Затемнения в Мюнхене

Влад Ревзин

Уве Клюг распоряжением руководителя Главного управления гестапо избегает направления на Восточный фронт. Он помимо воли назначен «особым представителем канцелярии гестапо» и отправлен в Мюнхен.Из Берлина прибывает еще один уполномоченный представитель РСХА. Его миссия, – выявить вражескую цепочку агентов, оперирующих в Мюнхене.Уве знакомится с заместителем гауляйтера Баварии, нарушает покой секты мифологического божества древних германцев Вилена; получает пулю от советского шпиона…

Глава третья

Повестку в военный комиссариат Уве Клюг получил 25 октября.

Проверив документы, дежурный лейтенант объявил:

— Оберфельдфебель Клюг! Назначены командиром взвода роты 203-го гренадерского полка 76-й пехотной дивизии. Завтра в 6 утра быть в точке сбора! Отправляетесь в лагерь резервистов в Потсдам. Пройдете тренировочные курсы.

В лагере он и еще несколько сотен резервистов распределили по баракам. Дивизия была сформирована в Потсдаме в августе 1939го и успела поучаствовать во французской кампании. Штаб дивизии и тренировочный лагерь продолжали до сих пор функционировать на территории третьего округа.

Два дня они знакомились с новым оружием.

— Это получит каждый? — спрашивал мужчина с выпученными глазами на широком лице.

Ему было не меньше 45-ти.

— Нет. Пистолеты — пулеметы получают командиры взводов. Остальные, — винтовки и пистолеты.

Уве раз двадцать собрал и разобрал MP-40, подивился раскладному прикладу и магазину на 32 патрона.

Потом рота отмаршировала на стрельбище, и резервисты до конца дня произвели несколько серий выстрелов по поясным мишеням.

Уве оценил возможности своего нового оружия. Огонь он вёл прицельно на дистанциях от 25 до 40 метров, короткими очередями по 2—5 выстрела. Пулемет оставил хорошее впечатление.

В казарме перед отбоем, резервист с выпученными глазами, чья койка оказался рядом с его, сказал Уве:

— Вы готовы умереть за фюрера?

Уве ответил:

— Это наш долг!

— Отличный ответ, — ответил широколицый.

Осмотрелся.

В казарме еще никто не спал, люди болтали друг с другом, возились с одеждой, многие курили снаружи.

— Мы на пополнение, — сообщил широколицый. — В шестой армии большие потери, — до половины личного состава. Восьмой армейский корпус потерял до двух третей. Группа армии «Юг»…

— Зачем вы это мне говорите? — прервал его Клюг.

— Мы едем туда, — ответил собеседник, кося в сторону. — Мой племянник, его привезли несколько дней назад. Сейчас в госпитале, рассказал, что там творится. Ожесточенные бои, это ни на что не похоже. За дом, за лестничную площадку, за квартиру. С обеих сторон по городу бьет артиллерия, — наша из степи, русские из-за Волги…

— Я доложу о вашей болтовне начальству, — строго сказал Уве. — Сеете панику…

Широколицый выпучил глаза больше обычного.

— Отличный ответ, — повторил он и полез на второй уровень.

Никому ничего докладывать Уве не собирался. Если это паникер, — он уже страдает от страха. Если это провокатор гестапо, — дальше фронта не пошлют, а Уве это предстояло в ближайшем будущем.

На инструктаже командиров рот и взводов обер-лейтенант, ответственный за тактическое обучение, сказал:

— В Сталинграде жизнь заставляет вместо обычного деления на пехотные взвода и роты использовать усиленные штурмовые группы, с миномётами и огнемётами. То же самое делает и противник. До убытия полка на фронт отрабатываем именно такое деление команды…

Вечером второго дня, когда к полевой шинели раздали каски, ранцы, фляги, а Уве Клюг получил планшет и кобуру к Вальтеру, — стало ясно, что отправление запланировано на завтра.

Как ни странно, но ночь он проспал, как младенец.

Утром к баракам подали крытые грузовики Форда и «Боргварды».

Уве погрузил роту на трехтонки, занял свое место в кабине серо-синего цвета. Восходящее солнце отражалось в стеклах грузовиков, слепило глаза.

Дизель взревел, Уве оглянулся на грузовик, который как раз занимала вторая рота. Лица людей выражали сосредоточенность, многие держались подавленно, встревоженно.

Колонна вышла за пределы лагеря и двинулась к станции. Грузовики месили грязь.

Водитель, молодой парень, с хрустом переключил рычаг, покосился на Клюга и спросил:

— Ты готов умереть за фюрера?

— Это единственное, что здесь всех интересует?

— А что еще? Выбиться в командиры?

Уве мрачно хмыкнул, но промолчал. Говорить не хотелось.

А вот водителя распирало:

— А я тебе предскажу твое ближайшее будущее. 30 километров по такой дороге, — это час езды. Прибываем на станцию Кецин, — там погрузят вас, как телят, в вагоны, — и посадят в них задами на жесткие сиденья. Свистнет танк-паровоз, и: «Habe die Ehre!». Скот повезли на убой.

Уве сжал зубы.

— Дальше лучше. Пригоршня снега для утреннего туалета, сигарета и заплесневелый паек. Румыны слева, хорваты справа, и эти славные вояки бегут при первой возможности. А русские везде. И трупы, трупы. А тебе остается только ждать минометного налета… и молить бога, чтобы не в тебя.

Уве развернулся к водителю, чтобы закрыть ему рот, — кулаком.

И увидел, что у парня слезы текут по щекам.

Злость тут же испарилась.

— Кто? — спросил он.

Тот, как маленький, шмыгнул носом:

— Брат…

Парень, всхлипывая, переключил рычаг на третью, чтобы не отстать от переднего грузовика.

Сзади загудел мощный сигнал, и почти по обочине, разбрызгивая грязную воду, их обогнал легковой автомобиль.

«Кюбельваген».

— Начальство, — сказал парень нетвердым голосом. — Слушай, я не против фюрера. Он прав. Не будет фюрера, не будет Германии. Но мать не спит уже месяц…

Двигатели выли, колеса перемалывали землю.

Скоро «кюбельваген» появился опять, но теперь двигался навстречу колонне. Поравнявшись с грузовиком Клюга, возглавлявшим маленькую колонну первой роты, водитель «фольксвагена» высунул руку, отдавал приказ остановиться.

Его голову украшала офицерская фуражка.

Клюг вышел, чтобы узнать, в чем причина задержки, но не успел и рта раскрыть. Офицер спросил:

— Клюг?

И приказал:

— Передать командование ротой кому-нибудь из команды, — на станции разберутся. Садитесь в машину.

Клюг обошел грузовик, показал пальцем на сидящего у заднего борта:

— Садись в кабину. Назначаешься командиром роты.

Из глубины послышался смешок:

— Растешь, Шульц. Под Сталинградом выбьешься, в заместители генерал-лейтенанта Фриснера. Или станешь главным командиром.

Когда Клюг шел к машине, водитель грузовика прошипел вслед:

— Повезло, оберфельфебель…

Клюг открыл заднюю дверцу, сел на низкое сиденье.

Там развалился человек в черном кожаном плаще и шляпе; из под шарфа выглядывал темный галстук.

— Добрый день, господин Клюг, — поздоровался он.

Уве не ответил.

Водитель тронул автомобиль, и тот, набирая обороты, двинулся обратно в лагерь, мимо грузовиков с солдатами.

— Штурмбаннфюрер Райке, — сказал кожаный. — Как вы себя чувствуете, Клюг?

— Все было в норме, — ответил Уве. — До вашего появления.

Под ложечкой заныло. Этому Райке можно было не представляться. От него пахло гестапо.

— Похоже, вам еще рано на фронт, — без тени улыбки сказал Райке. — Вам надо подготовиться, окрепнуть. Съездить на юг…