Бумажный посох. Буквоводство по эксплуатации судьбы

Виталий Сундаков, 2016

Автора этой книги зовут не иначе как Мастер. Мастер слова, Мастер своего дела; хозяин своей судьбы. Кроме того, что он профессиональный путешественник, журналист, фотограф, президент Транснациональной Ассоциации школ выживания, один из инициаторов создания в нашей стране МЧС, автор дисциплины ОБЖ, создатель и руководитель Школы русского языка, он еще и настоящий живой кладезь мудрости. Жрецы и маги, шаманы и колдуны, дервиши и курандеро более четверти века делились с ним секретами и практиками о мире. Книга, которую вы держите в руках, наполнена глубоким знанием, которое увидит тот, кто по-настоящему ее прочтет.

Почему я?

Зря бессилья злая сила не насильно возносила непорочный мой порок, не сокрытья этих строк…

Однажды, решив записать свой внутренний монолог показавшийся мне того заслуживающим, я вдруг понял, что я не один! Сколько говорящих было на этот раз, о чём они беседовали и когда это случилось, — не важно вовсе. Важнее другое: я учился слушать в себе всех…

— Ты опять собрался в путь?

— Да, я собрал всех живущих во мне, для того, чтобы познакомить их друг с другом.

Ну а затем, я намерен впервые отправиться в путешествие, наконец, остановившись.

— Тогда это будет непростой путь.

— Я знаю. Но, не пройдя его именно таким образом, бессмысленно вглядываться в горизонт.

— Чего ты ждёшь от этого путешествия?

— Ну, например, я хочу понять, кем я должен не стать сегодня, чтобы знать, кем я стану вчера?

— Ты когда-то был охотником за орхидеями в Ангкоре и пастухом на склонах Геликона, ремесленником в Хорезме и Тартарийским воином, странствующим проповедником чувств, коллекционером разновеликих смыслов мечтающим стать повелителем собственной жизни…

Вскоре ты овладел десятком вовсе неназванных профессий и стяжал множество экзотических имён, ставших впоследствии эпитетами твоей фамилии. И вот однажды ты стал «Неназываемым». А это значит, что тебя одного безвозвратно не стало.

— Что, значит, не стало? Ведь я есть и теперь.

— Тогда скажи, кто ты: воин или проповедник, учёный или варвар, сказочник или поэт, учитель или ученик?.. В каком из миров живут сегодня твоя голова, душа и сердце, научившиеся существовать порознь? Куда приведут тебя завтра твои нестомчивые ноги? Чьи Боги благословляют звёзды над твоим шатром?..

— Кем же я должен теперь стать, чтобы стать тем, кем должен?

— Теперь тебе должно, пройдя по своему следу, стать своим последным описателем, освободив из плена своих и многих чужих узников.

— Из плена чего?

— Одних — из плена спекулятивного ума. Других — от сутолоки мира, сотканного толпою… Третьих — от беды сверхбезбедности, или свалки взаимоистребляющих смыслов…

— Но я думаю, что…

— Ты давно знаешь, что прибежище домысла, — ненадёжное и опасное убежище. Это место неизбежного боя, поле необратимых бед, размноженье хищной пустоты…

— Но что или кто может разорвать могущественный плен этой ослепляющей темницы и освободиться от произвола ума, не став при этом безумным?

— Все те, кто живут в тебе твоей нынешней жизнью.

— И как же осуществить это?

— Так, как это происходит теперь. Дай им возможность высказаться и запиши ваши беседы, доверив это бумаге последний раз впервые.

Ты уже знаешь, что быть первым в себе, — делая что-либо впервые, легко и радостно. Так же легко и радостно (вопреки распространённому мнению) быть в чём-то первым среди всех. Труднее всего — всё последнее. Так вот, — я предлагаю тебе стать первым последним писателем.

— Почему последним?

— Все пишущие, пока они писали, были последними.

— А кто же тогда были первыми писателями? Может сказочники?

— Нет. Сказки жили не на бумаге, они передавались изустно. На то они и сказки что их не читать, а сказывать да казать (показывать) потребно.

— Значит, писателями становились люди, слушавшие сказочников?

— Нет, — слушавшие сказочников, становятся поэтами. Писателями, скорее, становились путешественники, ибо не все преодоления вмещала память, и приходилось брать перо, чтобы писать… про войну.

— Почему про войну?

— Потому что первыми путешественниками были воины.

–?!

— Я сказал воины, а не солдаты!

— Не спорь, всякий путешественник, по возвращению из путешествия, становится сказочником, а всякий писатель, взявшись за перо, становится путешественником по человеческим судьбам.

— Может быть путешествие, как и писательство — это лишь способ прожить несколько жизней? Или стремление изведать новые законы. А может, неуёмная власть горизонта, — это болезнь? Или свойственное всем желание заглянуть за грань?

Конец ознакомительного фрагмента.