Дерево Судьбы

Виталий Колловрат, 2020

Сборник включает несколько рассказов и повесть. Автор знакомит читателя с различными легендами и мифами через призму собственного видения. Вы вместе с ним узнаете, как тяжело терять близких. Сможете испытать свои силы в изматывающем походе по неведомым пещерам, проделанным в горах не природой. Почувствуете, горит ли в вас по-прежнему огонь или уже от вас остались одни угли. Читайте и наслаждайтесь.

Дерево судьбы

Эту быль рассказал мне сам Анри Маршаль, во время моего визита в Сием-Рип. Дело было так.

Я приехал в Камбоджу из любопытства. Много слышал об этой стране, особенно о ее загадочных храмах. Они были известны всему миру под общим названием Ангкор. Мало кто знал, что это название обозначало место или город. А в этом городе было целое скопище храмов, которые были построены около восьмисот лет назад. Со временем город пришел в упадок, жители покинули его и он, как говорится, канул в Лету, а вернее в джунгли. Здесь в Азии из-за погодных условий все лето идут дожди, а зимой засуха. И вот благодаря этим дождям, растительность очень быстро захватывает места обитания людей, если они перестают расчищать заросли, возникающие ежегодно.

Ангкор был утрачен на несколько столетий и забыт. Его нашли и начали расчищать только в конце девятнадцатого века. Работы шли с переменным успехом. Пока в Ангкор не прибыл Анри Маршаль. Он возглавил борьбу с растительностью и благодаря ему люди стали побеждать.

Недавно закончилась Великая Отечественная война, и я вышел на пенсию. Что делать отставному офицеру на пенсии, да еще у которого нет особых проблем с деньгами. Вот я и решил приехать сюда и увидеть воочию это воистину чудо света.

Прибыв в Пномпень, я представился нашему консулу и попросил его помощи в осуществление своей мечты. И действительно, через два дня ко мне в гостиницу прибыл посыльный от него и передал его просьбу навестить сегодня.

Прибыв в посольство, я узнал от него, что завтра в Сием-Рип отправляется пароход, и я могу воспользоваться им. Пароход пробудет в этом городе пять дней, и я смогу вернуться на нем назад. Если же я не успею к отходу, то следующий рейс будет совершен только через десять дней, которые мне придется провести в этом городе.

На мой вопрос есть ли там гостиницы, он ответил, что я могу остановиться у смотрителя этого музея под открытым небом, француза Анри Маршаля. Я уже слышал эту фамилию и очень обрадовался, что смогу увидеть этого знаменитого человека, который всю свою жизнь занимался восстановлением Ангкора. Консул мне дал для него письмо.

Утром я уже был в порту и искал свое судно. Поиски были не долгими, и вот я уже стою на палубе этого старенького речного кораблика, и направляюсь в сказку.

Мощное течение Меконга довольно сильно тормозило наше и так не быстрое судно. Поэтому к Сием-Рипу мы добрались только на следующий день к вечеру.

В порту этого небольшого городка было очень мало европейцев, но все-таки мне объяснили, как попасть к смотрителю. Я нанял телегу и на этом транспорте, через пару часов оказался у дверей небольшого дома, спрятанного в джунглях, вдалеке от дороги.

На мой стук вышла женщина камбоджийка и на французском языке поинтересовалась у меня, что мне нужно. Я представился и попросил встречи с мсье Маршалем. Она кивнула и пригласила меня следовать за собой. Пройдя несколько комнат, я оказался в кабинете, где за столом заваленном ворохом бумаг, сидел высокий и худой мужчина, чем-то отдаленно напоминавшем мне Дона Кихота Ламанчского. У него были точно такие же усы и борода. Только немного покороче. Худое вытянутое лицо. Даже возраст подходил под описание в книге.

Вот так я встретился с Анри Маршалем. Смотрителем музея Ангкор.

Я представился хозяину и протянул ему письмо консула. Сухо кивнув мне, он пригласил меня сесть, а сам взялся за чтение письма. Только полностью прочитав его и сложив, он посмотрел на меня своими пронзительными глазами и заговорил.

— Зачем вы здесь, господин Томпсон? — задал он свой вопрос.

Я немного опешил от такого начала разговора. Но потом, немного оправившись, я ответил.

— Я понимаю ваше недоверие, господин Маршаль. Вы думаете, что военные, даже бывшие не способны увидеть красоту. Я не знаю, откуда у вас такое предубеждение, но здесь вы не правы. Да, среди нас есть тупые солдафоны, которые ничего не замечают вокруг, но я не из их числа. Перед тем как поступить в Вест-Пойнт, я три года отучился журналистике. И поверьте мне, эти три года, не смогли выбить из меня почти два десятка лет военной службы. Я был на войне. Я высаживался в Нормандии в июне сорок четвертого. Я солдат, но я и художник. Я всю жизнь хотел писать, но служба в армии не располагает временем для этого. И сейчас, выйдя в отставку, я хочу наверстать упущенное за эти годы. Я хочу сделать, что-то. Написать, сотворить, чтобы люди меня запомнили, как художника или писателя, сотворившего прекрасное, а не разрушителя.

Я хочу увидеть прекрасное, я устал от войны. А что может быть прекраснее Ангкора, с его древним зодчеством. Вы человек, который посвятил всю свою жизнь этому чуду света. Я пришел к вам и прошу вас показать мне то, что скрыто от большинства людей. То, что знаете вы. А я обещаю рассказать об этом людям. Ведь эти памятники принадлежат всем и люди имеют право любоваться их красотой и их тайной. Разве я не прав?

Выслушав мою пылкую речь, он на мгновенье задумался. Потом встал из-за стола, подошел к шкафу и достал оттуда бутылку с темно-коричневой жидкостью. Налив в два стакана, один из них он протянул мне.

— Мне понравились ваши слова мистер Томпсон. Давайте выпьем за Ангкор, чтобы он стоял вечно и за наше с вами знакомство.

Я принял стакан и молча кивнул ему в знак согласия. Мы чокнулись стаканами, и выпили наш первый стакан великолепного коньяка, которого оказывается у Маршаля, был большой запас.

Между нами завязалась непринужденная беседа. Во время которой, хозяин расспрашивал меня о моих планах и желаниях.

Я, конечно, сказал, что горю желанием увидеть чудеса. На что он рассмеялся и сказал.

— Молодой человек, — он мог позволить себе так обращаться ко мне, так как был почти в два раза старше меня. — Чудес не бывает. Бывает труд, который приводит к исполнению желаний. А Ангкор был построен не волшебниками, а простыми людьми. Которые жили и умирали для того, чтобы прославить своего царя. С нашей точки зрения они жили зря. Но благодаря их стремлению услужить своему господину, мы теперь можем любоваться этими чудесными постройками.

— Но я, кажется, утомил вас. Ведь вы проделали долгий путь из Пномпеня. Вы должны отдохнуть. Ведь завтра вас ждет большое приключение.

Больше он не сказал мне не слова. Просто позвал жену, оказывается меня, встречала его жена, и попросил ее приготовить мне комнату.

Утром меня пригласили к завтраку, за которым господин Маршаль подробно рассказал о том, как он может мне помочь в их претворении моих планов.

Спросил меня, умею ли я управлять автомобилем. А когда получил утвердительный ответ, удовлетворенно кивнул. У него был виллис, который он любезно предоставит мне для поездок по Ангкору. Для того, чтобы я не заблудился он даст мне провожатого и одновременно гида, который хорошо говорит по-французски и которой сумеет рассказать мне о том, что мы будем видеть. Ведь тогда еще не было подробных карт Ангкора, с нанесенными на нее храмами. Дороги между ними почти отсутствовали.

Сам он, к сожалению, не сможет меня сопровождать, очень много дел, но вечером он весь в моем распоряжении.

Я конечно с радостью согласился на такую помощь.

Через час пригнали автомобиль, и я с моим сопровождающим по имени Квон, отправились в сторону неведомого. Неведомого для меня, но не для моего спутника. Оказывается, он уже несколько лет работает под руководством Маршаля. Учится у него проводить реставрацию. Описывать увиденное. Фотографировать. Да практически всему, что умеет сам смотритель.

Мое путешествие было очень запоминающимся. Такого я никогда не видел, да и думаю, что большинство читающих эти строки тоже. Мы исходили Ангкор Ват вдоль и поперек. Квон со знанием дела рассказывал мне о башнях и барельефах, покрывающих все галереи храма. Рассказывал, откуда были взяты эти сюжеты. Что такое Рамаяна и Бхавад-Гита. Было очень и очень интересно.

Мне понадобилось три полных дня, чтобы хоть приблизительно осмотреть все великолепие храмов, собранных в Ангкоре. О каких-то храмах мой гид рассказывал более подробно, например, о храме Байон, какие то он обходил вниманием полностью. И хотя все храмы, с моей точки зрения заслуживали большого внимания, он не был с ней согласен.

Квон рассказывал мне о методе реставрации под названием анастилоз. По этому методу, весь храм разбирался на куски. Пронумеровывались все камни, очищались и собирались заново. Те камни, которых не доставало, изготавливали из похожего материала и вставляли в нужные места. Все строительство велось без раствора, как они были изначально и построены. Всё просто собиралось как конструктор. Так были восстановлены храмы Байон и Бапхуон и еще множество других храмов.

По словам Квона, в двадцатых годах по Байону было невозможно ходить, он весь был покрыт кустами и деревьями, его даже увидеть полностью было нельзя. Поход по этому храму был сопряжен с большой опасностью. Можно было упасть и получить ужасную травму, вплоть до смертельной.

Рассказывать об этих чудесах света можно бесконечно, но цель моего рассказа не такая.

Однажды вечером, после ужина, мы сидели с Маршалем на веранде и потягивали его чудесный коньяк. Я взахлеб рассказывал ему о том, что увидел за день, и делился с ним своими мыслями об этом. Он же не спеша поправлял меня и дополнял сведения, полученные мною от Квона. Беседа шла не торопливо и размеренно, пока он не спросил меня, верю ли я в судьбу и в ангелов хранителей.

Я не ожидал такого вопроса и немного растерялся. Пришлось сосредоточиться для достойного ответа этому выдающемуся человеку.

— Вы спрашиваете, верю ли я в судьбу? Да я верю в нее. Верю в то, что она у каждого из нас прописана заранее, и в то, что каждого из нас охраняет кто-то, или что-то, что не дает нам наделать глупостей, и обязывает нас пройти весь наш прописанный путь до конца. Оно охраняет нас от нас самих, чтобы мы не прервали его раньше времени. Ведь человек-это очень непоседливое существо, которое, особенно по молодости так и норовит погубить себя, сделав какую-нибудь глупость. Пока наше время не вышло, это что-то ведет нас как слепых. Держа за руку и подталкивая в сторону правильного действия.

— А кто определяет, что правильно, а что нет? — внезапно перебил меня вопросом Маршаль.

— Этого я не знаю, — признался я. — Но думаю, что все, что правильно, ведет нас к достижению того возраста, который нам отмерен. Кем? Я не знаю.

— А все что неправильно, уменьшает наш срок пребывания на этой земле.

— Откуда у вас такая философия? — спросил меня Маршаль.

— Из жизни. Я же уже говорил вам, что я солдат. За двадцать лет службы я побывал на нескольких войнах. Воевал с японцами Тихом океане. Принимал участие в боях с фашистской Германией. Самое интересное знаете в чем?

— Нет. И в чем же? — переспросил он меня.

— За время всех моих боевых действий я не получил ни одного серьезного ранения. Да, да. Не удивляйтесь.

— Помните, я говорил вам, что высаживался в Нормандии в июне сорок четвертого года? Я тогда командовал ротой. Так вот. От моей роты в сто двадцать человек в живых осталось только десять. Это были такие же счастливчики, что и я. У нас не было ни одной царапины. Я тогда подумал, что нам везет, но оказалось везением здесь и не пахнет. Просто тогда было не время им и мне умирать. Из этих десяти до конца войны дошли двое. И я в том числе.

За оставшиеся месяцы войны я два раза заменил численный состав роты. Кто-то погибал, кто-то был ранен. Я много думал, почему мне так везет. И, в конце концов, пришел к выводу, просто мое время еще не настало. Мне написано на роду выжить в этой мясорубке, второй мировой войны и встретить свой конец где-нибудь еще.

Вы знаете, я был на Эльбе, во время встречи наших войск с Советскими. Мы тогда устроили хорошую пьянку с их офицерами. И там я познакомился с одним капитаном. Он, как и я командовал ротой. И во время нашего застолья он рассказал мне, что он тоже несколько раз сменил состав своей роты, а сам не получил не одной царапины. Мы тогда с ним обнимались и спрашивали друг друга, для чего судьба нас хранит, но так и не смогли ответить на этот вопрос.

Надеюсь, я ответил вам на ваш вопрос о судьбе.

— Да спасибо за подробный ответ. Я не просто так задал вам его. Я тоже хочу вам рассказать о судьбе и хранителях ее, но только не сейчас, а немного попозже.

— Были ли мы в храме Ник Пин?

— Нет, пока еще не довелось — ответил я.

Тогда он посоветовал мне побывать там завтра и осмотреть его хорошенько, а потом рассказать ему о моих ощущениях от увиденного. Я, конечно, согласился, не понимая, зачем ему это и на следующий день, попросил Квона проводить меня к этому загадочному храму.

Оказалось, что храм расположен на острове на территории небольшого барая. Барай — это искусственное водохранилище, которое наполняется водой в сезон дождей.

Сейчас, как раз уровень воды в нем сильно упал, и к храму можно было подойти по земле, что мы и сделали.

Храм меня не сильно впечатлил. По сравнению с Байоном, или тем же Та-Промом, он был очень маленький. Я попросил Квона рассказать о нем поподробнее. Что он и сделал с превеликим удовольствием.

Этот небольшой, искусственный островок, квадратной формы, в 300 метров длины, заключал в себе главный четырехугольный водоем со стороной в 70 метров, с четырьмя меньшими водоемами по 25 метров каждый, ориентированными по сторонам света. В центре главного водоема находился крошечный круглый остров диаметром 14 метров, в центре которого было расположено святилище. Само святилище в центре острова представляло собой цветок лотоса, вырастающего из водной глади. Два нага,¹ опоясывали всё основание круглого острова. Из-за них он и получил название Ник Пин. Ведь слов Ник или Ниак и обозначает Нага. А слово Пин — это остров.

Квон рассказал, что из записок Жоу Дагуана, китайского посла в Ангкор, который был здесь в тринадцатом веке, известно, что святилище было полностью покрыто золотом. Мне оставалось только догадываться о том, как оно выглядело в сезон большой воды, когда все основание острова затоплялось, и из воды поднимался золотой лотос.

Рядом с островом сохранилась статую лошади обвешанная маленькими фигурками людей.

Как рассказал мне Квон, это изображение бодхисатвы Авалокитешвары, превратившегося в коня по имени Балах, спасающего купцов с острова Цейлон от лап голодных людоедов.

По словам того же Квона этот водоем представляет собой изображение священного гималайского озера Анаватапта, известное своими целебными свойствами и как источник четырех больших рек, выходящих через рты льва, слона, лошади и вола. Изображения, которых были нанесены на стены маленьких часовен, расположенных по сторонам света от центрального святилища.

Все это было очень красиво и захватывающе. Я долго любовался этим небольшим храмом, записывая то, что мне рассказал гид.

Но все когда-нибудь заканчивается и хорошее, и плохое. Так закончилось и мое путешествие по Ангкору в сопровождении такого замечательного гида.

Я ночевал последнюю ночь у Маршаля. Завтра приходил пароход, на котором я должен был вернуться в Пномпень. Вечером после ужина мы сидели со смотрителем на веранде, курили сигары, пили коньяк и вели неторопливую беседу. Вернее, говорил хозяин. Я просто слушал и старался запомнить его слова.

Наконец, когда Маршаль на некоторое время замолчал, задумавшись, я спросил его.

— Для чего вы хотели обратить мое внимание на храм Ник Пин? Не понимаю. Да он замечательный, в нем есть какая-то изюминка. Но он далеко уступает другим более крупным храмам во всем. Так почему вы привлекли мое внимание именно к нему?

Он несколько минут молчал, задумавшись. Потом встал и, принеся свои извинения вышел. Я немного удивился такому поведению хозяина, но решил молча ждать продолжения.

Через некоторое время он вернулся и протянул мне несколько фотографий.

— Посмотрите на них. Видите, что — то необычное?

Я принялся внимательно изучать представленные снимки.

На них было запечатлено небольшое каменное строение. С одной стороны, в нем была видна дверь. Но самое интересное было в том, что все это строение опутывали корни могучего дерева. Диаметр его превосходил ширину самого строения. Казалось, что этот гигантский ствол вот-вот, раздавит его своей массой.

Я несколько минут пытался понять, что изображено здесь. Наконец у меня мелькнула мысль, и я очень удивился ей. Однако взглянув на хозяина дома, с любопытством глядевшего на меня, я понял, что она не такая уж и сумасшедшая. Поэтому прямо спросил Маршаля.

— Это что, действительно святилище Ник Пин?

— Вы молодец. Правильно догадались. Это действительно Ник Пин. Именно так он выглядел до 1935 года. Не правда ли, впечатляющее зрелище?

Я согласился с ним. Действительно вид этого дерева, выросшего прямо на вершине храма, внушал какое-то потустороннее, мистическое уважение. Было не понятно, как оно там держалось и не падало. Ведь оно во много раз превосходило в размерах само святилище.

— Есть одна история, связанная с этим местом. Хотите послушать?

— Еще бы. Конечно, хочу. Ведь судя по этим фотографиям это нечто необычное. И как-то связано с нашим разговором о судьбе и ее хранителях — только и сумел ответить я. — Я вас слушаю.

— Это произошло больше двадцати лет назад. В начале двадцатых годов. Сюда в Ангкор приехал мой знакомый индолог, Сильвен Леви. Он очень хорошо разбирался в санскрите, поэтому и приехал суда заниматься расшифровкой надписей на стенах различных храмов. Мы проработали с ним вместе несколько месяцев. Очень сдружились. Он был очень хорошим профессионалом, а товарищем был еще лучшим. Я многому от него научился. Хотя и сам обладаю большими знаниями по индийской культуре.

Он почти всегда уходил работать в одиночестве, максимум брал с собой одного носильщика. Мог вообще оставаться у выбранного храма неделями, и жил рядом с ним в палатке, чтобы не тратить время на возвращение домой.

Я привык к его методам и поэтому не мешал ему. Однажды ко мне пришел его носильщик и сказал что, по его мнению, Леви заболел, и он думает, что ему нужна помощь. Услышав эту новость, я немедленно отправился к нему, чтобы узнать, что случилось.

Автомобилей тогда не было. Я в основном передвигался на слонах. Это очень удобные животные для таких перемещений. На него можно было сразу погрузить много оборудования и продовольствия.

Так вот, взяв двух слонов с их погонщиками, я отправился искать нашего индолога и нашел его в храме Ник Пин. Его состояние мне очень не понравилось, и с первого взгляда я решил, что ему действительно нужна помощь.

Была зима. Барай пересох, и мы смогли подойти к Ник Пину вплотную. Тогда он еще не был отреставрирован. У меня все не доходили руки до него. Храмов было много, а рабочих очень мало. Ведь как вы знаете, реставрация — это была очень трудная задача.

Так вот. Наш индолог сидел возле часовни лошади и пристально рассматривал фикус, который рос на центральном святилище. Дул небольшой ветерок, листья фикуса шелестели, а Сильвен сидел и не сводил с него взгляда, как будто в трансе.

Ему было тогда около шестидесяти лет, в общем, не старый еще человек, но выглядел он в тот момент ужасно. Создавалось впечатление, что этот фикус вытягивал из него жизнь, каплю за каплей. Он старел буквально у меня на глазах. За те несколько минут, что я наблюдал за ним, у него на лице появились новые морщины. Глаза начали вваливаться. Я понял, что надо спасать Леви, иначе я рисковал остаться здесь уже с его трупом или мумией.

Подойдя к нему, я окликнул его. Он меня не слышал. Он был где-то далеко, в каком-то другом мире. Тогда я просто взял его за плечи и начал трясти. Сначала не было никакого эффекта, но через минуту в его глазах появилась осмысленность и еще через некоторое время он очнулся.

Леви напоминал, проснувшегося человека, который никак не поймет где он, и кто рядом с ним. Но вскоре он начал возвращаться к нам. Глаза приобрели осмысленность, и я понял, что он меня узнал.

— Сильвен. Ты узнаешь меня? — спросил я его.

Он закивал в ответ.

— Как ты себя чувствуешь?

Через некоторое время он смог мне ответить.

— Благодарю тебя Анри. Все хорошо.

— Как долго ты здесь просидел?

Прежде чем ответить он спросил, сколько сейчас времени и какой сегодня день.

Услышав мой ответ, он сначала не поверил мне. Но поняв, что я не лгу, ужаснулся.

Оказалось, что он просидел здесь два дня и несколько часов.

Я попросил его рассказать мне, что он чувствовал или видел, но он только отрицательно покачал головой в ответ.

— Нет Анри. Я не могу рассказать тебе, всего что видел. Эти видения предназначались только мне и никому более. Поэтому приношу тебе свои извинения за беспокойство, но я лучше промолчу об увиденном. — И потом добавил, — ты здесь уже почти двадцать лет. Происходило ли подобное с кем-нибудь еще?

Я отрицательно покачал головой и добавил.

— Нет. Такое на моей практике впервые.

— Скажи Анри — спросил он. — Когда ты собираешься реставрировать этот храм?

— Пока у нас нет его в проектах. Наше финансирование мало. Поэтому, когда мы дойдем до него неизвестно. А что тебя так заинтересовало?

Но он лишь покачал головой в ответ и ничего не сказал.

— Как ты поступишь Сильвен? Останешься здесь и продолжишь работу или хочешь вернуться в деревню и отдохнуть. Я отвезу тебя на слонах.

Он как-то испуганно покосился на гигантское дерево, но сразу отвел взгляд, как будто боясь его и ответил.

— Я бы хотел уехать от сюда, что-то я очень устал. Буду рад воспользоваться твоим любезным приглашением.

И стараясь не смотреть на святилище и дерево, он ушел с острова.

Мы собрали все его вещи, погрузили на слонов, потом подхватили и нашего незадачливого индолога и вернулись в деревню.

Несколько дней он не выходил из своей комнаты. Как будто чего-то боясь. Но через неделю у него все прошло, и он вернулся к своей прежней жизни. Стал таким же веселым и жизнерадостным.

Он так и не рассказал мне, что с ним случилось на том острове.

Еще через неделю он подошел ко мне и сказал, что собирается меня покинуть и ехать в Непал. Мне было жаль с ним расставаться. Я не знал, когда мы увидимся снова, поэтому предложил ему еще побыть здесь с нами. Но он наотрез отказался.

Уже перед самым отъездом он подошел ко мне попрощаться и неожиданно заговорил.

— Анри. Я не могу рассказать тебе всего, что увидел и почувствовал на этом острове, возле святилища, но хочу рассказать об одном.

Там, рядом с этим деревом, я понял, что оно является частью меня, моей души. Оно связывает мою судьбу со своей. Я не знаю, как это происходит, но я чувствую его. Я сейчас стою рядом с тобой, но часть меня находится в нем. В этом огромном фикусе.

Я хочу попросить тебя отложить реставрацию Ник Пина на как можно большее время. Ведь для его восстановления понадобится убрать это дерево, что оседлало святилище. Как я тебе уже говорил, часть моей души заключена в этом дереве. Оно хранитель моей души и тела. Ты же слышал об ангелах-хранителях. Так вот этот фикус является моим если и не ангелом, то просто хранителем.

Пожалуйста, не руби меня. Я чувствую, что пока стоит это дерево, со мной ничего не случится. Если ты срубишь его, то не станет и меня. Я уже довольно старый человек. Поэтому прошу, подожди несколько лет. Когда я умру, то ты продолжишь восстановление храмов.

Ведь я не многого у тебя прошу. Правда? Ты выполнишь мою просьбу? Пообещай мне.

Я был очень удивлен его словами, а еще больше расстроен. Я бы подумал, что он не в себе, если бы сам не видел его состояния, когда я нашел его у храма.

Я не удержался и пошутил, — Ты собираешься жить вечно? Ведь эти фикусы растут несколько сот лет.

Он только горестно вздохнул и ответил — Мало, кому удается в жизни встретить своего ангела-хранителя. Мне повезло. Но я чувствую, что мой век не сильно затянется.

Что мне оставалось делать, чтобы не расстраивать своего друга и к тому же выдающегося ученого. Видя его состояние, я не стал больше шутить и спорить с ним, а просто ответил, — Хорошо Сильвен. Я не трону этого дерева и этого храма, до тех пор, пока ты не дашь мне разрешение, или пока ты не умрешь. Плюс минус несколько лет не сыграют большой роли для Ник Пина. Я обещаю тебе это. И еще добавлю от себя. Если я уйду с поста смотрителя, до твоей смерти, то уговорю своего приемника не трогать этот храм, без моего разрешения.

Видели бы вы с каким напряжением он ждал моего решения и какое облегчение проступило на его лице, после того как я дал ему свое обещание. Он был просто счастлив, услышать его.

Больше мы с ним никогда не говорили о Ник Пине.

Я проводил Леви в Непал, а сам вернулся к своей работе.

Иногда я получал письма от него. Сначала из Непала, там он провел несколько лет. Потом из Франции. Я так же писал ему. Рассказывал о том, что сделал, что видел. В общем, простые письма о жизни.

В тридцать третьем году, после двадцати пяти лет работы смотрителем Ангкора, мы с моей женой Мари вернулись во Францию. Перед своим отъездом я передал новому смотрителю Жоржу Труве, просьбу не трогать Ник Пин. Он не стал задавать мне много вопросов по этому поводу, а просто дал свое обещание не трогать этот храм.

У меня получилось несколько раз встретиться с Леви в Париже. Он был очень занятой человек, но для меня у него всегда находилось время. Мы говорили о разном, но так и не коснулись с ним темы Ник Пина. Он молчал, а я не напоминал ему.

В начале тридцать пятого года, я попал на заседание одно общества. Их тогда было много в Париже. И к своему удивлению, я встретил там Леви. Он председательствовал на этом собрании.

Мы очень обрадовались друг другу и договорились после заседания посидеть в кафе и поговорить о жизни, мы с ним уже больше года не виделись.

Я сидел за столом напротив него и почти не слушал, о чем говорят выступающие. Через несколько минут после начала собрания, я заметил, что с ним творится, что-то странное. Он внезапно побледнел, губы его посинели и он, задыхаясь, упал лицом на стол. Не обращая внимания на говорившего, я бросился к нему. Подхватив его, я приподнял его со стола, и посмотрел на него. Он был очень плох. С большим волнением я спросил, что с ним. На мгновение, мне показалось, что он узнал меня и улыбнулся. После этого прошептал.

— Анри. Дерево. Его больше нет. И меня тоже.

Это были его последние слова. После этого он умер у меня на руках.

Врачи констатировали разрыв сердца. Я очень сожалел о смерти этого человека, моего друга и талантливого ученого, так много сделавшего для изучения санскрита. Все в моем доме жалели о его смерти.

Но гром грянул к вечеру следующего дня, когда мне принесли телеграмму от Жоржа Труве из Ангкора. Я помню ее наизусть до сих пор. Слушайте.

— Мсье Анри Маршалю. Вы просили сообщать вам обо всем странном, что будет происходить здесь. Вчера весь день над Ангкором бушевала страшная буря. Сегодня объезжали храмы. Большой фикус над святилищем Ник Пина сломался. Не выдержал страшного ветра. Сообщаю вам. Ваш Жорж Труве.

Я буквально застыл с телеграммой в руках. Сказать, что я был удивлен, значит, ничего не сказать. Я был поражен. Раздавлен. Уничтожен. Пророчество Леви сбылось. Дерево погибло. И его душа, заключенная в нем, покинула оба своих пристанища.

Он замолчал.

Я сидел и переваривал услышанное. То, что рассказал мне сейчас хозяин, было просто невероятно. Но у меня не было причин не верить ему. Не такой он человек, чтобы сочинять такое для развлечения гостя.

Наконец я не выдержал и спросил у хозяина, что он обо всем этом думает.

— Тяжело говорить о том, что не входит в нашу компетенцию. Я даже не могу отнести этот случай к чему-либо. Повезло ли Леви или, наоборот, в том, что он нашел своего хранителя. Как это могло произойти, я тоже не имею представления. Мы слишком ничтожны, для того, чтобы знать все об этом месте. Какие силы управляют Ангкором нам не известно. Но за все годы, которые я провел здесь, это был единственный такой случай.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Наги — змееподобные мифические существа в индуизме и буддизме. Изображаются с человеческим торсом и человеческой головой, укрытой сверху веером змеиных голов. В камбоджийском искусстве наги, изображались с девятью головами.