Поднимись на крыльцо

Владимир Алейников

Владимир Дмитриевич Алейников. Родился в 1946 году. Поэт, писатель, переводчик, художник. Окончил искусствовеческое отделение истфака МГУ. Работал в экспедициях, в школе, в газете. Основатель и лидер легендарного содружества СМОГ. С 1965 года публиковался на Западе. Более четверти века тексты широко распространялись в самиздате. В восьмидесятых переводил поэзию народов СССР. Издаваться на родине стал в период перестройки. Автор многих книг стихов и прозы – воспоминаний о былой эпохе и своих современниках. Лауреат премии Андрея Белого. Член ПЕН-клуба. С 1991 года живёт в Москве и Коктебеле.

Владимир Алейников был центральной фигурой среди смогистов потому, что именно Алейникову более всех удалось воплотить изначальный пафос новой эстетики, больше других в ней самоопределиться.

Именно Алейников более всех своих товарищей зависим, «неотрываем» от своего времени (что, кстати говоря, делает ему честь).

Отличительной чертой смогистов и, в частности, Алейникова является великая вера в таинство поэзии, во всесильность её собственной, не поддающейся осмыслению, жизни. Гармония знает больше, чем тот, кто реализует её — вот несформулированный, но основополагающий тезис поэтической традиции, главным выразителем которой стал Алейников.

Поэзия Алейникова потому так стремится к бескрайнему звучанию, потому не ставит себе предела, что, в существе своём, заключает тайну единовременности всего сущего.

Владимир Алейников, вне всякого сомнения, самый одарённый поэт своей плеяды, а может быть, изначально, один из самых одарённых поэтов своего времени.

Когда рассеялся дым сиюминутных впечатлений, выяснилось, что уже в наше время Владимир Алейников пресуществил в своём творчестве весь тот, казалось бы вполне свободный от его влияния, культурный феномен, который связан в нашем представлении с тем, что собственно называлось СМОГом.

Александр ВЕЛИЧАНСКИЙ

Поэтика Владимира Алейникова — не в малых частностях и дремлющем эвклидовом пространстве, одномерном доэнштейновском времени. Лицевые события века для поэта наполнены его собственным присутствием — это смятенный и встревоженный мир, где поколениями обжитая почва коробится и вздыхает от неслыханных потрясений, где воображаемое и действительное, обгоняя друг друга, смешиваются так, что одно невозможно отделить от другого. Это пронзительный документ времени, где терпкие шестидесятые годы, ночные разговоры на кухне за чаем и вином восстановили «слово», стёршееся профанной речью тоталитарного газетного монолога. «Слово» Алейникова, полное смыслов, перекрёсток, где встречаются Пушкин, Аполлинер, Мандельштам и Хлебников, чувствительная мембрана, которое не только фиксирует, но и рождает, зыбкое и трепетное, выходящее за свои собственные пределы, вобравшее в себя запахи полыни крымских степей, шелест переделкинского леса, щемящие мелодии украинских песен и прозрачные серенады Моцарта в стенах московской консерватории — где красота вечного и мимолётного сливаются и каждая частица пережитого не отходит в прошлое, но становится живой точкой бесконечной вселенной.

Виталий ПАЦЮКОВ

«Восприятья ли смято лицо…»

Восприятья ли смято лицо,

Лихолетья ли скрыта личина,

Благодатью ли стала кручина —

Поднимись на крыльцо,

Поднимись на крыльцо и взгляни

В эту глубь роковую,

Где бредут вкруговую

Все, кто сны населяли и дни,

Все, кто пели когда-то о том,

Что свеча не сгорала,

Все, кто жили как в гуще аврала

С огоньком и гуртом,

Все, кто были когда-то людьми,

Но легендами стали,

Чтоб сквозь век прорастали

Их слова, — всех, как есть, их прими,

Всех, как есть, их пойми,

Несуразных, прекрасных,

Ясный свет для потомков пристрастных

Из ладоней их молча возьми.