Бесчувственные

Виталина Дэн, 2021

Как думаешь, на что ты пойдешь, если жизнь из раза в раз макает тебя в дерьмо? Когда тебя всю выворачивает наизнанку от происходящего вокруг? Не помнишь, когда в последний раз жрал, и думаешь только о том, где бы найти еду? Когда каждый день видишь, как мелкие сосунки козыряют папиными деньгами и считают, что весь мир должен крутиться вокруг них. Всегда старалась держаться от таких подальше. До определенного дня… Дня, в котором моё чутье меня подведет и приведет к одному из таких мажоров. Это только потом я пойму, что угодила в лапы самого дьявола… Холодного и бесчувственного монстра! Содержит нецензурную брань.

Глава 1

Иногда бесчувствие бывает мучительней самой острой боли.

с. Юкио Мисима.

(история про Тимура брата Руслана из книги «Эмоции на грани»).

Чича. Наши дни. Россия.

Сквозь марево сна уловила рядом приглушенный звук и ощутила на себе незначительное шевеление. Благодаря годам уличной закалки смекнула, что тут что-то нечисто. Не успев еще толком проснуться, почуяла угрозу.

Совсем немного приоткрыла глаза, стараясь не делать резких движений, чтобы никак себя не выдать. От увиденного все тело наполнилось омерзением. Липким, вонючим, всепоглощающим отвращением ко всему живому. Ко всем тварям, что топтали землю. Два года… два года этой никчемной жизни, а я до сих пор не обросла непробиваемой броней.

Смотрела в данный момент, как Шара навис надо мной и смотрит на свой член с моей рукой. Держит за запястье, легко удерживая, и моими пальцами водит по вонючему хрену. Дышит загнанно, с натяжкой, чуть ли не визжит приглушенно, как свинья. А ему похуй, ни разу не поднял голову и не взглянул в мое лицо. Ему не до меня, у него имеется занятие поинтереснее, чем следить за мной.

Мясистые мужские губы поблескивают, мокрые от слюны. Дышит так, что брызжет ей в разные стороны.

Поморщилась. Вот же, сука-а-а… Я больше этого не выдержу. Не медля ни секунды, незаметно потянулась второй рукой под вонючий, пропитанный мочой, матрас. Схватилась за рукоять своего верного спутника, который всегда при мне. Также медленно вытащила, неотрывно следя за этим покойником. Блеснув лезвием и в доли секунды резанув воздух в пространстве, приставила острие ножа к его паховой области.

Очнулся. Глаза в испуге расширились. Громко сглотнул, гипнотизируя нож, упирающийся в основание члена. Медленно, осторожно так, чтобы меня не спугнуть, поднял на меня глаза. Запуганным и нервным шепотом, так, чтобы никто не услышал, произнес:

— Чича, не дури! Убери заточку!

Затрясло всего, суку. Знает, что может с ним случиться. Не ожидал, что проснусь.

Бля-я-я, сколько раз себя можно ругать и корить? Но ничего не могу с собой поделать — сплю, как убитая, даже странно, что вообще сейчас проснулась. Меня жизнь ничему не учит. Пережив и хлебнув столько дерьма, все равно сплю без задних ног.

— Сначала я отрежу твой короткий стручок. А потом перейду к яйцам. Сначала одно, потом второе, или нет… может, оставить одно? Так… напоминание, что если еще раз ко мне сунешься, то лишишься и его, — хриплым после сна голосом проговорила ему.

Смотрела серьезно в карие глаза, и, блядь, хотела… хотела это с ним сотворить. Но нельзя. Нельзя тут. Нельзя поднимать шум.

Сильнее вжала конец лезвия, чувствуя, как прокалываю его плоть. Не удивилась, когда услышала приглушенный мужской стон, пронизанный болью. Он тоже понимает, что мы должны сохранять молчание. Иначе сюда нас больше никогда на ночлег не запустят.

— Чича, не обессудь! У меня край. Ты еще такая… рядом. Красивая, манящая… бес попутал. Убери заточку!

— Быстро слез с меня! — злостно прошипела.

В любую секунду готова была сорваться и всадить нож ему в бочину. Представляла уже перед глазами картинку, как десятисантиметровое лезвие входит мягко, нежно, как по маслу. И он видит этот опасный блеск. Видит, что я начинаю терять контроль.

Шара резко сполз с меня, съезжая на пол. Смотрит на пах и лихорадочно водит руками, проверяя повреждения. Мало ему, твари. Все-таки надо было пырнуть в тот же момент, как увидела, что барахтается на мне.

Вслед за ним соскочила с железной койки и подалась к нему, приставляя нож к горлу. Я хорошо им орудовала. Умела правильно держать, и не только.

— Нет, нет, нет, — раздался визгливый, лихорадочный шепот, обращенный ко мне. — Не делай. Умоляю. Больше никогда. Никогда, Чича. Нас же больше сюда не пустят! Меня замочишь, тебя загребут. У тебя и так немного мест, куда можно податься. В подвал? Для подвала ты слишком чистая. Не пойдешь. Отпусти!

Смотрит со слезящимися глазами. Хочет вызвать жалость, но мне похер. Плевать на слезы. Я всегда их презирала. Даже еще тогда. В прошлой своей жизни, когда все у меня было. Ненавидела людей, которые давят на жалость. Ненавидела, когда льют слезы от боли. Презирала и презираю всё и вся человеческое дерьмо, чувства.

— Шара, — медленно протянула и склонила голову к плечу. Вглядывалась на него расширенными от бешеной ярости глазами. — Ша-а-ара-а, советую мне не попадаться на глаза. Как минимум, неделю, — сглотнул и, не отводя трусливого взгляда, незаметно кивнул.

Неожиданно в следующий момент в бомжатнике заревела сирена. Точнее, в спецприемнике для бомжей, бездомных. Ну, или в ночлежке. Сирена извещает, что уже семь утра, и пора рвать когти из очередного гадюшника.

Резко обернулась, хватая потрепанное серое пальто и высокие черные берцы* (высокая обувь на массивной подошве и шнуровке). Схватив свои манатки, побежала на выход, по пути накидывая верхнюю одежду. Старалась как можно быстрее скрыться с этого места.

***

Шла по красному проспекту и терла руку об драповое пальто.

— Мразь! — пробубнила себе под нос.

Как назло, подсознание подкидывало из раза в раз картинки двадцатиминутной давности.

Резко остановилась и смежила веки. Внутренне начала успокаивать себя. «Случалось и хуже. Забудь. Забудь. Забудь!» А открыв глаза, увидела, как прохожие проходят мимо и косятся на меня с отвращением.

Завыл холодный ветер. Поежилась от сильного порыва. Холод пробирал до костей. Ненавидела весну. Такую, которая следом после зимы. В которой холодный ветер с моросящим мелким дождем. Грязь, дождь, лужи. В которой одна серость и убогость… во всем. Не имеет значения, в людях или в городе. Запахнула сильнее пальто, не забыв спрятать в вороте пол лица, и двинулась на станцию метро.

В животе громко заурчало, это мог услышать каждый прохожий. Даже не удивлюсь, если черная кошка сейчас бежит от меня из-за этого устрашающего звука. Внутренности выворачивало наизнанку, желудок скручивался в узлы. Табун мурашек разбежался по телу от голода и холода.

Одной рукой начала проверять карманы на наличие содержимого, но нихера. Голяк. Даже бычок не завалялся. Увидев напротив идущего на меня курящего парня, нервно сглотнула.

— Не будет сигаретки? — не теряя возможности, спросила, когда он проходил мимо меня.

Посмотрел насмешливо, оглядывая с ног до головы, и иронично протянул:

— Не-ее-а. Подрасти для начала.

Скрипнула зубами от тупого высказывания. Пидор!

Что ты понимаешь? — хотелось выкрикнуть вслед. Подрасти? Так мне уже девятнадцать лет. Да, другой вопрос: выгляжу ли я на этот возраст?

Что там Шара говорил? Красивая? Манящая? Захотелось расхохотаться на всю улицу. Ну да, наверное, для таких, как Шара — красивая. Для таких, как он, и такая сойдет.

Маленькая, тощая, кожа да кости. Талию можно было обхватить двумя руками, большими и указательными пальцами. Конечно, так питаться. Пару раз в неделю, оттого и бледная, как моль. На всю рожу большие светло-голубые глаза. Ледяные… холодные. И пухлые, потрескавшиеся губы, на которых от моих прокусов виднелись затянутые обросшей темной коркой болячки. Спасибо, что хоть нос у меня маленький, аккуратный. Так бы картина маслом. Волос, и тех нет. Обрезала по уши большими тупыми ножницами, которые, знаете, еще в советские времена имелись. Даже не помню, где откопала. Наверное, все в тех же приемниках для бомжей.

Когда-то была красивой… Длинные белые волосы от природы струились до поясницы. Они у меня волнистые, а после душа вообще закручивались в кудряшки. В школе всегда не было отбоя от мальчиков, а потом… потом суп с котом.

Хмыкнула.

Поэтому я не выглядела на свои годы. Больше смахивала на несформировавшегося ребенка. Не от прекрасной жизни я так выгляжу. Да плевать. Тоже мне, сеанс самобичевания. Повернула голову, и с горечью сплюнула на асфальт. Заметив неподалеку нужную находку, остановилась.

Сжала кулаки до хруста и гипнотизировала почти скуренный бычок. Будто пыталась силой мысли перенести его к себе в пальцы.

Медленно наклонилась и подобрала находку. Повертела в пальцах, посмотрела с разных сторон и дунула на кончик фильтра. Зажала между зубов и начала выискивать того, у кого можно попросить огонька.

Ооо, а вот и на ловца…

— Э? Прикурить дай!

Щегол остановился, растерянно глядя мне в глаза и сигарету прячет за спиной. Конспиратор хренов.

— Че вылупился? Мне начхать, хочешь — травись. Мне только прикурить дай!

Щегол посмотрел с сомнением, но вытащил зажигалку. Выхватила дрожащими пальцами и подставила огонек к сигарете.

— На, — закрыв глаза, протянула ему обратно.

Услышала, как пацан драпанул от меня. Усмехнулась и разлепила веки. До чего же кайф! Схватилась двумя пальцами за бычок и жадно затягивалась, выкуривая под ноль, до самого фильтра. Затушила о подошву своего берца и отшвырнула фильтр. Мало! Внутри снова начало все стягивать. Хрен приглушу. Надо найти пожрать, во рту два дня ни крошки.

Подойдя ко входу станции метро около набережной, остановилась. Поморщилась от предстоящего. Повернулась на пятках в сторону воды и вдыхала свежий воздух. Глубоко. С остервенением. Так, чтобы холодом обжечь легкие.

Ненавидела слабость. Она меня обескураживала, вводила в необъяснимый ступор. Всегда! Я никогда не была слабой. Ни на каком этапе своей жизни. Я никогда не ныла и не жаловалась на свою судьбу! Но сейчас… сейчас мне именно это и предстоит.

Нам, уличным бродяжкам, часто приходится играть. Прикидываться дурочками, идиотами и несчастными. Давить на жалость, отыскивать больное место людей и давить. Давить и насмехаться над ними. Над этими доверчивыми идиотами, которые мнят себя богами, задирают нос кверху, если подадут милостыню или кинут пару слов, полных сожаления.

Оооо… как я любила таких жалостливых. Которые хотят пожалеть, но их хватает от силы на десять минут. Тех, у которых найдешь нужную точку, на которую нужно давить, и наблюдаешь, как они на глазах начинают ломаться. Я впитывала в себя эти ощущения. Гордилась собой, когда видела, как по незнакомому лицу текут теплые слезы. Люди — глупые существа…

— Кто это тут у нас? Привет. Че не заходишь? — услышала сбоку до боли знакомый голос.

Ризван. Местный сутенер. Повернулась к нему и без тени улыбки глянула на высокого брюнета. Черная рваная челка упала на глаза. Шоколадные глаза блестят. И я не хотела никогда знать, что это за блеск. Он всегда менялся при виде меня. При виде баб. Но со мной было что-то другое, и от этого холодок струился по жилам. Я ненавидела излишнее к себе внимание. А он — он всегда ошивался рядом. Всегда хотел затащить к себе. Не на работу, не к девочкам. Отчего-то казалось — к нему… для него. Но хер, обломится. Я не опущусь никогда до такого. Лучше спать в приемнике на вонючих матрасах с бомжами.

А кто ты, Чича? Ты одна из них! Никто! Такая же, как и они, ничем не лучше.

— Привет. Дышу свежим воздухом, — безэмоционально ответила на его вопрос.

Нагло прошлась по нему взглядом и мгновенно услышала очередную херню:

— И как? Подхожу тебе? Под твои рамки.

Вопрос был задан серьезно. Нравлюсь ему, давно. И что они такого находят? Шара и близко не стоял с Ризой. Этот хорош собой, и деньги у него всегда имеются, и довольно немалые.

Я каждый день на улице отвоевывала свое место. Каждый день на улице кто-то прибавлялся. Будь то бабы, они сразу шли к Ризвану. Самые тупые, ищущие самые легкие пути, присоединялись к нему. Он не только зарабатывал на девчонках, но и парням давал наводку на мажоров. И от этого имел нехилый процент. Один болтливый как-то на радостях проговорился, заполучив крупную сумму денег.

— Риз, че хочешь? Че надо? — посмотрела исподлобья.

Никто не смел с ним так разговаривать. Я одна. И каждый раз я ждала от него ответки, отдачи в разы хуже. Подозревала, что когда-то ему надоест, и он возьмет силой. До сих пор подозреваю. Поэтому и желала избавиться от ненужной девственности. К херам она мне?

— Я шучу. Расслабься, — улыбается уголками губ, но глаза отнюдь не добрые. Он бы и тут меня не прочь нагнуть.

Если кто-то посягал на меня или на мое — заработанное, или мою вещь, или, не дай боже, нож — то я дралась. Дралась не на жизнь, а на смерть. Зная, что это может быть моя последняя схватка. Может от нее зависеть многое. Готова всегда перегрызть или разорвать любому глотку. Закон улицы: либо ты, либо тебя. Все очень просто, и я каждый день следовала этому правилу. Поэтому мало кто меня трогал. А если появлялись зарвавшиеся новенькие, то их быстро просвещали, кто есть кто.

— Ладно. Я пошла, — хотела развернуться, но меня жестко схватили за руку.

Молниеносно развернулась к нему и посмотрела яростно в глаза. Уже потянулась за ножом в карман, но Риз резко поднял руки в сдающемся жесте.

— Чич, не жести. Я ничего плохого не хотел. Сильно хреново? Щеки совсем впали. Давай дам денег? Купишь нормальной жрачки.

Расслабилась и оттянула руку от кармана. Он заметил этот жест, и темные глаза блеснули восхищением.

Усмехнулась, всем видом показывая, что думаю о его подачках. Распознав ответ в моих глазах и по моей хари, недовольно поджал губы.

— Ты только себе хуже делаешь! Как знаешь, — порывисто развернулся и размашистым шагом покинул меня.

А я не теряя больше времени, отправилась в подземку.

***

— Сука-а-а! — пнула шапку с железными копейками.

За весь день пятьдесят рублей? Пятьдесят?! Что это, черт возьми? Смотрела, как рубли катятся по полу, крутятся пару секунд и валятся на холодный мрамор. Оглядела с ненавистью мимо проходящих дипломатов и дамочек, у которых наверняка в кошельке имелась пара купюр.

Нет! Не вздумай! Тебе не нужны проблемы с ментами.

Протяжно вздохнула и двинулась на выход из метро. Куда? Куда податься? Я не строила планов на будущее. Таким, как мы — нельзя. В итоге будет больно ударяться о землю. Я жила по понятному себе распорядку. Жила одним днем. Каждый день старалась прожить и не сдохнуть где-то под забором.

Остановилась около ограды, ограждающего пешеходную площадку от реки Обь. Наклонилась над невысоким забором. Схватилась дрожащими пальцами за холодный кусок металла и зажмурила глаза. Тело начало сотрясать в лихорадке, перед глазами черные точки, а кончики пальцев начали неметь. Распахнула глаза и глубоко задышала, стараясь погасить рефлекс тошноты.

— Сейчас… сейчас, должно пройти, — прошептала в тишину, смотря на струящийся изо рта пар.

Шмыгнула носом и потерла устало переносицу, чувствуя, как начали трястись ноги. Ничего, и это пройдет. Но спустя секунды резко подалась вперед и начала фонтанам извергать из себя содержимое. А там ничего нет. Одна вода с белой пеной.

Отплевываясь, вернулась в исходное положение. Задумавшись, направила взгляд на воду. Зажмурила глаза и вытерла рукавом пальто грязный рот. Почувствовала, как глаза начинают слезиться, а в носу защипало. Надавила со злостью на глазные яблоки, жестко стирая, давя, будто хотела выдавить глаза, чтоб вытекли. Нет. Не пророню ни слезинки.

Решив окончательно, развернулась и побрела к Анвару на рынок. Другого выхода нет. Иначе я загнусь от голода. Придется потерпеть. Жрать захочется, и не то сделаешь. Перегрызешь глотку любому за кусок хлеба.

***

— Ой-й. Мой красивый пришла! Надумала, ламази агджик*, — маленькие глазки на выкате сверкнули и улыбка расползлась на одутловатом лице.

Посмотрела в сторону, последний раз обдумывая, но услышала дразнящее:

— Фрукты, овощи сегодня утром привозили! Вкусно, свежий! М-м-мм… — и губами причмокивает.

Сука, видит, что готова уже руку себе по локоть отгрызть. Заметил, что сдалась, и сальная улыбка растянулась до ушей, показывая темные, гнилые зубы. Тошнота снова подкатила к горлу, но старалась удержать все в себе, иначе не видать мне его «вкусно, свежий» фруктов.

— Ламази, ты знаешь какой оплата, — и косит глаза в подсобное помещение.

Запрокинула голову, смотря на затянутое серое небо. Ну что? Сегодня я даюсь всем ублюдкам! Праздник у них, что ли?

— Пошли! — не дожидаясь его, пошла в указанное ранее место.

Зашла в небольшую комнатку, от силы в ней пять квадратных метров. Сняла пальто и наклонилась к берцам. Медленно расшнуровывала обувь, лихорадочно моля, чтобы этот идиот передумал и просто дал немного еды, но он молчал. Нависал практически надо мной и громко дышал мне в затылок.

Скрипнула зубами. Ну что, Чича? Откроешь еще для себя новые грани!

Разделась догола и повернулась к нему. Склонила голову набок и широко улыбнулась, при этом разводя в стороны руки. Посмотрел с опаской на меня. Глаза горят уже знакомым предвкушением. Да, знал бы Риза, чем я сейчас занимаюсь. Посмеялся. И вправду, дура, могла бы хотя бы с симпатичным парнем, да и денег срубить, а не просто за жрачку.

— Долго будешь смотреть? Я и передумать могу! Бу! — на последней фразе резко к нему наклонилась и громко издала звук.

Подпрыгнул, не ожидая от меня ничего такого. Быстро закивал головой и начал расстегивать штаны. Медленно закрыла глаза и приготовилась ждать окончания самой невыносимой пытки.

Когда открыла, увидела, что уже вытащил свой вялый маленький член и старается дрочить его. Теребит его нервно в желании, чтобы встал. Его толком даже и не видно из-под обвисшего пуза.

— Извини, друг, — глядя на все это, не смогла промолчать. — Не я тебе нужна, — хохотнула издевательски, чем выбесила его еще больше.

— Сделай тоже. Не стоять просто так. Потрогать себя!

Ух ты, как разошелся. Ну, давай посмотрим, на что ты способен.

Притронулась к груди, слегка проводя по ней пальцами. Зажала между двух пальцев сосок и потерла, а у этой лягушки рот приоткрылся, и слюна стекает по подбородку.

Фу, мразь!

— Даще, даще… — нихера непонятно из-за его акцента. Раньше не блистал талантом, а из-за возбуждения так вообще стукнулся башкой и забыл его.

Повела рукой по животу к расщелине между ног, но, не успев еще до нее добраться, как увидела, что он затрясся в судорогах и закряхтел, повизгивая.

Господи, что за мужики? Что Шара, что вот этот брюзга…

— Айо, айо, лав*. Ааааа! — и мелкой струей брызнула сперма.

— Попробуй хоть каплю на меня пролить! — прорычала сквозь зубы.

Еще не хватало, чтобы его кончина на мне оказалась.

Быстро за секунды напялила на себя одежду и выбежала к его прилавку, пока он приводил себя в порядок. Накидала себе жратвы в пакет и увидела орехи. Грецкие. Мои любимые. В коробке, орешек к орешку, крупные, красивые. Сглотнула и потянулась за ними, но тут же услышала окрик со стороны:

— Эй-й-й, куда-а? Это уже другой плата! — смотрит, пидор, масляно.

Да я лучше сдохну, чем под тебя лягу. Лучше с голода помирать, чем под такого. Никогда не дам даже пальцем себя коснуться.

Уверенно показала ему средний палец и пошла в сторону метро. Вытащила из шуршащего пакета помидор и, не стесняясь, начала есть.

В метро нет мажоров? Верно? Они на родительских тачках разъезжают. Они даже рядом не сядут с простыми людьми. Подняла кверху пакетик, размышляя, что надолго не хватит. Сегодня все сожру, а что завтра? Снова пятьдесят рублей, как сегодня? Или двести рублей, как два дня назад. Срочно нужны деньги…

А если? Если аккуратно? Нежно, неторопливо? Там у многих найдется в кармане то, чем можно поживиться. Смогу ли украсть? Да! Как раз плюнуть. Но вот если попадусь, то к ментам не хочу. Я наслышана, как они обращаются со шлюхами и бродягами.

Была не была, рискнем!