Страшные истории

Влад Волков, 2021

Демоны, монстры, древние боги, таинственные и непонятные создания, безумные учёные – все они ждут с нетерпением встречи с читателем страшных рассказов. Садись к огню, погрейся, послушай, что расскажет дым смолистых поленьев, видавших немало, пока стояли дремучей порослью могучих чёрных деревьев. Сборник рассказов и нескольких стихотворений попробует скрасить твои вечера и развеять пелену цепкой скуки своими сюжетами.

Мозаика

Холодно. Было невероятно холодно, когда мои глаза едва открылись подрагивавшими, как крылья умирающего мотылька, веками. По ощущениям, я, замороженный, лежал голым где-то в снежных просторах, заносимый колючими воющими ветрами, обжигающими даже малейшим дуновением. Но вокруг не было ни снега, ни ветра, спиной ощущался ледяной жёсткий металл гладкой поверхности.

От такого жуткого холода я не мог даже дрожать естественным путём, но ситуация улучшалась с каждым мгновением, возвращалась чувствительность, становилось немного теплее. Я лежал на спине, но не чувствовал толком своих конечностей, не мог двигать шеей, но смог хотя бы слегка посжимать пальцы рук, расслабленно их отпустив.

Всё тело будто затекло, от малейших движений ощущалось это жуткое чувство колких мурашек, словно термиты изнутри сгрызали всё тело, бегая по сосудам. Будто я на жуткой иглотерапии, и чем больше я приходил в себя, тем стремительней всё тело ощущало эту едкую дикую боль повсеместно.

Хотелось встать, но я мог лишь слегка дрыгаться, пытаясь ощутить себя целостно, и пока ещё не мог. Спина чувствовала холод металлической пластины, на которой я лежу, и это понемногу заглушало все остальные ощущения, позволяя отвлечься от затёкших мышц.

Мозг пустился в воспоминания, поплыли картины недавнего прошлого. Ссора с любимой, шоссе, я в автомобиле… куда-то еду, агрессивно давя ногой на упругую педаль газа… Меня зовут Уолтер Саммерс, я адвокат, не слишком преуспевающий в этом деле, но любящий свою работу. Хоть с памятью всё отлично, остаётся понять, где же я, но кругом темень, к которой глаза едва-едва привыкают. По крайней мере, я точно не ослеп, просто освещения практически нет, лишь какие-то смутные очертания теней и форм. Может, я всё ещё в машине, просто её так перевернуло или занесло в кювет? Занесло снегом в буран, оттого и так холодно? Надо разминать мышцы и выбираться… Но почему я не ощущаю на себе никакой одежды? И разве я не должен быть скрюченным на сидении? Может, вылетел через него и лежу на куске льда?

Куда я ехал? Где я сейчас? Ко мне вернулся слух, ну, как вернулся… Какое-то отдалённое бормотание, какие-то споры, неуловимые пока ещё тембры голосов и отдалённые словечки типа «Что вы себе позволяете?», «Герр Доктор!» и «Не смейте!». Кто с кем спорил, кто на кого кричал? Вероятно, меня спасают, раз врачи приехали. Вот-вот вызволят из металлической консервной банки, в которую обратился автомобиль.

Мои глаза стали получше видеть, но эта проклятая лампа слепящим потоком вспыхнувшего света била прямо на меня, и я не мог рассмотреть ничего толкового. К тому же я по-прежнему не мог вертеть головой и толком не чувствовал шею, просто из белого сияния уже отмечались потолок и яркая лампа, а так же другие такие же, но не надо мной, а где-то дальше, с разных сторон.

Я толком не мог понять, беседуют они в этой же комнате, в этом же помещении, или через стену. Вспомнил свою девушку Шелли, её пышные тоненькие кудри медового оттенка, взгляд очаровательных крупных глаз цвета махагони, её личико, рыжую курточку, которую она часто носила в последнее время… Мы вместе семь лет, но не женаты. У нас была крупная ссора накануне, затем я куда-то ехал… дорога, шоссе, авария. Я попал в автокатастрофу! Я помню, как видел, свет фар грузовика, потерявшего управление из-за гололёда, свернул на обочину, потом древесные ветки, с хрустом переломанных костей, пробили моё лобовое стекло, как было больно ногам, сильный удар… А затем я очнулся здесь в жутком холоде. И по-прежнему бы не сказал, что мне тепло.

Я двигал пальцами всё интенсивнее, по сути это было единственное, что я действительно мог делать сейчас со своим телом. Но уже чувствовал голени ног, живот, большинство частей тела, дающих понять, что я не одет, лежу голый, на каком-то столе.

Стоп! Рано паниковать! Главное — я жив! Это ведь важнее всего. Уже шевелю пальцами рук и ног, кажется, всё обошлось! Да, может где-то в меня что-то воткнулось, повредило какие-то органы, поэтому я так тяжело прихожу в себя, но, по крайней мере, всё-таки жив! Только почему не в уютной больничной койке возле батареи со всякими этими подведёнными к телу капельницами, датчиками сердцебиения и прочим? Где же я, чёрт возьми?!

Отдалённые споры стали громче. Понятное дело, раз включили свет в комнате, значит, идут сюда. Не в силах поворачиваться, почему-то было стойкое ощущение, что я нахожусь здесь один. Знать бы ещё, где это «здесь». Уже мог отличать три голоса. Один, самый скандалящий, был невыносимо старческим. Он считал себя главным, всегда правым, и спорил с двумя остальными. Ему отвечал мужской низкий баритон, довольно грубый, чеканящий слова и изъясняющийся сложной научной терминологией, в которой я ничего не смыслил, а третий, появляющийся довольно редко, был томным басом, который поддерживал второго и рисовал в голове ощущение такого тучного щекастого человека.

Но этот третий, похоже, был малозначимым персонажем во всём этом споре. Этаким ассистентом второго голоса, его покровителем, который не мог его не поддерживать, и также не мог молчать, вставляя своё мнение и комментарии не лучшим и не очень уместным образом.

Нет, это не помощник, его лексикон слишком простоват. В воображении продолжал представляться такой не слишком образованный и обделенный интеллектом увалень, который толком даже не знает толком о деятельности своего приятеля. Как спонсор вкладывающий деньги в талант, чью работу не может постичь в полной мере, но может оценить перспективы, например, к прибыли, известности или чему-то такому.

К сожалению, я всё ещё не слышал многих слов их разговора, а часть услышанных не мог отнести к областям своих знаний. Как адвокат, я много с чем имел дело, не раз, например, защищал колдунов Вуду или язычников, поджигающих церкви, окружив те идолами с древними рунами, дабы по их мнению очистить капище… А эти трое уже практически кричали друг на друга.

— Вы чудовище! — кряхтел старик, постукивая чем-то, что мне представлялось опорной тростью, — Так нельзя!

— Вы ничего не понимаете в настоящей науке, это прорыв! — не соглашался второй.

Какие-то отдалённые фразы. А не слушать их, будучи в моём положении было невозможно. Причём тут прорыв? Может, будем меня отсюда доставать? Хотя, впрочем, я давно осознал уже, что ни в какой я не машине, и вообще в каком-то помещении. Может, морг? Не нашли пульс, решили, что я замёрз, а я тут в себя прихожу. Хорошо ещё не забальзамировали… Хотя покалывание по всему телу такое, что, может, уже и влили в меня всякую дрянь… Интересно, это хоть не смертельно? Наука и история знают немало случаев, как объявленные мёртвыми оживали, особенно, когда дело касается обморожения.

— Мистер Уэст, это немыслимо! — раздалось оглушительным громом для моих ушей, зато я стал лучше ощущать своё собственное лицо, движение глаз, щёки, скулы, вяло двигался язык во рту, а челюсти не разжимались, — Я вынужден об этом заявить. Вы просто не оставляете мне выбора! — кричал старик и раздался хлопок, словно на стол рухнула кипа бумаг.

— Вы не осознаёте своей ответственности перед человечеством? Не понимаете, что это революция в медицине, прорыв технологий! Мы здесь вершим историю! — фанатично отвечал ему второй голос, доведённый, казалось мне, почти до истерики, держащийся на последнем волоске от нервного срыва, я ведь общался с людьми, доведёнными до отчаяния, чьи обстоятельства толкали их на лезвие ножа и доводили до крайней точки.

— Герр Доктор, наше партнёрство с вами окончено, а ваши жуткие эксперименты должны быть немедленно прекращены, а их плоды уничтожены! Немыслимо так издеваться над людьми, сращивать ногу с рукой, скреплять части человеческих тел в кошмарных шевелящихся созданий! — всё кряхтел пожилой голосок, заставивший меня занервничать этими словами.

— Это лишь тестирование! Вы не понимаете, что я не мог просто брать и воскрешать мертвецов, не зная ни дозы, ни возможностей, ни последствий! Тестирование препарата на отдельных частях, для получения знаний и общей картины! Так же, как и животные, которых… — оправдывался тот, а я осознавал, что я абсолютно ни в какой не больнице, меня, возможно, вообще выкрали из морга и собираются расчленить или как-то иначе использовать в опытах.

Жизнь прометнулась перед глазами. Воздушные шарики и карусели из раннего детства, торты, игрушки, первый велосипед, первая любовь, первая сигарета, разные яркие события прожигали мозг воспоминаниями в мгновение ока, причём часть из них мне казалась немного странной или даже искажённой… Попытался тряхнуть головой и это кое-как получилось, шейные мышцы приходили в себя.

— Да вы ещё и над зверьми издевались, — прервал того, тем временем, первый голос, — Превращали собак и кошек в хищных безмозглых тварей?! Да вас явно давно пора засадить пожизненно за решётку! — негодовал он.

— Вы не правы, профессор, я видел результаты работ, — заступался третий, — И он действительно делает большие успехи! С каждым разом всё лучше и лучше, что-то новое…

— Я наблюдал преемственность клеток, возможность сочетания в организме неродных органов по средствам единого управления! Это дало невероятный толчок к дальнейшим открытиям! Почему вы называете Павлова учёным, а меня собираетесь посадить под арест? — негодовал второй, явно виновный в моём заточении здесь, — Только такими экспериментами и тестами можно к чему-либо придти, иначе наука будет стоять на месте лишь из-за идиотских моральных норм, не позволяющих нам развиваться и творить историю!

— Уэст, вы явно не в себе! — раздался хлопок по столу и скрип ножек стула, старик явно вскочил из-за стола, за которым, оказывается, сидел, споря с доктором, — Ваше алчное стремление захватить какую-нибудь премию заставляет вас переходить через все грани нравственности, морали и человечности! Это немыслимо, Герр доктор!

Мои ноги согнулись в коленках и пальцы на них подушечками ощутили холодную поверхность гладкого, словно зеркало, металла. С одной стороны это было радостно, с другой же, сделали они это практически сами по себе. Может от рефлексов или возобновления чувствительности нервов, но мне это как-то совсем не понравилось.

Конец ознакомительного фрагмента.