Потерянные

Владарг Дельсат, 2023

Швейцария недалекого будущего. Над людьми нависла страшная тень ядерной войны. В интернате знакомятся Витя и Света. У каждого за плечами – страх и потери, а общее на двоих – недоверие к миру, боязнь системы и жажда освободиться любой ценой. Даже ценой самой жизни…Герои вместе попробуют отыскать правду обо всём, что происходит вокруг, они будто познакомятся сами с собой заново, помогая в этом друг другу. А неожиданная подсказка из прошлого – медальон отца Виктора – станет отправной точкой нелёгкого путешествия в новый и безопасный мир.

Глава вторая

Виктор Кох

Лёжа в своей кровати глубокой ночью, я вспоминал прошедший вечер. Казалось бы, празднование прошло как обычно — те же неискренние улыбки, потуги радости, танцы опять же… Только отчего-то холодно на душе. Я бы, наверное, всё отдал за то, чтобы папа был в этот день со мной, но это, увы, невозможно. Страшное слово, если подумать.

Собирались приглашённые как всегда — те же дежурные поздравления, в которых я не чувствовал тепла, и вроде бы радостные улыбки, но… Проклятие моё — умение чувствовать. Умение понимать, что собеседник ощущает на самом деле, поэтому я знаю наверняка: им всем было всё равно. И только яркой звёздочкой — Светка, которой просто больно. Её бы обнять, но девушка сторонится, словно боится любого прикосновения, и что это значит — я не понимаю.

Надо спать, но почему перед глазами Светка? Обычная девчонка, спрятавшаяся от себя самой, как и все мы тут. У нас у всех маски, под которыми кто-то прячет равнодушие, кто-то — тоску, кто-то — боль. Интернат очень хорошо этому учит, ведь стоит приоткрыться — и обязательно найдётся кто-то, кто ударит в беззащитное. Так было и сегодня — улыбки, поздравления, торт опять же. Но всё не то, не могу объяснить, но не то. И холодно на душе.

Я попробовал подойти к Светлане, она действительно очень красива — ничуть не похожа на немку, но просто привораживает. Тонкая, кажется, сейчас переломится, но при этом не выглядит, как немки, пересушенной воблой. Почему-то не хочется оценивать её «экстерьер», как это делают парни в нашей группе. Какая разница, какая у неё грудь или там зад? Не понимаю я этого. Круглое лицо, зеленющие ведьмовские глаза, чуть приоткрытые в задумчивости губы, открывающие ряд ровных белых зубов, классический носик и обрамляющие всё это великолепие светло-русые волосы. Светка притягивает взгляд, конечно, но сила воли у меня есть, и не любоваться ею я как-то умудряюсь. Хотя если послушать разговоры о ней… Мерзко отчего-то становится. Разве можно о девушке говорить так потребительски, что ли? Это же девушка!

Мы, конечно, обменялись дежурными фразами, но я видел — она жалеет уже, что пришла. Поэтому и попытался её развеселить, добившись робкой улыбки. Нет, я не влюблён, у меня нет времени на чувства и томления — надо учиться, просто очень надо, но… уж очень красивая она, а я нормальный пацан, хоть и держащий себя под жёстким контролем. Все-таки, почему она так боится прикосновений?

Всю ночь мне снилась Светка. Почему-то во сне она улыбалась — ярко, солнечно, освобождённо. Мы гуляли среди берёз, играли в догонялки, дурачились. Если бы это могло быть правдой! Социальное положение наших семей очень разное, а играть в Золушку парню неуместно. Поэтому такое может только присниться.

Пора вставать. Кажется, только закрыл глаза, а вставать уже пора, ибо будильник. Подъём, зарядка, пробежка, которую я вчера профилонил, душ. Пока бегу, хорошо думается, ну, и время взять себя в руки есть. Сон какой-то необыкновенный был, давно мне такого не снилось, видимо, накрыло вчера сильно в честь инкремента прожитых лет. Все жё мысли остались: девочке больно, и я это чувствую. Что конкретно я могу сделать? Ничего. Или всё же?.. Надо подумать.

Поворот, ещё один, и возвращаюсь. К заинтересованным женским взглядам я давно привык, вот только неискренние они. Кто-то хочет интрижки, кто-то просто секса, а я так не могу. Это у меня от папы — нужно чувствовать, любить, чтобы это было не голой физиологией, а вершиной чувств, взрывом, истинным единением. Поэтому девушкам от меня и не светит — фальшивые они. А может, это мир вокруг насквозь фальшивый? Швейцария эта… Жить здесь, может, и сладко, но вот хочется мне до слёз к родным берёзкам. Ладно, отставить самокопание! Сейчас главное — экзамен, чтоб он сгорел вместе с этой школой!

Сначала, конечно, пож… принять в себя хлеб наш насущный, завтрак то есть, а потом уже и экзамен. Всё-таки, что такое со Светкой происходит? Как ей помочь? Ладно, потом подумаю, сейчас умище надо на математику переключить. Хочешь не хочешь, а надо. Потому ставлю рекорд по скоростному поеданию завтрака. Светки что-то не видать, видимо, поела уже. Хм… А если не успела? Надо позаботиться, я иначе просто не умею.

Большая аудитория, и нас там понатыкано видимо-невидимо — вся параллель сдаёт. Потом ещё будет немецкий, потому что французский мы уже сдали, легко пошло, кстати. Девчонки выглядят спокойными, парни — паникующими, некоторые делают это демонстративно, но церберам-наблюдателям на это глубоко и надолго. Они и не такое уже видели. Потому спокойно сел, достал пенал и сижу. Сейчас цербер подойдёт — проверять будет, чтобы я, значит, ничего запрещённого не приволок. А запрещено многое — от калькулятора до гранаты.

— У вас нет запрещённых вещей?

Они всегда спрашивают и в большинстве случаев верят на слово. Кстати, и чиновники так же, что странно в стране, полной лицемеров.

— Нет, конечно, — моя лёгкая улыбка его в этом убеждает. Отошёл к следующей жертве. А вот Светку проверили… Чем-то она церберам не понравилась, но возмущаться нельзя — только хуже сделаю. Только бы до слез не довели, перед экзаменом это плохо.

Решено, если доведут — напишу жалобу.

Не довели, держится девочка, вот и ладненько.

Сейчас раздадут задания, и мы начнём марафон на пять с лишним часов. Дурное дело нехитрое, как папа говорил, знай себе пиши. Главное — настроиться на то, что я всё знаю, ведь я действительно всё знаю. Интересно, их о Ренате предупредили? Если нет, то будет часа через два пауза на вызов медиков. У девочки сердечная недостаточность, а изверги родители послали Ренату в интернат, вместо того чтобы заботиться о ней дома. Я о своих одногруппницах многое знаю. Кого-то успокаивал, кому-то помогал. Просто, по-дружески, без намеков на постель. Так тоже бывает, особенно у меня. Правда, у меня только так и бывает. Всё, отбросили посторонние мысли, пишем.

Светлана Фишер

В принципе, ничего неожиданного на дне рождения Витьки не произошло. Все они такие, эти празднества, как под копирку. Улыбки, поздравления, объятия, хотя ко мне Витя не полез, будто что-то почувствовал. Странный он, смотрит в глаза, а не на грудь или ещё ниже, как другие. Что-то было в его глазах на этом вечере, что-то такое, как… Не могу выразить. Понимание? Да что он может знать, домашний мальчик! Его хотя бы мама не бросила! А я… А меня…

Вернувшись в свою комнату, приняла душ и улеглась — наутро экзамен. Важный экзамен, без вариантов. И вот тут меня накрыла такая тоска… Сначала стало привычно страшно, показалось, что из тёмного угла тянутся ко мне мужские руки, чтобы… Не думать! Есть вещи, которые невозможно забыть, но совсем нельзя вспоминать, хватит мне и кошмаров наяву, чтобы ещё в воспоминаниях ко мне приходил самый страшный кошмар моего детства.

Надо закрыть глаза и спать, но вот почему-то стоит закрыть глаза — и возникает Витька. Эта его грустная улыбка, понимающий взгляд, остановленное движение. Ведь хотел же обнять, что его остановило? Неужели мой взгляд? Да, я боюсь. Боюсь объятий, прикосновений и вообще мужчин на расстоянии ближе, чем «четыре лаптя». И тайна этого страха скрыта в моем безрадостном детстве. Зачем я вообще родилась? За что?

Вот, довела себя до истерики. Надо теперь вымыть лицо и улечься, наконец, спать. Спать, впереди экзамен, который я обязана сдать отлично, а иначе… эти… у которых я живу, они точно придумают что-то максимально унизительное. На свете есть люди и есть эти — они не люди, а твари. Равнодушные, жестокие, отвратительные по сути своей. Спать, спать, спать…

Всю ночь мне почему-то снился Витька, точнее, я с ним. Гуляли, держась за руки, в каком-то странном, почти прозрачном лесу. Эти деревья я знаю, хотя родилась в Германии, они называются берёзами. Почему-то к ним какая-то особенная тяга у русских. Вот во сне мы с Витькой дурачились в таком вот лесу. Почему-то на душе было так легко и свободно, как никогда в жизни. Он тоже улыбался. Надо же, оказывается, я никогда не видела, как Витька улыбается по-настоящему. Странный сон, необыкновенный. Я никогда не видела такого леса, да и улыбку эту, что преследовала меня, пока я просыпалась, видеть не доводилось. Внезапно очень сильно, просто до слёз захотелось, чтобы это было правдой, но я же знаю, что это невозможно. Зачем домашнему мальчику сирота?

Звонок будильника прервал волшебство сна. Сна, в котором было возможно счастье даже для меня. Сморгнув непрошеные слёзы, взяла себя в руки. Душ, опостылевшая школьная форма и… Не пойду на завтрак. Просто не хочу видеть лица всех этих полных лицемерия людей. Не хочу.

Тяжело вздохнув, двинулась к аудитории. Желудок мне за такое пренебрежение, конечно, отомстит, но я просто не могу видеть их всех после такого сна. Хочу пожить ещё несколько минут в сказке. Да, я знаю, что такого не будет никогда! Знаю! Но всё равно…

Сегодня у меня экзамен. Очень важный экзамен, а чувства — в полном раздрае. Надо собраться, вон и местный надзиратель внимание обратил, притащился ко мне.

— Нет ли у вас чего-то запрещённого?

Они всегда вежливы, всегда интересуются.

— Нет, — покачала я головой. Обычно верят на слово, но, видимо, кому-то нужно было компенсировать мой счастливый сон порцией неприятностей. Я давно заметила, что вслед за чем-то радостным обязательно следует расплата — что-то очень плохое, от чего я оправляюсь ещё очень долго.

— Пожалуйста, пройдите со мной.

Не поверил, а это значит, что будут досматривать. Они имеют право на таких экзаменах. Остаётся только надеяться, что в трусы не залезет.

— Оставь её, — посоветовал мсье Лион, встретившийся нам на выходе из аудитории. — Перенервничала девочка, не видишь, что ли?

Мсье Лион — это куратор нашего класса, понимающий, но равнодушный, как и все они. Сейчас вот спас меня от унижения личного досмотра, отчего-то вздохнул и отправил обратно в аудиторию, где уже скопились все наши да ещё из параллельных классов — экзамен общий, для всех. Сейчас раздадут задания, буду писать. Главное — сосредоточиться и ни о чём постороннем не думать.

Первое задание. Первое впечатление — паника. Паника, которую я давлю уже почти рефлекторно. Я всё знаю, всё понимаю, всё смогу. Самое главное — не поддаваться этой панике, контролировать себя и не думать ни о Витьке, ни об этих.

Вот, пошло решение, я умная, я смогу.

Тригонометрия, интегралы, геометрия, все вразбивку, будто специально сбивающие с мысли задания. Не зря экзамен считается самым сложным. Три пи квадрат…

Желудок подводит, надо было всё-таки поесть. Но я буду терпеть и решать эти интегральные уравнения, будь проклят тот, кто их придумал!

Три часа позади, осталось всего два. Успею ли я? Должна успеть, надо ускориться, но при этом не спешить.

Спустя почти три часа надзиратели показали, что либо их не предупредили, либо они сами о Ренате забыли. Рената — это девушка из нашего класса, у неё что-то с сердцем, что-то совсем плохое, ей бы на домашнее обучение среди любящих людей, но похоже, что она в том же положении, что и я, — нет у неё любящих людей, зато есть интернат. Она сильно побледнела и упала в обморок. Окружающие даже сразу не отреагировали, пока кто-то не крикнул: «Вызовите врачей!»

Эта пауза для нас всех — возможность немного расслабиться, демонстрируя беспокойство о коллеге. Лицемерная демонстрация «правильных» реакций для надзирателей, ведь всё это потом пойдёт в характеристику. Хотя наблюдающим за нами сейчас не до наблюдений — они сообразили, что школьница может умереть, а свидетелей у них много, кто-нибудь да стуканёт. Поэтому, мешая друг другу, надзиратели суетятся вокруг Ренаты, не подающей признаков жизни. Я бы, наверное, тоже хотела так, раз — и освобождение. Но думать об этом нельзя, за такое будет психиатр.

— Покушай, — мне в руку лёг бутерброд. Витькин голос спутать с кем-то невозможно.

Он обо мне позаботился? Понял, что я не ела, и взял для меня бутерброд? Разве так бывает?

— Спасибо, — так же очень тихо ответила я ему, моментально зажёвывая подарок, чтобы никто не увидел.

Главное — не оборачиваться, а то пропадёт экзамен. Очень боюсь обернуться и увидеть эту его ухмылку, которую он натягивает на лицо, как маску. Впрочем, почему «как»?

Тяжело вздохнув, возвращаюсь к уравнениям и задачам, а за окном уже слышится дробный металлический лязг двигателя садящегося вертолёта. Видимо, сильно испугались, или же Рената уже… Уже свободна от этих всех лицемерных людей. Правда, чем я от них отличаюсь? Ничем…