Мир без боли

Виталий Святец, 2023

Близится технологическая сингулярность. Бионические органы и протезы – обычное явление, но цена за спасение жизни или новые руки порой слишком высока. Ведущий инженер международной научно-технической корпорации совершает самоубийство. Один из руководителей компании знает всю правду и жаждет уничтожить того, кто на самом деле виновен в смерти его друга. Так запускается цепь событий, которые в конечном итоге изменят мир. Только к добру ли этот замысел?

«О будущем не говорят, его делают!»

Аркадий и Борис Стругацкие,

«Гадкие лебеди», 1967.

Офис корпорации «Заслон», Санкт-Петербург

«Андрей Васильевич, Вам отказано в предоставлении. Понимаете, возникли сложности при оформлении бумаг, многое не приложили к личному делу. Можете подать заявление повторно, но не раньше чем через два месяца.»

Воспроизведение остановилось, и на экране застыл Максим Добронравов. Выражение его лица можно было назвать грустным или сочувствующим с очень — ОЧЕНЬ — большой иронией.

— Вот почему Андрей Судьбин покончил с собой, — Ратибор передал планшет руководителю.

Тимофей барабанил пальцами по столу.

— Мы соб…

— Почему он мне не позвонил? — руководитель оборвал секретаря на полуслове. — Я же не на Марсе был, черт дери! Пропали драгоценные часы и теперь все, считай, кончено! Почему он мне не позвонил? ПОЧЕМУ?! — с напрасной злобой кричал он.

— Вы же его знали. Он был человек тихий, неконфликтный, и…

— И не лишенный языка! — чуть не трясся Тимофей.

Ратибор набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул.

— Знаете, шеф… Моя тетка — кандидат наук, совсем неглупая женщина. Но чуть случаются какие-то переживания — так она запирается в комнате и не выходит, пока у нее не перестают трястись губы.

Мужчина вопросительно посмотрел на Ратибора.

— Ты что хочешь этим сказать? Андрей натурально, — он поднял вверх сверкающую металлом ладонь, — отрезал мне руку! Его никак нельзя было назвать слабохарактерным человеком.

— Я хочу сказать, что стресс стрессу рознь, и что для одного ерунда, то для другого — погибель. Люди странно устроены. Можно всю жизнь, простите, резать свиней на скотобойне, и при этом бояться обычных стрекоз.

Руководитель сел в кресло.

— Никогда бы о нем так не подумал… — сказал он, немного поразмыслив над словами секретаря.

— Я, признаться, тоже. Похороны завтра. Мы…

— Достаточно, Ратибор, — Тимофей поднял руку, призывая к молчанию, и попробовал отдышаться. — Все расходы за счет компании. Кабинет опечатали?

— Да, я утром распорядился, отправил надежных ребят из отдела внутренней безопасности. Они провели опись оборудования и сверили со складом. Не достает нескольких блоков снабжения для мобильной системы жизнеобеспечения «Л-12».

Тимофей глубоко вздохнул.

— Не страшно. Пригласи ко мне этого… — он едва сдержал позыв выругаться. — Добронравова.

Секретарь вышел из кабинета. Тимофей Князев выключил видеозапись и некоторое время смотрел мимо стола, будто в пустоту. Он встал, подошел к панорамному окну. Город жил своей жизнью, едва ли замечая еще одну стеклянную высотку. Вдали виднелись золотые отливы Петергофа.

Внутри Тимофея кипели ярость, боль и скорбь. Хотелось ломать и крушить, лишь бы выпустить на волю эмоции. Он ударил кулаком в стену. Металлический протез вошел в бетон на несколько сантиметров.

Ничего. Никакой отдачи. И злость не ушла.

Вдруг он услышал шелест и повернулся. Посреди кабинета стояла маленькая девочка в разорванном синем платье. Она смотрела Тимофею прямо в глаза. Он слышал голос, но девочка ничего не говорила.

Мужчина хотел было приблизиться, но в кабинет вошел посетитель.

— Занялись ремонтом? — непринужденно спросил он.

Девочка исчезла также внезапно, как и появилась.

— Если Вы меня позвали за советом, Тимофей Сергеевич, то я бы тут все в принципе перекрасил. Унылая обстановочка. Без обид.

— Сядьте, — надавил он голосом.

— О, — протянул Добронравов. — Будет серьезный разговор?

Тимофей не ответил, лишь передвинул планшет топ-менеджеру. Тот мельком прочел.

— Зачем мне это?

— Несколько дней назад Вы отказали нашему специалисту в помощи по программе для сотрудников. Он покончил с собой.

— И что с того? Люди каждый день умирают. Не моя вина, что он не смог принять удар судьбы.

Тимофей вдавил кулаки в стол.

— Вы вообще знаете, кто такой Андрей Судьбин и что он сделал для корпорации? Сколько он технологических процессов отладил?

— Понятия не имею. А должен?

— Бескомпромиссная наглость, юноша.

Максим лишь хмыкнул.

— Как по мне, так вся эта программа помощи сотрудникам — чушь полная. С какой стати мы должны это делать?

— С той, что люди отдают нам свое время и работают с полной отдачей.

— И получают за это зарплату, которую вольны тратить так, как им заблагорассудится, — Добронравов развалился в кресле для посетителей. — Это не повод бесплатно предоставлять им многомиллионные протезы и прочее.

— Мне кажется, или Вы действительно не до конца понимаете, что мы с Вами здесь для того, чтобы спасать жизни. Давать людям второй шанс, если угодно.

— Так и есть, — согласился Максим. — И прейскурант на наши услуги в открытом доступе. Но я что-то не пойму, чем наши сотрудники такие особенные? Чем это они лучше людей с улицы?

— Тем, что они наши сотрудники и наша главная ценность. Не увидят поддержки работодателя — найдут другое место, — сказал Тимофей настолько спокойно, насколько смог. — Не надо думать, будто нет выбора.

— Да и пожалуйста, дверь на улицу всегда открыта. Незаменимых людей не бывает, — он резко встал с кресла. — Мне, если хотите знать, никто и никогда не помогал за просто так или за спасибо. Хочешь чего-то достичь, говорили мне, иди и работай, а нужна помощь — плати, потому как все в этом мире чего-то стоит. Я не вижу ни одной причины относиться к другим иначе. Я лично, Тимофей, всего добился сам, без поблажек или уж тем более — подачек, и горжусь этим. Это называется «капитализм». Вы наверняка о нем слышали.

Тимофей тяжело вздохнул.

— Это очень опасная позиция. Прошу Вас, одумайтесь. «Нет на свете ничего такого, чего нельзя было бы исправить».¹

— О, Господь, это что, опять какая-то цитата? Неважно. Кто бы это ни написал, полагаю, думал он совсем не о росте прибыли, — он принялся застегивать пиджак. — Это все? Тогда прошу простить, меня ждут дела и я не обязан более Вас слушать. Сегодня еще пять страждущих, будут клянчить за себя, — он сделал рукой неопределенный жест в воздухе, — или родных. Мне это осточертело. На ближайшем собрании акционеров я намерен поднять вопрос о закрытии программы.

— Ничего не выйдет.

— Вообще-то, выйдет. Мы с Вами равны как акционеры и равно можем вносить вопросы на обсуждение. Только я не намерен разбрасываться подарками направо и налево. К тому же, среди коллег я вовсе не одинок в этом мнении.

— Значит, я не должен напоминать, что в отдельных пунктах требуется единогласное решение?

Добронравов остановился у дверей.

— Советую перечитать некоторые документы повнимательнее. Программа не будет закрыта, и, как я вижу сейчас, отдать ее под Ваш контроль было очень дорогой ошибкой. И это, кстати, тоже называется «капитализм», — сказал Тимофей. — Можете закрыть за собой дверь.

— Я понял, — проронил Максим будто вскользь после некоторой паузы. И со змеиной ухмылкой добавил: — Я услышал.

Когда Максим Добронравов исчез из виду, Тимофей со всей силы ударил по столу. Ярость так и не ушла. Две трагедии настолько рядом, и… ни слов, ни оправданий, ни проблеска надежды. Никакой возможности все исправить.

Он бессильно упал в кресло. Боль потери Андрея Судьбина принялась разрывать все внутри с новой силой. Поразительный был человек, размышлял Тимофей. Невероятно умный, фантастически правильный и скромный. Однажды он спас Тимофею жизнь. Зачатки рака, подхлестнутые каким-то вирусом, точно стероидами, принялись прогрессировать с первой космической скоростью, и если бы Андрей вовремя не ампутировал тому правую руку, все могло бы кончиться быстро и печально. Криокапсул и мобильных систем жизнеобеспечения корпорация тогда еще не придумала. Лишь протезы с усиленной обратной связью, да и то технология была на стадии проверки. Так Тимофей невольно оказался в числе тестировщиков: вместо плеча Судьбин установил универсальный преобразователь сигналов, и протез руки после инсталляции лишь немного подогнали в размерах. Князев вспомнил, как первые дни было забавно чувствовать разные предметы новыми подушечками пальцев — мягкими тактильными сенсорами.

В час острой нужды рядом оказался друг. Тимофей не смог ответить тем же. В результате ложная скромность заставила Андрея сначала промолчать об автокатастрофе, а потом пойти на прием к Добронравову. А тот отказал, даже не вдумываясь. Не понимая, кто перед ним.

И вот итог. Больше ничего нельзя было сделать.

— Научно-исследовательский отдел готов доложить по текущим работам в рамках проекта «М», — в кабинет заглянул секретарь. — Пригласить?

— Минут через двадцать.

— Шеф, Вы в порядке?

— Пожалуй, лучше, чем могло бы быть… Спасибо, Ратибор.

— Я не мастер советовать, но… Попробуйте на некоторое время забыться в работе. Вдруг поможет?

Возможно именно в работе скрывалась надежда. Тимофей открыл ящик стола, достал небольшой бесформенный кусочек горной породы. Несколько лет назад его нашли на одном курортном острове в Тихом океане. Сперва подумали, что обычная железная руда, но смущал фиолетовый отблеск там, где ему и взяться-то неоткуда. Когда доставили в лабораторию на материк, то открылась масса не самых обычных свойств. Тимофей узнал об этом металле случайно, проанализировал отчеты и увидел широчайшие возможности применения. И купил остров.

Он крутил металл в руках, будто антистресс-игрушку, пока не заметил, как посреди помещения вновь из ниоткуда возникла девочка.

— Теперь ты — мой единственный друг, — грустно сказал он, почувствовав скрежет песка на зубах. — Как тебе живется?

В ожидании ответа он достал планшет, быстрыми движениями пальцев открыл один из последних докладов и углубился в формулы.