Уйти или остаться?

Владимир Алексеевич Колганов, 2023

Главному герою кое-что не нравится в устройстве нашей повседневной жизни. И вот он спорит то с подругой, то со «вторым я» в своём воображении, то с приятелем, банкиром, владельцем телеканала и прочее, и прочее. Ну а заканчивается это противостоянием тем, что в главного героя вселился бес.

«Каждый писатель для меня вроде как бы сумасшедший»

Корней Чуковский

Сразу предупреждаю, что в этой книге я буду пересказывать и то, о чём писал в прежних своих книгах. Но тут уж ничего не поделаешь — если решил взяться за такую важную тему, приходится цитировать и самого себя. Впрочем, таких заимствований совсем немного. Ещё одно признание: кое-где приврал. Всё потому, что в памяти сохранились не все картины прошлого и кое-что пришлось додумывать. Надеюсь, если кто-то узнает себя в персонаже этой книги, он не будет обижен тем, что не всё соответствует реальности. Но в основном, так оно и было, как я описал.

Глава 1. Ультиматум

Как-то поздним вечером отправились с подругой в кино. Давно уже я такими «изысками» не увлекался, ни театров, ни концертных залов, ни картинных галерей не посещал, но она все уши прожужжала:

— Ах, это такой фильм! Знаменитый режиссёр и актёры все как на подбор. Не пожалеешь!

Вообще-то, жалость мне не свойственна. В том смысле, что без толку жалеть себя, если что-то в жизни не сбылось, к примеру, не сумел сделать успешную карьеру или заработать миллион долларов. А уж сожаление о том, что зря потрачены минуты и часы — это и вовсе бесполезное занятие хотя бы потому, что, в основном, из таких растянувшихся во времени, ничем не заполненных мгновений и складывается наша жизнь, вот только не всегда мы это замечаем.

Ну вот пришли, сидим, смотрим на экран… Нет, ничего не понимаю — то ли совсем отупел, то ли это действо предназначено для великовозрастных подростков, а я как бы не вписываюсь в эту категорию.

Минут через десять говорю:

— Пошли домой! У меня от этой лабуды будет несварение желудка.

А она в ответ:

— До чего ж ты привередливый! Ну и потом, ведь деньги заплатили, а коли так, надо получать обещанное удовольствие.

— Даже если это блюдо несъедобно?

— Мне нравится, а ты немного потерпи.

Надо было прихватить с собой беруши — надёжные, французские, мне приятель из Гренобля недавно их прислал. А так, даже если закрыть глаза, спасения нет от этой тягомотины.

— Ты как хочешь, а я больше не могу!

— Хочешь испортить мне настроение? В кои-то веки выбрались в кино, а ты всё портишь.

Тут сзади зашикали:

— Вы не могли бы отложить выяснение отношений до того, как фильм закончится?

— Совсем распустилась молодёжь!

Ну вот, меня уже в молодые записали! Хотя подруга и впрямь застряла в этом возрасте. А эти туда же — небось, жуют попкорн и наслаждаются. И лишь один я тут как аленький цветочек болтаюсь в проруби, либо и того хуже — узник подземелья, о том только и мечтаю, как бы выбраться наверх.

Наконец-то выбрался — два часа убеждал себя, что бывают фильмы и похуже, пытался найти хоть какое-то оправдание тому, что сижу как пень посреди битком набитого зрительного зала. Увы, так и не нашёл ничего, за что бы можно было зацепиться. Когда выходили на улицу, услышал разговор пожилой пары — вроде бы это те, что сзади шикали:

— У нас с кино совсем беда. Есть кино про войну, состряпанное явно по заказу, есть нелепые комедии. Зачем делают кино про спорт, я совсем не понимаю. Куда приятнее смотреть спортивные состязания вживую! А ещё этот нескончаемый поток примитивных боевиков и детективов.

— Всё именно так, Мотя, за редким исключением.

— Но почему? Ну вот не верю я, что у нас нет хороших сценаристов, режиссёров. Говорят, будто мало свободы и мало вкуса, что якобы не нельзя открыто говорить на многие темы и потому приходится прибегать к картонно-целлулоидной картинке. Но речь ведь идёт не о публицистике, а о художественном кинематографе, где главное место занимает созданный талантом режиссёра образ, а вовсе не слова. В конце концов, есть Эзопов язык, поэтому совсем необязательно произносить с экрана пламенные речи, обличая вороватых чиновников и бездарных генералов.

— Ты прав, Мотя! Только потише говори, тут же люди кругом.

Я не счёл возможным вмешаться в этот разговор, да и подруга за руку тянула — в полночь должен быть ещё какой-то фильм, но это уже по телевизору. Если «8½» Федерико Феллини или «Ночь» Микеланджело Антониони, тогда и я посмотреть не прочь. А в голове тем временем крутилась мысль: ну почему всё так? И пока добрались до дома, пришёл к следующему выводу: в погоне за прибылью приходится работать по шаблону — на создание хорошего сценария нет времени. А может быть, всё гораздо проще — таланта не хватает?

Оказалось, что та пожилая пара обитает в том же доме, что и моя подруга — она сама завела с ними разговор, когда вошли в подъезд и ждали лифта:

— Матвей Гаврилыч, ну и как вам фильм?

— Знаете, Лиза, я испытываю смешанные чувства. С одной стороны благодарен создателям за то, что трудились не покладая рук, желая создать нечто такое, что доставит наслаждение зрителям, но с другой… — тут он взглянул на свою спутницу, словно бы прикидывая, одобрит ли она возникшую в его голове мысль или нет: — А давайте-ка продолжим этот разговор за чаем!

Супруга поддержала:

— Я как раз шарлотку испекла.

— Да, да, непременно приходите, Лиза, вместе с вашим другом.

Тут пришла пора и мне вставить своё слово:

— Позвольте представиться, я Влад.

— Очень приятно! А это моя дражайшая половина, Софья Никодимовна. Так мы вас ждём.

Когда уже вполне готовы были к тому, чтобы нанести визит соседям, я решил прихватить с собой бутылку коньяка, но Лиза отсоветовала:

— Насколько я знаю, у них дома действует «сухой закон». Ну разве что бокал шампанского на Новый Год.

— Но как-то неудобно идти с пустыми руками.

— А ты подари одну из своих книг.

На том и порешили.

Хозяин дома был подарку очень рад, или только сделал вид. Однако нельзя же хвалить книгу не читая.

И вот сидим за столом, пьём чай, заваренный «по особому рецепту». Всё замечательно, как будто встретился со старыми друзьями, да и шарлотка оказалась очень вкусная. Наконец, дело дошло и до кино. Солировал, в основном, хозяин дома — в его памяти скопилось огромное количество различных сведений, цитат и мнений, которые требовали выхода:

— Несколько лет назад прочитал в «Нью-Йорк Таймс» любопытную статью. Её автор, малоизвестная писательница была настроена весьма скептически по отношению к кино, даже использовала термин «вырождающееся искусство». Всё потому, что коммерческое кино избрало стратегию конвейерного производства вторичных продуктов, комбинирования готовых ходов и приёмов в надежде на повторение былых успехов. Признаться, мне эта точка зрения весьма близка.

Судя по всему, Софья Никодимовна не решилась возразить супругу, а вот Лиза словно бы с шашкой наголо пошла в атаку:

— Да как так можно? В наше время кино — это одно из немногих искусств, которое способно приносить людям радость. Если бы его не было, можно было бы от скуки удавиться!

— Ну, это уж чересчур, дорогая, — попыталась урезонить Лизу Софья Никодимовна. — Нельзя же принимать так близко к сердцу всё, о чём мы тут говорим. Это всего лишь пустая болтовня, надо же как-то время скоротать.

Матвей Гаврилович насупился — видимо, не ожидал таких слов от своей супруги. Чтобы сгладить возникшую неловкость, я попытался опровергнуть мнение автора статьи.

— На мой взгляд, причина упадка кино совсем не в том, что идёт естественный процесс его вырождения как искусства. Скорее уж, признаки вырождения присутствуют у тех, кто превратил кинематографию в средство для наживы — желание получить максимальную прибыль заставит воротил киноиндустрии пойти на любые ухищрения, не задумываясь, к чему это может привести. Ну а результат таких действий предсказуем — следом за вырождением кино наступает время вырождения зрителей. Воспитанные на нынешних фильмах они постепенно превращаются в узколобых исполнителей чужой воли — словно бы по свистку бегут покупать новый айфон, смотреть очередную серию про Бэтмена или голосовать за навязываемого им кандидата в президенты.

Тут Лиза снова возбудилась:

— Это я, что ли, узколобая?

Пришлось оправдываться:

— Лизон, у тебя симпатичный лоб вполне приемлемых размеров. Возможно, даже шире, чем у меня.

— Издеваешься? Ты же носишь кепку шестьдесят первого размера, да и та еле налезает!

Теперь уже Матвей Гаврилович пришёл на помощь:

— По-моему, вы несколько сгущаете краски, Влад, хотя доли истины в ваших словах есть. Но не всё так плохо. К счастью, современная живопись и музыка не могут принести доход, сравнимый с тем, что даёт кино. К примеру, киноиндустрия США зарабатывает около ста миллиардов долларов в год, а звукозаписывающая индустрия в восемь раз меньше. Поэтому ещё сохраняется надежда на то, что музыка избежит участи кино, а человечеству не угрожает глобальное одурение. Кстати, какие у вас в музыке приоритеты?

— Мне нравится американский джаз.

— Не вполне патриотично. А вы, Лиза?

— Я без ума от Шамана!

— Это ещё кто такой?

— Да Ярослав Дронов. Разве бы не знаете?

— Видите ли, мы с Софой предпочитаем классическую музыку. Первый концерт Чайковского, ну и всё такое…

Софья Никодимовна поспешила уточнить:

— У меня эта привязанность возникла в тот год, когда в Москву приехал Ван Клиберн… А ещё балет. Мы с Осей регулярно ходим в Большой, не пропустили ни одной премьеры.

В общем, неплохо посидели. А когда чаепитие подошло к концу, и мы с Лизой собирались покинуть гостеприимную квартиру, Матвей Гаврилович улучил минутку и торопливо прошептал, чуть ли не присосавшись к моему уху:

— Скажу вам по секрету, что от классической музыки меня мутит. Ну а балет… Эти пляски и прыжки под музыку никогда меня не возбуждали, скорее уж наоборот. Но разве можно отказать дорогой супруге, которая в это зрелище буквально влюблена?

Ну вот и я предпочёл бы пригласить Лизу в ресторан, нежели таскаться по театрам. А пока поднимались на свой этаж, пришёл к такому выводу: «Разнообразие музыкальных вкусов можно вроде бы приветствовать, но, если свои пристрастия вынужден скрывать, есть риск получить нервное расстройство». Когда пришли домой, так и заявил:

— Лизон, больше я в кино с тобой не пойду. И в театр тоже. Хватит всего этого с меня!

Она сразу в слёзы:

— Ты меня бросаешь?

— То есть как?

— Одинокая женщина в зрительном зале… Да у таких на лице написано, что муж ушёл к другой.

А я опять недоумеваю:

— Но если у мужа иное мировосприятие?

— Тогда не надо было заводить семью!

Положим, я ничего не заводил — если живём вместе, это не значит, что до смертного одра. Заранее никто знает, как оно получится. Вот и теперь есть ощущение, что у нас это долго не продлится, и не потому, что я закоренелый волокита, донжуан. Да нет, просто я уже не выдержу. Поэтому и сказал:

— Или я, или дебильное кино!

В общем, собрал вещи и ушёл. Возможно, поспешил… Или совсем наоборот — надо было это сделать ещё раньше.

Теперь вот сижу у телевизора в своей однокомнатной квартире, смотрю футбол, и нет никаких причин, чтобы напяливать дублёнку и тащиться в непроглядной тьме в кинотеатр в надежде насладиться очередным шедевром кинопроходимцев.

И вдруг из кухни раздался странный звук, словно бы лампочка лопнула или, не дай бог, сломался холодильник — давно пора его сменить, но всё руки до доходят.

Бегу на кухню и что же вижу… Голый, небритый мужичонка весьма непрезентабельного вида сидит на краю обеденного стола, болтая коротенькими ножками и покачивая непропорционально большой кудрявой головой. В чёрных волосах застряло несколько витков древесной стружки, которой обычно прокладывают легко бьющийся фарфор при транспортировке, а на бедре отпечатался знак опрокинутой рюмки и полустёртая надпись «Не кантовать!».

— Не узнаёшь? Странно, прежде не раз ко мне за поддержкой обращался, неужто не припоминаешь? — гадливо ухмылялся коротышка, почёсывая пухленький живот. — Я же твоё «второе я»!

— Ты на меня совершенно не похож…

— А с какой такой стати ты нас сравниваешь? Будь мы единоутробными братьями-близнецами, ещё куда ни шло. Вот ведь моду взяли! Что ни клиент, то сам себе «второе я» по собственному образу и подобию подбирает. И чтобы по росту подходил, и даже по образованию. А не проще ли попросту взять, да и клонировать себя? Тогда ведь никаких тебе поводов для беспокойствия не будет: «сегодня ты, а завтра я». А, в сущности, какая разница? — мужичонка мечтательно закатил глаза: — Сегодня я второй, а завтра буду прямо-таки на твоём диване обретаться. Кто был ничем, тот… ну, дальше ты и сам догадываешься.

— Не ты эту квартиру покупал. Не тебе и… — трудно переключиться с футбола на серьёзный разговор, а потому не смог выразить мысль более внятно и доходчиво. — В конце концов, это неприлично, прийти в гости и навязывать хозяину квартиры свои правила.

— Да ладно, что ты понимаешь в приличиях? Вот я сижу ослепительно голый пред тобой, совсем как девка на выданье? Ну так и что? В конце концов, мы не на партийном съезде или в обществе почтенных дам, тут ведь все свои. Послушай, а может, и тебе стоило бы того… для уравнения ситуации разоблачиться? Тогда и поглядим, кто из нас герой, — и мужичонка заразительно захохотал.

— Послушай, если будешь хамить, я тебя из дома выставлю!

— У нашего дитяти зубки режутся, — мужичонка откинулся на спину и засучил ножками, изображая неописуемый восторг. Затем, перестав смеяться, снова сел и деловито произнёс: — Ладно, так и быть, все материальные и плотские утехи забери себе, пользуйся на всю катушку, я на всю эту хренотень не претендую. Ну а мне оставь, к примеру, это… как его… ну, скажем, психологию и прочие морально-нравственные устои…

— Да уж, при твоей-то роже только и заниматься психологией…

— Ты сам-то много ли в этом понимаешь? К примеру, знаешь, отчего распался «Битлз»?! — возопил обиженный прохвост, в азарте спора хлопая себя ладонями по волосатым ляжкам. — Да просто Пол с Джоном партнёра не поделили, вот и все дела, а ты туда же, психология… А отчего думаешь, этот… известный наш физик-теоретик в науке оказался плодовит? Да потому что бабник был отчаянный. Ну а таким, как ты, видать, слабо…

Нет, этого я вытерпеть уже не мог, что-то с ним надо было срочно делать. Я потянулся к прохиндею, норовя ухватить его рукой за голую лодыжку, но тот вопреки дебильной внешности оказался куда проворнее меня. В следующее мгновение, сделав головокружительный кульбит, мерзопакостник уже сидел верхом на бра, до той поры предназначенного всего лишь для освещения обеденного стола, но вот теперь нежданно-негаданно превратившегося в насест для этого подонка. Ну а стеклянный с золотистой окантовкою плафон вместе с горящей лампочкой уместился как раз между его ног, демонстрируя сияющее естество непропорционально увеличенных размеров. Однако стоваттный подогрев подействовал вполне понятным образом:

— Чтоб вам так было! — завопил негодник, как ошпаренный, для убедительности прибавив кое-что совсем уж непристойное.

То-то, проняло! Как утверждают, при нежданных обстоятельствах некоторым представителям гомо сапиенс свойственно кричать на крайне редко употребляемом ими языке — вроде бы обычно такое приключается при родах. Вот и это чудо акушерского искусства, что удивительно, сподобилось. Впрочем, с чего это я решил, будто он и в самом деле моё «второе я», когда в ярком свете бра ясно наблюдается совсем другое.

— Эй, Ося! Ты, часом, не в церковном ли хоре по воскресным дням поёшь? Голосистый больно.

— Будешь на моём месте, ещё не так запоёшь, — отвечал мне Ося, с высоты плафона плюхнувшись в салатницу. — Чтоб я так жил, но это же явное унижение моего достоинства.

Ося, знакомый мне ещё по летнему отдыху в Крыму под Судаком во времена блаженной юности, тот самый Ося, теперь владелец телеканала, сети винных магазинов и частных клиник, банкир и меценат, когда-то начинавший свою звёздную карьеру с торговли резиновыми пупсиками на барахолке, сидел на краешке стола и, слизывая остатки майонеза, весьма кстати прикрывавшие его могучий «срам», рассуждал о недостатках моей личности.

— Я вот что тебе скажу. Беда твоя в том, что ты пытаешься мыслить головой, а вот того не понимаешь, что для этого занятия куда больше ещё целая куча органов подходит. К примеру, особо нервные предпочитают мыслить сердцем, люди рационального склада мышления рассуждают животом. Начальство принимает эпохальные решения тем самым местом, что к руководящему креслу приспособлено…

— Ну и каким же местом ты сам думаешь? — оборвал я Осю, не желая дольше слушать его брехню про уважаемых людей.

— А я на вас на всех вот это самое и положил, — деловито ответствовал Ося, долизывая майонез.

В конце концов, и то верно, не пропадать же соусу. Ну а пока я раздумывал о том, что дальше предпринять, Ося продолжал свою брехню:

— Кстати, а что это ты один сегодня? Прежде не замечал у тебя пристрастия к одиночеству.

— Да вот, с подругой разошлись во взглядах на современное кино.

Ося снова хлопнул ладошками по бёдрам и прокричал:

— Так я и думал! Вовчик, ты безнадёжно отстал от времени, не понимаешь нынешних приоритетов. Бери то, что пока дают, а то и этого не будет. Да и вообще, теперь в фаворе телевидение, интернет и прочее развлекалово. Всё потому, что жизнь слишком сложна, а людям нужен отдых, причём такой, чтобы, по возможности, не напрягать мозги.

— И в результате все превратятся в идиотов.

— А ты предпочёл бы жить среди Достоевских, Эйнштейнов и Чайковских? Да ты и дня в обществе этой публики не выдержишь, такое там занудство. В общем, выбрось эту муть из головы!

Он исчез так же неожиданно, как появился, а я так и не решил, что лучше — возмущаться тем, что дурят людям головы, либо принять происходящее как данность без всяких рассуждений на тему «зачем и почему», и на этом успокоиться. А Ося что ж, видимо, вообразил, что он теперь моё «второе я», и потому так просто не отвяжется.

Глава 2. Житие святых

Меня давно занимал вопрос: почему люди сходятся, а потом расходятся? То ли характерами не сошлись, то ли муж приревновал жену и поставил крест на семейной жизни, либо просто нашёл другую, помоложе. И вот о чём подумал. Максим Горький и Алексей Толстой были женаты по три раза, Михаил Булгаков также следовал этому неписанному правилу. Пушкину гораздо меньше повезло, а Лермонтов так и остался холостым, но оба ушли в мир иной, не дожив до сорока, да и времена были другие, не то, что нынешние, когда никого не удивишь бракосочетанием в пятый раз, а бывает, что счёт доходит до семи. Но что становится причиной разрыва и можно ли создать счастливую семью, если речь идёт о людях творческих профессий?

Попалось на глаза интервью в недавнем прошлом очень популярной актрисы. Талантом и красотой не обделена, да и любовников, если верить слухам, было предостаточно. Так вот, актрисе непонятно, зачем прилагать столько усилий, чтобы выйти замуж, если в наше время так легко развестись. Свобода для неё на первом месте, а брак — это ещё одно ограничение, которых и без того в нашей жизни больше, чем хотелось бы. Возможно, на её мнение о браке повлияло предостережение Гёте, который знавал немало женщин, одарённых в разных областях искусства, однако с замужеством всё это заканчивалось — слишком много времени приходилось уделять своему супругу и заботе о малых детях.

Но вот узнаю, что актриса вышла замуж — избранником стал актёр, вовсе не бездарный, но ей, увы, и в подмётки не годится. Дай бог им создать счастливую семью, хотя от разрыва отношений никто не застрахован — тому есть немало примеров, особенно в артистической среде. Не повезло «радистке Кэт» из «Семнадцати мгновений весны» — сначала из семьи ушёл отец, известный архитектор, а затем и муж, выйдя за которого «Кэт» надеялась вернуть былое благополучие, когда исполнялись все её желания. Вот и героиня сериала «Куба» от измены мужа пострадала. Не хотелось бы заканчивать рассказ о замужестве молодых талантливых актрис на столь печальной ноте, поэтому приведу слова из романа Тургенева — это что-то вроде изложенного в завуалированной форме совета молодым супругам: «Анна Сергеевна недавно вышла замуж, не по любви, но по убеждению… Они живут в большом ладу друг с другом и доживутся, пожалуй, до счастья… пожалуй, до любви».

Понятно, что кому как повезёт, а в идеале требуется и общность интересов, и совпадение характеров, что не всегда случается. Но самое главное — супругов всё должно «устраивать» в том смысле, что на большее рассчитывать нельзя! Что я имел в виду? Попробую пояснить на одном примере.

Представьте, что познакомились двое молодых людей. Он балагур, душа любой компании, к тому же хорошо разбирается в кулинарии, что в семейной жизни может пригодиться. Помню, приготовил баранью ногу с зелёной фасолью — пальчики оближешь! Но есть недостаток — рано начал лысеть, то есть внешне не похож на прекрасного принца, о котором мечтают многие девицы. А вот его подруга на загляденье хороша — вылитая Марина Влади, правда, не столь изящная, однако это дела не меняет. В общем, они друг друга полюбили, и всё бы хорошо, но тут пришла беда — выяснилось, что у неё проблемы со здоровьем. Жизни пока ничто не угрожает, даже сможет родить ребёнка, и всё же у её избранника возникли немалые сомнения. И тут решающую роль сыграл тот самый недостаток в его внешности — попробовал найти другую симпатичную подругу, но ничего не получилось, и через полгода возобновил отношения с «Мариной Влади». Вскоре после женитьбы у них родился сын, и жили они счастливо ещё лет двадцать. Рискну предположить, что в глубине души оба понимали — как ни обидно это прозвучит, на лучшее трудно было бы рассчитывать. Ну а потом болезнь обострилась, и её не стало. Пожалуй, это тот самый случай, когда можно говорить хотя бы о недолгом, но семейном счастье.

Мне так и не удалось увидеть ещё одну столь же счастливую семью — разве что с чужих слов знаю об их существовании, хотя таким свидетельствам не склонен доверять. Впрочем, как-то ехал в электричке, а чуть впереди меня сидела молодая пара с ребёнком: женщина лицом ко мне, а её муж — спиной. Я никогда больше не видел такого счастливого лица, оно сияло каким-то нездешним счастьем, эту женщину совершенно не волновало то, что происходит вокруг — есть только муж, ребёнок и она. Признаюсь, позавидовал мужу белой завистью и порадовался за неё. Но вот на следующей остановке они направились к выходу, и тут я увидел лицо мужа — равнодушное и даже чем-то недовольное. Сказка кончилась, толком не начавшись.

Вот и с Львом Толстым не всё понятно — то ли удалась семейная жизнь, то ли нет. В письме своему другу, двоюродной тётке Александре Андреевне, Толстой пишет, что счастлив, что не имеет никакого желания, кроме того, чтобы «всё шло по-прежнему». Ну а в дневниках совсем другое: «Ужасно, страшно, бессмысленно связать своё счастье с материальными условиями — жена, дети, здоровье, хозяйство, богатство…»

Тут что-то вроде раздвоения личности. Муж и отец вполне доволен жизнью, а вот писатель и философ страдает, поскольку семейные отношения тяготят, мешают его творчеству, тем более что философских идей Толстого никто в семье не понимал. Иван Бунин в книге «Освобождение Толстого» ссылается на разговор, свидетелем которого он не был. Так вот, Толстой якобы тогда сказал: «Ненавижу Софью Андреевну, да и всех женщин! Умру, положат в гроб, закроют крышкой, а я вдруг вскочу, скину её и крикну Софье Андреевне:"Ненавижу!"». Так нередко получается — от любви до ненависти один шаг, и хорошо, если всё заканчивается без трагических последствий для обоих. Самое простое в этой ситуации — одному из них уйти. Вот и Лев Николаевич ушёл куда глаза глядят.

Ну а теперь от семейных неурядиц и душевных переживаний актрис, актёров и российских классиков вернёмся в ту реальность, которая мне ближе и понятнее. Сам я не женат и всего два раза делал предложение руки и сердца — не то, чтобы всерьёз, то есть стоя на коленях и в одной руке держа букетик алых роз, а в другой заветную коробочку с обручальным кольцом, предназначенным моей избраннице. По сути и по содержанию, это был всего-навсего намёк, поскольку в первом случае оба были подшофе, так что нет смысла придавать моим словам какое-то значение, а во втором всё свелось к обсуждению — стоит ли оформлять наши отношения и будет ли от этого какой-то прок. Впрочем, друзья и знакомые много раз пытались наставить меня на путь истинный, но я не дался. Пожалуй, основная причина в том, что у меня аллергия на стандарты и шаблоны. Когда говорят, что надо делать так и так, причём только потому, что это принято в приличном обществе, в моих жилах словно бы закипает кровь и я с трудом сдерживаюсь от того, чтобы сказать что-нибудь обидное. Слава богу, в писательском труде стандарты не поощряются, разве что при оформлении рукописи перед тем, как отдать её в издательство.

Помнится, подруга одной девицы, с которой у меня был длительный роман, пыталась убедить, что никого лучше мне «ни в жисть» не найти. Да я и не искал, в столь важном деле полагаясь лишь на волю случая. А вдруг встречу такую, что забуду обо всём, даже о том, что творчество с семейной жизнью практически несовместимо. Но не сбылось — может быть, оно и к лучшему. Всё потому, что теперь уже не встанет передо мной трагический в своей неразрешимости вопрос: уйти или всё-таки остаться?

Бывает и так, что от возлюбленного ждут вовсе не высоких чувств, а высокого должностного положения и материального достатка. Вот и Полине требовался доктор каких-то там наук с личным автомобилем и целой кучей почётных степеней и званий. Признаюсь, её фантазии, наполненные ясным смыслом и заботой о совместном процветании, поначалу увлекали и меня.

— Ты будешь делать карьеру, а я тебе буду помогать! — нежно шептала мне на ухо Полина, будем называть её здесь так. И я млел от восторга, прижимаясь к её белой, такой желанной, такой восхитительной груди.

В тот год Полина предложила отдохнуть вдвоём в Мисхоре.

— Ах, как чудесно было бы! — воскликнула она, пытаясь при этом повиснуть у меня на шее. Видимо, запамятовала, что я этого не люблю, и уж совсем не переносит таких нагрузок моя поясница.

Впрочем, против поездки я не возражал. Пришло то самое время, когда надо расставаться с прежними привычками, с раздольной жизнью где-нибудь на диких пляжах под Судаком или недалеко от Коктебеля. И шампанское впору уже научиться пить только из бокалов, а консервированным сосискам made in Denmark следует предпочесть более солидное меню. Вот именно так мы тогда и порешили.

После нескольких попыток нам удалось снять приличную квартирку — не очень близко к морю, но зато уж в относительной тишине. Помнится, как-то в Гагре мы с ребятами жили в доме, неподалёку от которого вниз по склону горы располагался ресторан, весьма популярная, особенно по вечерам, достопримечательность местного курорта. «…За жизнь нашу цыганскую, за жизнь нашу армянскую…» — вот эта знаменитая, бессчётное число раз, на самые разные лады повторяемая фраза из известного романса возникала в моих ушах каждый раз, стоило увидеть где-нибудь на черноморском берегу даже самое захудалое кафе. Возможно, именно поэтому я с тех пор и предпочитал отдыхать преимущественно дикарём, вдали от мест скопления курортников и кочующих по городам оркестров. Но это был особый случай.

Надеюсь, все согласятся с утверждением, что свобода лишней не бывает. Свободой надо пользоваться, пока она есть, пока дают. Поэтому стоит ли удивляться тому, что, наскоро подкрепившись после утомительной дороги, мы первым делом, не дожидаясь ночи, решили опробовать кровать. Двуспальная, деревянная, она на первый взгляд производила весьма благопристойное впечатление, обещая много приятных дней, часов, ну или хотя бы несколько минут…

Скрип несмазанных колёс телеги и даже скрежет рессор изрядно перегруженного тягача, слейся они в унисон и воедино, не смогли бы сравниться с тем, что огласило ближайшую округу и вершины окрестных гор. Стаи чаек поднялись над гаванью и скрылись в отдалении, ласточки и стрижи попрятались на чердаках. Местные жители и тихо-мирно отдыхающие квартиранты высыпали из домов и из курятников на улицы, ожидая катастрофы — что поделаешь, если у всех одновременно возникла мысль, будто эти звуки издавала нависшая над побережьем огромная гора, которая совсем некстати, то есть по какой-то кошмарной, никем не предусмотренной причине вдруг пришла в движение.

На самом же деле, это не земля разверзлась, и крымские горы тут были явно ни при чём, и незачем было возводить на них напраслину. Эти неприличные звуки издавала наша великая труженица, наша производительница, наша заботливая попечительница — деревянная кровать.

Самое время было это безобразие прекратить, но что-то не вполне понятное творилось в эти мгновения с Полиной, я даже подумал, уж не потеряла ли она на время слух. Трудно было поверить, чтобы в её сознании, а может быть, где-то глубоко в подкорке именно эти звуки ассоциировались с таким понятием, как «секс». О тонких и возвышенных чувствах я вообще не вспоминаю.

И тут Полина прокричала:

— Это же чудо какое-то!..

В этот момент словно бы что-то стукнуло меня, причём самым непозволительным образом — так, наверное, бьют исподтишка. Э, нет! А вот об этом мы не договаривались. Так ведь, чего доброго, ляжешь в постель совсем свободным, а наутро проснешься закованным в стальные кандалы в полном соответствии с разработанным ею планом. И тогда всё — пиши пропало!

Но видимо, оголтелый скрип кровати способен напрочь заглушить те робкие сомнения, которые время от времени рождаются в нашей голове. Тем более что голове при этом деле положено быть в довольно длительном невразумлении. А может, всё гораздо проще, то есть я был пьян, вот только не вполне уверен — от любви или от вина местного разлива. Ещё менее вероятно, чтобы в тот вечер стрелы Амура по нелепой или кем-то подстроенной случайности все до единой пронзили только Полину и меня.

А наутро она меня спрашивает:

— Вовчик, ты помнишь, что говорил вчера? — и делает такие проницательные, такие умные и такие наивные глаза.

И что я мог ответить? Если честно — я был просто ошарашен! Нет, ну в чём бы я ни признавался накануне, какие бы романтические предложения ни высказывал, нельзя же словно бы нож к горлу приставлять — скажи да скажи, ты правду говорил или же опять… Ну как так можно? То есть, может быть, я что-то и говорил ещё вчера, но вот сейчас именно — ничего, ну просто абсолютно ничего не в состоянии припомнить. И вообще, в чём собственно дело и почему я обязан что-то вспоминать?

Ах, эти нежные, милые создания! Уж так они любят красивые и ласковые слова. Их хлебом не корми, дай только послушать. Я ещё могу понять, когда дело происходит в колумбийской мыльной опере. Но если мужчина изрядно подшофе, да ещё оба находятся в известных обстоятельствах, когда ни она, ни он не имеют возможности оценить реальность беспристрастно, можно ли доверять сгоряча высказанному мнению? Приятно слышать — тут я с вами соглашусь. И верить в искренность намерений тоже можно. Даже нужно! Но ведь и то необходимо понимать, что всё, что при этом было сказано — это же не для протокола!

После всех описанных здесь перипетий вывод стал предельно ясен. Поэтому и Полина осталась в далёком прошлом, по крайне мере для меня.

На следующий год я снова приехал в Крым, но уже один — как раз накануне мы с Полиной решили поставить крест на наших отношениях. В небольшом посёлке под Судаком меня поджидала весёлая компания — однокурсники, ну и конечно несколько девиц. Да с Полиной ни одна из этих не сравнится! Так что извините, милые, ничего вам здесь не светит, даже не надейтесь. Это если кто-то положил глаз на меня. Ведь всё предельно ясно — я в тоске, страдаю от разлуки, поэтому не приставайте, а не то… Тут даже объяснять не нужно, каждая поймёт. Но оказалось, всё не так.

Конец ознакомительного фрагмента.