Ты – Мой Яд

Виталина Дэн, 2023

Дима обычный молодой парень, который трезво смотрел на жизнь. Упорно пробивал себе путь, достигал приземленных целей жадно желая ни в чем не нуждаться и построить свою жизнь лучше, чем была уже когда-то.Лера – красивая, гордая, состоятельная, прожигающая жизнь. Девушка-огненный вихрь, готовая выжечь все на своём пути, оставляя за собой лишь завалы мертвого пепла.Два абсолютно разных человека, которые не должны были пересечься на дороге жизни, но по воле случая судьба сталкивает их лбами. И теперь только им решать, смогут ли они выстоять в схватке характеров или сделают вид, что никогда друг друга не знали …

Глава 1

«Вы не в ответе за то, что родители сделали с вами в детстве. Но в ваших руках изменить свою жизнь сейчас»

— Чё ты жопу свою греешь на диване? Встал и пшел на улицу! Нехуй сидеть с настроенными локаторами и вслушиваться в разговоры взрослых, — влетел ко мне в зал разъяренный отец, когда я сидел в нашей съемной комнате на краю дивана и загнанным взглядом пялился в старый еле дышащий потертый черный ящик «Шарп», где показывали мультик «Скуби-ду».

Стоило ему ворваться в крошечную комнатушку, расположенную в занюханной общаге, я от испуга вздрогнул и выронил из рук перемотанный скотчем пульт на пол, покрытый драным и прожженным линолеумом.

Громко сглотнул и неосознанно нервным движением одернул край черной затасканной футболки, во все глаза вытаращившись на батю.

Можно было бы допустить в своей голове, что его случайно укусила какая-то бешеная муха, но… но не муха, а змей. Зеленый. Ядовитый. Снова эти недоумки нажрались до усрачки. Он и его шакалы-друзья, живущие через стенку от нас. А это означало только одно: сейчас начнутся воспитательные меры. Особо жестокие. Ну для меня точно, так как уже в данный момент удавка ускоренно затягивается на горле только от одного стеклянного неподвижного взгляда серых глаз.

Последнее время я часто задаю себе вопрос, почему… почему у него глаза серого цвета, а у меня — темно-карие, почти черные. Даже у нее были лазурного, словно цвет неба в ясный теплый день.

— Пап… — резко осекся в тот момент, когда отец подскочил ко мне и с размаху отвесил такой громкий подзатыльник, что голова отлетела вперед, а в глазах заискрила рябь, вызывая позыв тошноты от голода.

— Сучонок, сломай еще пульт! Ты ни одной копейки не заработал, чтобы иметь моду ломать тут хоть какое-то барахло, — брезгливо с ором упрекнул, нависая надо мной.

«Полная жопа», — подумал про себя и зажмурился на секунду.

— Я не хотел. Я ничего не слышал. Правда. Я смотрел му…

— Заглохни! — пьяно перебил и сцапал меня сзади за ворот футболки, тем самым спереди ощутимо натягивая до треска ткани горловину, впившуюся в мою кожу. — Я сказал, пшел нахер отсюда, и чтоб глаза мои тебя не видели, ублюдок малолетний! — припечатал пенделем, вышвырнув из комнаты. — Щенок, вздумал еще мне перечить! Кто ты-ы-ы? — одержимым ором тянул заплетающимся языком и угрожающе вращал глазами, возвышаясь надо мной, когда я валялся на коленях после его пинка. — Ты кто, чтоб варежку свою разевать на меня, выблядок?! Запомни! — схватил меня за скулы, скрещивая свой пустой, безжизненный взгляд с моим злым, но отсутствующим, шибая в нос своим мерзким перегаром вперемешку с тухлятиной, которая зловонием намертво въелась в стены этой гнилой общаги. — Ты ничтожество! У тебя нет и никогда не будет своего слова! Ты тряпка! Грязь! Вонючая грязь из-под моей подошвы, — с размаху безжалостно ударил ладонью по лицу, заваливая на немытый затоптанный пол в этом сарае. — Ты никто! Ты даже ничто!

Ударил по больному. Всякий раз ему удается сбить меня с ног и чайной ложкой режуще выковыривать сердце.

Сжал челюсть, опустил глаза и шмыгнул носом, как пацан. Как мелкий шестилетний пацан, за все эти годы так и не узнавший, как себя вести с человеком, который не имеет власти над своими действиями, но имеет огромное желание откусить своему ребенку голову. Наверное, своему… До сих пор мне верилось, что я его сын. А вот хотелось бы… но это уже другой разговор. В этой жизни нам обоим не повезло с её сценарием. У бати, как оказалось, не тот сын. С горшка с грешком. А мне бы, чего таить, хотелось совсем другой жизни, хотя… я и не знал другой… не знал иную сторону медали. Но одно хорошо зарубил себе на носу, что в такие моменты нужно затолкать язык в жопу и молчать. Один неверный поступок, промах, и он, не постеснявшись, в легкую забьет ногами. Безобидные ошибки могут повлечь за собой серьезные последствия, которые я уже не раз проходил, проживал, а после вставал, отряхивался и шел дальше, но всегда был начеку.

— На улице уже ночь, — моя глупая и бессмысленная попытка вразумить отца, так как данный факт никогда его не останавливал. — Куда я пойду?

— Катись к черту, сукин сын! Вшивый молокосос, — со жгучей ненавистью жестко вцепился мне в шею пальцами, от которых фонило табаком, чтоб выбросить за порог, как законченную мразь.

Гнилье, которое числилось закадычными друзьями-собутыльниками, ржало в кухне и выкриками раздавало советы по воспитанию дармоедов, сидящих на шее своих родителей или, как бы обо мне сказал сосед Васек, «не пришей кобыле хвост». Другой — Саня, квартирант сверху — оповестил, что вернулся из магазина, указывая на бутылку водки в руке и упаковку пельменей на всю дружную компашку, вовремя успев посторониться в дверях и проследить за моим полетом на лестничную площадку, откуда я кубарем покатился вниз, не придавая значения, как оглушительно громко за мной хлопнула входная дверь.

По истечении короткого времени успокоив в подъезде загнанное дыхание вкупе с пустившимся в галоп сердцем, эхом отдающимся среди гнетущей тишины в пустом пространстве, двинулся на улицу. В теплой ночи невидящим затуманенным взглядом, словно мне впервой, медленно брел вдоль пустой улицы, не зная, куда себя деть, куда податься.

Резко затормозил и зажмурил глаза. Стоял так с минуту, а опосля согнулся, упираясь ладонями в колени, пытаясь бороться со стыдом, оттого что из глаз рекой побежали ледяные слезы… злые. Пытался справиться с эмоциями, взять над ними контроль, но внутри без перерыва что-то адово разрывалось на части.

Молча умолял себя: не стоит. Не нужно. Не прогибайся. Не ломай себя… Только ты не ломай. Не реви и возьми себя в руки.

— Когда-нибудь это закончится… — в кромешном мраке ночи беззвучно пошевелил разбитыми губами, пытаясь отвлечь себя. — Нужно уметь пережить этот этап жизни. Смогу, — последнее произнес увереннее, открыв мокрые глаза, в которых, кроме холода, не было ничего. Окрысился, жестко стирая тыльной стороной ладони влагу с лица, будто сбрасывая обугленную слезами кожу.

В гробовой тишине собственной квартиры до боли знакомые биты на мобиле крючьями насильно вытаскивали меня из полудремы в явь. Лежа на спине, не спеша приоткрыл сонные глаза, вперив неживой взгляд в белый потолок и ощущая вязкий привкус черноты с горечью на языке. Память… опасная штука… Каждый день думаешь, что все, ты вырулил ситуацию. Починил завод в своих мозгах и прокрутил время вперед. Отсчет пошел, и началась беспечная жизнь. Но нет! Память та еще изворотливая костлявая сука, которая с радостью подкинет из закромов пару сюжетов из твоей прошлой жизни, издевательски посмеиваясь над тобой, лохом. Неожиданно в любой час и минуту в памяти может всплыть момент, о котором хотел бы давно забыть… похоронить. Казалось, вытравил. Начал справляться. Но накопившаяся за все годы внутри падаль, как раковая опухоль, намертво присосавшись к тебе, въевшаяся в кожу, просочившаяся в кровь, не так просто готова была оборвать с тобой все нити.

Как бы я сейчас сильно хотел тебя поддержать, щегол. Подать руку помощи в ту ночь, умиротворенно улыбнуться, глядя в твои испуганные заплаканные глаза, и сказать: потерпи… Ты сильный. Переживешь. Ты не один, я рядом с тобой. Всю жизнь, каждый вздох и мгновение рука об руку.

Шумно и протяжно выдохнул с невидимым утяжелителем на сердце, справляясь с игрой собственного разума, который не жалея во сне подкинул обрывки из собственной жизни.

Стоило с глухо застучавшим сердцем сесть на кровати, спустить ноги на пол и поежиться то ли от прохлады в комнате, то ли от пробежавшегося холодка внутри, как тотчас возобновился звонок на мобиле, в сумраке наполняя гулом рэпа небольшую квартиру в обычной панельной многоэтажке, подсказывая, что пора возвращаться в реальность.

— Че? — сиплю в трубу, когда не глядя приложил аппарат к уху, и так догадываясь, кто с такой настырностью может обрывать провода.

— Что по тачке Багирова? — без предисловий. — Я не вижу от тебя накладных на нее. Не понял, ты не заполнял, что ли? — поинтересовался у меня Руслан со сталью в и так грубом хриплом голосе и присущей ему жесткой деловой хваткой.

— Я Антошу попросил, — с закрытыми глазами отрешенно просипел в ответ и устало потер переносицу.

Так мы называли одного сказочного фраера в автосервисе, который работал с нами уже не первый год.

— Бля… Дрозд… — из-за пары сказанных мной слов Руслан решил сбавить обороты в тембре своего раздраженного голоса.

Рус, не видя меня, без труда начал выкупать по интонациям, что я в данный момент нахожусь в напряге.

— Ццц, — я, досадно цокнув, тяжело повесил голову и пару раз провел шершавыми пальцами по недельной щетине. — Значит, забыл Антошка, — криво дернулся уголок сухих губ наподобие насмешки.

Тот еще распиздяй! Руслан его бы уже давно вздрючил и погнал с работы, если б парень не был рукастым и с поразительно-изобретательной смекалкой.

— Ты тоже красавчик, нашел кого просить! Вообще мозг проебал на своей работе, — не очень довольно заключил бес и без выяснений снова начал словесно напирать. — Что с тачкой? Я заполню накладные и заодно прикину по срокам, когда можем ее вернуть.

— ДВС наебнулся. Закипает. И деформировались головки блока. Без ремонта не обойтись.

— А какой у него пробег? Смотрел?

— Да всего десятка.

— Десять тысяч километров, и он уже ее ушатал? — удивленно протянул на том конце провода, но без каких-либо красок в интонации. — Ремонт или замену коробки переключения передач будешь проводить?

— Да какой там ремонт. На парашу все старое говно выкидывать и целку ставить. Пусть котлету готовит, — в шуточной манере произнес, пытаясь в этот момент погасить дурное расположение духа.

— Понял. Кириллу маякну, чтоб новую поставку готовил. В наличии для тебя остались только шлицы и валы, а зубьев шестерен нет. Затянется вся эта шляпа, — тоскливо заключил Рус.

— Ага, — буркнул в желании свернуть наш треп, но у Руслана были на этот счет другие соображения.

— Заедь сейчас на работу. Тут мерин шестьдесят третий пригнали… — вдруг замолчал, давая расслышать, как копается в кипе бумаг. — Я хочу, чтоб ты сам за него взялся.

— Прям сейчас? — недовольно поморщился.

— Да! — развязно и нагло повысил тон и тут же без перехода неожиданно решил узнать: — Все нормально? — а последнее уже тише и с беспокойством в голосе.

— А как же! — дерзко хмыкнул и, встав во весь рост, лениво побрел в кухню, чтоб в холодильнике нарыть жрачку и после отправиться в сервис.

— Базар тебе нужен, салага! — самоуверенно хмыкнул Бес, начиная угорать надо мной.

— По-братски! Отвали!

— Да пошел ты! — заржал он по-мальчишески в динамик. — Все, отбой. Жду! — и, не дожидаясь от меня ответных подъебок, Руслан сбросил звонок.

Астемиров Руслан… Кто он мне? С уверенностью скажу: тот, кого за всю жизнь у меня не было. Отец… брат. Друг. За исключением моего друга Трофима из детдома.

Не отыскав тяги сделать полноценный завтрак, я схватил с блюдца готовый бутерброд и разом запихнул себе в рот добрую половину. С задумчивым выражением лица подгреб к окну, располагающемуся в кухне, и, медленно прожевывая еду, начал воскрешать в сознании двухгодичной давности разговор с Русланом.

— Тебе нечего стесняться. Тебе не из-за чего опускать голову и отводить свой взгляд. Ты многого достоин в этой жизни. Ты умный и целеустремленный, кто бы что тебе ни говорил, — заглядывал Руслан мне в глаза и крепко держал за затылок. — Ты достоин уважения, любви и счастья. За пределами семьи относись к людям так, как они того заслуживают. Хочешь идти к ним на контакт? Твое право. Решение. Но дома ты можешь расслабиться. С нами тебе нечего опасаться. Мы и только мы твоя самая сильная опора по жизни. И этого уже ничто не изменит. Ты человек! Достойный человек. Ты не звереныш. Ты не в лесу родился и живешь. Ты мой младший брат. Мой друг. Я тебя очень люблю.

Только рядом с ними я слышал такие слова в свой адрес. И всегда после таких разговоров требовалось некоторое время, чтоб осознать сказанное, переварить через внутреннюю мясорубку бесчисленного говна. Протяжно выдохнул, замешкался, казалось, на пару минут. Взгляд бесцельно метался по знакомой обстановке.

— Может, и впрямь зря переехал?.. — глухо и бездумно спросил сам у себя и, неаккуратно отбросив остатки бутерброда в тарелку, отправился в душ, чтоб через час, сидя в своей тачке, ударить по газам и снова по уши зарыться в работу.