Городской конструктор. Идеи и города

Витольд Рыбчинский, 2011

Представления о красоте и комфорте постоянно меняются, на сцену выходят все новые поколения архитекторов и градостроителей, экономисты придумывают новые концепции, а экологи – новые угрозы, и каждый этап преходящей интеллектуальной моды становится частью истории города – идеи о городском развитии не уходят в прошлое вместе со своим временем, но получают физическое воплощение в городском ландшафте, наслаиваются и влияют друг на друга – и на нас, городских жителей. Основные детали интеллектуального конструктора, из которого собран современный город, описывает профессор Пенсильванского университета Витольд Рыбчинский.

Глава 2

Три главные идеи

Градостроительство в Америке началось в XVIII веке с появлением таких колониальных поселений, как Нью-Хейвен, Филадельфия, Аннаполис, Вильямсбург и великолепная Саванна. Все они проектировались по четким правилам — с продуманным расположением улиц, проспектов, площадей, парков и скверов. Кто планировал эти города? Автор необычного плана Нью-Хейвена, который состоит из девяти квадратов с рыночной площадью в центре и похож на лист бумаги, расчерченный для игры в крестики-нолики, неизвестен. Возможно, им был Теофилус Итон, один из лидеров группы поселенцев из Массачусетса, основавших город (первоначально он назывался Квиннипэк), или землемер этой группы Джон Брокетт. Если вся территория Нью-Хейвена представляла собой квадрат со стороной в полмили, то по амбициозному замыслу основателей Филадельфии она должна была стать прямоугольником размером одна на две мили. Улицы закладывались в виде правильной сетки, разделенной двумя перекрещивающимися главными улицами на четыре квадранта. В каждом квадранте имелась собственная площадь, и еще одна находилась в центре города. План составил главный топограф колонии Пенсильвания капитан Томас Холм. По имеющимся сведениям, он был инженером и, возможно, приобрел соответствующие навыки на военной службе. Впрочем, почти наверняка в проектировании города принимал участие и губернатор Пенсильвании Уильям Пенн. Фрэнсис Николсон, губернатор колонии Мэриленд, расположенной дальше к югу, разработал необычный план ее новой столицы Аннаполиса. Он состоял из четырех открытых пространств: двух круглых площадей (Джон Вуд спроектировал свой «Батский круг» тридцатью годами позже) — Общественной и Церковной, площади с жилыми домами и рыночной площади. От круглых площадей лучами расходились улицы: это напоминало барочный Рим в миниатюре.

Когда Николсон был назначен губернатором Вирджинии, у него появилась возможность спроектировать еще один город. Плодом его трудов стал Вильямсбург, который один из историков назвал «самым удачным примером градостроительства в колониальной Америке»^{3}. Если планировка Аннаполиса во многом основывалась на европейских образцах, то замысел Вильямсбурга куда более оригинален. Основной осью города является главная улица. На одном ее конце расположен Колледж Вильяма и Мэри, на другом — Капитолий. Посередине находится рыночная площадь, где первоначально располагались суд и пороховой склад. Еще одно крупное здание Вильямсбурга, дворец губернатора, Николсон поместил в начале аллеи, выходившей под прямым углом на главную улицу. У городского плана есть две необычные черты: дома стоят на обширных земельных участках, окруженных садами, а участки вдоль главной улицы разделены неглубокими овражками. В результате, как отмечает архитектор и градостроитель Жаклин Т. Робертсон, появилась схема, «четко соответствующая американскому порядку вещей, изящно канонизирующая формат наших общественных зданий, улиц, жилых домов, зеленых насаждений, дворов и природных особенностей»^{4}.

План Саванны составил Джеймс Оглторп — основатель и губернатор колонии Джорджия. Оглторп не только сделал успешную военную карьеру в Британии, но и был сторонником социальных реформ: он населил новую колонию «трудящимися бедняками» и запретил на ее территории рабство. Основой созданного им плана Саванны стал стандартизованный «район», состоящий из сорока участков с жилыми домами, окружавших центральную площадь, где располагались административные здания. По мере разрастания города происходила упорядоченная застройка новых районов. Эта схема может показаться механистичной, но изобретательность плана заключалась в том, что основой расширения Саванны были большие и малые улицы, они образовывали разветвленную систему проспектов, соединявшую районы. Из всех проектов колониальной эпохи план Саванны стал не только самым изощренным, но и самым долговечным — город развивался по плану Оглторпа с момента основания в 1733 году и вплоть до Гражданской войны.

Впрочем, большинство городов колониальной Америки не были спланированы столь изысканно, как Саванна и Вильямсбург. Типичным примером может служить Александрия (Вирджиния), основанная в 1749 году. Восемьдесят четыре одинаковых участка площадью в полакра были объединены в кварталы по четыре штуки, а улицы образовывали простую сетку, не слишком элегантно усеченную извилистым руслом реки Потомак. Эта простая схема была разработана землемером Джоном Уэстом-младшим и его семнадцатилетним помощником по имени Джордж Вашингтон. Сорок лет спустя Вашингтону, уже ставшему президентом, надо было принять решение о планировке по соседству новой столицы независимой Америки. Его госсекретарь Томас Джефферсон, признанный эксперт в области архитектуры, предложил сетчатую схему, наподобие Александрии, и даже сделал эскиз. Вашингтон отправил рисунок одному из своих советников, и тот вынес убийственный вердикт: «Подобные регулярные планы, какими бы практичными они ни казались на бумаге и какими соблазнительными ни представлялись на первый взгляд, при воплощении вынуждают даже самых расчетливых наблюдателей признать, что они утомительны и бесцветны, являя собой приземленный плод холодного разума, лишенный подлинного величия и красоты, которые достигаются лишь сочетанием природы, искусства и разнообразия»^{5}. Автором этой тирады был молодой француз по имени Пьер-Шарль Ланфан. Он приехал в Америку, чтобы принять участие в Войне за независимость, находился при штабе Вашингтона и дослужился до майора. Учитывая его художественные таланты (Ланфан перестроил Федерал-холл в Нью-Йорке, где Вашингтон принимал присягу), президент поручил ему подготовить топографический чертеж места расположения будущего «федерального города». Энтузиазм Ланфана и его идея о том, что новая столица должна поражать «величием и красотой», произвели на Вашингтона впечатление, и позднее он доверил ему составление генерального плана города.

Ланфана называют то архитектором, то военным инженером. На самом деле он не был ни тем, ни другим: перед отъездом из Франции молодой человек изучал искусство. Однако он хорошо чертил, обладал интуитивным пониманием природы городского планирования и был крайне амбициозен. Его план федеральной столицы отличали три главные черты: Ланфан воспользовался особенностями местности, расположите на одном из холмов Капитолий, а на другом — президентский дворец и соединив их Большим проспектом (нынешний Молл), ведущим к Потомаку. Диагональные проспекты, явно навеянные структурой французских парков, соединяют важные общественные здания и в местах пересечения образуют небольшие круглые площади для установки памятников; наконец, на систему диагональных проспектов наложена прямоугольная сетка улиц. По выражению одного историка, в этом плане проявился «чисто американский баланс между прецедентами и нововведениями»^{6}.

В первые годы XIX столетия план Ланфана оказал влияние на планировку ряда новых городов. Так, Джозеф Элликот, брат Эндрю Элликота, сменившего Ланфана на посту главного планировщика федеральной столицы, спроектировал Буффало в штате Нью-Йорк как систему диагональных улиц, лучами расходящихся от главной площади у берега озера Эри. Влияние Ланфана ощущается в планах таких городов, как Индианаполис, Батон Руж, Кливленд, Мэдисон (Висконсин) и Сандаски (Огайо), а также поселений меньшего размера, чью планировку историк Джон Репс остроумно назвал «захолустным барокко»^{7}.

После Вашингтона самым новаторским генеральным планом, несомненно, был план Детройта, разработанный судьей Огастесом Вудвордом в 1807 году. Вудворд был лично знаком с Ланфаном, и ему удалось придумать необычный вариант плана с радиальными проспектами: пересекаясь, улицы и проспекты образовывали восьмигранники, напоминающие пчелиные соты. В сегодняшнем городе от этой схемы почти не осталось следов. Через десять лет после основания Детройта отцы города отказались от восьмигранного плана в пользу прямолинейной сетки. В XIX веке, по мере заселения западной части страны и разрастания существующих городов, именно сетка стала главной американской градостроительной моделью. Для составления таких планов не требовалось ни знаний в области искусства, ни учета особенностей местности, что хорошо видно на примере Сан-Франциско и Питтсбурга. Начинающему градостроителю оставалось только решить, каковы будут ширина улиц и расстояние между перекрестками, все остальное происходило автоматически. Кварталы застраивались частными компаниями: здесь — офисное здание, там — доходный дом, мастерские, публичные библиотеки, универсальные магазины, молельные дома, театры, склады — в зависимости от тогдашних потребностей. Подобный прагматизм был обусловлен сочетанием демократического эгалитаризма (пресловутого «равенства возможностей» с упором на предприимчивость, а не эстетику) и простой лености.

Тем не менее без некоторых идей и даже идеалов тоже не обходилось, о чем свидетельствует движение за создание городских парков, возникшее в XIX веке. Затем в первой половине XX столетия города попали под воздействие трех больших идей: концепции «красивого города» Чарльза Малфорда Робинсона, превратившейся в общенациональную кампанию городов, концепции «города-сада» Эбенизера Говарда и концепции «башен в парке» Ле Корбюзье. Казалось бы, все эти люди не подходили на роль мечтателей: один был газетчиком из штата Нью-Йорк, написавшим первую в Америке книгу о городском планировании, другой — стенографом в британском парламенте и разорившимся фермером в Небраске, третий — художником-архитектором швейцарского происхождения, который вообразил себя градостроителем и вопреки всем законам изменил облик городов страны, почти ему незнакомой. Чтобы понять, как мы живем сегодня и как планируем будущее, необходимо оценить степень влияния этих трех людей на представления американцев о городской жизни.

Чарльз Малфорд Робинсон и «гражданское искусство»

В первые три десятилетия XX века Америка пережила великое пробуждение самосознания горожан. Наиболее очевидные артефакты, дошедшие до нас с тех времен — это величественные общественные здания из мрамора и гранита, украшенные произведениями монументального искусства, которые выросли в эту созидательную эпоху в большинстве городов. Образцом сооружений такого типа может служить впечатляющий вашингтонской вокзал Юнион-Стейшн, спроектированный Дэниелом X. Бернхэмом, где солидность и изысканность сочетаются с беспримерной уверенностью в себе. И речь здесь не только о том, что вокзал со стенами из белого гранита, декором в виде золоченой листвы и бронзовыми аксессуарами массивен и явно построен на века. Всякий раз, когда я прохожу через зал ожидания с высоким сводчатым потолком, под мрачноватыми статуями суровых воинов, и попадаю в аркаду напротив купола Капитолия, у меня возникает четкое ощущение, что я не просто прибыл в город, но и стал частью общественной жизни.

Чарльз Малфорд Робинсон — «крестный отец» движения за «красивый город». Снимок сделан примерно в 1915 году. С разрешения University of Illinois Archives (Box FAC-4, folder FAC-4 ROB-ROE, Negative 4062, RS: 39/2/22).

Публичное прославление красоты города, характерным примером которого стал вокзал Юнион-Стейшн, во многом порождено идеями человека, который не был ни архитектором, ни градостроителем. Чарльз Малфорд Робинсон родился в 1869 году, причем не в большом городе, а в маленьком городишке Рамапо (Нью-Йорк). Он вырос в состоятельной семье в Рочестере, окончил местный университет, работал журналистом и занимался литературным творчеством, отдавая дань самым различным жанрам. Из-под его пера вышел труд по истории города, биография собственного прадеда судьи Огастеса Портера, изданная на частные средства, и либретто для оперетты, основанной на легенде о Робин Гуде. В 1899 году он опубликовал в Atlantic Monthly серию из трех очерков под простым названием «Благоустройство городской жизни». Благоустройство, о котором говорил Робинсон, было в основном эстетического свойства, но к теме он подходил широко: «Когда кто-то заводит речь об эстетике американских городов, в голову сразу же приходит мысль об общественных зданиях, парках, статуях и бульварах. Но в рамках любого правильного представления о привлекательности города они должны быть лишь конкретными проявлениями общей, гармоничной красоты»^{8}. Возможно, он писал о Филадельфии, где впоследствии работал заместителем главного редактора крупнейшей городской газеты Public Ledger. Хотя в то время в Филадельфии появилось новое монументальное здание мэрии, большой парк на берегу реки Скулкилл, а также недавно построенный фонтан и огромная конная статуя Джорджа Вашингтона, ее «сетку» колониальных времен заполонили промышленные здания и заводы, а деловой центр уродовала эстакада Пенсильванской железной дороги.

В очерках, написанных для Atlantic Monthly, Робинсон излагал максимально широкую концепцию «гражданского искусства», как он его называл, и говорил о практических шагах по улучшению ситуации, например, об ограничении высотности зданий, демонтаже наружной рекламы, уборке улиц, озеленении, освещении, создании произведений публичного искусства. Он приводил ряд примеров благоустройства среды в разных американских городах: распоряжение муниципалитета Чикаго об ограничениях на размещение рекламных щитов рядом с бульварами и парками, инициатива властей Нью-Йорка по содержанию улиц в чистоте, успешная борьба жителей Бостона за сохранение исторического фасада здания законодательного собрания штата. Иными словами, показывал, как можно сделать города более привлекательными. Робинсон подчеркивал: несмотря на то, что зачастую эти шаги предпринимаются по инициативе муниципалитетов, большую роль играют и различные частные организации, например, городские художественные объединения, клубы, ассоциации по созданию парков, ставшие предтечами сегодняшних природоохранных комитетов и обществ по благоустройству деловых городских районов. И хотя эта деятельность была весьма разнообразной, бессистемной и плохо скоординированной, предпринимались попытки подойти к ситуации с «научных» позиций^{9}.

Годом позже главный редактор журнала Harper's Уильям Дин Хоуэллс предложил Робинсону написать о благоустройстве городов в Европе. Побывав в Париже, Брюсселе и Лондоне, Робинсон написал еще один цикл очерков^{10}. Подобно многим другим американцам, посетившим Европу, он был восхищен красотой ее городов и осознал, что, несмотря на все богатство Америки и ее растущее влияние в мире, американские города не идут ни в какое сравнение с европейскими. В 1901 году он объединил свои урбанистические статьи в небольшой сборник «Благоустройство малых и больших городов», а два года спустя подготовил фундаментальное исследование по тому же вопросу — мастерски написанное «Современное гражданское искусство». Особую убедительность этой книге придает сочетание наблюдательности и здравого смысла; шестьдесят лет спустя даже такой взыскательный историк и критик, как Льюис Мамфорд, оценил труд Робинсона как «превосходную для своего времени книгу, с которой и сейчас стоит ознакомиться»^{11}.

Робинсона интересовала эстетическая сторона, но его взгляд на город не был взглядом эстета. Он писал: «Города создаются не для того, чтобы на них смотреть, а для того, чтобы в них жить»^{12}. И еще: «Желание видеть улицу красивой останется лишь мечтой, пока не появится потребность в том, чтобы она была удобной и чистой»^{13}. Он говорил о том, как важен для города собственный архитектурный облик, и призывал уделять больше внимания зданиям мэрий и судов, которые называл «народными домами». Робинсон подчеркивал, что в окраинных районах должны быть «широкие улицы и узкие улицы, прямые и извилистые дороги, кварталы с регулярной застройкой, перемежающиеся открытыми пространствами, где можно оборудовать детские площадки или разбить сады, которыми будут наслаждаться все жители»^{14}

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

Reps J.W. The Making of Urban America: A History of City Planning in the United States. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1965. P. 111.

4

Robertson J.T. The House as a City // New Classicism: Omnibus Volume / Ed. by A. Papadakis, H. Wilson. London: Academy Editions, 1990. P. 234.

5

Цит. по: Reps J.W. Op. cit. P. 248.

6

Greenberg A. George Washington, Architect. London: Andreas Papadakis Publisher, 1999. P. 129.

7

Reps J.T. Op. cit. P. 352.

8

Robinson C.M. Improvement in City Life: Aesthetic Progress // Atlantic Monthly. 1899. № 83. P. 771.

9

Ibid.

10

Robinson C.M. Municipal Art in Paris // Harper's Magazine. 1901. № 103. P. 200–207; Idem. Belgium's Art Crusade // Harper's Magazine. 1902. № 104. P. 443–452; Idem. Art Effort in British Cities // Harper's Magazine. 1902. № 105. P. 787–796.

11

Mumford L. The City in History: Its Origins, Its Transformations, and Its Prospects. New York: Harcourt, Brace & World, 1961. P. 620.

12

Robinson C.M. Modern Civic Art, or the City Made Beautiful. New York: Knickerbocker Press, 1918. P. 29 (первое издание вышло в 1903 году).

13

Robinson C.M. The Improvement of Towns and Cities, or the Practical Basis of Civic Aesthetics. New York: Knickerbocker Press, 1901. P. 286.

14

Idem. Modern Civic Art… P. 193.