Синдзи-кун и его попытка прожить обычную жизнь

Виталий Хонихоев, 2024

Да, попаданец. В обычного японского школьника. В иной мир, так похожий на наш, только в этом мире есть люди со сверхспособностями, этот мир отличается от нашего. Возможно, чуть-чуть, а может, и сильно. Именно здесь и предстоит Синдзи, как оказалось, не такому уж и обычному школьнику, прожить свою жизнь. Обрести друзей и семью. Нажить кровных врагов. Пережить обидные поражения. Одержать победы.

Глава 2

Остаток дня в школе прошел без приключений, только Цудзи пропал. Как выяснилось — попался на глаза учителю физкультуры и был отправлен в медицинский кабинет, так как щеголял разбитым носом и синяком на скуле. Я насторожился, ожидая вызова к директору или завучу, воспитательной беседы и «родителей в школу», однако тревога была ложная, так как Цудзи, следуя боевому кодексу хулигана, конечно, сказал, что упал с лестницы, а учитель в свою очередь сделал вид, что поверил в это. Медсестра налепила Цудзи пластырь на переносицу, сделав его физиономию на удивление боевой. Хмурый, с пластырем на переносице, он нахохлился на задней парте, односложно отвечая на вопросы и даже огрызнувшись на сочувствие со стороны его приспешника Акаи.

От меня Цудзи отстал, даже не смотрел в мою сторону. Зато оставшиеся одноклассники, наоборот, поставили себе цель пробуравить меня взглядами. Большинство смотрело на меня с недоумением и растерянностью — как так получилось, что это тут у нас сидело, оказывается, а мы и не знали. Да, в классной иерархии что-то произошло, лидер категории «альфа-хулиган» был потрепан каким-то омегой-ботаником.

При этом слово «ботаник» отнюдь не подразумевало умного, но дохлого интеллигента, нет, в Японии, если ты дохлый, но отличник — уважение окружающих тебе обеспечено. Поэтому в классе есть несколько вершин власти, ну или группировок — официальная, ребят и девчат, которые хорошо учатся, исполнительны и не допускают нарушений или замечаний. Эти, как правило, на хорошем счету у учителей и работников школы.

Сюда входят староста, помощник старосты, отличники и те, кто хотел бы к ним примкнуть. Там своя иерархия. Вторая ветвь власти — это хулиганы. Тут все просто, дерзкие ребята, показывающие всем своим видом пренебрежение школьной системой, бунтари и все такое. Драки, курение за школой, контрабанда спиртных напитков, какие-то сборища (назвать это вечеринками язык не повернется), цепи вместо брелоков на ключах, прикрепленные огромными карабинами к поясу, расстегнутые до пупа рубахи, закатанные рукава и здоровенные чубы. Кстати, в отличие от официальной школьной иерархии в хулиганской среде существовало как бы две ветки — мужская с Цудзи во главе и девичья с Кин Иошико, яркой представительницей культуры гяру-герл, крашеной блондинкой в клетчатой короткой юбке и с кучей колец на пальцах, в черных очках почти при любой погоде и с яркой помадой, несмотря на школьный запрет на косметику.

Иошико была родом из Кореи, изучала тхэквондо и даже принимала участие в районных чемпионатах. Кроме этих, существовала также еще одна вершина школьной социальной жизни — красивые девчонки.

Там властвовала Снежная Королева Юки со своей свитой из двух близняшек и ее конкурентка Аоки-чан, производившая вид простой и милой девчушки, с тремя ближайшими подружками — такой себе квартет из райских птичек.

Остальные одноклассники либо стремились прибиться к какой-нибудь из групп, либо входили в безликую серую массу неудачников. Нет, на самом деле среди этих неудачников были и свои мелкие группки, но влияния на погоду в классе они не имели.

Что касается Синдзи-куна, то он был неудачником и рохлей, и его мнение и существование никого не интересовало. И я бы с удовольствием оставил все как есть, потому что такое положение меня устраивало. Лезть в лидеры класса, показывать свою крутость и офигенность — зачем? Я прожил одну жизнь, прожил ее ярко и насыщенно, умер, как и полагается мужчине — в бою. Я не ожидал следующей жизни, но видимо так уж устроена вселенная, может быть, и после этой жизни я снова перерожусь, и так бесконечное количество раз. Что я точно знал, так это то, что энтузиазма в завоевании и осуществлении новой жизни у меня стало меньше. Смысл? Завоевать мир? Заработать, украсть, отжать миллиард? Создать свой гарем?

Радости от этого очень мало, а вот забот — очень много. Как там у Булгакова — «он не заслужил свет, он заслужил покой». Вот. Я заслужил покой, как Мастер. Я тоже хочу большой дом на берегу моря, где буду проводить дни и ночи в покое. Да, друзья, да, пусть будет жена или жены — но уж тут надо постараться подобрать спокойных. И тех и других. Поэтому жизнь, где мое мнение и существование не заботило окружающих, была тем, что доктор прописал.

Вот только чертов Цудзи не вовремя влез. Можно было терпеть, но, во-первых, это некомфортно (а покой — это и комфорт), а во-вторых, такие как он на этом не останавливаются. Терпеть тут не получится. Этим ребятам нужно довести тебя до грани, тогда они чувствуют, что день прожит не зря. А потому надо было изменить свой социальный статус и занять нишу странного типа, которого лучше не трогать, ибо чревато. Надо, конечно, подтянуть свое тело. Заняться собой, наработать форму, раз уж я в этом теле надолго — надо сформировать его как следует, да…

Задумавшись об этом, я медленно побрел домой после школы. Идти было не так уж и далеко — около километра по узким улочкам, а возле дома я зашел в маленький продуктовый магазин Тамагавы. Зазвенел колокольчик, прикрепленный к дверному косяку, оповещая продавца, что зашел покупатель, и стоящая у прилавка пухленькая девушка улыбнулась мне и склонилась в легком поклоне.

— Синдзи-кун! Добро пожаловать!

— Здравствуйте, Иноэ-сан. Как у вас дела?

— А как могут быть дела в маленьком магазинчике этого бездельника Кенты? Вечно он напьется, а потом валяется в кровати два дня подряд, а я стою у прилавка как привязанная. — Она сложила руки на груди, выражая недовольство. — А мне, между прочим, Ямасита-кун, уже двадцать пять! Я так замуж никогда не выйду.

— Обязательно выйдете, Иноэ-сан. Вы обаятельны, и у вас красивая улыбка, — сказал я, встав у прилавка и хлопая по карманам в поисках кошелька.

— Ой, да что ты говоришь, — всплеснула руками девушка, расплывшись в новой улыбке, — вот только этого никто и не замечает. Вот только ты, Синдзи-кун, и замечаешь. Пожалуй, мне стоит подождать, когда ты вырастешь и станешь настоящим мужчиной.

— Ну не стоит себя так утруждать, Иноэ-сан, я уверен, что в ближайшем будущем найдется ваш принц, который и унесет вас прочь из этого магазинчика. — Кошелек не находился. Я попытался вспомнить, куда я его дел. Да вроде никуда, он всегда лежал у меня в одном и том же месте — в нагрудном кармане пиджака.

Одна из привычек Синдзи-куна. Его мама очень боялась карманников и рассказывала страшные истории о том, как в токийском метро карманники орудуют заточенной до бритвенной остроты монетой, вскрывая карманы и сумочки, а если жертва обнаруживает кражу и начинает кричать или хватать карманника, то тот с размаху полосует этой же монетой по глазам.

Почему из этого следовал вывод хранить кошелек в нагрудном кармане было непонятно, однако впечатленный этими рассказами Синдзи-кун носил кошелек только так. Я сам в прошлой жизни не придавал этому особого значения и носил кошелек, как правило, в кармане брюк, но кто я такой, чтобы противиться детской травме и полезной привычке своего… партнера по телу? Брр… звучит как-то слишком. Тут я понял, что опять «завис» и стою перед прилавком, глядя в пространство стеклянными глазами.

— Э-эм… Иноэ-сан, извините, я кошелек найти не могу… — говорю я, продолжая поиски уже в рюкзаке.

— Боже, боже, да какие могут быть счеты между двумя настолько близкими людьми. Думаешь, мне придется сменить фамилию на Ямасита, или я смогу остаться Тамагава? Все же у меня династия и все такое… и если я оставлю фамилию, то старый Кента подарит нам на свадьбу магазинчик. — Шалунья прикладывает указательный палец к подбородку и делает вид, что задумалась.

— Иноэ-сан, извините, что побеспокоил, — кланяюсь я.

— Не дури, Синдзи-кун. Бери, что тебе надо, потом заплатишь. Ну или Нанасэ оплатит, как с работы зайдет, — отмахивается та. — Бери, бери. Ты ж тут рядом живешь, видный мужчина. — Она улыбается, словно кошка, досыта наевшаяся сметаны.

— Иноэ-сан, ну когда вы перестанете дразнить бедного парня, — вздыхаю я, набирая пакет продуктов. — У меня же и шанса нет.

— Старание и упорство — вот что отличает мальчика от мужа, Синдзи-кун! — наставительно поднимает палец вверх молодая продавщица и внучка Тамагавы Кента-сана, пожилого владельца магазинчика. — Ты главное не сдавайся! Файтин! Прикладывай усилия, учись общаться с нами, девушками, и прекращай краснеть каждый раз, как меня видишь, вот тогда и поговорим.

— Спасибо за ваше внимание и заботу, Иноэ-сан. — Я кланяюсь, жду, когда Иноэ запишет мой долг в старую, потрепанную тетрадку в клетку, еще раз кланяюсь и выхожу из магазина. Теперь домой. Я и Нанасэ-нээсан проживали в однокомнатной квартире неподалеку, на втором этаже неказистого жилого здания. Что интересно, лестница на второй этаж проходила снаружи, видимо, чтобы не обогревать площадь попусту, хотя отопление здесь отсутствовало как класс. В принципе.

Зимой мы с Нанасэ-нээсан обогревались электрическими обогревателями, что было достаточно затратно, приходилось экономить, в результате Синдзи-кун ходил постоянно простуженный. Но самым замечательным изобретением в борьбе против пронизывающего холода было, конечно, котацу, эдакий низкий столик с одеялом по краям, сидя за которым можно было засунуть туда ноги и греться. Да что там ноги, нередко Синдзи-кун залезал туда целиком и засыпал в тепле и комфорте. Особенно если Нанасэ-нээсан присоединялась к нему. Такая вот идиллия семейной жизни.

Поднимаясь на свой этаж по лестнице, я заметил толстого рыжего кота, Поно-куна, сидящего на перилах. Содержать питомцев здесь было довольно дорого и хлопотно, поэтому у нас не было своего кота, хотя Нанасэ-нээсан обожала кошачьих. Поэтому ни она, ни Синдзи-кун не проходили мимо Поно-куна просто так. Обязательным ритуалом считалось остановиться, со всем уважением и вежеством поклониться и испросить у толстого комка меха разрешения погладить его, а также поинтересоваться его житьем-бытьем. Где именно жил Поно-кун, явно бывший домашним котом, и почему он предпочитал целыми днями сидеть на перилах нашего дома, было неизвестно. Решив не нарушать принятую Синдзи-куном и Нанасэ-нээсан традицию, я остановился и поздоровался с Поно-куном. Толстый рыжий кот даже не повернул свою голову в мою сторону, лишь дернул ухом нетерпеливо, мол, проходи, не мешай принимать солнечные ванны. Я погладил кота, мысленно посокрушался, что не взял для него в магазинчике Тамагавы хвостика рыбки, как обычно. С другой стороны, у меня же не было сегодня кошелька, я и так влез в долги.

За спиной раздались шаги, и я выпрямился, оборачиваясь.

— Ямасита-кун, — сказала близняшка. Наверное, Ая.

— А? Э-э-э… Сато-тян? — вот тут стоит и поблагодарить традицию обращаться сперва по фамилии, потому что я был не уверен, это Ая или Мико. И когда же я научусь их отличать? Так, стоп, а что она вообще тут делает?

— Ямасита-кун, из твоего пиджака выпал кошелек. Вот… — она протянула мне мой кошелек.

— О, так вот он где. Спасибо за то, что позаботилась обо мне и моем имуществе, — протянул я стандартную фразу благодарности. Близняшка потупилась.

Через пятнадцать минут я стоял на своей маленькой кухоньке, поджаривая рис с яйцом и добавляя мелко нарезанный лук, и время от времени оглядывался на чинно сидящую Аю (это все-таки была Ая), которая с невозмутимым лицом отхлебывала чай из зеленой фарфоровой кружки. Все получилось само собой, невежливо просто сказать «спасибо» человеку, который не только подобрал твой кошелек, но еще и потрудился принести его до самой двери твоей квартиры. Поэтому в качестве вежливого жеста я предложил ей пройти ко мне и «вкусить трапезу», предварительно предупредив, что готовлю я так себе. Ая, видимо, в качестве ответного жеста вежливости согласилась.

И вот теперь я готовлю жареный рис, а она пьет чай из зеленой фарфоровой кружки. Бросив на нее быстрый взгляд, я покрутил головой, мысленно хмыкнув — все-таки шестнадцать лет нового тела давали о себе знать. Гормоны. Как зрелый мужчина и попаданец, я понимаю, что ничего особенного в близняшках Сато нет — невысокие девчонки с крепенькими икрами и бедрами, груди были едва обозначены под форменными рубашками, милые личики и длинные волосы, да еще эта манера одеваться одинаково, намеренно путая окружающих.

Но тело Синдзи-куна реагировало на присутствие симпатичной девушки в его апартаментах совершенно очевидным образом, мой взгляд поневоле скользил по крепким коленкам, которые не были прикрыты юбкой — у меня такое впечатление, что юбка была специально подрезана, ведь согласно школьным правилам, она все же должна прикрывать эти соблазнительные коленки. И мысли, которые вспыхивали в моей голове, ну никак нельзя назвать целомудренными. Если бы здесь и сейчас в комнате был сам Синдзи-кун, он скорее всего впал бы в ступор, начал бы невнятно блеять, а то и упал бы в обморок с обильным кровотечением из носа, словно в хентайной манге.

Но за рулем, на командном мостике этого тела стоит сознание мужчины, у которого в жизни бывало всякое, и уж особой тайны для меня женское тело не составляло. Конечно, приятно погонять в голове мысль, как Ая Са-то-тян стоит передо мной на своих крепких коленках, совершенно голая, и открывает свой прелестный ротик, или что-нибудь еще из воспаленного воображения Синдзи-куна, но я мог контролировать свои половые инстинкты в достаточной степени, чтобы не краснеть и не бледнеть перед гостьей.

— Что ты сказал, Ямасита-кун? — спросила Ая, видимо услышав, как я хмыкнул.

— Ничего. Рис уже готов, сейчас я… — быстро переложил рис в две плошки, украсил их сверху мелко нарезанной зеленью и подал это к столу. Чай, соус, две пары палочек и: — Итадакимас!

— Итадакимас! — эхом отозвалась близняшка Ая, подготовив палочки, и мы приступили к еде.

Надо сказать, что у Синдзи-куна были неплохие навыки готовки — он часто оставался один и был вынужден освоить азы японской кухни быстрого приготовления — всякие омлеты с рисом, жареный рис и прочее. В свою очередь старый добрый я всегда считал, что хорошо готовить — это одна из черт настоящего мужчины. Как там у Хайнлайна? «Вкусно готовить, хорошо сражаться, достойно умирать». Поэтому рис вышел очень даже ничего. Нанасэ-нээсан приходила с работы поздно вечером, поэтому Синдзи-кун обычно оставлял ей приготовленную еду в холодильнике. Вчерашняя порция была съедена Нанасэ-нээсан полностью, и она даже сказала что-то вроде «как вкусно ты стал готовить, Синдзи-кун!». Так что в этой части как мужчина я состоялся, осталось подтянуть остальные сферы. Подтянуть свое тело так, чтобы я мог выдать полноценный джэб и не потянуть руку, укрепить мышечный корсет так, чтобы перестала болеть спина, и вообще, тело — это твоя крепость, так что придется снова пройти этот путь от начала и до конца.

— Ямасита-кун, — сказала Ая, аккуратно доев свою порцию, — ты хорошо готовишь.

— Спасибо, Сато-тян. Рад, что тебе понравилась моя готовка, — кивнул я, — в следующий раз я приготовлю что-нибудь повкуснее. Я не ожидал гостей, поэтому…

— Да нет, было очень вкусно. — Ая вежливо поклонилась и встала.

Я проводил ее в прихожую, отметив, что ее юбка была явно короче, чем требовалось по уставу школы, а ее ноги были крепкими и точеными, словно у мраморной статуэтки.

— Еще раз спасибо, что принесла мне мой кошелек, — сказал я, — право слово, не стоило беспокоиться и приносить его мне. Я бы мог забрать его и завтра, в школе.

— Я думала, что у тебя может не хватить денег на что-нибудь важное сегодня, — серьезно ответила мне Ая и обвела взглядом нашу убогую комнатку на девять татами. Я кивнул в ответ. Она не сказала ни слова о том, что мы с Нанасэ-нээсан жили в таких условиях, и что она переживала, что мне будет не на что купить еду, она просто оглядела все вокруг и наклонила голову. Без пренебрежения, скорее с пониманием. Я вздохнул. Судя по всему, близняшки Сато не понаслышке знали, что такое оказаться без денег вечером, по пути домой.

— Давай я тебя провожу? — сказал я. — Все-таки вечер и…

— Конечно, — наклонила голову Ая.

Мы вышли из квартиры, я запер дверь ключом, и мы пошли вниз по улице. Уже темнело, включились фонари, весенний воздух был довольно свеж, но школьницы здесь ходили с голыми ногами, умудряясь иметь вполне себе здоровый вид.

Без происшествий проводив Аю Сато-тян до ее дома, оказавшегося не так уж и далеко по местным меркам, я вернулся домой и задумался. Было что-то, не дающее мне покоя, словно какая-то мошка свербела на грани моего сознания. Но что именно? Драка в школе? Драка и драка, это для Синдзи-куна событие, а для меня, уже прожившего свою жизнь и видевшего не только драки, но и смертельные схватки… Но что тогда? Да, тело развито слабо, и его еще тренировать и тренировать, потом, когда боль в растянутых и перенапряженных мышцах пройдет, когда заживут разбитые костяшки, вот тогда мне и предстоит долгий и упорный труд по развитию этого тела.

И тут вдруг до меня дошло. Вот оно! Я поднял к глазам свою правую руку и сжал ее в кулак, словно проверяя новую перчатку, растягивая кожу на сгибах. Никакой боли не было. Ни боли, ни ссадин, ни опухлости, ничего. А ведь я отчетливо помнил хруст, и даже если не было перелома или вывиха, после такого удара неподготовленные костяшки Синдзи-куна просто обязаны были опухнуть. Я встал на ноги и прошелся по комнате, несколько раз подпрыгнул, помахал руками, покрутил шеей, изобразил серию из прямых ударов по тени. Ничего и нигде не болело. Хм. Я нахмурился. Это надо проверить. Когда Нанасэ-нээсан пришла домой поздно вечером, открыв двери своим ключом, первое, что она увидела — это как я отжимаюсь от пола. Классические отжимания, полная амплитуда до касания грудью пола.

— Тадаима, Синдзи-кун! — пропела она, скидывая с себя туфли и потягиваясь. — А ты, я вижу, времени не теряешь! Молодец! Сколько раз отжался?

— Десять, — буркнул я, вставая. Не мог же я сказать своей старшей сестренке, что счет отжиманиям я потерял уже после первой сотни.