда волею обстоятельств и затянуло их с Олей.

Где Аленка, он не знал, а потому вполне логично предполагал, что она по какой-то неизвестной ему причине могла остаться в том, настоящем времени, и теперь плачет в одиночестве на берегу озера. Того озера, что находится между деревней и монастырем, куда они пришли все вместе теплым летним днем, чтобы «увидеть русалку».

Здесь — другое озеро. А живое облако, которое сейчас движется на них, должно быть и есть та самая тварь, что является тем, кто очень уж пожелает с ней встретиться. Является в соответствующей образу обстановке.

— Ты прав, парень, — отчетливо услышал он слова, произнесенные нараспев неизвестно кем, — так оно и есть. Я — русалка!

Туманный сгусток, окончательно принявший форму женщины с рыбьим хвостом, приземлился возле них на густую траву, подмяв ее под себя. Легкий дымок, окутавший прибывшее с озера создание, развеялся, и довольная русалка, сидевшая теперь на своем чешуйчатом хвосте, заразительно расхохоталась.

Поначалу смех ее походил на старческое квохтанье и больше напоминал кашель, потом он перешел в лягушачье кваканье и наконец стал чисто девичьим, звонким и заливистым. Продолжалась эта клоунада довольно долго, и пока русалка смеялась, налаживая свои голосовые связки, Ромка и Оля смогли ее хорошенько рассмотреть.

Что касается русалочьего хвоста, первым привлекавшего внимание, то тут и говорить было особо не о чем: рыба и рыба, разве чешуйки позавлекательней. Очень мелкие, сливающиеся как бы в единое целое. Серебристая юбка в обтяжку. А самый конец хвоста, где он, как у щуки, раздваивается, утонул в траве.

Выше пояса, до самых плеч, русалка прикрыла себя листьями кувшинки. Из этих листьев, аккуратно и со вкусом подогнанных, у нее получился вполне приличный пуловер. На растительном пуловере кокетливо был укреплен маленький желтый цветок, еще не раскрывшийся.

Тонкие голые руки и шея очаровывали белизной того самого молочного тумана, из которого русалка появилась или, лучше сказать, возникла, воссоздалась.

А вот лицо русалки не было таким бледным, оно имело скорее золотистый оттенок. Его украшали большой смеющийся рот с темными свекольными губами, которыми сейчас повсюду щеголяют модницы, миловидный курносый нос и крупные глаза совершенно неопределенного цвета, как бы застывшие.

Русалка смеялась, а глаза ее грустили, и в этой грусти взрослый человек, немало поживший на этом свете, легко мог прочитать страх и ужас, безысходную тоску и вековую печаль окаменевшего сердца, и много чего еще, что непременно насторожило бы такого человека. Но его с Олей и Ромкой не было, и потому глаза русалки казались вовсе не страшными, а красивыми и загадочными, что, в общем-то, тоже соответствовало истине.

И даже волосы, распущенные по русалочьим плечам, не пугали их, как пугают наших бабушек разноцветные власа иных экстравагантных девиц, а вызывали легкое любопытство, не более того. Они казались шелковистыми и были темно-зеленого цвета, вот и все. Цвета болотной тины и аромата плесени, так определил бы их опытный человек со стороны, но нашим молодым людям, встретившихся с чудом лицом к лицу, все виделось иначе.

Смех русалки помог преодолеть им все свои страхи и скованность, позабыть печали и не задумываться о будущем, о последствиях такой встречи. Им вдруг стало так удивительно легко и беззаботно на душе, что захотелось пообщаться с русалкой вот так вот, запросто, как со старой приятельницей.

— Разрешите полюбопытствовать, сударыня, — обратился Ромка к русалке в стиле тех книжек о далеком прошлом, которые он читал, — над чем это вы так потешаетесь?

Русалка, выслушав этот вопрос и на мгновение закрыв рот, залилась новым смехом, да так старательно, что листья кувшинки на ее плечах судорожно затрепетали. Этот приступ, хотя и быт очень сильным, оказался менее продолжительным. Сказочное создание прекратило хохотать совершенно внезапно, резко, и, как потом выяснилось, надолго.

Она напустила на себя строгий и величественный вид, стала говорить вкрадчивым, чуть хрипловатым голосом, все больше обращаясь непосредственно к Ромке и называя его не иначе, как «господин Сидиром». Надо заметить, что поначалу Ромка не находил в этом обращении ничего нелепого, а воспринимал его как должное.

— Господин Сидиром, — сказала русалка, не утруждайте себя, говорите со мной просто. Я не нуждаюсь в изысканных оборотах. Нет такого языка на свете, который я не понимала бы… А что до моего смеха, то это так, напало что-то… Нервы, должно быть, сдают, — она усмехнулась. — Вы уж меня извините.

— Да нет, что вы, — ответствовал господин Сидиром, — ничего страшного. Это вы меня извините. Просто все произошло как-то неожиданно.

— Что вас смущает? — спросила русалка.

— Да все. И этот лес, окруживший нас со всех сторон, и разлившееся озеро. И ваше появление…

— А разве вы не хотели меня увидеть? Вы, господин Сидиром, и ваша новая подруга, которой принадлежит эта замечательная идея?

— Хотели, — признался Ромка. — Так ведь, Оль? Мы хотели?

Оля кивнула, не произнеся ни слова. Она продолжала с любопытством рассматривать русалку, как будто та менялась с каждой секундой.

— Вот и превосходно, — отозвалась женщина-рыба. — Славненько и расчудесно. Первое ваше желание исполнено… А лес, озеро — какая разница, что вокруг и как это выглядит? Я подумала, будет лучше, если нас никто не увидит, вот и заманила, — русалка вдруг поперхнулась и, наскоро откашлявшись, продолжала, — помогла вам оказаться здесь. Не правда ли, очаровательное местечко?

— Так это ваша работа? — спросил Ромка.

— Что именно: лес или озеро? Вы преувеличиваете мои возможности, я не умею творить деревья и воды. Все, что я могу, это поддержать ваши мечты обо мне самой, даже осуществить их, как видите, в непринужденной обстановке.

— Это и есть то первое желание, о котором вы проговорились?

— Разумеется, я же перед вами! — Русалка грациозно откинула голову назад и провела рукой по волосам. — Кстати, господин Сидиром, вы можете меня сфотографировать, я вам разрешаю.

— Спасибо, это потом, — смутился Ромка. — Меня заинтересовало, почему вы говорите «первое» желание. Когда числительное употребляется так, как это сделали вы, следует ждать продолжения. Если есть что-то первое, то должно быть, по крайней мере, еще и второе. Я правильно вас понял?

— Ну, разумеется! Я ведь и говорю специально так, как говорю, чтобы вы все поняли. У вас есть еще два желания, которые могут исполниться во мгновение ока. Сразу, как только захотите. Единственное условие для этого — чтобы желание исходило не от одного из вас, но от обоих сразу. Ваши желания должны совпасть, тогда они обязательно исполнятся.

— Я хочу домой, — как-то неуверенно, с трудом произнесла Оля. — И чтобы моя сестра оказалась дома.

Русалка сочувственно покачала головой, вздохнула и перевела взгляд на Ромку:

— А вы, господин Сидиром? Что хотите вы?

Ромка наморщил лоб, пытаясь сосредоточиться. Ничего не получалось. В прошлом они или в будущем, это ничего не объясняло. С русалками он был знаком по своей игротеке в компьютере. Там коварные ундины и сирены выныривали из морских глубин и пытались накинуть сеть на корабль, который держит курс в определенный порт. Путем ловких маневров, осуществляемых с пульта управления корабля — пультом служила клавиатура, — Ромка почти всегда уходил от этих созданий. В виртуальной реальности он чувствовал себя как рыба в воде. Во всяком случае, не хуже тех морских русалок. Там все было ладно, а что прикажете делать с этой, развалившейся сейчас в траве перед ними в натуральную величину? Можно ли ей доверять?

Ромка поправил фотоаппарат, болтавшийся на ремешке у него за поясом. Это так, чтобы выиграть время. Голова явно плохо соображала.

— Что я хочу? — переспросил он. — Надо подумать…

Он снова попытался собраться с мыслями, и опять ничего не получилось. Три желания от говорящей русалки. Это какая-то чушь, бредятина. Не может такого быть. Наверное, он спит, и вся эта глупость ему снится. Наговорился вчера с этими девчонками…

Он сделал вид, что вытирает губы, на которые что-то попало, и незаметно укусил себя за палец. Боль заставила сжать зубы, а на пальце выступила кровь. Лицо Ромки побелело, и мысли немного прояснились.

— Где Лена? — он склонил голову и посмотрел на русалку исподлобья, демонстрируя свое к ней недоверие. — Будет лучше, если все вернется на свои места, и мы трое снова окажемся на берегу старого озера. Того, до которого мы добрались своим ходом.

— Может быть, так и будет, — лениво ответила русалка, — но пока ваши желания не совпадают с моими… возможностями. Они слишком слабы, и мне их не слышно. Подумайте еще немного, и когда нам, то есть вам, захочется одного и того же, вы это получите. Одно дело на языке, а другое — на уме. Мало одинаковых слов, нужны одинаковые мысли. Одна мечта, превосходящая все остальные… А чтобы вам легче думалось, я вам сейчас кое-что покажу. Хотите узнать тайну озера?

Русалка оттолкнулась хвостом от земли и легко взмыла в воздух, пролетев прямо к воде, в которую и плюхнулась с немалым шумом, обдав холодными брызгами лица ребят. Пока они протирали глаза, озеро разошлось на две половины, раскрыв дно. Новая завлекалочка, представшая перед Ромкой и Олей, окончательно помутила их разум.

Дно, оказавшееся глубоко в земле, было выстлано каким-то плоским камнем, похожим на мрамор, плита к плите. Русалка скользила по этому камню, быстро перебирая кончиками раздвоенного хвоста. Руками она отгоняла воду все дальше и дальше, пока изумленным взорам наших искателей приключений не предстал во всем своем величии причудливый замок, застывший на освобожденном пространстве подводного царства.

Строение с замысловатыми окнами и карнизами, с тяжелой на вид массивной дверью, распахнутой на обе стороны, украшала гладкая крыша формы усеченной пирамиды, как будто скошенной чуть набок. Стены отливали металлической желтизной, похожей на помутневшее золото, а зеркальный скат крыши отражал на себе крошечные фигурки Ромки и Оли, глядящих на этот дворец сверху вниз.

— Идите сюда, ко мне, — позвала их сияющая от счастья русалка. — Не бойтесь, ничего с вами не случится. Спускайтесь по ступенькам.

Только после этих слов женщины-рыбы они заметили сбегающую вниз, к самому дну, каменную лестницу, сухую и чистую. Переглянувшись между собой, Ромка и Оля дружно ступили на нее, сами не понимая, зачем они это делают.

Русалка ожидала их внизу, у последней ступеньки, и, улыбаясь, протягивала к ним руки. На пальцах ее рук, связанных тончайшими, едва заметными зоркому глазу перепонками, хищно поблескивали лакировкой остро отточенные когти, налитые густым кровавым цветом… чего, впрочем, тоже нельзя было заметить на расстоянии.

Глава 5. Что случилось с Аленкой

Почему Ромка и Оля решили спуститься на дно озера, только ли из-за тайны, которую им обещала открыть русалка? Нет, конечно. Они чувствовали, что делают не совсем то, что следует, но сил противиться обстоятельствам у них не было. Да и как им противиться, они не знали.

Страха в их душах не было, скорее ощущалось какое-то безразличие ко всему происходящему, совершенно особого рода безразличие. Они чувствовали себя не участниками событий, а как бы зрителями в театре, наблюдающими за ходом спектакля. Конечно, им было любопытно разворачивающееся на их глазах действие, но они никак не могли осознать, что все происходит не вокруг них, а с ними самими. Это было их главной ошибкой.

Они недопонимали, как и зачем попали в эту историю, как недопонимает человек, почему он вдруг заболел и не может подняться с постели из-за высокой температуры. Больной терпеливо ждет, когда спадет эта температура, и перестанет болеть голова. Тогда можно будет поискать и причину своей болезни.

Вот они и ждали. А желания… Какие желания у больного? Поскорее выздороветь. Принимать серьезные и ответственные решения человеку в таком состоянии не под силу. Он вынужденно бездействует, не имея под рукой подходящих лекарств. Ему остается только надеяться, что все пройдет само собой, или вызвать доктора. Но где он, этот доктор? К кому обратиться в такой необычной ситуации, в которую попали Ромка и Оля? Трудно сказать, как повели бы себя мы, оказавшись на их месте…

Да взять хотя бы нас с Максимычем, уж на что взрослых и солидных мужиков, а ведь и мы подрастерялись тогда, столкнувшись с непредвиденными обстоятельствами. Однако, не будем забегать вперед, пусть все идет так, как оно идет и как было на самом деле.

Мы с Максимычем ездили в тот день в соседний городок за кирпичом. Километров сорок от нас, там хороший кирпичный заводик. Вот мы там, значит, и загрузились тонны этак на четыре и обратно поехали по калужской трассе.

Максимыч был за рулем и гнал нашего «железного коня» с приличной скоростью, где-то под девяносто. Рисковое, надо сказать, это дело, когда такая махина, как наш «КамАЗ», разгонится навроде легковушки. Надо иметь немалый водительский опыт и хорошо знать дорогу, чтобы себя обезопасить и других ненароком не задеть. Груженый тяжеловоз все сметет на своем пути, он не умеет останавливаться с маху.

Так и летели мы, значит, почти до места, благо трасса была свободной, так и мчались на всех парусах. И чуть не проскочили старый оптинский поворот, бывший когда-то главной дорогой к монастырскому парому, на котором переправлялись через Жиздру монахи и паломники, гости монастыря. Здесь самое время притормознуть, потому что до города остается всего ничего, и Максимыч, немного задержавшись, начал сбавлять скорость.

А я на монастырь смотрел, просто по привычке. Уж больно весело он глянется, когда солнышко на золотых куполах играет. Радостно на душе становится и сладко, петь хочется. Славное, чудесное место, очень русское. И все это въявь, можно запросто подойти и прислониться к старым монастырским стенам, воздуха благовонного вдохнуть под сенью монастырской.

Только подумалось мне об этом, как в сердце что-то кольнуло. Кольнуло, а потом и сдавило так сильно, что пришлось просить Максимыча остановиться. Максимыч посмотрел на меня, ничего не сказал, но мотор, конечно, заглушил. Встали мы посреди деревни Стенино, неподалеку от монастырского поворота.

— Извини, — объясняю я Максимычу, — что-то сердце прихватило. Вдохнуть больно.

— Побледнел ты, — говорит он мне. — Давай-ка на свежий воздух. Я подожду… Сам-то выберешься?

Я кивнул, открыл дверцу и вылез из кабины. Постоял на обочине, выхлопных газов понюхал. Лучше не стало… Решил отойти от машины подальше, поближе к травке. Обошел потихоньку нашего «коника» вокруг, огляделся по трассе и…

Конечно, я ее сразу узнал, едва заметил. Она стояла на противоположной от нас обочине, прямо возле дороги и немного позади нас. Я тут и думать забыл о своем сердце, мигом вылечился.

— Аленка! — кричу ей. — Ты что?! Что ты тут делаешь?

— Па-а-па-а! — визжит она сквозь слезы. — Па-а-па!

Бегу к ней через дорогу, ничего не понимая. Что такое, откуда ты здесь, с кем? А она знай себе рыдает и слова толком сказать не может. Я тогда хватаю ее в охапку и тащу в машину. Сажаю в кабину к Максимычу, и тут она понемногу успокаивается. Оказывается, не одна она тут бродит, вместе со старшими. Правда, старшим этим до ума еще топать и лопать, но для нее они — что ты, авторитеты великие!

— Что ж ты от них тогда убежала? — спрашиваем.

— Испугалась я, — говорит.

— Они тебя обижали, что ли? Кого ты испугалась?

— А тучи, — отвечает. — Туча нашла такая страшная, черная. Все небо закрыла.

Мы с Максимычем переглянулись и пожали плечами. Целый день солнце светит, на небе ни облачка, — какая еще туча? Но перебивать не стали, решили ее до конца выслушать.

Рассказ у Аленушки получился странным и невнятным: какие-то русалки, колючий ветер, Божья коровка… Словом, списали мы все на ее возраст, уразумев одно: дети, самовольно удрав из дома, гуляли где-то возле озера и что-то там у них произошло. Поразмыслив, мы решили прежде добраться до нужного нам строительного объекта, скоренько там выгрузиться и тот же час — обратно, вместе с Аленкой, за остальными гуленами.

Так мы и поступили, возвратившись уже через полчаса на то же место. Грунтовка в сторону Жиздры хоть и была изрядно побитой, но для нас вполне проходимой. Максимыч аккуратненько спустился на нее и повел машину тем же путем, каким шли дети. Палец Аленки служил ему указателем.

Вскоре мы остановились. Где-то здесь, слева, было то озеро, которое нам нужно. Собственно, это и не озеро, а так себе, небольшой пруд, даже прудик, чуть меньше миргородской лужи, описанной Гоголем. Разве что поглубже. Так мне тогда думалось, пока шли мы с Аленкой к этому самому пруду.

Максимыч остался в машине. Он обдумывал, какого рода обструкции подвергнуть внука, как только тот отыщется. Надо же: пропал, не успев толком с дедом познакомиться! Максимыч считал, что во всем виноват Ромка, потому как он парень, москвич и все такое. Должен соображать, что творит.

Уж не знаю, что он там придумал, только времени у него было достаточно, чтобы вспомнить все возможные методы борьбы с тинэйджерами и выбрать наиболее приглянувшийся. Потому что мы с Аленкой очень долго искали эту русалочью лужу. Она мне наконец-таки объяснила, что за великая идея привела их сюда. Или это я, проплутав в чистом поле минут сорок, наконец-таки понял, что дело тут нечисто.

Беда же была в том, что мы с ней так и не нашли этого треклятого озера. Оно как сквозь землю провалилось, не оставив по себе и следа.

Два прудика мы обнаружили, это да, а третий — потерялся. Трижды мы обошли все вокруг, но его нигде не было. Между тем я сам был совершенно уверен, что видел его раньше по меньшей мере раз пятьдесят и видел именно здесь. Где же он?

— По-моему, — размышляла дочка, оглядываясь по сторонам света, — он там. Мы шли сначала сюда, а потом — сюда. И вышли прямо к нему.

— Да нет, — говорю, — Аленушка. Там мы уже два раза были.

— Тогда, может быть, там, — тянет она ручку в другую сторону.

— И там были… Давай лучше мы с тобой покричим, покликаем их. Вдруг услышат.

— Давай, — отвечает, — попробуем.

И стали мы тогда кричать. Сначала по именам выкликали ребят, потом просто так орали, лишь бы погромче.

— Э-э!

— А-а!

— О-о! — вопили мы во всю глотку, помогая себе руками для полноты звука.

Мы взмахивали ими, как крыльями, при каждом новом оре так, что все птицы в округе попрятались. Куда им, пичужкам, до таких шустрых солистов, эмоции которых льют через край. Все улетели, все до одной. Зато объявился Максимыч.

— Ты что, Слава, — с недоумением оглядывал он меня, — что ты орешь как резаный? У вас что, игра такая?

— Если бы…

Мы и не заметили, как он подошел к нам, но очень ему обрадовались. Максимыч — человек трезвый, опытный в жизни и всякое, как говорится, повидал. Уж он-то наверняка подскажет, что нам делать, где нам искать сбежавших детей и пропавший пруд. С этими вопросами к нему Аленка и полезла в надежде, что дедушка Саша поумнее ее отца, порассудительней. Не тут-то было!

— Почем я знаю, — буркнул в землю Максимыч. — Давайте к речке подъедем, больше им некуда деться. Только не орите так, пожалуйста, вы не в лесу. Кругом видимость на километр. Нет их здесь…

— А пруд ты помнишь? — спросил я. — Вот тут где-то был.

— Может, и был, — вздохнул Максимыч, — да весь, видно, сплыл.

— Как это — «сплыл», куда?

— А куда он сплыл, — подмигивая Аленке, закончил он свою присказку, — про то я забыл… Пошли в машину, сыщики.

До речки мы ехали молча, все трое — с очень серьезными лицами. Какая-то тоскливая тревога гуляла в этом поле, растекалась по цветущему лугу, и мы ее явственно ощутили, надышались этой тревогой. Вся надежда оставалась на речку. Или дети там, или…

На Жиздре, у песчаной косы, отдыхали человек тридцать, а то и больше. У берега плескались дети, но наших среди них не было. Переглянувшись с Максимычем, мы промолчали, а Леночка присела на корточки. В руках она держала спичечный коробок, который слегка приоткрыла и что-то там, в этой щелке, рассматривала. Потом она поднесла коробок к уху и прислушалась.

— Что там у тебя? — поинтересовался я, потому что с каждой минутой молчание давалось мне все тяжелее.

— Божья коровка. Я нашла для нее домик, и теперь она будет все время со мною.

— Она там у тебя задохнется.

— Нет, не задохнется. Это не простая букашка, — Аленка снова поднесла коробочку к уху. — Она умеет говорить. Когда надо будет ее выпустить, она мне скажет.

— Вот как, — выдохнул я, вспомнив о русалке, — и тут чудеса.

Максимыч посмотрел на Леночку, улыбнулся и сказал:

— Это здорово, когда у тебя в руках говорящая Божья коровка. Не так скучно жить… Она тебе сообщила что-то интересное?

— Да. Она говорит, что Ромку с Олей надо искать в лесу. Только туда не так просто добраться.

— Вы что же, и в лесу побывали?? — спросил я.

— Нет, я в лесу не была, — сказала дочка. — Я же убежала.

— А они пошли в лес? Через речку?

— Я не знаю… Мы как-то сразу потерялись, когда нашла эта туча. Стало страшно, и я на секундочку закрыла глаза. А потом смотрю, — их уже нет. Я подумала, что их увела русалка.

Конец ознакомительного фрагмента.