Затемнения в Мюнхене

Влад Ревзин

Уве Клюг распоряжением руководителя Главного управления гестапо избегает направления на Восточный фронт. Он помимо воли назначен «особым представителем канцелярии гестапо» и отправлен в Мюнхен.Из Берлина прибывает еще один уполномоченный представитель РСХА. Его миссия, – выявить вражескую цепочку агентов, оперирующих в Мюнхене.Уве знакомится с заместителем гауляйтера Баварии, нарушает покой секты мифологического божества древних германцев Вилена; получает пулю от советского шпиона…

Глава вторая

За час с четвертью до рассвета на дороге загрохотал возок с хворостом. За вожжами, управляя маленькой жилистой лошаденкой, сидел немолодой крестьянин.

И селянина, и его домик, в трех километрах от предместья Оберменциг, звали Пфедермистом.

Человеком он слыл пустым и несдержанным на язык. Пфедермист выполнял обязанности лесника, приторговывал дровами для растопки и хворостом, пил пиво и постоянно попадал впросак.

Он увидел блеск никелированного руля, остановил свою верную клячу и спустился в канаву. Вытащив велосипед на дорогу, Пфедермист осмотрелся, закинул находку в возок, накрыл рогожей, кое-как развернул лошаденку, — и потрусил прочь, замирая от каждого звука на дороге.

Когда Пфедермист достиг своего двора, он вздохнул с облегчением, снял велосипед с возка, занес в сарай за домом. Он любовно оглядел велосипед, отстегнул ремень и стащил с багажника мешок.

В мешке оказалось столько блестящих и красивых вещей, что у старого воришки разбежались глаза. Особенно ему пришлись по душе деревянные часы, с дивным блестящим циферблатом; также были хороши металлический судок и хитрый замок с двумя ключами.

В конце концов со дна он выудил то, что малыш Фриц назвал «кожаной штучкой». Толстая тетрадь в кожаной обложке с защелкой.

Пфедермист открыл тетрадь, равнодушно прочел надписи на первой страничке, написанные каллиграфическим почерком:

«Йозеф Майер, 1941—1942», и ниже, — «тетрадь #9».

Тетрадку использовали примерно на две трети, остальные листы остались нетронуты.

На следующей странице оказался вклеенный рисунок, — какой-то древний вояка. Здоровый дядька, — сидит на троне, облаченный в странную одежду. В руках держит копье и щит, вокруг собаки и вороны.

Пфедермист прочел запись на следующей странице: «Верховное божество древних германцев по имени Вотан (в других источниках Один)».

Пфедермист нежно погладил мягкую кожаную обложку, выдернул оттуда тетрадь и швырнул в угол, в ящик со старыми газетами для печки. Тетрадь влетела в ящик, сползла по его стенке вниз и корешком коснулась дна.

Кожаная обложка перекочевала под мышку, хозяин вышел из сарая, и закрыл за собой дверь.

Остановился, покачал головой, вернулся в сарай, выудил расхристанную тетрадь, отнес ее в нужник и положил на доску стульчака возле крышки…

На следующий день, в послеобеденное время, сержант полиции воздушной защиты Герман Клотц, или как ему больше нравилось, гауптгруппенфюрер люфтшуцполицай Клотц, выполнял свой второй за сегодня обход Аубинга.

Лишь вчера на разводе его назначили на патрулирование городка и окрестностей, и Клотц был преисполнен долга.

Командир гражданской обороны герр Шнитке возлагал на него личную ответственность за порядок.

Закончив с главной улицей городка, Клотц сел на старенький чешский мотовелосипед «CZ» и принялся крутить педали. Одной из его обязанностей была отметиться к концу дежурства в пункте службы гражданской обороны, в предместье Оберменциг.

Страшный налет на Мюнхен двумя днями ранее не заботил Клотца. Он вообще ни о чем не беспокоился. Главное, — прилежно выполнять указания начальника, и все будет в порядке. Хороший служака был сержант.

Но сейчас Клотц чувствовал себя в чужой тарелке.

Пообедав холодной вареной картошкой, сдобренной хорошей порцией комбижира, он уже скоро почувствовал опасное бурление в желудке.

Некоторое время он размышлял, — то ли он всю жизнь питался одной холодной картошкой, то ли он никогда больше не сможет смотреть на жир.

Неудобство нарастало, Клотца подбрасывало в седле, и скоро гауптгруппенфюрер решил, что пора.

На беду, с отрезком дороги между Аубингом и предместьем Мюнхена граничили только картофельные поля, совершенно голые в эту пору. Клотц был слишком дисциплинирован и стыдлив.

Однако желудок сообщал о себе, перекрывая стрекот маленького двигателя.

Поэтому он без колебаний воспользовался счастливой возможностью в лице скромного нужника, дремавшего под подсвистывание ветерка у забора владений Пфедермиста.

Неловко махнув рукой хозяину, складывающему поленницу во дворе, Клотц исчез за дощатой дверью.

Пфедермист окаменел, и вместе с деревянной чуркой образовал, на некоторое время, нечто похожее на скульптуру «Немецкий крестьянин с поленом», но Клотц этого не заметил.

Сидя на деревянном стульчаке в ожидании второй волны, гауптгруппенфюрер думал о своей жизни, патриотизме, и служению государству. Нащупал справа от себя некую тетрадку и решил, что это очень кстати.

В сердечко, вырезанное в двери, вместе с холодом проникал дневной свет.

Морщась от испарений, Клотц засмотрелся на гравюру, вклеенную на обратной стороне первого листа. Божество на троне, в шлеме с двумя вертикально поднятыми крыльями, бородища как у Санта-Клауса. Вооружен мечом и копьем, собаки у ног, одет в тунику с короткими рукавами.

Клотц вздохнул, перевернул несколько страниц.

То, что он прочел на одной из них, ускорило процесс до такой степени, что гауптгруппенфюрер уже через секунду вылетел из дощатого домика, схватил Пфедермиста за шкирку, и начал тыкать его лицом в тетрадку.

Он тыкал пальцем в строчки:

«7 октября. На совещании у лорда-мэра третьим пунктом: находка тела гауптштурмфюрера СС Киля, те же признаки. Поручение гестапо, создание расширенной группы расследования, — шестой случай».

— Эттто что такое?! — орал он, а его штаны падали к носкам сапог…

Через два с половиной часа тетрадь, которую вскоре стали именовать не иначе, как «Дневник Йозефа Майера», был с докладом вручен герру Шнитке, командиру гражданской обороны, а еще через 45 минут находка лежала на столе начальника отделения гестапо Оберменциг оберштурмфюрера Ранцига.

Пфедермиста арестовали, и в ответ на его версию о сокровищах в придорожной канаве несколько раз врезали по морде, но следствию это не помогло.

Еще два дня спустя гауляйтер Гизлер и лорд-мэр Филер устроили идеологически заряженную похоронную службу на Северном кладбище, для жертв налета. Стены часовни затянули материей цвета запекшейся крови, каждый гроб накрыли нацистским стягом со свастикой. Звучала бравурная музыка, все обставили торжественно и мрачно, в стиле Третьего рейха.