Шериф

Виталий Стальев (2024)

В горной деревушке Белый Яр снова неспокойно — пропадают люди. Из области с проверкой приезжает полицейский дознаватель.

Лейтенант Денис Пустовал был дурак и пьяница, но дурак и пьяница свой, местный. А вот приехавший из главка ревизор (это я) — чужак и опасная сволочь. Разговаривали со мной настороженно и подчеркнуто, оскорбительно вежливо, на вопросы отвечали выпучив глаза от усердия, и все как один врали.

Пустовал отмечал внезапное повышение трехдневным запоем, а никого другого в отделении не осталось — один пропал, второй забухал — вот и все ОВД Белого Яра, окормляющее и окрестные три деревни — Овсянку, Распопово и Верхний Перегон.

На четвертый день исполняющий обязанности начальника наконец нарисовался в кабинете, нашел там меня и находка эта его совершенно не обрадовала. Был он мутный, похмельный и пах отвратительно, мятый китель просил химчистки, лишь криво пришитые погоны были новенькие и сдержанно сияющие в полумраке немытых окон и табачного дыма.

В напряженной мизансцене мы скрестили неприязненные взгляды: я сидел за столом, заваленным бумагами и картонными папками, Пустовал остановился в темном проеме двери. Наконец пауза лопнула, лейтенант вошел, сквозь зубы пожелал товарищу капитану здравия, и направился к шаткой тумбочке на трех ножках, отвечавшей за питание — на ней громоздилась допотопная грязная микроволновка и сверху обляпанный электрочайник, коробка с пакетиками, картонка с рафинадом и банка нескафе.

— Надолго к нам? — осведомился он, не оборачиваясь. Пошерудил в тумбочке, извлек на свет божий черную внутри, снаружи белую с потеками кружку, подул в нее и щедро сыпнул кофейных катышков прямо из банки. — По работе или на отдых?

— Да как пойдет, Денис Игоревич, — сухо ответил я и вернулся к чтению протокола по делу о пропавших туристах за поза-поза-позапрошлый год.

Пустовал опять пустил в меня длинный оценивающий взгляд.

— А чем обязаны, в целом-то? — спросил наконец. Чайник все не закипал, и Пустовал держал его за грязную ручку, будто помогал.

Я демонстративно перелистнул страницу, дочитал, зажал пальцем и только тогда ответил.

— Неладно в вашем королевстве, Денис Игоревич. Совсем как-то херово, если честно.

— Да как везде вродь, — выцедил сквозь зубы Пустовал. Чайник наконец вскипел, и он снова отвернулся.

Из личного дела я знал, что Пустовалу 29 лет. Выглядел лейтенант лет на 15 старше, чем должен был, и намного хуже, чем на фото.

— Вот вы здесь девять лет работаете, — начал я.

— Восемь лет и десять месяцев, — быстро поправил Пустовал и повернулся, забрякал в кружке столовой ложкой.

— Вот давайте посмотрим за восемь лет и десять месяцев?

Я поискал под наваленными папками, выудил записную книжку, куда несколько дней выписывал нехорошую статистику.

— Пропавших туристов десять. Пропавших водителей — шесть. Местных жителей пропавших двенадцать человек. Детей пропавших — восемь.

— Шесть, — опять быстро поправил Пустовал, демонстрируя знание предмета, — двух-то нашли.

— Двух-то нашли, да только через неделю после той находки вся семья переехала аж за полстраны. А по новому месту регистрации уже никаких детей у них не было. И всем врут, что в лесу потерялись и не нашлись. Как вам это?

— Мне это похеру, — признался Пустовал. — У меня они нашлись, родителям переданы, об этом писали все СМИ, в том числе и областные и федеральные (это слово он подчеркнул в воздухе пальцем), с фото и видео, и с этой… с пресс-конференцией. А что там дальше — то уже пусть по месту регистрации у ментов голова болит.

Я кивнул: все это было правдой. И враньем.

— Смотрим еще: погибший скот два года назад, 10 голов — целое стадо! — это в Овсянке. Виновник не найден. Отравление в тот же год в Овсянке — через колодец, пять трупов — и все владельцы того же скота. Виновник опять не найден. Не интересовались вы этими делами?

— Очень интересовались, — с издевкой сказал Пустовал. — С утра до вечера бегали, интересовались. Но ничего. Хвосты в воду!

Я пожевал щеку, покусал сразу обе губы. Продолжил:

— Ну и вишенка на торте — ваш начальник Копылов. Был человек и пропал. И никто ничего.

— Никто ничего, — скучно подтвердил Пустовал. Он сел за второй стол, поставил перед собой кружку, понюхал пар. — Никто. И ничего.

— Нормально это?! — наконец разозлился я.

— Ой, все, капитан, убедил. Давайте искать прям щас, кофе тока допью. Кого искать будем? Маньяка или группу террористическую? Сатанистов, беглых зеков, подростковую банду? Ты скажи, кого искать и где? И я сразу побегу искать. Нету у нас ничего такого, а какое есть — хер ты найдешь. Никто и ничего!

Мы помолчали, я гневно, он мрачно. Потом Пустовал посмотрел на меня с новым интересом.

— Где на постой встал?

Я неохотно мотнул головой в сторону грязного окна, за которым виднелся обшитый сайдингом угол единственной местной гостиницы “Белояр-Хотель”, предоставляющей очень скромные услуги гостеприимства по сочинским ценам.

— Дорого богато. Хорошие, видать, командировочные, — хмыкнул Пустовал и прошагал к чугунной громаде несгораемого облупленного сейфа, ударившись бедром об угол стола и зашипев, и забренчал замком. Что примечательно — ключ был вставлен в гнездо на дверце все эти дни, которые отделение, простите за каламбур, пустовало.

В сейфе, я проверил, хранились два пистолета, пачка денег разными купюрами, несколько связок ключей, в том числе одни от машины — вероятно, пыльного уазика под окном, а на нижней полке — календарь с видами заповедника за 2013 год и початая бутылка недорогого коньяка.

Лейтенант покопался в темных недрах, вынул и с сожалением вернул бутылку, извлек связку ключей с засаленным брелком-темляком и сунул в карман. Сказал: “Пройдемтесь”.

Мы вышли на улицу. Я снова удивился живописной панораме, открывающейся с крыльца полицейского участка. Деревня лежала в седловине двух лесистых гор Шеремельского заповедника, одна из которых завершалась короной каменных зубцов. Синюю толщу сосновых лесов пробивали желтые и багряные сполохи осин и берез, на плечах гор клубились туманами рождающиеся облака. Воздух был вкусен прелой листвой, горной хрустальной водой, печным горьковатым дымком. Я полной грудью его набрал и зажадничал выдыхать, тянул, как дорогое вино, глоточками.

— Инсульт у тебя? — заботливо спросил Пустовал, который к красоте природы оказался глух и уже отошел по дороге десяток шагов.

— Никак не привыкну, как красиво, — буркнул я.

— Привыкнешь через год-другой, — успокоил тот и зашагал по улице Ленина вверх. На ней располагались отделение полиции, поселковая ратуша, почта и магазин — в одном здании, амбулатория в другом и напротив гостиница. Самый центр, понимаете ли.

На втором перекрестке мы свернули направо по Кирова. Я наконец догнал Пустовала и шел рядом.

— Государство об нас заботится, — со своей характерной иронией вещал тот. — Дает нам хлеб насущный и кров, чтоб мы не мыкались по гостиницам за бешеные деньги.

На Кирова выходили палисадники кирпичных, как сейчас сказали бы, таунхаусов, а в момент строительства они назывались: “дом одноэтажный на две семьи с участком 4 сотки”.

— Тут врачи живут, — проводил экскурсию Пустовал, указывая пальцем на сдвоенные дома. — Учителки. Вот физрука крыльцо. А там наш.

Он провел меня к белому кирпичному дому в конце улицы. Четыре окна смотрели на нас по-разному: на половине Пустовала были занавески и цветок в горшке, вторая половина была прозрачно темной.

— Это Копылова дом?

— Был Копылова, а теперь ты живи, — разрешил Пустовал и протолкнул меня в калитку. — Мы там прибрались, выкинули все. Заезжай и живи.

Я остановился, и Пустовал налетел мне на спину и матюкнулся.

— Вы ПРИБРАЛИСЬ? На месте преступления?! — изумился я.

— Ой, та какое там место преступления! — возмутился он и снова подтолкнул меня к крыльцу. — Мы все сфоткали, на видео сняли. Не было там ни улик, ни хера. Срачевник тока. А для начальства вот, расстарались, приготовили все.

Дом внутри был небольшим, поделенным на два основных помещения — большая кухня и маленькая спальня. Значительную часть обеих комнат съедала дровяная печь, дверцей и очагом обращенная к кухне, а теплым беленым боком — в спальню. Имелся в квартирке санузел и маленькая кладовка, вот и все. В отличие от полицейского участка, тут все было отчищено и отмыто до скрипа, крашеный пол матово мерцал отражением окна, посуда сдержанно поблескивала на сушилке, в каморке все полки были пусты, туалет пах хлоркой.

— Вы что, вообще никаких его вещей не оставили? — опять удивился я. — Человек пропал, а вы все его вещи выбросили? Ни записей, ни мусора?

Пустовал артистично нахмурился, глубоко вдохнул, выпучил глаза и понес околесицу про то, что квартира ведомственная и ничего личного не должно оставаться после того, как сотрудник жилье освободил.

Я пораженно покачал головой. Местные жители ловко разыгрывали идиотов, стоило подойти к вопросу о пропавшем начальнике местной полиции.

–

Короче, товарищ капитан, вот ключи, — Пустовал поднял мою ладонь и каким-то очень личным жестом вложил в нее связку. — Постельное белье в шкафу, если не забрезгуете, но Тамарка его перестирала. Воду можно без фильтра пить, у нас хорошая. Печь топи, рабочая. Дома-то всяко лучше жить, чем в общаге.

Я посмотрел на отдраенные половицы и блистающие оконные стекла.

— Тамарка это у нас кто? — поинтересовался.

— Аээ, ну это местная женщина одна, помогает по хозяйству там-сям. Тебе, если надо, тоже будет помогать.

— Ой, надо, Денис Игоревич. Как бы мне Тамарку эту найти?

Тамарка была такой типичной селянкой, хоть картину пиши. Невысокая, коренастая, конопатая, с толстой косой, завернутой в узел на затылке. Носила она пальто и цветастый платок. Дело свое Тамарка знала отлично, и, услышав про три тысячи гонорара — сэкономленные суточные, — сразу закатала рукава. Весь оставшийся день она намывала, отмачивала, зачищала и протирала насухо все поверхности белоярского отделения полиции, и к вечеру стало его не узнать. Я в это время продолжал читать материалы, переставляемый с места на место усердной Тамаркой, а Пустовал влез в разъездной уазик и был таков — чтобы не мешаться, отправился в гастроль по деревням, как сам он назвал это мероприятие, — проверить обстановку за запойные дни.

Конец ознакомительного фрагмента.