Жизнь, нарисованная небом

Влад Потёмкин

Ангел-хранитель смотрит на события, происходящие на планете, и ужасается…«Надо что-то делать, – решает ОН, – иначе быть непоправимой беде…»Но Темные Силы не бездействуют и всячески мешают исполнению им задуманного плана.

ГЛАВА XV

— УВАЖАЕМЫЙ СЕНАТ!!! — известил председательствующий, — ГОСУДАРЬ НАШ И БОГ ПОВЕЛЕВАЮТ!!!

Это приветствие означало, что заседание Сената можно считать открытым.

Сенат собрался в полном составе. Две тысячи патрициев чинно расселись в полукруглом зале атриум возвышения.

Стилихон предстал перед ними внизу, где и подобает находиться людям призванным дать ответ и прояснить ситуацию. То, что он, для большинства, здесь собравшихся мужей, был выскочкой, сомнений не вызывало. Это их даже не волновало. Но, выскочкой деятельной. Этот факт их даже радовал. Он был на службе.

Да, плебей, благодаря их лени, занимал пост главнокомандующего и по инерции продолжающего опекунствовать над императорским двором — теперь уже благодаря родственным узам. Ну и что?!! Это ни как не влияло на их благосостояние, на их достаток?? Это не затрагивало их собственность!! Стилихон для них был, как бельмо в глазу, но ещё не разросшееся и поэтому не мешающее им видеть… А вот измена??? Это могло их сковырнуть и перевернуть. Перевернуть, всё с ног на голову. Это было посягательство на их благосостояние, на их жизнь!!

— Военный министр, не могли бы, вы, нам прояснить, ту давнюю историю с вестготами в Греции, — задал ему вопрос, со-председательствующий в Сенате Олимпий Фавст.

— А что там не ясного?.. Я по решению Сената, после усмирения бунта в африканском Карфагене, приплыл в Грецию. Для выдворения готов, за пределы Империи! Что и было сделано!! Я не вижу, что здесь, ещё можно прояснить и добавить??

— Картина может быть и ясная?? — поддержал направление мысли сенатора Фавста, сенатор Мариниан Тавр. — Но, ясная ситуация — скорее всего, для вас?? Мы бы тоже хотели знать, почему — разрозненные группки варваров, разбрёдшиеся по стране ради кормёжки, не были пленены. А, даже более того, находясь в окружении, умудрились вырваться и преспокойно уйти на север!

— Их надо было выдворить на севере!! Другой задачи не стояло!! — по — военному ответил Стилихон.

Невозмутимость военного министра коробила большинство собравшихся сенаторов.

— Бунтарей надо было пленить! А задачи их провожать, перед вами ни кто не ставил?? — не сдержался сенатор Авит Пропоген.

— Вестготы воспользовались ночной темнотой, и вышли из окружения, — храня спокойствие, сообщил главнокомандующий. — Ни кто их не провожал, они просто в страхе уносили ноги.

— А почему утром, вы не стали их преследовать? — не согласился с ним Авит. — Почему все перевалы в Родопах были открыты?? Через, которые они беспрепятственно прошли к своим соплеменникам. Там укрепились и угрожали нам — уже несколько раз, после того и, вот теперь — угрожают нам опять!!!

— Блок посты на перевалах не были в моем подчинении, — спокойно отпарировал обвиняемый.

Эта бесполезная игра, Стилихона лишь забавляла. Претензии Сената были мизерны и базировались они на семилетней давности, поэтому министр чувствовал себя не уязвимым и бравировал. Все доводы Сената сводились, лишь к тому, что Алларикс, когда-то был упущен — будучи окружённый в горах Аркадии. И вот теперь, он опять идёт на Рим. На тех переговорах Алларикс и Стилихон были одни. Германские корни позволили им найти общий язык без переводчика. Скрытые зарослями и темнотой ночи они преспокойно договорились обо всем. Ни кто не знал о той встрече.

— А, как римская армия? — спросил Алларикс, ему нужны были гарантии — держать оборону или сниматься с места.

— У них короткие мечи.

— И, что?

— Их глотают, даже фокусники! — дал намёк министр обороны империи своим гарантиям.

— Тогда я согласен!..

— А у тебя, есть варианты? — Стилихон решил поставить его на место.

— Нет… Но, поторговаться, ох как хочется?..

— С жизнью шутки плохи…

— Я согласен.

— Вот и хорошо, — заключил командующий римской армии. И они разошлись, пока ночь давала им шанс исполнить задуманное.

У военного министра было своё лобби в Сенате. В целях конспирации он не давал знать, каждому из них: «чьи они ставленники». Это было даже и лучше. Они, не сговариваясь, лили воду на его мельницу. Получалось всё, как-то само по себе и даже не навязчиво.

Министр милитари не знал, что один из гонцов перехвачен и депеша попала к Гонорию. Но император колебался: «выносить ли сор из избы?», и отдал её в самый последний момент сенатору Прокопию Цецина, который и должен был бы поступить, в зависимости от ситуации. Сенатор Цецин прибыл на заседание с пиршества закатившим сенатором Венецианом Пробом по поводу своего удачного приобретения земель у святой Мелинии. Земли были куплены, совсем «не дорого и в таком количестве!!!» Сенатор мельком глянул в записку и не найдя в ней ничего интересного положил её в карман тоги, как «что-то» маловажное.

Император Гонорий передал этот документ Прокопию не случайно. Он знал этого патриция, как человека правдивого, здравомыслящего и решительного. На одном из заседаний Сената император смел, сказать — что-то не совсем верное и лицеприятное в суждении — по поводу сенаторских сословий и привилегий.

— Осторожней!.. Император! — категорично заявил на его выпады Цецина. — Вы господствуете над Свободными Людьми!!! И к тому же Римлянами!..

Напряжение на заседании потеряло накал. Ретивая, напористая нить расследования было утеряна, и как-то вяло сходила на нет. Не хватало, какого-то заключающего абзаца, чтобы поставить окончательную точку — в этом запутанном, а теперь, уже даже, и надуманном деле, по прошествии такого срока времени.

— Вы, же военный министр?.. А блок посты не в вашем подчинении?? А в чьём же они тогда были подчинении? Алларикса?? — сострил сенатор Маллий Феодор. Он был из лобби военного министра и вопрос задал скорее, чтобы иронизировать ситуацию и разрядить, ещё пока, напряжённую обстановку.

Сенат встретил вопрос смешком. После того, как зал успокоился, следующий член из лоббирующей пятёрки — сенатор Армат Зенон — поддержал министра.

— Господа!! Но, перевалами заведовал препозит Антемий? — вставил он, прекрасно зная, что константинопольский препозит, тут не при чем. Всем театром военных действий заведовал главнокомандующий, но его домыслы, были просты: «Ни кто досконально уже не помнит, той ситуации, да и правдивой — достоверной информацией римские сенаторы не были наделены изначально, как к делу не особо-то их интересующему, а тем более затрагивающему».

— Мы как-то совсем забываем о том, что министр Стилихон сделал для Империи?!!

Теперь один за другим брали слово из лобби главного военного. Они не спеша вспомнили вторжения варваров и их разгромы, череда убедительных побед пронеслась перед Сенатом — лангобарды, бургунды, несколько вторжений и выдворений вестготов и вандалов и наконец, самое последнее и самое громкое, по своему исполнению — это вторжение и казнь Радагайса.

Вспомнили, о том, что он заступник христианства. Он сжёг языческие книги Сивиллы. А жена его в языческом храме сняла ожерелья с груди языческой богини, куда римляне продолжали приходить и покланяться идол-изваянию, за что получила проклятие на себя и род свой.

— Сгинет род твой! Сгинет все твоё семейство!!! — взывала настоятельница языческого храма Равилла. Зловещие проклятия, тут же начало сбываться. Сначала умерла Мария, стало нездоровиться второй дочери — Ферманции, и ко всему — оставшемуся семейству приближался крах.

Сенат кипел — лобби работало. В восхваление министра — попала его забота и благотворительность. Вспомнили супругу его — Серену, с множеством меценатских дел. Она дала совет, всеми любимому поэту современности, Клавдию, жениться на богатой вдове и прекратить своё бедственное положение.

Собрание, как-то незаметно, переросло в клоунаду. Серьёзные начинания в расследовании инцидента по сговору и измене переросли просто в утеху. Особенно после упоминания, совершенно не к месту — о женитьбе поэта Клавдия на богатой вдове. Поэт, в знак благодарности, в каждом своём стихотворении принялся упоминать о Серене, Мелании и Силихоне. А то и обо всех их вместе, как великих благотворителях.

Серьёзные доводы и не очень превратили Сенат в трибуну, восхваляющую заслуги Стилихона. Все прекрасно понимали, что они зря теряют время. А прозябание министра обороны здесь, когда вестготы вторглись в пределы государства и приближаются, всё ближе и ближе, к Риму — было просто преступно.

— Господа сенаторы, — воззвал председатель к собравшимся мужам, — давайте не будем отвлекаться от повестки дня.

Сенат загудел, не желая терять время понапрасну, пора было закрывать заседание. Но сломить председателя было дело не из лёгких. Он не зря был потомком Фабия Максима по прозвищу «Бирюша» и вполне походил на своего предка не только именем. Всё собрание он практически молчал, доверяя ведение его сопредседателю.

Фабий Максим Старший получил своё прозвище, преследуя Ганнибала. Вместо того, чтобы вступить в бой, с измотанным до нельзя войском карфагенянина, он преследовал его по пятам. Полностью копируя путь противника. Из-за чего все подтрунивали над ним — называя его «дядькой Ганнибала». А он не обращая внимания, продолжал делать своё дело. Его подчинённый спросил: « Как он может все это терпеть?

— Бояться насмешек, ещё гораздо, постыднее поношений, пусть даже и не заслуженных, чем изменить задуманной тактике! — ответил ему Фабий.

Его подчинённый, как то, ослушался приказа командующего и напал на отставший отряд, разбив его полностью. Все принялись восхвалять победителя, а Максим велел ему: «Больше так не делать».

— Я, больше, всего боюсь побед, чем неудач, — предостерёг командир.

Но помощник не внял его наставлениям и в следующем нападении попал в засаду. Фабий отбил его, но потери были не обоснованно велики — просто не соизмеримы, по сравнению с предыдущим триумфом.

Несмотря на годы, это прозвище следовало за родом и соответствовало им. Председательствующий был не сговорчив и стоял на своём.

— У нас на очереди заслушивание августы Галлы Плацидии, по данному вопросу, — известил он.

Вопрос о доверии, как бы, сам по себе разрешился, но августейшая особа была приглашена и, не выслушать её было бы не почтительно.

После, того, как цесаревна поведала Сенату о не желании на венчание с Евхерием. Но, по настоянию Стилихона и Серены, ей пришлось, согласиться и пойти на это. У Сената затаились доводы: «О не случайности, ряда событий в чрезмерном укреплении власти военного стратега». Данные факты говорили не в пользу последнего. Всё-таки министр был для них — варвар?! Хотя и много сделавший для Империи, но — варвар?!! А коварство выскочек не предсказуемо и не безопасно?! Люди без рода, без племени, очень опасны для аристократии — ибо начинают её искоренять.

Сенаторы Прокопий Цецина и Венициан Проб от начала и до конца на заседании скучали. Они сожалели, что их оторвали от столь важного занятия, как обмывания купленных земель сенатором Веницианом. Они уже просто негодовали, что — продолжают терять зря, столь драгоценное время. Но, тут сенатора Цедина осенила мысль, что земли, которые куплены сенатором Веницианом и, которые они, так дружно обмывали, как столь удачные, оказались не столь-то и удачные?!! Они один в один упоминались в депеше, как земли отданные вестготам под заселение за содействие в военной помощи, как союзникам.

Перечитав послание, Прокопий передал его другу. Валерий, прочитав — тут же, окончательно протрезвел.

— Откуда это у тебя?

— Откуда сказать не могу, — сообщил Прокопий, — но источник достоверный.

— Ты, меня не разыгрываешь? Ради скуки!

— Я похож на зверя? Ты, лишился всего достояния, а я буду тебя разыгрывать?

— Но — это?..

— Это крах!.. Но я с тобой…

— Спасибо, друг!! — сказал Валерий полный благодарности и, не дослушав приятеля, сенатор Венициан громогласно заявил:

— А с какой стати, вы, господин министр, уступили мною купленные земли у Мелании, вестготам???

От услышанного возгласа Стилихон побелел, а весело бурлящий Сенат насторожился.

Председатель молчал, как и весь Сенат. Фабий Максим, видя серьёзность вопроса, не поставил даже на вид сенатору. Обращение Проба к главнокомандующему — без разрешения председательствующей стороны было ни чем по сравнению с глубиною вопроса. «Бирюша», лишь спросил, после не которого молчания:

— Ваши утверждения, чем подтверждены??? — Венициан протянул ему доказательства.

— Откуда? — только и смог вымолвить сопредседатель Олимпий Фаст, прочитав послание, переданное ему председателем.

— Источник верный, — повторил Проб слова друга. В этот момент вскинутая вверх рука Цедина Прокопия и обращение приковали внимание Сената и испуганного Стилихона.

— Уважаемый Сенат!! — известил Прокопий, вставая. — Я не могу, вам, раскрыть источник! Не испросив на то согласие лица, давшего мне сей, столь гнусный документ измены. Но, я обещаю, вам, что дам вам ответ по данному вопросу и думаю, что — положительный на столько, что могу сейчас присягнуть на Библии перед СЕНАТОМ!! ГОСУДАРЕМ!!! И БОГОМ!!!

— Мы вам верим! — соглашаясь с ним, кивнул председатель и спросил министра:

— Что, вы, можете ответить по этому — мягко сказать не простому — заявлению?

— Я не могу ничего сказать, по поводу этой не понятной мне бумаги, — ответил министр.

Письмо было написано Евхерием, но печать стояла его, которая была расколота, поэтому подтвердить его причастие к нему было довольно таки проблематично.

— Я сам теряюсь в догадках, что это за письмо?? — слегка успокоившись, добавил Стилихон.

— Требования и доводы серьёзные, — заявил сенатор Маллий из лобби министра. — Но у меня вызывает сомнения в подлинность этого документа, тем фактом, что вестготы вторглись в наши земли?! По какому призыву?.. Этому?? Что сейчас у нас?.. Тогда хочется спросить: «С кем его нам передал Алларикс???». И при чем здесь министр обороны??

По залу пробежался не понятный возглас. Но, не весёлый, не разряжающий обстановку, как на то рассчитывал говорящий Маллий Феодор.

Маллий Феодор был наместником в оторванной провинции от Византии — Иллирике. Вся переписка Стилихона и Алларикса велась через его резиденцию. Сенатор знал, что «главком» всегда посылал двух, между собой не связанных гонцов.

— А, вы, сенатор, — Феодор обратился к Прокопию, — в самом деле, подтверждаете подлинность этого документ?? Ваша честь, не вызывает у меня сомнений, но нелепость данной ситуации, толкает меня на этот вопрос???

На выручку друга решил встать сам пострадавший.

— Совершая эту сделку, я спросил у святой Мелинии: «Почему она столь спешно и так дёшево уступает свои владения?» на что она мне ответила: «Её подруга Серена посоветовала ей поскорее продать свои владения в Галлии, Испании и севере Италии, иначе потом поздно будет».

Подобная новость повергла Сенат в шок, а Стилихон опять побелел.

— Уважаемый Сенат!! — обратился председательствующий к собравшимся. — Я полагаю, нам стоит прерваться на перерыв. А за это время пригласить в Сенат святую Меланию и Серену. И мы ждём, от вас сенатор Прокопий Цецин, разрешение об открытии лица вам это послание передавшее.

Стилихон выглядел озабоченным. А сенаторы — все как один — воодушевлённо подхватили предложение сенатора Фабия Максима.

То, что Сенат послал за Сереной, встревожило военного министра не на шутку. Серена была верная, тактичная и преданная женщина.

— Принеся присягу, она все выложит на чистоту, — рассудил командующий. Когда-то на первом заседании Сената Стилихону заявили, прямо или косвенно: «Что от него неприятно пахнет?» Он с этой претензией обратился к жене, на что она прямолинейно ответила: «Я думала, от всех мужчин, так пахнет?»

— Серене, ни в коем случае, нельзя было, здесь появляться, — заключил он. — Но, как — это исполнить?

Посыльный вернулся от Мелании с известием: «Что она отбыла с мужем ВО СВЯТУЮ ЗЕМЛЮ — возводить храмы». А вестовой посланный за Сереной доставил её в Сенат.

Набожная Сирена, дав присягу — «говорить правду и ничего кроме правды» — поведала Сенату обо всём. На вопрос: «Что побудило её посоветовать, Мелании продать имения?» Она не в состоянии нести клятвопреступление выложила на чистоту, что слышала, как муж диктовал её сыну послание Аллариксу в котором и упомянул эти земли, как уступку за вторжение.

Сенат обратился к Стилихону, но того на заседании уже не было.

Евхерий, после не значительных препирательств, во всём сознался.

Измена была на лицо — Евхерия и Серену отправили на казнь.

Стилихон скрывался в церкви. Пользуясь покровительством настоятеля храма, его причастившего, он стал жить в божеской обители.

Поведение сверженного главнокомандующего день ото дня становилось всё более странным. Он боялся смерти и в тоже время шутил о ней. Сидя у алтаря, он, беспрестанно, ел и хохотал, так не воздержанно, что батюшка стал сомневаться в его здравом рассудке.

— Не надо столько есть? — остерегал его священник.

— Так, что же, святой отец? — вопил бывший министр. — Если меня приговорили к смерти, мне теперь и есть нельзя? Я не хочу идти на эшафот голодный и ссохшийся!..

Понимая, что он не может бесконечно сидеть и скрываться в церкви — Стилихон решил действовать. Надо было прорываться к Аллариксу. А для этого следовало усыпить бдительность римлян. Он согласился сдаться, при условии, если с ним встретиться в тюрьме император Гонорий.

Об этом испросили императора:

— Вы согласны с ним встретиться?

— Да, — ответил зять.

— В тюрьме?

— А где же с ним встречаться?.. Как не в тюрьме???

Но, встреча не состоялась. Стилихон попытался скрыться, по пути следования и был убит — растерзан толпою.

Жизнь Стилихона была словно свёрнутый ковёр. Всё в нем было скрыто, спрятано и покрыто интригами и тайнами. А ведь мог же этот ковёр быть развёрнутым и радовать глаза расписными красками и узорами. Локки подумал его развернуть, только, тут же, ужаснулся и передумал.

Варвары, им всколыхнувшие просторы Европы, не могли уже остановиться. Они подобно циклопам, блуждали, натыкаясь друг на друга, враждуя между собой и уничтожая себя и Империю. Они ослеплённые тянули руки во все стороны. Желая найти истинного поводыря. Но не находили его. Не находили и цели. И продолжали блуждать по бездорожью, оступаться и падать.

Паук, угрожающий династии Флавиев, был нейтрализован.