Территория Левиафана

Влада Ольховская, 2021

В первый день на планете Левиафан колонистам показалось, что они вытащили счастливый билет. Посадка прошла безупречно, все остались в живых, и подвох у этой планеты только один… На Левиафане нет земли. Совсем. Только вода – и бесчисленное множество чудовищ, скрывающихся в ней. Спустя сто лет к этой планете отправляется «Северная корона». Миссия на Левиафане считается простой, и никто даже не подозревает, что одного из членов экипажа водный мир заберет себе навсегда.

Глава 2

Это был запасной план. Не пресловутый «План Б» даже, а последний, тот, к которому обращаются лишь в крайнем случае. Но что еще ей оставалось, если другие возможности она уже исчерпала?

Ноэль давно усвоила, что ее не переведут на спокойную работу только потому, что ей так хочется. Она пыталась заслужить перевод, тайно сообщая руководству о творящемся на корабле. Однако Триан заметил это и пресек, других возможностей выслужиться у нее не было. Оставалось лишь два варианта: смириться со своей судьбой или все-таки сорваться, пусть и не лучшим способом.

Сначала она попыталась смириться. Ноэль подавила внутренний протест, избавилась от тревоги, приняла следующую миссию вместе со всеми остальными. А что в итоге? Она чувствовала себя откровенно лишней. Ей казалось, что она все делает не так, и она не могла спастись от страха, который недопустим для солдата специального корпуса. Остальные постоянно косились на нее то с раздражением, то с осуждением. Разве это нормально? Разве так можно работать?

Ту миссию она кое-как закончила, потому что не так-то просто уволиться на чужой планете! Ей нужно было вернуться к цивилизации вместе со всеми. А когда «Северную корону» направили на крупную космическую станцию для подготовки к следующему заданию, Ноэль решилась на отчаянные меры.

Она пошла к психотерапевту.

Не к обычному, конечно, на них надежды не было. Она запросила консультацию у военного психотерапевта, оценивающего состояние солдат специального корпуса. Ноэль знала, что здорово подставляется этим. Психотерапевт может освободить ее от должности штатного хилера «Северной короны», это правда. Но и про карьеру можно забыть навсегда. В лучшем случае ее переведут на ничего не значащую должность где-то на краю Вселенной. В худшем — направят на лечение, а с лечения мало кому удавалось вернуться.

Вот поэтому она и считала этот план запасным, нежелательным, а до него все-таки дошло. Ноэль решила, что, раз она не в состоянии наладить собственную жизнь, она хотя бы освободит от своего присутствия «Северную корону». С другим хилером им будет лучше!

Военным психотерапевтом оказалась женщина лет пятидесяти, подтянутая, молчаливая и доброжелательная. Она не говорила ничего особенного, однако Ноэль сразу почувствовала: ей можно доверять. Хилер рассказала ей о своих миссиях — как могла. О многом пришлось умолчать. Инструкция предписывала ей максимальную откровенность, но страх перед Трианом был слишком силен. Ноэль казалось: он обязательно узнает все, что она тут наболтала, даже если это кажется невозможным. Для него нет ничего невозможного, он же чудовище! Поэтому даже теперь она не могла позволить себе настоящую свободу, она пропускала все свои откровения через фильтр под названием «Понравилось бы это Триану?»

Беседа длилась дольше, чем ожидала Ноэль, и все это время психотерапевт больше слушала ее, изредка задавала наводящие вопросы, никогда не перебивала и не осуждала. Как только хилер закончила, она отреагировала сразу же — без тяжелых пауз, которые сейчас выматывали нервы.

— Я понимаю, что вам непросто, Ноэль. Насколько я знаю, еще до того, как «Северную корону» перевели на миссию «Исход», вы столкнулись с травмирующей ситуацией.

Ноэль вздрогнула, как от удара — это она вспоминать не хотела. Потому и не сказала ни слова о той истории! Но стоило ли удивляться, что психотерапевт знает? Это же, формально, доктор, у нее есть доступ к личным делам всех солдат… Кроме разве что Легиона.

Она никогда не скрывала свой роман со штатным телепатом, которого потом заменили на Альду Мазарин. И она тяжело переживала разрыв отношений с ним. Но теперь это казалось таким далеким, будто и не с ней произошедшим…

Тем не менее, спорить Ноэль не стала.

— Да, это было непросто.

— А до того вы работали на флот достаточно недолго. Вы молоды, Ноэль, и от природы тревожны. Думаю, ваш прошлый телепат сразу понял это. Он не просто встречался с вами, он поддерживал ваше спокойствие — телепаты это умеют.

Психотерапевт не сказала «любил». Только «поддерживал». Оно и к лучшему… Пока их роман продолжался, Ноэль верила, что он ее любит, она ни за что не усомнилась бы в этом. Но после перевода он ни разу не попытался связаться с ней — хотя мог бы! Разве это любовь? Нет, конечно. Она была удобна ему, пока они могли спать в одной койке. А когда она исчезла с глаз долой, он просто завел себе очередную молоденькую девочку!

— Поэтому расставание с ним стало для вас особенно тяжелой травмой, — продолжила психотерапевт. — Далее вас перевели на миссию «Исход», которая считается миссией повышенной сложности. Что же мы имеем в сухом остатке? Незначительный опыт, травму, давление ответственности. Ноэль, вполне нормально, что вы испытываете сильный стресс.

— Вы не понимаете! — не выдержала Ноэль. — Я не справляюсь! Я все время боюсь!

— Это и есть стресс.

— Да, но каждый солдат должен решить свою проблему, а я не могу!

— Почему вы считаете, что решение проблем происходит мгновенно? — удивилась психотерапевт. — Чем серьезнее проблема, тем больше времени она требует. Солдаты специального корпуса — это тоже люди, Ноэль. Да, люди с особыми способностями. Это дает некоторые преимущества, но не изменяет коренным образом ваш разум.

— Я боюсь, что подведу всех, — прошептала Ноэль, чувствуя, как глаза обжигают слезы. Ну вот, отлично! Разве может солдат сидеть тут и рыдать?!

Однако психотерапевт и бровью не повела.

— Ноэль, от вашего капитана не поступало ни одной жалобы на вас. На проводившемся недавно анкетировании члены экипажа поставили вам достаточно высокую оценку.

— Они просто слишком добры ко мне!

— Разве? Но такими высказываниями вы ставите под сомнение их профессионализм и верность космическому флоту.

Ноэль тут же прикусила язык. Этого она точно не хотела! Она знала про анкетирование, но не знала результат. Ей казалось, что команда выставит ее там полной дурой, потому что все хотят от нее избавиться! А получилось вот что…

— Как вы думаете, Лукия Деон — хороший капитан? — вкрадчиво поинтересовалась психотерапевт.

— Отличный!

— Вот и ответ на все ваши вопросы. Если она готова видеть вас в команде и дальше, вы на своем месте.

— Но что, если я не справлюсь? — всхлипнула Ноэль. — Что, если подведу всех?

— Послушайте… Думать об этом — вполне нормально. Это лишь означает, что у вас по-прежнему высокая степень эмпатии и вы чувствуете ответственность за свою команду. Это очень хорошие черты для хилера с вашим уровнем способностей. Достойно уравновешивающие некоторые ваши недостатки. Сейчас вы переживаете кризис, такое случается. Но, выбравшись из него, вы станете лучшим человеком и специалистом.

Не на такой исход разговора Ноэль надеялась… совсем не на такой! Ей казалось, что все уже предрешено: отсюда она направится прямиком в зону ожидания для дальнейшего перераспределения, а свою команду больше не увидит.

Но вот ей предстояло вернуться на «Северную корону» — а она была к этому совершенно не готова.

— Значит, вы считаете, что я в состоянии выполнять миссию «Исход»? — переспросила Ноэль.

— Вы даже в состоянии делать это хорошо. Чтобы вы лишний раз не волновались: об этом разговоре никто не узнает, даже ваш капитан.

— Как будто я не найду другую причину поволноваться, — горько усмехнулась хилер. — Я только это и делаю!

— Ноэль, милая, послушайте меня… Я могу пойти на поводу у ваших комплексов и рекомендовать ваш перевод на кабинетную или преподавательскую работу. Но я не буду этого делать, потому что вижу: в долгосрочной перспективе это вам серьезно навредит.

— Почему?

— Потому что вы и там не будете счастливы. У вас и там не будет ощущения, что вы на своем месте. В какой-то момент, и довольно скоро, вы начнете корить себя за то, что покинули «Северную корону». Вы не будете уверены, что новый хилер позаботится о них так же, как вы. Ваше спасение не в том, чтобы сменить одну работу на другую. Проблема не во внешнем мире, а внутри вас. Найдите то, что дарит вам уверенность и покой. Тогда вы и поймете, что оказались там, где должны быть.

* * *

Меры его приняли. Конечно, приняли! Они сейчас кого угодно принимали: на прошлой вылазке они понесли серьезные потери. Но даже без этого, даже если бы они могли позволить себе разборчивость, они все равно с готовностью ухватились бы за Оудена. Еще бы! Молодой, сильный, образованный… Такие люди к ним обычно не приходили. Потому что такие люди и не должны были приходить, они освобождались от любой повинности перед мерами. Они могли явиться только добровольно, что и делал теперь Оуден.

Какая ирония. Он делал то, чего боялся всю жизнь — и чего отчаянно хотел избежать.

Он не отрицал, что меры нужны колонии. Да они ее когда-то спасли! Первым поселенцам тут было непросто… Они старались изо всех сил, потому что понимали: другого дома у них уже не будет, корабль не взлетит. Но мир, который их встречал, был совсем не приспособлен для людей. Они могли продержаться год, два, три — исключительно на запасах, которые привезли с собой с Земли.

Ну а дальше-то что? Запасы нужно пополнять, территорию — исследовать, корабль — чинить. Для всего этого у них не было никаких материалов. Люди — создания сухопутные, а их со всех сторон окружала вода, населенная существами, по всем параметрам соответствующими слову «чудовища».

Вот тогда и было сделано открытие, которое все изменило. Одна из водных тварей, обитавших на этой планете, похоже, с начала веков, была способна повлиять на человека, ускорив и изменив его естественную эволюцию. Проще говоря, использование стволовых клеток местного существа превращало человека в гибрида — а главное, в амфибию. В того, кто мог выжить в воде, исследовать ее, подчинить!

Так и появились меры. Все еще люди — но уже не люди. Особенные, наделенные огромным количеством привилегий, но вместе с тем лишенные природных основ. Когда Оуден был маленьким, он смотрел на них, понимал, что они не так уж сильно отличаются от людей, и все же каким-то непостижимым образом чувствовал, что они не люди. Уже нет. Когда кто-то из меров оказывался рядом, он спешил отвести взгляд, а то и вовсе уйти подальше. Правила колонии предписывали восхищаться мерами, даже преклоняться перед ними. Но Оуден так не мог. Для него между мерами и людьми всегда существовала незримая граница, которую нельзя пересечь.

Масла в огонь подливала еще и его мать. Она ненавидела меров всем сердцем, а за что — он так и не узнал, эту тайну она унесла с собой в могилу. Но уж пока она была жива, и дня не проходило, чтобы она не поливала морских воинов проклятьями. Естественно, делала она это только перед своими детьми. Если бы она попробовала делать это открыто, прожила бы куда меньше.

За Беттали мать особо не переживала: она знала, что мером может стать только мужчина. Таков закон. Когда Оуден был маленьким, ему казалось, что это одно из тех правил, которые просто появляются сами по себе и никто не смеет их нарушать. Повзрослев и став врачом, он разобрался, что у всего есть практическая причина. Мутация в мера делала человека бесплодным. В этом отношении, колония с большей готовностью жертвовала мужчинами.

В любом случае, все детство Оудена меры для него с подачи матери были монстрами, низшим уровнем падения. Даже перед смертью она твердила ему, что он не должен прельщаться их привилегиями и легкой жизнью. Все, что угодно, лишь бы остаться человеком до конца!

И он дал ей слово. Оуден выучился на медика, потому что врачи всегда были нужны, он даже вошел в число лучших. Он немалым трудом добился той жизни, которую мечтала обеспечить ему мать. Ради своих интересов он никогда не отрекся бы от клятвы.

Но сейчас ведь речь шла не о его интересах…

Только так он мог добиться для своих племянников полноценного лечения, иного легального пути не было, а он слишком ценил дружбу с Джованной, чтобы просить свою начальницу нарушить закон. За такое можно проститься не только с карьерой, но и с жизнью. Поэтому он пришел к мерам и честно изложил свою просьбу. Они были рады его принять. Теперь дети получили лекарство, Беттали снова была довольна жизнью и ни о чем не сожалела, а он ждал своей участи в темной комнате.

Наконец ожидание закончилось, к нему вышел сам Седар — нынешний лидер меров. Из-за своей неприязни к морским воинам Оуден не стремился постоянно наблюдать за ними, поэтому он слабо представлял, как они выбирают своего главного. Он только знал, что смена власти происходит раз в несколько лет, всегда спокойно. Один лидер уходит, назначая преемника, вот и все.

— Мы завершили тесты, — сказал Седар. — Ты готов.

Оуден понимал, что это значит. Он ни разу не видел мутацию, но знал, что это тяжелый и болезненный процесс, который далеко не всем удавалось пережить. По-хорошему, за мутацией должны были наблюдать врачи, но меры давно уже этого не допускали. В колонии у них была своя территория, на которую они закрыли доступ людям.

В том, что он пройдет тесты, Оуден не сомневался. Он был здоров… у него вообще не было причин соглашаться на мутацию! Но в то же время, были ли у него причины держаться за человечность? Тут тоже все не так просто.

Обычно он не любил об этом думать, потому что такие мысли его расстраивали. Но раз уж он согласился на мутацию, можно дать им волю. Возможно, они сделают расставание с прежней жизнью чуть проще.

За что ему держаться, в самом-то деле? То, что Беттали ляпнула в очередном приступе злости, оказалось правдой: он стал одиночкой. Из всей семьи у него были только племянники и сестра. Это был его выбор, как ни крути. Если бы он захотел найти жену или любовницу, это было бы очень просто: женщины всегда тянулись к врачам, к той жизни, которую они могли обеспечить. Стоило Оудену поманить пальцем, и у него была бы партнерша — причем не обязательно с низшего уровня, возможно, из тех, кто с образованием. Почему нет? Он ведь был не просто умен, он был красив — он знал это…

Но ему не нужны были такие трофеи. Может, если бы его вообще никто не привлекал, он бы уже согласился выбрать женщину получше, обзавелся собственными детьми и тогда точно не согласился бы на мутацию. А у него была Лаирда…

Точнее, у него Лаирды не было, она просто жила в колонии. Впервые Оуден обратил на нее внимание, когда она пела. Ее голос все знали! Лаирда жила среди разнорабочих, у нее не было шанса получить хорошее образование и подняться на уровень выше. Но природа щедро одарила ее: и голосом, и редкой красотой. Ее никогда не вынуждали работать, она была украшением колонии.

И она была гордой. Другая бы сразу же побежала к Оудену, а она отказалась. Это еще больше пленило его… Ему важно было знать, что она не очередная искательница сытой жизни, она свободна, а значит, она достойна уважения.

С того дня Оуден добивался ее, искал с ней встреч, делал все, чтобы заполучить ее внимание. Без толку! Лаирда была умна, она наверняка распознала, что он чувствует. Ей это просто было не нужно. Она искала собственной любви — и в этом поиске смотрела прямо сквозь Оудена.

Ему пришлось сдаться. Но, не получив ее, он не хотел больше никого. Так он и остался без собственной семьи, и ему не за кого было держаться. Что в жизни еще важного, друзья? Друзья у него были, но они легко проживут и без него. Карьера? В этом отношении мер для колонии важнее, чем врач, увы.

Как ни крути, он подходит на роль жертвы, которую можно принести ради спасения детских жизней.

Они с Седаром прошли по узким коридорам, освещенным так плохо, что Оуден чуть ли не каждые пять минут спотыкался. Его спутник заметил это.

— Потерпи, — бросил Седар. — Скоро это прекратится.

— Что именно?

— Твоя человеческая слабость. Недостаток света больше не будет иметь для тебя значения. Тебе достаточно будет одной искры, чтобы видеть все до самого горизонта.

Об этой стороне жизни меров он знал как раз очень мало. Да и не он один! Меры давно уже существовали сами по себе, как отдельный народ внутри народа. В первом поколении они еще общались с учеными, потому что это было необходимо. Но с тех пор прошло много лет… Да и потом, ученый, который открыл мутацию, ввел стволовые клетки и себе, он сам стал мером, укрепив их в решимости отделиться от людей.

Седар привел Оудена в небольшую квадратную комнату. Помещение было совсем крохотным, тут стояла только высокая кровать и четыре капельницы, расположенные по обе стороны от нее.

Оудену это место сразу не понравилось — всем без исключения. Крупным стоком для жидкости в полу. Ножками кровати, прикрученными к этому самому полу ровно над стоком. Крепкими ремнями, которым предстояло удерживать его на кровати. Тем, что в комнате не было окон — и он давно уже потерял направление, он не мог сказать, в какой части колонии вообще находится. А главное, тем, что в одной из капельниц, кажется, что-то шевелилось — что-то, скрытое в мутной черной жиже…

Ему хотелось уйти. Просто отказаться от всего, бежать отсюда, да хоть за борт прыгнуть, лишь бы не позволять им сотворить с собой такое! Это было не осознанное желание, а, скорее, последняя вспышка инстинкта самосохранения, понимающего, что его ждет.

Но Оуден переборол себя. Если он уйдет или умрет, его племянники сразу же перестанут получать лекарство. Вот и все, что важно сейчас.

— Неплохо, — оценил Седар. — Обычно на этом этапе начинается торг… или слезы.

— И что, кому-нибудь помогало?

— Нет, но запоминалось.

— Мы ждем кого-то еще?

Ему казалось, что такую сложную процедуру должна проводить целая бригада! Однако поблизости он никого не видел и не слышал шагов.

— Это ни к чему, — отозвался Седар. — Ты ведь не собираешься убегать?

— Нет. Но если бы собрался, разве тебя одного не хватило бы, чтобы остановить меня?

— Правильно мыслишь. Ложись.

Седар вел себя не так, как полагалось лидеру — и не так, как руководители колонии. Он позволял Оудену, еще даже не прошедшему мутацию, обращаться к нему на равных. Он не нуждался в почестях, он и так знал, кто здесь сильнее.

Оуден лег на кровать, и мер лично затянул на нем ремни, а потом только начал по одной вводить иглы катетеров. Делал он это болезненно и не слишком умело, но волноваться о таких мелочах больше не было смысла. Оуден равнодушно рассматривал темный металлический потолок.

— Это будет долго? — спросил он, когда Седар закончил подготовку.

— По-разному бывает. От семнадцати до двадцати четырех дней, зависит от восприимчивости организма к агенту. Это плохая новость. Но есть и хорошая, даже две.

— Неужели?

— Первая — важен не весь срок мутации. Важны только первые девять-десять дней. Если за это время ты не умрешь, значит, не умрешь вообще. Вторая — ты это время все равно не запомнишь.

— Почему?

— Отключишься, — просто пояснил Седар. — Боль будет настолько сильной, что твой разум этого не выдержит. Да и самое начало ты вряд ли запомнишь — время потеряет привычный ход. Так что ты почувствуешь эту боль лишь отчасти, все остальное тебе может даже понравиться.

— «Все остальное»? Это еще что должно означать?

— Это нельзя объяснить словами. Ты поймешь, когда испытаешь это… Если испытаешь. Не у всех получается. Но у меня получилось, и, могу тебе сказать, это остается с тобой на всю жизнь.

Он больше ничего не добавил, а Оуден не счел нужным спрашивать. В болтовне и правда нет смысла, ему придется пройти весь путь до конца.

Седар приглушил в комнате свет и направился к выходу, но как он уходил — Оуден уже не увидел. Боль пришла гораздо быстрее, чем он ожидал.

Сначала она была не такой уж страшной. Просто жжение, как будто очень горячая вода, не кипяток даже, разливается по венам. Но жар стремительно нарастал, и вот уже горячая вода превратилась в расплавленный металл. Боль заполняла все его тело, уничтожая его, пробиралась в каждую клетку, стирая то, что было, и заменяя чем-то новым… или не заменяя? У Оудена не было сил открыть глаза и взглянуть на себя, а значит, не было уверенности, что он на самом деле не исчезает.

Когда он шел сюда, он думал, что не будет кричать. Что бы ни случилось, он должен принять это с достоинством — и все такое. Но потом оказалось, что решения значат не так уж много. Налет знаний, воспитания и опыта стирается, обнажая первобытное. Он даже не понял, как вырвался первый крик, и не слышал сам себя. Это было не важно. Он дошел до того состояния, когда время действительно потерялось. Ему казалось, что его личный ад длится целую вечность, что спасительный миг облегчения никогда не наступит…

А потом произошло то, что и предрекал Седар. Оуден просто утратил связь с собственным телом. Может, он вообще умер? Или растворился, распался на молекулы, его просто нет? Он не выдержал испытание?

По крайней мере, чувство было именно такое. То, что происходило с ним сейчас, оказалось не похоже ни на обморок, ни на сон.

Он не был — и вместе с тем был. Просто уже не в колонии, не в темной комнате, не в плену кожаных ремней. Он был под водой. Как и все обитатели колонии, Оуден умел плавать, но ему редко выдавали на это разрешение. А даже когда получалось, он держался в основном у поверхности.

Теперь же он был во власти воды, и поверхности просто не существовало. Вода была темной и мутной, но он все равно видел, что происходит вокруг него. С одной стороны волновались гигантские полосы водорослей — живых, а не тех, которые попадали в колонию уже обрывками. С другой что-то двигалось, быстрое, светлое, блестящее. Он тоже двигался. Он не хотел этого, но и не сопротивлялся, ему как будто было все равно… Нет, не так. У него просто не было собственных желаний, он готов был принять все, что ему уготовано.

Он несся вперед вместе с потоком через водное пространство, через вспышки света, через мысли и чувства, которые никак не могли принадлежать ему. Он ощущал парение — такого с ним раньше не случалось. И боли больше не было! Он будто превратился в частичку бескрайнего мира, однако такая потеря собственного «я» не угнетала его. То, что с ним происходило, отзывалось в его душе каким-то невероятным подсознательным восторгом.

Ему казалось, что он пробыл там тысячу лет — и хотел пробыть еще столько же. Но ему не оставили выбора. Свет оборвался, и непреодолимая сила потянула его куда-то в сторону, подальше от потока.

Его тело прошло через боль и теперь, восстановившись, призывало разум.

Он очнулся все в той же комнате и все выглядело так, будто отключился он всего полчаса назад. Оуден догадывался, что это просто иллюзия. Теперь уже как раньше не будет, и тот, кто вошел сюда, сильно отличался от него нынешнего… Доказательством этого служило то, что он, желая подняться, без труда порвал кожаные ремни, привязывавшие его к кровати.

— Неплохо, — оценил Седар, наблюдавший за ним со стороны двери. Позади лидера стояли два мера, которых Оуден раньше не видел. — Хотя и не обязательно. Тебя бы и так отпустили. Зачем нам сдерживать одного из нас? Твое перевоплощение прошло успешно. Добро пожаловать в семью, брат.

* * *

Альда до последнего надеялась, что все обойдется, что Триан просто ошибся в своих расчетах. Это было наивно. Триан никогда не ошибается.

Само задание им еще не объявили, но это было не так уж важно. Альда уже знала, что корабль переходит в режим прыжка. А значит, заданная цель находится очень далеко… И это плохо. Там им не помогут, если что-то пойдет не так, хотя, справедливости ради, они и раньше не звали космический флот при первых же неприятностях.

Тут важнее кое-что другое: имеет ли это дальнее назначение отношение непосредственно к «Северной короне»? Пожалуй, нет. Триан сказал, что Легион зачем-то рассылает в разные стороны свои самые сильные номера, а значит, самых могущественных воинов. Это проблема Легиона, которая вряд ли на них повлияет. Можно не мучиться угрызениями совести из-за того, что она скрыла правду от капитана Лукии.

Хотя Альда до последнего надеялась, что капитан как-нибудь догадается сама. Все-таки Лукия Деон — семнадцатый номер в иерархии, это очень высоко, она многое замечает. Если она напрямую спросит Альду, не известно ли той что-то, телепатке придется ответить, все будет честно, даже Триан ее за такое не осудит…

Но Лукия так ничего и не спросила. Когда Альда вошла в зал общих собраний, капитан скользнула по ней равнодушным взглядом, позволяя занять свое место. Зато Триан среагировал мгновенно, его мысли тут же ворвались в ее голову.

«Ты можешь не дергать глазом?»

«Я ничем не дергала!»

«Спорно. Достаточно взглянуть на тебя повнимательней, чтобы понять: тебе неймется».

«У меня могут быть личные причины!»

«Но тебя все равно будут спрашивать о них, — рассудил Триан. — А врать ты по-прежнему не умеешь и посыплешься мгновенно. Поэтому веди себя как обычно: сиди и ничего не делай».

Ворчать он мог сколько угодно, Альда уже видела, что никого не насторожила. Внимание на нее обращал только Киган, да и тот бросал в ее сторону тоскливые взгляды совсем по другой причине.

Остальные же были равнодушны к ее тревогам. Лукия спокойно дожидалась, пока все соберутся. Стерлинг Витте выглядел так, будто на техобслуживании ему вкрутили болт не в то место. Рале, сидящий по правую руку от капитана, был доволен, как кот, добравшийся до сметаны. Это хорошо — значит, ему удалось преодолеть внутренний кризис, чуть не погубивший его на прошлом задании.

Ноэль Толедо казалась печальной и задумчивой. Но это не из-за Альды и не из-за миссии. Она еще на станции выглядела так, будто готова была расплакаться в любой момент. Естественно, это насторожило штатную телепатку, и Альда осторожно проверила сознание хилера. Однако Ноэль не собиралась вредить себе или окружающим, а перепады настроения были ее личным делом.

Как только все члены команды собрались за столом, Лукия вывела на экран изображение планеты, зависшей в темноте космоса на фоне ярко пылающей звезды. Сама планета из-за такого соседства казалась темной и безжизненной, на снимке, полученном явно с разведывательного спутника, невозможно было рассмотреть на ее поверхности хотя бы один континент.

— Перед вами Кеплер 62ф, — сказала Лукия. — Как несложно догадаться, это планета при звезде Кеплер 62. Известен еще с начала двадцать первого века, но изучен весьма условно. Изначально был причислен к планетам с высокими шансами на подходящую для жизни атмосферу, поэтому и был включен в программу «Исход».

Лукия не стала уточнять, что это все равно была лотерея, все и так понимали. Во времена «Исхода» знания о потенциально обитаемых планетах основывались в основном на теоретических расчетах. Корабль, добравшийся до нужной точки, вполне могло ожидать нечто совершенно иное, что означало бы верную смерть, поскольку обратная дорога предусмотрена не была.

Это понимали все участники проекта, планеты распределялись методом простейшей жеребьевки. Но тем, кому досталась планета Кеплер 62ф, не повезло особенно.

— Планета расположена в созвездии Лиры на расстоянии примерно тысячи двухсот световых лет от Солнца, — сообщила Лукия.

— Ого! — присвистнул Рале. — А не далековато ли? Как они вообще долетели?

— Интересный вопрос, — подключился Киган. — Я изучил все модели кораблей, принимавших участие в «Исходе». Для любой из них такое расстояние — почти предел, риск не долететь значительно повышается. Почему вообще выбрали эту планету?

— Потому что решение принимается не только на основании расстояния, — пояснила Лукия. — Оно важно, не спорю, но это еще не все. Важна еще вероятность жизни на планете. На Кеплере 62ф она была выше, чем на других оставшихся незанятыми планетах. Видимо, капитан решил рискнуть дальним путешествием ради лучшего будущего для колонии. К Кеплеру в рамках проекта «Исход» направился колониальный корабль «Искатель».

— Ну и как? — полюбопытствовал Киган. — Оправдался риск капитана или нет?

Вместо ответа Лукия переключила изображение на экране, позволяя им ознакомиться с общими данными по планете — и снимками спутников, круживших теперь у ее орбиты. Всего этого сто лет назад не было… то, что они узнавали на безопасном расстоянии, капитану «Искателя» пришлось увидеть собственными глазами, когда обратного пути уже не было.

На первый взгляд, Кеплер и правда подходил для жизни. Планета стабильная, с великолепной атмосферой — есть и необходимый для дыхания кислород, и парниковый эффект, позволяющий температуре весь год удерживаться на показателе около двадцати градусов по Цельсию. Это было куда лучше, чем теоретические представления о Кеплере, с которыми колонисты отправлялись в путь: тогда считалось, что на планете намного холоднее.

И все же… Чем дольше Альда рассматривала снимки со спутников, тем очевиднее становился подвох. Однако поверить, что несчастные колонисты столкнулись с таким, было слишком страшно, и она предпочла спросить:

— А где земля?..

— А нет земли, — отозвался Рале, который, очевидно, и собирал все эти данные.

— Кеплер 62ф — водный мир, — добавила Лукия. — Наши спутники достаточно долго изучают его, чтобы можно было говорить уверенно. У планеты очень хорошие показатели для жизни. Но воды на ней слишком много, это один сплошной океан.

— Может, это еще изменится? — робко предположила Ноэль. — Суша сформируется…

— Маловероятно, Толедо. Кеплер, по нашим подсчетам, значительно старше Земли. Нет никаких оснований полагать, что там внезапно начнется процесс формирования континентов. Высока вероятность, что у этой планеты развитые фауна и флора, но — под водой.

— Тогда нам там нечего ловить, — заметил Киган. — Даже если «Искатель» долетел до планеты, как люди могли там выжить?

Да уж, их ожидало незавидное открытие… Вода — это лишь на первый взгляд хорошо. А если она только соленая? А если в ней обитают неведомые твари? А если есть попросту нечего? Это кого угодно к самоубийству подтолкнет!

Однако Альда, в отличие от Кигана, не спешила списывать колонистов со счетов. Во-первых, на одном из предыдущих заданий они столкнулись с планетой, где условия были куда хуже. Тьма, холод, вечные дожди и никакого воздуха! А люди там выжили, целый город построили. Да и потом, раз «Северную корону», одну из самых сильных команд флота, послали именно туда, основания должны быть посерьезней простых догадок.

— Как они могли там выжить — я вам не объясню, Рэйборн, — указала Лукия. — Я и сама этого не знаю. Но у вас будет шанс спросить их лично. Или, по крайней мере, их потомков.

— Да ладно… Они что, реально не утонули?

— Прикинь, — хмыкнул Рале. — Это, кстати, подтверждает мою теорию о том, что человек может приспособиться к чему угодно.

— Но где они тогда? — Альда снова присмотрелась к фотографиям. — Тут же ничего не видно!

— Не все снимки актуальны, — признал Рале. — У нас там только два спутника, а Кеплер этот на сорок процентов больше Земли. Карту пришлось делать методом склейки, временной промежуток порядочный. Поймать их в кадр мешает еще и то, что они постоянно движутся, а спутники не специально за ними следят, снимают все подряд.

— Они… движутся?

— Именно так, — кивнула Лукия. — По имеющимся у нас данным, по поверхности Кеплера постоянно движется один корабль.

— «Искатель»?

— Вот уж нет, — вмешался Киган. — Я не знаю, что за трюк они там провернули, но нет ни единой возможности переделать «Искателя» в стабильно движущийся корабль!

— И тут ты прав, — подтвердил Рале. — Корабль, который удалось обнаружить нашим спутникам, значительно меньше «Искателя» — раза в три-четыре. Полагаю, им удалось построить новый корабль на основе «Искателя».

— Но зачем им это делать? — изумилась Ноэль. — Зачем все время двигаться? Нельзя, что ли, какую-то платформу построить на воде, я не знаю…

— Гадать об этом нет смысла, у нас слишком мало данных о планете. Если люди это сделали, значит, у них не было выбора.

— Да уж, есть вопросы поважнее, — напомнил о себе Триан. Это уже было интересно: он почти никогда не участвовал в обсуждении заданий, в основном слушал, да и то с таким видом, будто все знал наперед. А теперь он решил проявить себя! — Какой нам толк от этой колонии? Если все, чего они достигли за сто лет, — это жалкий кораблик, они бесполезны. Зачем отправлять нас, именно нас, в такую даль?

Альда чуть не подпрыгнула от возмущения. Он издевается?! Уж он как раз должен знать, из-за кого им прилетело такое дурацкое задание!..

Но она сдержалась, ничего не сказала, а секундой позже порадовалась этому. Триан все прекрасно знал. Ему просто было интересно, как это объяснили капитану Лукии, догадывается ли она о чем-то.

Понятно, что с человеческой точки зрения любая колония достойна помощи, но космический флот мыслит иначе. Для них важно то, что можно получить! И Кеплер кажется не слишком перспективной территорией… Уж точно не настолько, чтобы посылать туда «Северную корону», хватило бы команды послабее.

Лукия тоже заметила странность, но истолковала по-своему.

— Нельзя оценить потенциал колонии только по размеру или образу жизни, нужна детальная разведка. Что же до назначения на эту разведку именно нас, рискну предположить, что это связано с завершением нашего предыдущего задания.

— Вот уж нет! — взвился Стерлинг. — Это похоже на месть, а космический флот никому и никогда не мстит!

— Как вам будет угодно, Витте.

— Я вот тоже считаю, что не в предыдущем задании дело, — ухмыльнулся Киган. — Они просто хотели отослать Стерлинга куда подальше!

— Я протестую!

— Достаточно, — прервала их Лукия. — Протестовать будете в свободное время. Мы вообще не должны интересоваться причинами, задание было поставлено перед нами, точка. И это задание требует определенной подготовки. До прибытия к Кеплеру у нас осталось несколько дней. Рэйборн, до этого времени вы должны будете модернизировать «Стрелу» с учетом посадки на воду.

— А вот это будет непросто, — помрачнел Киган. — Сесть мы, допустим, сможем, а подняться…

— Займитесь этим, ваши искрометные шутки, уверена, дождутся своего часа. Далее. Майрон, поработайте с показаниями спутника. Мы не можем гоняться за кораблем по всей планете. Необходимо рассчитать, где он будет на момент нашего прибытия, чтобы направить «Стрелу» к нему. Остальные могут готовиться к миссии по своему усмотрению, особых требований к вам нет. Вопросы?

— Ну что вы, капитан, — отозвался Триан, бросив быстрый взгляд на Альду. — Какие могут быть вопросы? Все всё поняли.