Человек неразумный

Владимир Александрович Бердников, 2019

Действие романа происходит в СССР в начале 80-х, во времена господства атеистической идеологии. Заломов – выпускник Ленинградского университета – поступает на работу в сибирский академический институт и вскоре обнаруживает, что взгляды многих научных сотрудников засорены представлениями, весьма далёкими от рациональных. Молодой человек отчаянно спорит, пытаясь понять причину этого явления. В конце концов Заломов приходит к выводу, что в ошибках и заблуждениях умных и прекрасно образованных людей повинен наш разум.

ПОХОД В ЛЕС

Вот, что вспомнилось Заломову в то субботнее утро. Настроение его оставалось неважным. Проблема обольщения Анны по-прежнему выглядела неразрешимой. От безысходности он дал волю своей фантазии, и вскоре его внутренний голос изрёк: «Нужно сделать крупное открытие, и тогда Анна увидит, с каким замечательным человеком её столкнула судьба, и, конечно, тут же в него влюбится». Нелепость этой «идеи» была очевидной. Заломов был уверен, что работа с красителями не приведёт его к серьёзному открытию. В лучшем случае он получит материал для добротной статьи в хорошем журнале. И это всё!

Он бросил рассеянный взгляд на широкий мир за окном и отметил, что вид лесного массива за оврагом изменился. Ещё вчера там преобладали мрачные цвета, от серого до тёмно-бурого, а сегодня лес будто подёрнулся нежной жёлто-зелёной кисеёй. «Так это развёртываются воспетые молвой первые клейкие листочки», — догадался Заломов. Он открыл окно настежь, и прохладный воздух, напоённый эфирными маслами лопающихся древесных почек, ворвался в его комнатку. Влюблённость и весенние запахи сделали своё дело — его неудержимо потянуло на природу.

Он перешёл мостик, перекинутый через овраг, и углубился в давно манивший его лес. Ноги легко несли Владислава по дорожке, устланной мягкой сосновой хвоей, и душа его пела в радостном предвкушении встречи с чем-то неожиданным и прекрасным. Вскоре дорожка резко пошла под уклон, и он оказался на южном склоне долины, на дне которой вилась узенькая речушка, вернее, крупный ручей. Вся нижняя, безлесная, часть склона была покрыта пурпурным ковром из каких-то цветов. Яркое зрелище привело Заломова в эйфорическое состояние, будто он в окружении улыбающихся молодых женщин выпил бокал шампанского. Так вот они долгожданные цветы Сибири! Он сбежал вниз к цветам и сел на тёплую землю, чтобы лучше рассмотреть её покров. Это были медуницы, миллионы медуниц! А ароматный весенний воздух гудел от крупных чёрно-жёлтых шмелиных маток, грузно перелетавших от цветка к цветку.

Ручей ещё не вошёл в свои берега, и его избыточные воды с громким журчанием преодолевали преграду из стволов и ветвей прибрежных ив. В молодом соснячке на берегу ручья обосновалась колония дроздов-рябинников. Самки вели себя тихо и скрытно, только хвосты их торчали из гнёзд, а вот самцы, засевшие на верхушках высоких берёз, пытались напугать возмутителя птичьего покоя, громко треща и скрипя своими голосовыми аппаратами. Ничего не добившись одним шумом, самцы принялись пикировать на пришельца, стараясь прицельно поразить его экскрементами. Такая тактика дроздов-охранников принудила Заломова к позорному бегству.

Он решил вернуться в Городок прямо через лес. Земля здесь была ещё сырой, кое-где в ямах лежал грязный снег. Он быстро шёл, стараясь держаться взятого перед входом в лес направления. Что называется, шёл по лесу, не видя деревьев. «Куда же ты всё время спешишь? — раздалось в голове Заломова. — Да ты взгляни хотя бы на эту старую сосну». И тут, будто пелена спала с его глаз, и он увидел её. Да, сосна была великолепна. Он не удержался и погладил бурую бугристую кору, разорванную на полосы и островки раздавшимся вширь неохватным стволом. Потом, запрокинув голову, проследил, как с высотой сосновая кора изглаживается и светлеет, превращаясь на уровне первых живых ветвей в подобие золотой фольги, сверкающей под лучами высокого весеннего солнца. Никакой шедевр Эрмитажа не вызывал в душе Заломова такого сильного и такого радостного переживания! И вдруг грустная мысль приглушила этот восторг: «Почему же русские так гордятся своими снегами и морозами, когда на деле лишены счастья любоваться живой природой целых шесть месяцев в году? Чем тут гордиться? Это же большое национальное несчастье!»

Через полчаса он уже был дома. После прогулки по весеннему лесу любовная тоска его заметно притупилась, и к тому же он изрядно проголодался. Однако вскоре от этих чувств не осталось и следа. Удар судьбы был нанесён в душевой комнате. Раздевшись, Заломов обнаружил на своём теле маленького быстро бегающего клеща с чёрными лапками и бордовой спинкой. «Боже, Ixodes persulcatus!», — прогремел в голове страшный диагноз. Увы, это был он — печально знаменитый переносчик весенне-летнего клещевого энцефалита. Конечно, Заломова предупреждали о существовании в местных лесах этих опасных тварей, но в характере Владислава была одна странная черта — он слишком критично, а порою даже пренебрежительно, относился к мнению большинства. Будто какая-то поперечная сила, затаившаяся в таинственных, воспетых поэтами и психоаналитиками глубинах души, толкала его не идти в ногу со всеми. Доходило до смешного: например, он отказывался читать модные романы, вызывающие восторг у окружающих, а оказавшись в незнакомой местности, упорно стремился попасть из пункта А в пункт Б по прямой и потому частенько натыкался то на непроходимое болото, то на часового, охранявшего какую-то запретную зону. Вот и теперь характер снова подвёл его. Слава богу, клещиха ещё не успела найти на его коже самое тонкое, самое лакомое местечко, и он избежал вполне вероятной перспективы подцепить энцефалит и распрощаться с мечтами о серьёзных достижениях в науке.

Как ни странно, но прогулка по лесу и счастливое спасение от клеща в корне изменили настроение Заломова. Тоску по Анне как рукой сняло. «Вот и говори после этого, что любовь — самое важное в жизни, — проснулся внутренний голос. — И вообще, откуда взялось в нашей культуре такое сверхпочитание любви? Ведь ясно же, что, к примеру, проблема голода куда важнее. Испокон веков основные усилия человечества были направлены на увеличение производства продуктов питания — в итоге появились сложные технологии, способные накормить миллиарды. Естественно, за достигнутый прогресс пришлось заплатить трудовой дисциплиной и, стало быть, немалой потерей личной свободы. А вот для получения брачного партнёра ничего особенного придумывать не надо — природа сама позаботилась об обеспечении одного мужчины одной женщиной, так что практически каждый из нас может позволить себе романтику поиска своей половины. А может быть, воспеваемое всюду и во все века стремление человека к свободе ассоциируется с оставленной ему свободой выбора полового партнёра? Может быть, именно потому так и любезна любому из нас любовь?» — «Да нет же, то, что остроумно, обычно неверно, — возразил своему внутреннему оппоненту Заломов. — Просто любовь неразрывно связана с одним из самых сильных наслаждений, доступных нам в этой жизни».

Во время урока в школе для вундеркиндов он старался как мог. В непрофессиональной аудитории можно было позволить себе роскошь свободной импровизации. Говорил с подъёмом, обильно пересыпая речь словечками из студенческого жаргона. Анна сидела за столиком на последнем ряду и улыбалась. Вдохновлённый этой улыбкой Заломов попытался широкими мазками набросать картину генной регуляции у многоклеточных. Особое внимание уделил проблеме содержания в геноме большого количества негенного материала. Более того, он даже позволил себе некоторые фантазии относительно назначения этой вроде бы лишней ДНК. И чем смелее он фантазировал, тем ярче сверкали глаза учеников, и тем серьёзнее становилось лицо молодой учительницы на последнем ряду. «Интересный парень, — думала Анна, следя за лёгким полётом мыслей Заломова, — с виду, можно сказать, никакой, но как хочется узнать о нём побольше. Вот и школьнички мои уже им очарованы. Да, с этим типом стоит познакомиться поближе».

После урока Анна завела Заломова в пустую классную комнату.

— Прежде всего, Владислав, позвольте мне называть вас Владом. Тяжеловесное древнеславянское имя вам явно не подходит.

— Ради бога, Анна. Честно сказать, оно и мне не нравится.

— Прекрасно. Так вот, Влад, сомнений нет, у вас явный педагогический дар. Вам удалось подкупающе просто изложить ужасно сложный материал.

— Спасибо, Анна, а, между прочим, не заинтересовал ли этот материал и вас самих?

— Признаюсь, ужасно заинтересовал. Слушая вас, я поняла, что сделать из мухи слона не так уж невозможно. Нужно лишь изменить уровень работы нескольких ключевых генов. До меня вдруг дошло, какая власть может быть дана одному способному, энергичному и смелому генетику.

— Вы любите власть? — снагличал Заломов.

Недоумение застыло на побледневшем лице девушки. Она лихорадочно сканировала свою память, пытаясь отыскать в её глубинах ответ на этот неожиданный вопрос. «Пожалуй, власть для меня, действительно, небезразлична», — подумала она, вспомнив, как мать недавно назвала её характер деспотичным. Мысли Анны на мгновенье коснулись того инцидента: «Конечно, мать слегка перебрала. Я могу согласиться, что мой характер жестковат, что я, пожалуй, слишком требовательна к близким, но это всё же лучше, чем вообще не иметь характера». После краткой задержки она ответила:

— Ох, ради бога, Влад, извините за неудачные слова. Лучше расскажите что-нибудь о вашей работе, о ваших достижениях и планах. А впрочем, я всё равно ничего не пойму. Сначала дайте мне что-нибудь почитать. Какие-нибудь обзоры, полупопулярные и даже популярные книжки. Ну, вы понимаете, что я имею в виду.

— ОК. Я могу дать вам кое-что хоть сейчас.

Заломов извлёк из своей объёмистой сумки пару книг, несколько журналов и оттисков.

— Вот вам информация для затравки.

— Благодарю вас, — улыбнулась Анна, и в её голосе он уловил призывно звучащий грудной тембр.

Заломов вышел на улицу и направился к лесной тропинке, ведущей к Институту. При входе в лес обернулся — Анна стояла у окна классной комнаты и улыбалась. Он махнул ей рукой — она ответила тем же. Душа Владислава запела, и её радостный настрой не могла испортить даже нелепая метель, разыгравшаяся прошлой ночью. Нежданный снег запорошил и весенние цветы, и стрелки хвощей, и ожившие было муравейники. Вдруг он уловил слабый, но очень приятный цветочный аромат — возле лесной дорожки стояла, широко разбросав свои чёрные ломкие ветви, приземистая черёмуха; грозди её цветов были накрыты аккуратными колпачками из снега. «Ага, вот и причина внезапного похолодания — черёмуха зацвела, — усмехнулся Заломов, вспомнив это замечательное свидетельство народной мудрости. — Ведь ясно же, что сезон цветения черёмухи просто совпадает с периодом частых «возвратов холодов», но народ (который якобы всегда прав) усмотрел тут причинно-следственную связь. Впрочем, для невежественного крестьянина такая логика вполне обычна, но почему в необыкновенное (даже сверхъестественное) холодильное свойство цветущей черёмухи верят многие хорошо образованные люди, особенно, женщины? Как это у них получается? И вообще, что заставляет шикарных столичных дам с университетским образованием верить во что угодно? Особенно популярен у них миф о таинственной биоэнергии, которую якобы можно терять или приобретать при контактах с людьми, домашними животными, деревьями, комнатными растениями и даже камнями». С этими мыслями Заломов подошёл к Институту. На гладкой заснеженной поверхности институтского газона стояли, как бокалы с вином на белой скатерти, замороженные красные и жёлтые тюльпаны.