Маска, я тебя не знаю!

Влада Ольховская, 2013

«Что-то неладное творится на этом лайнере!» – размышляет фотограф Агния Туманова. На великолепном корабле, где представители бизнес-кругов, и в том числе ее жених Даниил Вербицкий, решили провести деловой форум, во-первых, неожиданно отключились все камеры видеонаблюдения, а во-вторых, официант совершает неудачное покушение на жену одного из предпринимателей. А вскоре начинают таинственным образом погибать богатые женщины – супруги и дочери бизнесменов, отправившихся в круиз. Агния уже миллион раз обещала не ввязываться в криминальные истории, но как уж тут устоять, когда они посреди океана, за бортом кровожадные акулы – а на борту бродит сбрендивший маньяк. А может, даже и не маньяк, а одна хорошо знакомая «маньячка»?..

Пролог

Узкое подвальное окно разделяло реальность на два мира.

Первый мир был идеален. В нем безмятежно шумели деревья, перешептываясь о чем-то с цветами, росшими вдоль мощеных дорожек. Электронные фонарики, умело скрытые дизайнером среди растений, были отключены и не мешали видеть россыпь звездных бриллиантов в непроницаемо-черном южном небе. Пахло медом и совсем чуть-чуть соленым морским ветром.

А второй мир словно создавал контраст первому. На фоне грязи идеал смотрится более чистым и светлым. А уж грязи тут хватало! В маленьком помещении с низкими потолками, похоже, давно никто не убирался. Вонь, воцарившаяся здесь, мешала дышать, вызывала тошноту. Свежий ветер, иногда залетавший в приоткрытое окно, казался издевательством — напоминанием о том, что должно быть доступно каждому человеку. А в реальности, увы, это доступно не всем…

Стены комнатки после ремонта даже не оштукатурили, они оставались темно-серыми, зрительно уменьшая и без того скудное пространство. Много мебели сюда бы и не поместилось, но для грязного матраса места хватало. Его перетащили ближе к окну, потому что только там уменьшался риск задохнуться.

В этой комнате никто вообще не должен был бы находиться. Звериная клетка — и та удобнее! Милосерднее даже… Но им не оставили выбора. Только подвал — надолго, до самого утра, а то и дольше… Так уже бывало раньше, и будет вновь и вновь. И еще хорошо, что ночь теплая! Ведь зимой мороз проникал сюда, не позволяя уснуть. Заснешь — и он утащит остатки твоей жизни через щели оконной рамы.

Посочувствовать можно было бы любому несчастному, оказавшемуся здесь. И уж особенно гротескно в таком окружении смотрелись дети.

Их было двое. Определить, мальчики это или девочки, посторонний бы не смог никогда. Изможденные тела, бледная кожа, покрытая многочисленными синяками, коротко остриженные и очень грязные волосы. На вид обоим узникам было лет по десять, но, вполне возможно, это являлось иллюзией, вызванной их крайним истощением.

Одно худенькое тельце болезненно сжалось на матрасе. Казалось, что ребенку хочется спрятаться, скрыться от всех, чтобы его больше не трогали… Белесоватую кожу покрывала пленка засохшей крови. Багровое пятно уже пропитало матрас, скорее всего, оно останется в ткани навсегда.

И это — ненормально. Обычно бывает кому-то больно, плохо, но не так! Они уже привыкли к тому, что их могут вытащить из комнаты в любой момент. Тогда начнутся крики, удары, ощущение чужих рук на теле и зловонное дыхание — совсем близко… А кто-то смеется, так, что слюна летит им в глаза — дурной, пьяный смех… Главное — перетерпеть, потому что рано или поздно это закончится. Если не будет гостей — тогда пораньше. Если гости явятся — позже. Но закончится! Их снова запрут в подвале и оставят до утра.

Тогда они будут постепенно приходить в себя. Осторожно промывать друг другу раны водой из ржавой миски. Если станет холодно — обнимутся, крепко-крепко, чтобы не замерзнуть. Просто придется выживать и ждать чего-то.

Но сегодня… Сегодня что-то пошло не так. Это ощущение не покидало того ребенка, который теперь с тревогой смотрел на засыхающую кровь, уже давно смотрел. Сегодня было очень много гостей, они все разговаривали на незнакомом языке, звучала музыка — она и сейчас звучит в доме! Рассмотреть их лица было невозможно, они надели маски, и все это время детям приходилось видеть перед собой жуткие звериные морды.

Сашу почти не трогали. Такое случается: игрушка не нравится! Кричали — и били, били, пока сознание не исчезало, такое часто повторяется. А вот сестра определенно понравилась им больше! Из дальнего угла Саша не мог рассмотреть, что с ней происходит, но кричала она так, как никогда прежде.

Потом их двоих отнесли обратно, сюда, в эту проклятую комнату. Саше удалось прийти в себя довольно скоро, а вот попытки разбудить сестру ни к чему не привели. Она не открывала глаз и очень тяжело, с хрипом, дышала, губы у нее были красные от кровавой пены. Первое время она стонала, даже кричала, а потом наступила тишина — такая жуткая, что сил нет это терпеть!

Это стало последней каплей для Саши. Маленькие, и без того покрытые ранами кулачки изо всех сил забарабанили по жестяной двери. Такое им не разрешалось: никакого шума! За шум могут прийти и наказать — себе же дороже! Но сегодня любое наказание меркло в сравнении с тем, что и так словно бы подкрадывалось к подвалу снаружи.

— Помогите! Кто-нибудь! Ей очень плохо! Пожалуйста!..

Нет ответа. И не было никогда, ни на одну из их просьб. Это вначале они, наивные, еще плакали и умоляли о чем-то. А теперь до подвала долетали звуки музыки, доказывавшие, что наверху продолжается праздник. Там — хорошо!

Потому что там — хозяева жизни, а здесь — их игрушки. Нет смысла ожидать от них жалости. Нужно надеяться только на себя. Если надо — умирать молча. Они есть друг у друга, и только вдвоем они могут противостоять внешнему миру и тому, что с ними делают.

Взгляд Саши вновь вернулся к сестре.

«Это несправедливо, — мелькнуло в его голове. — Как же я вас ненавижу! Лучше убейте меня сейчас… Потому что, если мы вырастем, вам не поздоровится! Хотя, нет… Нет времени мстить, нет сил, мне бы только увести ее отсюда. Кто-то должен быть сильнее. Буду — я. Станем жить нормально, как раньше! Только бы выбраться!»

— Помогите! — это была последняя попытка. Просто как дань традиции, что ли…

Тонкие пальцы скользнули по двери, оставляя на ней алый след. Их тут много, таких следов… Каждый — как памятник очередной надежде на спасение…

Пришлось ему идти в угол, к ненавистному матрасу. Уж лучше тут, чем на холодном полу! Быть рядом с ней, до спасительного рассвета, иного способа облегчить боль нет.

Но первое прикосновение к сестре показало, что, как раньше, уже не будет. Холод, которого не ощущалось прежде… Ненормальный, неживой холод… И глаза, прикрытые грязными прядями волос, неподвижно застыли. И дыхание угасло на покрытых бурой пленкой губах. И сердце уже не бьется.

— Нет, нет, нет… Не смей! Не оставляй меня! Мы же обещали друг другу, помнишь?! Либо умираем вдвоем, либо вдвоем выживаем, иначе нельзя! Ты не имеешь права! Не бросай меня с ними! Слышишь?!

Нет. Уже не слышит. Сколько ни тормоши, сколько ни обнимай ее, — бесполезно. Свое тепло в коченеющее тело не передашь!

Игра окончена.

Сестра умерла.