Остерия «Старый конь». Дело второе: Браватта

Виталий Останин, 2020

В столице герцогства Фрейвелинг – паника. Загадочный убийца, охотится на женщин и водит за нос стражу, не оставляя следов и улик. Добрые горожане трясутся от страха в своих домах и ругают власти. А у тех – другие проблемы – Герцогский Совет пытается принять решение о вступлении Фрейвелинга в Конфедерацию, но безрезультатно. Очередное заседание срывается из-за мятежа, поднятого одним из провинциальных дворян. Точнее даже не мятежа, а браватты, древнего дворянского обычая, значащего дословно «право на мятеж». Северяне готовятся к войне с Фрейвелингом, с Востока приезжают странные послы, шпионы говорят о древней магии… И во все это, как всегда, против своего желания замешан владелец остерии «Старый конь» Мерино Лик по прозвищу Праведник. Который всего-то и хотел, – издать кулинарную книгу.

Глава 2

В которой читатель знакомится с судебным инквизитором Роберто Карелла и его напарником Ипием, имеющим несолидное для серьезного мужчины прозвище — Папочка. Также тут представлены дела рук убийцы и осложнения, с этими делами связанные.

Она лежала в узкой щели между домами. Так сказали городские стражники, нашедшие тело. Сначала они решили, что это шлюха. Район-то подходящий, на самой границе с Пыльником! Но, присмотревшись, заметили золотую серьгу в ухе. И, конечно, тут же бросились вытаскивать тело на улицу! Нарушив в процессе все формуляры, регламентирующие действия стражи при обнаружении на улице мертвеца. Формуляры, которые инквизиторы уже устали вдалбливать в пустые стражничьи головы!

Когда тело уже можно было рассмотреть, эти болваны обнаружили, что убитая не только полностью раздета, но и имеет все признаки насильственной смерти, нетипичной для убитой шлюхи. А именно, что у нее был буквально выгрызен живот. Стражники улицы топтали уже давно и мертвецов за годы насмотрелись, но тут обоих вытошнило, словно беременных девок от вида еды.

С жертвой Лунного Волка этим двоим пришлось столкнуться впервые.

Сам же Роберто Карелла стоял над трупом совершенно спокойно — точнее, мастерски делал вид, что вид зверски убитой женщины его совершенно не волнует. Привык, мол, знаете ли! Пятый случай, как-никак! Тут не захочешь — привыкнешь! Свои слегка дрожащие руки он при этом засунул за ремень, на котором висел уставной корд^[12], не использовавшийся по назначению ни разу за все время службы. И с задумчивым видом покачивался с носка на пятку — не привычка, скорее, подражание старшим инквизиторам.

Другими словами, всеми силами демонстрировал окружающим, что на место преступления прибыл опытный следователь. И неважно, что с совершеннолетием этого следователя согласится только вербовщик, набирающий «добровольцев» в очередную пикинерскую баталию. Как неважно и то, что из пяти жертв Лунного волка ему довелось видеть только двух.

Внешность была бедой судебного инквизитора. В возрасте двадцати пяти лет он выглядел как сбежавший от родителей, мечтающий попасть в армию семнадцатилетний мальчишка. Слишком худой, слишком высокий, слишком нескладный. На лице росли не волосы, а маловнятный пушок, который приходилось начисто сбривать. Но и это не спасало — под этим пушком лицо было детским до полной невозможности: мягкие губы, плавные изгибы скул, тонкий, чуть вздернутый нос и огромные, обрамленные густыми ресницами глаза перепуганного олененка. Как воспринимать серьезно такого человека не знал и сам Роберто, с ненавистью глядя по утрам в маленькое зеркальце на стене снимаемой у доброй вдовы комнаты. Которая наверняка пустила его на постой исключительно из жалости!

Но даже с этим фактом, точнее, со своим внешним видом, смириться было можно. Однако принять отношение своих сослуживцев, этих кряжистых, бородатых, из-за любви к выпивке и жареному мясу выглядящих лет на десять старше своего возраста, инквизиторов было гораздо сложнее. Роберто был умнее их, он прочитал столько книг, сколько они даже не видели в своей жизни, он вообще был единственным судебным инквизитором, если уж на то пошло, который соответствовал своей должности! А они до сих пор обращались к нему не по имени или фамилии, а просто «эй, малец!» Кроме одного, который взял его своим напарником и старался (было видно, что он именно старался!) относиться к нему серьезно.

Осложнялось непростое положение Роберто еще и тем, что судебная инквизиция, созданная около полугода назад для расследования тяжких преступлений (по факту, всех тех, с которыми городская стража не могла справиться, а коронный сыск счел недостаточно серьезными), до сих пор не раскрыла ни одного сколько-нибудь значимого дела. В котором можно было бы проявить себя и избавиться от покровительственного отношения коллег!

Поэтому Роберто, как ни жаль бедных жертв Лунного волка (жестоким или черствым человеком он себя не считал), был безумно рад появлению в городе Сольфик Хун сумасшедшего убийцы. Это была та самая возможность, которую он долго и, казалось, безуспешно ждал!

Внимательно осматривая убитую, Роберто все же испытывал нервную дрожь, успешно, впрочем, скрываемую. Красивая женщина, даже после такой страшной смерти красивая. Густые темные волосы, бледное аристократическое лицо, тонкие и изящные руки, небольшая, но привлекательная грудь… Кем нужно быть, чтобы взять такую красоту и испохабить ее, превратить в забитую тушу на скотобойне?

«И ни капли крови вокруг, что характерно! — подумал он. — Так же, как и на месте обнаружения вчерашней жертвы. Невозможно же нанести такую рану, от грудины до паха, и не оставить ни капли крови! Значит, ее, как и дочку барона да Николь, убили и разделали не здесь. А здесь только выбросили тело!»

Как выглядели места преступления в первых трех случаях, Роберто не знал, делами занималась (если можно так сказать) городская стража. Парни в кирасах под тулупами и в шапках с красными околышами особо не мудрствовали, места преступления не осматривали, а просто торопились убрать страшные находки с улиц. К чему пугать добрых горожан, исправно платящих налоги?

Первую жертву Лунного волка, Рыжую Кармеллу, и вовсе похоронили в тот же день на городском кладбище в какой-то безымянной могиле. Вторую, Риту Маттеи, и третью, Анджелу Беллони, отдали родственникам для захоронения, и теперь даже думать нельзя было о том, чтобы выкопать тела и осмотреть их на предмет схожести нанесенных ран. Так что собирать улики и строить версии можно лишь на основании четвертого и пятого преступления изувера. Баронессы Дорины да Николь и вот этой пока еще безымянной женщины.

Гул человеческих голосов за спиной Роберто, основными тонами которого был мутный страх и черное любопытство, периодически разрывался окриками красноголовых, требующих не напирать и расходиться по домам. Привычный шум стал понемногу отступать на задний план, пока инквизитор погружался в свои мысли.

«Итак, ее привезли сюда в таком виде. Уже голую и выпотрошенную. Что это значит? Что убийца человек, а не какой-то мифический зверь, посланный Сольфик Хуну Единым в качестве наказания. И у этого человека есть телега и какая-никакая лошадь — не на горбу же он нес сюда убитую через ночной город! Арендованная? Взятая у знакомого? Или своя? Скорее своя! Убийца — человек хитрый и неглупый, зачем ему привлекать внимание, беря у кого-то телегу? А ну как на ней потом кровь останется? Объясняйся потом с хозяином! Нет, телега своя! Значит, есть и дом в городе хотя бы с небольшим двориком, где он эту телегу ставит. Не то чтобы след, в Сольфик Хуне таких домов три четверти, но все же!»

Роберто оторвал взгляд от мертвой женщины и огляделся по сторонам.

«Еще должно быть место, где убийца вершит свое кровавое дело. Не у себя же дома он это делает! Место должно быть безлюдным и тихим. И при этом не слишком удаленным, ведь чем дальше тело потом везти, тем выше риск попасться на глаза не в меру бдительным стражникам. Хотя о чем это я?! Бдительные стражники, ха! Да они с наступлением темноты только по освещенным улицам ходят, коих в городе, не сказать, чтобы много».

Роберто представил карту, мысленно наложил на нее места, где находили убитых женщин… Никакой системы! И доки, и купеческий квартал, и Пыльник, и торговые ряды. Будто этот Лунный волк плевать хотел на осторожность и колесил на своей телеге по всему городу, никого не опасаясь! Демоны! Демоны!!! Ведь ни одной зацепки, одни домыслы!

— А я ее знаю! — раздался за его спиной голос.

Роберто приложил массу усилий, чтобы испуганно не подпрыгнуть. Увлекся осмотром и не заметил, как подошел его коллега, старший инквизитор Ипий Торуго.

— Это госпожа Брунетто, не помню, как ее по имени, мамка из публичного дома на Пыльнике!

— И откуда же ты знаешь содержательницу публичного дома? — вполголоса пробормотал Роберто, радуясь тому, что внешне не проявляет волнения. Вопрос был, скорее, риторическим, но напарник его услышал. И ответил поучительным тоном:

— Это называется работа с агентурой. Ты в книжках своих не встречал такого понятия?

Замечание было произнесено до крайности ехидным тоном, но без желания задеть или принизить значение этих самых «книжек», как и сведений, в них содержащихся. Скорее, это была подначка, беззлобная и привычная.

Ипий Торуго по прозвищу Папочка (в последнее время его все чаще так и именовали — Папочка Ипий) был противоположностью своего молодого напарника: средних лет, приземистый и плотный. Если Роберто старался одеваться изыскано, в некотором подражании благородному сословию (что все равно не спасало его внешности), то старший коллега выглядел как мастеровой из ремесленных рядов. Даже его лицо, круглое, с густой черной бородой, было лицом работяги, редко принимая какое-то иное выражение, кроме вечной усталости. И при всем при этом выглядел он на порядок представительнее Роберто, спускавшего на одежду и книги почти все свое жалование!

— Шлюха, купеческая дочь, торговка с рынка, дворянка и мадам с Пыльника, — проговорил Ипий. — Тебе не кажется, что наш убийца пошел на второй круг? И следующей будет кто-то из купеческого сословия?

— Я вообще не вижу никакой системы! — зло бросил Роберто. — И чем дальше все это заходит, тем меньше я понимаю! Должна быть система! Должна! Тит Красный…

— Ох, только не начинай, Роберто!

— Тит Красный, — упрямо продолжил молодой инквизитор, игнорируя реплику напарника. — Изучал буйных сумасшедших во многих лечебных и монастырских приютах по всей бывшей империи. И вывел, что при кажущейся нелепости их действий в них имеется логика и система. Которая не видна с первого взгляда нормальному человеку, однако, если ее обнаружить, действия безумца становятся понятны и предсказуемы!

— Твой Тит Красный — книжный червь и теоретик! — устало возразил Ипий, тоном демонстрируя, что ему уже до крайности надоели разговоры на эту тему.

— Тит Красный — единственный исследователь, который смог собрать и систематизировать знания, которые различные следователи, дознаватели и инквизиторы считали своим жизненным опытом или лично разработанным методом поиска преступника! Его работы!..

— Хватит! — резким тоном, подобным тому, каким отец останавливает разыгравшегося ребенка, сказал Ипий. — Здесь не место для подобных споров! Святые пророки! Ты инквизитор или студиозус? Развел диспут на пустом месте, начитанностью свое кичишься! Попроще будь, Роберто! Мне известно, что ты умный, а ей уже все равно!

Тот вспыхнул, как девица, которой гвардеец сделал непристойное предложение, и опустил голову.

«Вот почему я не могу сам остановиться?! Вечно ставлю себя в глупое положение!»

— Расскажи, что уже успел узнать и сделать, — словно предыдущей фразы и всего этого спора о Тите Красном не было, проговорил старший инквизитор. — Чтобы мне не дублировать твои распоряжения красноголовым.

Роберто кивнул и сжато поведал напарнику о своих приказах (довольно стандартных: оцепление места преступления, опрос соседей, поиск следов) и умозаключениях.

— Телега? Хм! Может быть! А может быть, не телега, а? Может, карета?

— Карета? — молодой инквизитор округлил глаза. Тут же одернул себя — такое проявление удивления делало его лицо еще более детским и глупым, чем обычно. — Ты хочешь сказать, что убийца — аристократ?!

— Почему нет? Карета закрыта, внутрь стражники заглядывать не станут, если совсем из ума не выжили. И потом, именно у благородного сословия, и гораздо чаще, чем у других, появляется интерес к таким забавам. Ну, ты понимаешь, браки между близкой родней, вырождение и так далее.

— Это… — Роберто задумался на секунду, кивнул. — Очень возможно…

— Вот и я говорю! Как версия — вполне себе! Но чтобы ее нормально проработать, нам нужно поговорить с начальством.

На этой фразе Ипий помрачнел. Роберто знал, что с кансильером судебной инквизиции Джованни Торре́ отношения у того были весьма сложные. С одной стороны, старика (кансильеру уже было хорошо за шестьдесят) Ипий уважал как профессионала, сумевшего из разнородного людского материала построить вполне работоспособную структуру всего за несколько месяцев. А ведь многие считали, что невозможно заставить работать вместе, именно как команду, бывших дознавателей городской стражи, кондотьеров, бретеров и аристократов, пусть и низкородных или младших сыновей.

Ну а с другой стороны, кансильер Торре, к слову сказать, опоясанный рыцарь, произведенный в титул из низкого сословия, был человеком едким, как негашёная известь, и злопамятным, словно старая дева. И имел в дополнение ко всему вышеперечисленному характер и манеры армейского сержанта, хотя и покончил с армейской службой в звании капитана. Ипия он невзлюбил сразу же за манеру брать под опеку молодых инквизиторов. И наградил прозвищем «Папочка», прилипшим быстро и намертво. Что, разумеется, любви со стороны старшего инквизитора ему не прибавило.

Роберто же кансильера просто боялся. Но понимал, что без разговора и, соответственно, разрешения с его стороны, браться за изучение «дворянского следа» не стоит.

Ипий покивал каким-то своим мыслям и довольно улыбнулся. Вероятно, ему пришло в голову, что Торре придётся ужом под каблуком крутиться, если он даст разрешение на допросы благородного сословия. Все эти обиды аристократов, вся эта оскорбленная честь! И все на его седую голову!

Мелочная бытовая месть, а душу старшему инквизитору согрела, несмотря на холод в городе и неважное начало дня в виде очередной жертвы Лунного волка.

— Ладно! — сказал он, приободрившись. — Давай здесь со всем заканчивать, а потом ты с телом на ледник — вскрытие проводить и отчет писать, а я к начальству.

Роберто посмотрел на своего старшего товарища тоскливым взглядом, но вслух ничего не сказал.

* * *

Спустя час, стоя перед столом кансильера судебной инквизиции, Ипий Торуго уже не радовался, что его голову посетила идея с каретой. Вернее, идея-то была отличной, но…

— То есть ты считаешь, что этим Лунным волком, палаш ему в глотку, может быть кто-то из дворян?

Скрипучий, но все еще громкий и хорошо поставленный командирский голос Джованни Торре дрожи у Ипия не вызывал — не мальчик! Но все же заставлял довольно критически рассматривать свою версию и, что особенно неприятно, находить в ней дыры размером с кулак.

— Да, супремо^[13].

— А может, и не быть, верно?

— Да, супремо.

— И опираясь на эту блестящую догадку, сынок, ты хочешь, чтобы я дал добро на допрос дворян?

«Какой я тебе, к демонам, сынок?!»

— Нет, супремо.

— А чего же ты хочешь, Торуго?

— Разрешения проработать этот след, супремо. Просто выяснить — может такое быть или нет.

— И как ты намерен это сделать?

— Ну, для начала я опрошу ночную смену стражи. Узнаю, не видел ли кто из них карету неподалеку от места преступления.

— А если кто-то видел карету?

Старик сидел за столом, нахохлившийся, как старая птица. Плечи его были укутаны двумя или тремя пледами, но он, судя по всему, все равно мерз — замок Иверино, в котором располагалось ведомство, вообще был местом холодным, а уж приморской зимой особенно. Морщинистое лицо кансильера судебной инквизиции было обращено к Ипию, на нем застыло выражение доброжелательного внимания. Что инквизитора совершенно не обманывало. Он знал, что облик доброго дедушки не более чем маскировка хищника, скрадывающего жертву.

— Буду выяснять, кому эта карета принадлежит.

Ипий прекрасно видел, что своими вопросами Торре просто подводит его к нужному ответу, но уйти с этой тореной дороги не мог. Хоть бы она и вела в ловушку.

— А когда узнаешь?

«Проклятый старик!»

— Вероятно, мне нужно будет поговорить с тем, кому она принадлежит, супремо.

— Тогда почему, сынок, палаш тебе в глотку, ты мне врешь?! И говоришь, что не просишь у меня разрешения на допрос дворян?! — голос кансильера взлетел ввысь, но в конце фразы сорвался на довольно позорный скрип. Годы брали свое, и рык рейтарского капитана уже не был так грозен, как прежде. При определенном воображении можно представить, как раньше сей трубный глас заставлял стоящих навытяжку солдат гнуться назад.

— Потому что это может и не понадобиться, супремо. — стараясь следить за голосом и тщательно подбирая слова, ответил Ипий. — Эта догадка может и не подтвердиться.

Джованни Торре склонил голову чуть набок, продолжая разглядывать стоящего перед ним инквизитора, отчего сходство со старой птицей только усилилось. Долгое время он делал это молча, и Ипий даже решил, что старик просто заснул с открытыми глазами (поговаривали, что военные могут откалывать фокусы и похлеще), однако тот наконец раскрыл рот и изрек:

— Знаешь, Торуго. Ты ведь мне нравишься…

«О нет, только не это! — мысленно простонал Ипий. — После этих слов всегда следует какое-то дерьмо!»

Опытный инквизитор не ошибся.

— Ты хороший следователь и дело свое делаешь добросовестно и усердно. И даже мои придирки по поводу опеки над юнцами — это лишь брюзжание старика, не более того.

«Но?»

— Но! — Торре выпростал из-под пледа руку и воздел к потолку сухой палец. — С чего ты решил, сынок, что тебе, простому инквизитору, можно вот так запросто допросить представителя благородного сословия? Подозревая его в причастности к этим убийствам?

По этому поводу — благородного сословия и соответствующего к нему отношения — у кансильера судебной инквизиции имелся пунктик. Происходящий, вероятно, от того факта, что сам инквизитор, пусть и самым краем, к оному сословию принадлежал. И как всякий неофит, а кавалер Джованни Торре появился на свет чуть меньше года назад, сменив на этом посту командира рейтарского эскадрона, он с пылом, отсутствующим зачастую даже у танского дворянства, оберегал границы сословных норм.

В другое время Ипий, возможно, и не стал бы лезть в бутылку и устраивать дебаты со своим начальством. Но теперь, когда с каждым днем город все глубже погружался в панику, когда на стражу и инквизиторов (которых горожане не отделяли от первых) смотрели то с ненавистью, то с надеждой, он решил отбросить в сторону привычную модель поведения. Возражать, меж тем, начал мягко.

— Со всем уважением, супремо, в городе орудует убийца. На его счету уже пять трупов. Горожане в панике. И мы уже вызываем злость, потому что не можем защитить их от Волка! Истинного виновника страшных преступлений они сами не могут покарать, но скоро виноватыми станем именно мы! Или, что гораздо хуже, супремо, они начнут назначать виноватых без особого разбора и следствия! И будут прямо на улицах забивать камнями и палками! Потому что им страшно, а напуганные люди становятся самыми опасными зверьми, что есть в мире! И в этих обстоятельствах, супремо, мне совершеннейшим образом насрать — кого я буду допрашивать, чтобы найти выродка, который потрошит женщин! Пусть это будет хоть маркиз Фрейланг, хоть сама грандукесса!

Распалившись во время произнесения речи, он лишь в самом конце сообразил, что уже в голос орет на начальника. И, запоздало испугавшись собственной смелости, закончил:

— Со всем уважением, супремо Торре.

Старик смотрел на него, казалось, равнодушно. Только в глубине темных глаз понемногу разгорались искорки, грозящие превратиться в пожар начальственного гнева. Затем он неожиданно раскашлялся, и Ипий только пару секунд спустя понял, что Джованни Торре смеется.

— А у тебя все в порядке с яйцами, сынок! — закончив кашлять, проскрипел кансильер. — Я уж думал, палаш мне в глотку, так и будешь сносить все, что я на тебя вываливаю! А это бы меня разочаровало.

— Супремо? — Ипий несколько смутился от такой неожиданной реакции начальства.

— Заканчивай меня титуловать через каждые три слова, Торуго! Меня уже начинает подташнивать от этого твоего «супремо», а в моем возрасте это опасно. Тем более тон, которым ты произносишь это слово, говорит не о том, что ты лижешь мне зад, а вовсе даже об обратном! — Торре сделал небольшую паузу, набирая воздуха. — И ты три тысячи раз прав! Если наш Лунный волк хотел срать на разницу в сословиях, вскрывая животы и мещанам, и дворянам, с какой стати нам действовать иначе? Мое разрешение ты получил, документ, это подтверждающий, получишь через час в канцелярии. А теперь, сынок, иди работай. И желательно быстро! Потому как, несмотря на внезапно появившееся к тебе уважение, разозлил ты меня, палаш тебе в глотку, ой как сильно!

Ипий кивнул и, все еще пребывая в замешательстве, направился к двери. Прощальное пожелание кавалера Джованни Торре прилетело ему в спину:

— И найди этого выродка, Торуго! Даже если у него род от пророков ведется! И если что-то узнаешь — сразу ко мне!

Остановившись в одном из замковых коридоров, Ипий прислонился спиной к стене, обдумывая дальнейшие действия. Не то чтобы идеи толпились, как просители в приемной окружного судьи…

Нужно найти стражников, которые ходили в ночные смены, опросить их. Сделать это будет непросто, учитывая «теплые» чувства, испытываемые их начальником, бароном да Бронзино, к инквизиции. Хотя если тот ничего не узнает, то не будет и переживать, верно?

Затем вернуться в приемную и забрать разрешение, подписанное Торре. Ипий не обманывал себя в этом вопросе. Сама по себе бумага мало что давала, но лучше иметь ее, чем не иметь.

Ну а потом спуститься в замковое подземелье и узнать, что там удалось выведать Роберто на вскрытии. В последнее, а именно в успешность этого мероприятия верилось с трудом, но Единый, как известно, тот еще шутник.

Разговор с супремо оставил странное чувство. Ипия не покидало ощущение, что кавалер Торре был даже доволен проявленной подчиненным инициативой. С чего бы?

«А с того, идиот, что на нашего старика давят благородные! — хмыкнул инквизитор. — С того, что на зверства Лунного волка они не обращали внимания, пока тот не распотрошил аристократку! А ты, старый дурак, фактически предложил себя ответственным за расследование! И в случае неудачи дедушка Торре, расплатится с дворянами твоей головой!»

Ипий Торуго встряхнулся, изгоняя неприятные мысли, и, отлепившись от холодной стены, направился в караулку.

* * *

— Ипий! Старый ты греховодник! Какими судьбами занесло в нашу дыру?

Инквизитор сдержанно улыбнулся шагнувшему навстречу здоровяку-стражнику. Не дотягивающий пару ладоней до потолка караулки гигант протянул руку.

— Дела-дела! — отвечая на пожатие, сказал Торуго. — По ваши стражничьи души пришел.

— Так я мзду уже смены три не брал! — гоготнул здоровяк и отступил в сторону. — Проходи, раз пришел.

Каменный сарай, стоящий неподалеку от воротной башни замка и называющийся караулкой, был тем местом, куда Ипий предпочитал заглядывать как можно реже. Нет, стражники относились к нему дружески, не забыв толкового и справедливого дознавателя с тех еще времен, когда все преступления находились в ведении городской стражи, а не судебной инквизиции. Но именно здесь была высока вероятность встретить начальника стражи барона да Бронзино. Чего инквизитор с момента перехода из-под его руки в ведомство супремо Торре старался избегать.

Не то чтобы с бароном у Ипия были какие-то сложные взаимоотношения. Не было даже личной неприязни, если уж совсем честно говорить. Просто да Бронзино плохо перенес вывод из своей власти всех следователей и дознавателей и винил в этом не маркиза Фрейланга, данное решение принявшего, а своих бывших подчиненных. Которые, как он считал, его предали.

Казалось бы, дворянин в первом поколении, а отношение к людям как у настоящего тана!

Караулка была полна людьми, их гомоном и их запахами. Чем пахнут стражники, вернувшиеся с патрулирования улиц или только собирающиеся на него заступать? Не розами, синьоры, не розами! Кто-то перематывал портянки, готовясь к смене, кто-то неторопливо ел кашу, кто-то отдыхал, лежа на грубо сколоченных топчанах. Большая же часть людей разбились на группы и о чем-то друг с другом разговаривали.

Некоторые из стражников, заметив, а точнее, услышав, появление своего бывшего коллеги, поворачивались в его сторону, махали рукой, приветствовали, шутили. Ипию оставалось только отвечать и ждать, когда галдеж по случаю его появления смолкнет.

— Есть пара вопросов, Хоба, — сказал он здоровяку, когда внимание к нему немного поутихло. — Пойдем в уголок, присядем.

Собеседник инквизитора кивнул и прошествовал за ним к пустой лавке у стены. Уселся рядом и легонько пихнул Ипия в плечо.

— Сто лет тебя не видел уже, старик!

— Моя служба в том же замке, что и твоя, — усмехнулся Ипий.

— Ну так это ты над бумагами сидишь! Я все больше улицы сапогами полирую.

— Я уже забыл, когда зад просиживал, Хоба. Ношусь по городу, как собака бездомная. Со стороны глянуть — стражник стражником, разве что жалование повыше.

— Лунный волк? — с пониманием спросил гигант. Для своих габаритов он был весьма сообразителен. Нет, не так! Он вообще был очень сообразительным парнем. Настолько, что, по мнению Ипия, делать ему в страже было совершенно нечего. Но здоровяк был наполовину орьяком, что не давало ему возможность сделать карьеру где-то за пределами функций «ловить и хватать». Оставалась, конечно, еще армия, там бы такого могучего воина приняли с распростертыми объятиями, но туда идти не хотел сам полукровка.

— Уже в курсе?

— Про пятую? Ага. Парни с ночной вернулись, рассказали. Ужас! Вот ведь скотина! Поймать бы да руки вырвать живому!

Ипий внутренне содрогнулся, представив эту картину. Инквизитор не был слишком впечатлительным, просто отлично знал, что произнесенная угроза гиганта не была фигурой речи. У него бы хватило и сил, и твердости поступить так, как сказал.

— Вот про это я и хотел спросить, Хоба. Старшие в ночных сменах не поменялись? Кто в ночь последнюю триду ходит? По тем районам, где женщин находили.

Здоровяк сморщил лоб, соображая.

— Ну по Пыльнику — сам понимаешь…

— Понимаю! — ухмыльнулся Ипий. Постоянного патруля по всей Пыльной улице не было. Туда только облавами ходили, да и то, если пыльники совсем беспредельничать начинали. — А в доках?

— В доках Дукс со своими ходит. Знаешь его?

— Да. Толковый мужик.

— Ну так! Уже лет пять тот район топчет! Он, правда, уже домой ушел. Дальше, по торговым рядам Уго Плешивый. Его земля. Тоже, кстати, сменился и утопал. А вот купеческий квартал и Университет — Альдо Рам.

— Этого не знаю…

— Новенький! Недавно в должность вступил. Молодой парень, но неглупый. На рожон не лезет, понимание имеет. Вон он, кстати.

Хоба указал кивком на пару стражников, увлеченно болтающих у стойки с оружием.

— Который?

— Тот, что помоложе.

— Ясно. А почему Рам? — прозвища в мужских сообществах, будь то армия или стража города, давали метко и по делу. Ипий чуть усмехнулся, вспомнив собственное. — Взятки берет?

— А он к тебе боком стоит, не видать отсюда. Рожа у него с левой стороны обожжена. Жуткое зрелище, особенно с непривычки. Вот за это: у рама две стороны.

— Понятно. Сейчас с ним поговорю. — Инквизитор поднялся. — Спасибо за помощь, друг мой!

Здоровяк улыбнулся.

— Обращайся! Кстати, у вас там места не появилось?

Хоба очень хотел пойти на повышение и стать инквизитором. И Ипий надеялся, что когда-нибудь ему это удастся.

— Пока нет. Но если облажаемся с убийцей, появится.

— Ох! Так я бы не хотел! Удачи, дружище!

— И тебе.

При ближайшем рассмотрении нужного ему стражника вопросы относительно происхождения его прозвища отпали сразу. Никак иначе, кроме как «Рам», в среде стражников его назвать не могли. Правая сторона лица принадлежала молодому человеку с воспитанием и образованием, а может, даже и с какой-то породой — уж больно четко очерчены были скулы, подбородок и нос, а вот левая — демону. Корка вскипевшей и застывшей неровно кожи бугрилась рубцами, какими-то шишками и наростами. Посреди этого давнего извержения вулкана светился умом зеленый глаз.

Вообще-то, глаз этих у стражника Альдо было два. И оба зеленые. Но поражал отчего-то только левый. Вероятно, оттого, что на обезображенной стороне лица его не должно было быть.

— Инквизитор Торуго, — представился Ипий, налюбовавшись на ночного патрульного.

— Альдо Улисо. Или Альдо Рам, если удобнее, — без тени насмешки или вызова ответил стражник.

«Парень с характером!» — подумал Ипий. И вкратце рассказал о своем интересе.

Некоторое время Альдо молчал. Судя по задумчивому взгляду, вспоминал подробности ночного дежурства под завершение которого обнаружил жертву убийцы. Затем ответил:

— Нет, ни кареты, ни телеги я в ту ночь не видел.

«Мимо! — с разочарованием подумал Торуго. — Ну, может, Уго или Дукс…»

— Но слышал.

— Что?

— Это вряд ли то, что вам нужно, инквизитор. Я слышал, как на Большой в ту ночь проезжала карета. Курьерская.

— Если не видел, то с чего решил, что это именно курьерская? — удивился Ипий.

— С того, что она через ночь там проходит. Большая же напрямую от Восточных ворот идет и прямо к замку. Курьеры почту возят. Носятся, идиоты! По звуку — точно курьерская.

— Хм… Ну ладно! А больше ничего не видел, не слышал в ту ночь?

— Странного ничего. Спокойная смена… была, пока девку не нашли. И знаете, что я думаю, инквизитор?

— Да?

— Криков-то мы ее не слышали, девчонки-то. Такую смерть она страшную приняла — и тишина. А ночью, сами же знаете, как сильно любой звук разносится. Не на моем районе ее убили. Мертвую уже притащили и бросили.

Торуго кивнул: и парню, подтверждающему его догадку, и себе. Осталось выяснить, как убийца доставляет мертвое тело туда, где его обнаруживает стража.

— Спасибо, Альдо.

— Да вроде не за что. Если что услышу или узнаю — как вас найти?

— Хобе скажи — он найдет.

Попрощавшись со стражником, Ипий пошел обратно в приемную супремо. По времени выходило, что его секретарь уже подготовил нужную инквизитору бумагу. А оттуда уже стоило идти к Роберто в подвал — знакомиться с результатами вскрытия тела жертвы. Беседу со старшими ночных патрулей Ипий решил перенести на потом — пусть стражники хоть немного отоспятся.

* * *

Работать с мертвецами Ипий не любил, оттого и спихнул это на молодого напарника. Однако все намеченные дела инквизитор уже сделал, и даже документ у зануды-секретаря забрал. Так что пришлось спускаться в замковое подземелье, где дальнее крыло было оборудовано под ледник и прозекторскую. И с неудовольствием обнаружить, что Роберто еще даже не начал заниматься тем, что он ему поручил. Точнее, делом еще не начал заниматься студиозус, нанятый инквизицией для этой цели. Видимо, тело жертвы доставляли сюда слишком долго, а потом еще и прозектора по кабакам искали…

Кивнув обоим сразу, Ипий демонстративно встал у стены, показывая, что вмешиваться не намерен, и приготовился к ожиданию. С годами, а ему уже перевалило за сорок лет, двадцать из которых он провел на службе, инквизитор стал тяготиться обществом мертвых. Подозревая, что обострившаяся это чувствительность напрямую связана с возрастом и более четким, нежели в молодости, пониманием бренности и приходящести всего сущего.

Он с неохотой, хоть и без отвращения, смотрел на скованные вечным холодом тела, на лица с застывшими навсегда гримасами страха и боли. В такие моменты инквизитор представлял лежащих на леднике живыми. Веселыми, грустными, отвратительными, грязными, но живыми. И наполнялся тяжелыми мыслями. Понимая, что однажды, рано или поздно, так же, как и они сейчас, будет лежать на глыбе льда, растопырив скрюченные пальцы Ипий Торуго по прозвищу Папочка. А некий инквизитор с задумчивым или отстраненным видом будет стоять над ним, пытаясь выяснить, что послужило поводом для его смерти. Не причиной, потому что с причиной, скорее всего, будет понятно: нож, петля, яд, дубина, камень, рвота. А именно поводом. Как вот с этими телами, что сейчас лежали на льду вдоль заиненных стен.

Что привело к тому, что старый рыбак с руками грубыми и шершавыми, как борта его баркаса, получил в живот двадцать сантиметров заточенного железа? Драка в порту после пьянки? Нежелание расставаться с последними грошами, когда их не очень вежливо попросила отдать портовая шпана? Участие в контрабандной сделке, где ему сразу уготовили роль молчащего мертвеца?

Какой повод отправил на лед писаря из кансилии городских рынков — толстяка с перерезанным острым клинком горлом? Нежелание войти в положение при распределении мест на рынке? Жадность при сборе пошлины? Или завистливость молодого коллеги, уставшего ждать повышения и метящего на его место?

Почему Лунный Волк выбрал своей очередной жертвой именно Лучану Брунетто (он все-таки вспомнил как ее звали!) или днем раньше Дорину да Николь? Случайность? Внешнее сходство? Общая тайна (да-да, чушь, конечно же!) Что?

Хозяйка публичного дома лежала на леднике в той же позе, в которой ее и обнаружили сегодня: руки вдоль тела, ноги целомудренно сведены вместе, плечи расправлены, спутанные волосы закрывают левую часть лица. На нем нет посмертной маски ужаса, словно женщина и в тот момент сохраняла спокойствие. Если не смотреть на отсутствующий живот: от грудины до паха, так можно решить, что она просто спит.

Ипий долго стоял над ней, глядя на лицо и старательно отводя глаза от страшной раны, пока молчание не начало тяготить. Тогда перевел взгляд на напарника и спросил:

— Мы ждем какого-то сигнала или знамения?

Роберто мгновенно смутился и резко бросил прозектору:

— Давай начинать!

Тот, совсем юный медикус, кивнул и, бубня под нос веселый мотивчик, склонился над растерзанным животом госпожи Брунетты с кривым ножом и щипцами вроде каминных в руках.

— Что-то конкретное ищем, синьор инквизитор? — вопрос он адресовал Кареллу как своему нанимателю.

— Не знаю, Лелио. Просто ищем что-то странное и необычное.

Студиозус хихикнул:

— Эт у девки-то без пуза? Странное?

— Ищи, а не зубоскаль! — резче, чем хотел, бросил от стены Ипий. Медикус удивленно глянул на дознавателя, не понимая причин для такой отповеди, но отвечать не стал. Понимал, что может выйти боком. Просто кивнул и занялся делом.

Медикусы за место при мертвяцкой инквизиции бились, как не всякие дворяне за должность при дворе грандукессы. А то как же, считай, единственное место, где можно изучать тела мертвых без угрозы обвинения в запрещенной серой магии! Плату получали скромную, а некоторые и сами были готовы приплатить инквизиторам за то, чтобы для работы выбрали именно их. Другими словами, за место держались всеми конечностями. Ведь если не сложатся отношения с кем из инквизиторов, то на улице студенческой братии гораздо больше, чем нужно! А где тогда брать материал для научных изысканий? В прозекторской университета, где очередь на вскрытие до второго явления пророков? А это ведь практика! Тело мертвого изучают, чтобы потом живых лечить. Кто из медикусов не желал бы стать известным доктором да брать по золотому ори за прием? Потому со следователями (как бы они ни именовались в каждый конкретный этап развития государства), особенно с такими старожилами, как Ипий, студиозусы старались наладить отношения дружеские и понапрасну не злить.

— И все-таки, синьор инквизитор? Следы беременности, болезни или что?

— А она что, беременная была? — спросил Роберто удивленно.

«Это стало бы хоть каким-то объяснением!» — подумал Ипий.

Тело Дорины да Николь было первой жертвой Лунного Волка, удостоенной посмертного изучения. У нее никаких признаков беременности не обнаружили, но ведь могли просто не найти! Вчерашний прозектор (всего их было трое, приглашаемых на работу по очереди) был новеньким, взятым на замену изгнанному за пьянки предшественнику. Мог и пропустить. А Леллио месяца четыре трудится, поопытнее, да и веры ему больше. Может, и правда, беременная? Это был бы не просто след — мотив!

Прозектор поковырял что-то в глубине раны кривым ножом и ответил сразу обоим:

— Не. Но раньше, скорее всего, рожала. Были бы потроха, точнее бы мог сказать, но тут… Однако по тазовым костям, которые претерпели существенные…

— Лелио, работай молча! — одернул его Роберто, которому явно стало тошно. Студиозус лишь пожал плечами.

— Как скажете!

Полностью молча у медикуса не получалось. Он что-то бурчал, хмыкал, насвистывал и напевал, словно тяготился тишиной ледника. А может, и правда тяготился? И вот так, за непрестанным шумом, страх свой прятал?

— О! Смотрите-ка, синьор инквизитор! Коготь!

Щипцы поплыли к лицу Роберто. Тот инстинктивно отстранился от зажатого меж двумя железными прутьями куска красного льда.

— А, да! Так не видно совсем! Сейчас, — по-своему понял реакцию медикус.

Он прижал находку к поверхности стола и аккуратно обстучал его плоскостью ножа. Тогда напарники и увидели темно-коричневый коготь размером с указательный палец взрослого мужчины.

— Чей? — спросил Роберто у прозектора. Ипий мысленно поблагодарил напарника за то, что не ему пришлось задавать этот вопрос. Стыдно, но в зверях он, горожанин до мозга костей, совершенно не разбирался. — Волчий?

— Это же какого размера волк должен быть, синьор инквизитор! — хохотнул Леллио. — Да и я по людям больше! Но для волчьего крупноват все же. Медвежий, может?

— Медвежий?

«Дело Лунного волка переименовано в дело Лунного Медведя! Новая версия судебной инквизиции! — язвительно подумал Ипий. — Единый, защити, неужто и правда зверь! Как такое возможно?!»

— Ну, не поручусь, но похоже.

— Еще что?

— Да ничего! Чисто все, выскребли, как для бальзамирования! Я в Карфенаке такое видел пару лет назад — трупы, чтоб хранились дольше, от внутренних органов освобождают, маслами и смолами потом…

— Хватит! Я понял, — представившего процесс бальзамирования Роберто слегка замутило. Ипий снисходительно усмехнулся: вот уж когда развитое воображение не помощь, а проклятье!

— Похоже, конечно, но не то, — студент словно не слышал и продолжал рассуждать: — Там и грудину рассекают, легкие и сердце тоже достают, а тут они на месте.

— Я уже понял! По женщине можешь сказать, чем вырезали?

— Я бы сказал, вырвали, синьор инквизитор. Рукам. Ну, или лапами. Вон, на внутренних стенках следы остались. Я по борозде пошел как раз на коготь и наткнулся! — прозектор на секунду замолчал, затем сопоставил одно с другим и испуганно выдохнул: — Так, выходит, правда все, что люди на улицах говорят?

— Ты про что, Леллио? — Роберто при всей своей негрозной внешности сумел как-то так посмотреть на студиозуса, что тот смутился.

— Ну… что Лунный волк…

— Ты же образованный человек, Леллио Тертсо! — с таким искренним возмущением проговорил Карелла, что медикус натурально покраснел. — Я понимаю, темный люд всякую чушь несет, но ты ведь учишься медицине!

— Так ведь… следы…

— А тебе не пришло в голову, что у убийцы есть ручной зверь, который эти следы и оставил?

Ипий удивленно взглянул на напарника. Ручной зверь? Он это серьезно? Но ведь это вполне возможно…

— И правда! — студиозус сразу же просветлел лицом, а разум его встал на твердую почву рационального мышления. — Но зверюга огромная!

— Циркачи и бродячие артисты, бывает, медведей дрессируют… — подал голос Ипий, которого слова напарника натолкнули на одну мысль.

Теперь уже удивление появилось на лицах Роберто и Леллио. Причем у инквизитора оно почти сразу же сменилось пониманием.

— И фургоны у них крытые! — моментально подхватил он мысль старшего товарища.

— А фургон тут при чем? — опешил прозектор, потеряв нить разговора.

Инквизиторы в унисон шикнули на него и начали быстро перебрасываться бессмысленными для него фразами:

— Циркачей только на въезде и выезде проверяют…

— А по городу они катаются совершенно свободно…

— В тех фургонах можно кого угодно спрятать…

— И ночуют на пустырях…

— Целый лагерь разбивают…

— У стражи узнать, сколько трупп в город въезжало…

— Они там все на голову скорбные…

— Коготь надо, чтобы охотники посмотрели…

— Я отнесу нашему супремо, он может знать, мужик опытный…

— Если я не нужен, можно мне еще с телом поработать?

Инквизиторы опять синхронно повернулись к прозектору. Посмотрели на него сперва с недоумением, а потом с подозрением.

— Зачем? — спросил его Ипий, не вполне вынырнувший из обдумывания новой версии.

— Ну как! Сердце гляну, легкие. Мне для работы…

Роберто махнул рукой.

— Работай! Только мне полный отчет об осмотре и вскрытии напиши и делай что хочешь! Только смотри мне, потом все собери обратно!

— Обижаете, синьор инквизитор!

Но его уже не слушали. Следователи увидели зацепку и стали походить на рвущихся с цепи охотничьих псов. Гончих.

— Я к барону да Бронзино, узнаю у него про циркачей! — Роберто сказал это уже на выходе из ледника.

— Я к начальству с когтем! — даже не думая возмущаться такому самовольству, ответил Ипий. — Потом еще заскочу в гости к парочке стражников.

Тут старшего инквизитора посетила еще одна мысль.

— Через два часа встречаемся на Ольховой улице.

Роберто прикрыл глаза и кивнул.

— Да, понял, где это. Зачем?

— Там есть трактирчик такой, на вывеске коняга намалевана. Обсудим все. Заодно и с человеком одним посоветуемся. Возможно, он сможет нам помочь, мужик головастый.

К несчастью, старика-супремо Ипию в кабинете застать не удалось. Секретарь лишь сообщил, что кавалер Торре почувствовал себя дурно и отправился домой отдыхать. Подчеркнув, что беспокоить его можно только в случае самой крайней необходимости. Например, если вызовет маркиз Фрейланг или великая герцогиня.

Необходимость опознания звериного когтя явно не относилась в понимании супремо к делам важным и неотложным. Поэтому инквизитор в коротком внутреннем диалоге с собой согласился, что старшие ночной стражи уже достаточно выспались. И отправился опрашивать их. Ну в самом деле, если уж решать, кого будить днем: их или кавалера Торре, — выбор был явно не в пользу простых стражников!

Голубая папка

13 ноября 783 года от п.п.

Письмо доставлено торговым судном «Велоче» из Торуга. Награда капитану корабля в размере двадцати золотых выплачена.

«Ваша милость, граф да Вэнни начал браватту. Вывесил на своем замке флаги с двумя сломанными копьями. Его дружина блокировала тракт на Торуг, а егеря и сокольничие бьют голубей, отправляемых из города. Поэтому письмо удалось отправить только с оказией, капитан торгового судна «Велоче» Рафаэль Понди согласился доставить его в Сольфик Хун, хотя и планировал идти к Закатным островам. Магистрату неизвестна причина, по которой граф да Вэнни решил пойти на мятеж против трона. Однако сам граф поставил городские власти в известность о своем поступке и настоятельно рекомендовал воздержаться от отправки в ближайшее время торговых караванов через перевал, который находится под контролем его замка. Гонца, которого магистрат отправил в столицу с извещением о данном беззаконии, граф приказал повесить!»

Примечания

12

Корд — однолезвийный прямой клинок общей длиной около 80 см., находящийся на вооружении у стрелковой пехоты и артиллерии ВГ Фрейвелинг с 771 года от п.п.

13

Супремо — буквально, — превосходный! Аналог русского «ваше превосходительство».