Охранители

Виталий Капелько, 2021

Человечество живёт под чутким и неусыпным надзором ангелов из Царства Небес. Но когда заканчивается надзор, и начинается контроль? Является ли добром то, что назвало себя добром? А может ли зло действовать во благо людей? Мир стоит на пороге очередного изменения. Из-за козней Пекла Царство Небес вынуждено искать новую Пистис. Ту, которая сможет совладать с потоками бесконтрольной веры и сохранить власть и силу ангелов. Простой ангел-охранитель Кариэф, посвятивший всю свою жизнь заботе и охоронению детей, был поневоле втянут в интриги высших иерархов ангелов и демонов. Ему выпал шанс спасти девушку Варю, мешающую и тем, и другим, и искупить свою вину за смерть той, кого он не смог охоронить много лет назад.

Глава 1

01

Два ангела вывалились из бездны и грузно упали на колени. Один был одет в белую тунику, второй — в обычные майку и джинсы. Они неудачно приземлились внутри защитного купола, накрывающего Врата на Небесах. Яркий солнечный свет невольно заставил прищуриться.

— Кариэф, дружище. Потерпи ещё секунду, сейчас вправлю, — первым отреагировал Табрис в тунике, быстро придя в себя и сложив за спиной белоснежные крылья.

Он привстал на колено, отцепил от поясного ремня ножны с мечом и потянулся руками к товарищу.

Возле них раздалось несколько выкриков:

— Не двигаться!

— Не вставать с колен!

Прибывших ангелов взял в плотное кольцо отряд хмурых, вооружённых людей-небесников.

— Сложить крылья!

— Открыть глаза!

— Не входить в транс!

— Предъявить ожерелья для осмотра!

Табрис непонимающе огляделся, пытаясь сообразить, как выполнить все команды одновременно.

А вот Кариэфу было не до этого. Он стонал и пытался совладать с болью в поломанном левом крыле, которое выглядело очень плохо: наружу торчал обломок сломанной кости, а часть оперения потерялась по дороге в бездне.

Окружившая их городская стража Элизиума, главного города Небес, была в полном боевом облачении: стёганые холщовые панцири, укреплённые бронепластинами, ростовые башенные щиты-скутумы из священного кипариса, усиленные хладным железом, и снятые с предохранителей огнестрелы.

Специалист может сказать, что это хоть и мощное, но одноразовое оружие, стреляющее концентрированными сгустками веры только дюжину раз, что оно хуже дротика-гасты сталекрылого велита или копья-пилума свинцовокрылого принципа. Однако после нескольких точных, испепеляющих выстрелов возражать обычно некому.

— Мы рады видеть вас в этом замечательном месте. Как здорово, что наши прославленные охранители прилетели домой на заслуженный отдых, — с сарказмом в голосе прошептал Табрис только для себя и товарища, боясь пошевелиться.

— Что ты сказал? — ближайший стражник навёл не него огнестрел и прицелился.

— Тихо, тихо. Я не буйный. Просто сказал, что рад очутиться дома.

— Последнее предупреждение, мы будем стрелять! Немедленно сложить крылья и выйти из транса! — небесники начинали нервничать.

— Я не могу, — простонал Кариэф невидящим взглядом, ещё раз попытавшись выполнить приказ, но повреждённое крыло не слушалось, издевательски торчало и чертовски сильно болело.

— Не воссиять вам. Я центурион Санклий. Что происходит? — к собравшимся с чересчур сосредоточенным лицом подошёл меднокрылый ангел-протектат, одной рукой взявшись за эфес короткого меча, висящего в ножнах на левом боку.

Его броня была не в пример серьёзнее облачения людей-небесников: доспех, состоящий из медного пластинчатого панциря и сочленённой юбки, а также шарнирные плечевые пластины и поножи. Голову защищал составной шлем с нащёчниками и перьевым гребнем белого цвета.

— И тебе не воссиять, — ответил Табрис и, не вставая с колен, показал ожерелье с висящим на нём жетоном, — Охранители Кариэф и Табрис прибыли с вахты на Земле. Мой личный номер 27-576-34-89.

— Твой номер какой? — грузный стражник Элизиума, прикрываясь башенным щитом-скутумом, легонько пнул огнестрелом скорчившегося на земле темноволосого, растрёпанного ангела.

— 01-923-83-45, — произнёс Кариэф и, морщась от боли, приподнял ожерелье.

Уже другой небесник подошёл и приложил жетоны к запястью, где висело проверяющее устройство.

— Аккуратно, не застрелите случайно, — вступился за товарища Табрис. — У него судорога свела плечо при входе в портал, а потом в бездне сломалось крыло. Я его встретил на полпути. Вот так и барахтались вместе целую вечность, пытаясь долететь до Небес. Еле спаслись, чуть не погибли. Короче, натерпелись ужасов, чуть вытащил эту тушу.

— Это правда? — уточнил центурион Санклий у Кариэфа.

— Да, — ответил тот.

— Можно я встану с колен? — спросил Табрис. — Ему надо помочь, он сам не справится.

— Не дёргайся. Я сам, — меднокрылый протектат убрал руку с меча, подошёл к скорчившемуся охранителю, упёрся коленом между лопаток и резко дёрнул левое крыло на себя. Раздался противный хруст вправляемой кости. — Дальше сам, через пять минут будешь как новый. На Небесах все заживает быстрее, чем в срединных мирах.

— Спасибо, — ответил Кариэф, медленно, через боль складывая крыло за спиной.

— Вот бы научится такому фокусу в бездне. А то там совсем засада, ничего не заживает. Лети как хочешь, — пробубнил себе под нос Табрис.

— Можете встать.

Стражники, не сводя глаз с прибывших, поднесли меднокрылому протектату огромный книжный том, и тот начал листать его в поисках записей об охранителях.

— Брат, что за кипиш? Чего все такие нервные? Почему защитный купол опущен?

— Я не справочное бюро, — отрезал центурион Санклий. — Я здесь поставлен для контроля безопасности, а не для выдачи справок.

— Прям не ангел, а функция!

— Советом Двенадцати введён комендантский час, — всё-таки решил пояснить меднокрылый протектат. — Все вопросы к ним. Дорогу к Башне Завета подсказать?

— Спасибо, не надо, — прокомментировал Кариэф. — Я ещё хочу пожить, прежде чем лезть с вопросами к золотокрылым архонтам.

— А вот у ваших коллег на Земле всё немножко компьютеризировано. Вот такую малость, — вставил свои пять копеек Табрис, наблюдая за мелькающими листами.

— Кариэф и Табрис, — центурион Санклий, не реагируя на комментарии, долистал до нужной ему страницы и процедил сквозь зубы, внимательно разглядывая прилетевших ангелов и сверяясь со списком. — Вы серьёзно опоздали, последние охранители из вашей вахты прибыли ещё пять часов назад.

— Крыло, — произнёс Кариэф.

— С тобой всё ясно, — ответил меднокрылый протектат и многозначительно посмотрел на второго.

— А я вначале в бездне маленько заблудился, — развёл руками Табрис. — У меня топографический кретинизм, такое даже у ангелов не лечится. А потом этого увидел, и понеслось.

— Как ты смог его разглядеть?

— Сам не знаю, — пожал плечами Табрис. — Удача.

— Проверим. Это самое позднее на моей памяти прибытие, — центурион Санклий не впечатлился. На таких должностях впечатлительные не задерживаются. — Вяжите им ленты и запечатывайте мечи.

Немногословные стражники Элизиума повесили огнестрелы на плечи, отставили башенные шиты-скутумы, достали ленты смирения, связали ими крылья прилетевших охранителей, а затем залили янтарной смолой и поставили печати. Точно также поступили и с их оружием в ножнах.

Затем меднокрылый протектат вырвал у Табриса и Кариэфа по перу из крыльев и поджёг о свой меч. Пламя было ровного, жёлтого цвета. Он вытер руки о пластинчатый доспех и утвердительно кивнул головой:

— Всё в порядке, скверны нет, вы не отступники. Следуйте за мной для досмотра и оформления документов.

Он завёл белокрылых в двухэтажное здание с надписью «Пограничный контроль». Совершенно невзрачное сооружение стояло на самом краю защитного купола, который полностью накрывал Врата на Небесах.

Табрис безостановочно вертел головой по сторонам:

— Краской пахнет, штукатурка, смотрю, новая. Ремонт решили затеять?

— Угу. Вроде того, — центурион Санклий, не отвлекаясь, заполнял какие-то бумаги. — Выкладывайте вещи и оружие для досмотра.

Охранители сняли заплечные сумки и положили на специальный стол. После чего пограничники-небесники Элизиума в кристально белах одеяниях, натянув такие же кристально белые перчатки, начали бесцеремонно копаться в их содержимом.

— Заполняйте таможенные декларации. Запрещённые для ввоза продукты, литература, товары, электронные приборы есть?

— Только обезоруживающая улыбка и… — глупо улыбнулся Табрис.

Его одёрнул Кариэф, ударив локтем в бок:

— Тихо, не до твоих шуточек.

— Надо же как-то разрядить обстановку.

— Не усугубляй.

— Уже хочу обратно на Землю, — обиженно произнёс Табрис. — Там нас хотя бы любят.

— И не поспоришь.

— Как ты?

Кариэф немного подвигал крыльями, связанными лентой смирения:

— Заживает, только перьев не хватает. Через час, думаю, отрастут.

— Ты мне должен, дружище. Между прочим, я тебе жизнь спас. Впервые за сотню лет знакомства. Тут одной бутылью амброзии не отделаешься.

— Сочтёмся, — ответил Кариэф, собирая в заплечную сумку личные вещи, разбросанные по столу пограничниками Элизиума.

— Это от тебя так воняет? — опять принюхался Табрис. — Думал, в бездне показалось.

— От меня.

— Ты себя в зеркало видел? Выглядишь как отступник. Не зря небесники так психовали. Грязные шмотки, рваные джинсы, весь небритый и немытый, перегаром несёт. Приведи себя в порядок и надень нормальную одежду охранителей, без этих людских заморочек. Чем тебя туника не устраивает?

— Некогда мне этим заниматься. Что-то я расклеился в последнее время. Наверное, старый уже.

— Тринадцатый тебя подери, делай что хочешь! Это твоя жизнь, — Табрис собрал вещи: дотошливые пограничники наконец-то закончили осмотр и его заплечной сумки. — Только не прибедняйся. Если все будут такими старыми как ты, тыквоголовые в несколько раз сократят количество охранителей в срединных мирах.

— Не стоит на Небесах называть золотокрылых архонтов тыквоголовыми. Всё-таки это Совет Двенадцати.

— Так я же по-доброму, по-братски, — примирительно сказал шутник Табрис, но на всякий случай стал говорить тише. — Это, считай, комплимент. А вообще-то, я два года на вахте охоронял детей восьмой категории, мне можно и не так высказываться.

Кариэф издевательски ухмыльнулся:

— Бедняга, не повезло.

— Хотя, кому я объясняю. Ты же всё время так работаешь?

— Да.

— Тогда я тебе не завидую, — Табрис помотал головой.

— Это мой выбор, ты же знаешь, — пожал плечами Кариэф.

Один из пограничников, неудачно повернувшись, зацепил рукой Кариэфов меч на столе, и тот упал на пол, недовольно и явно недружелюбно зарычав.

— Поаккуратнее с Бароном, — Кариэф поднял оружие, нежно его погладив. — Сами не заметите, как он отгрызёт вам голову.

Лицо пограничника стало таким же белым, как и его одеяния.

Центурион Санклий встал со своего кресла, подошёл к охранителям и протянул им бумаги:

— Вот ваши документы с разрешением на двухнедельное пребывание на Небесах. Вы сегодня же должны сдать оружие и встать на учёт в Гильдии охранителей. Добро пожаловать в Элизиум.

— Добро пожаловать! — съязвил Табрис, забирая документы. — Но не забывайте, что вам не рады.

02

В Элизиуме наступал вечер, который ничем не отличался от дня, утра и ночи. Как в нижнем мире Пекла, где обитал Тринадцатый, всегда было темно словно в беззвёздную ночь, так в верхнем мире Небес всегда было светло как в яркий полдень.

Покинув защитный купол Врат, охранители неспешной походкой направились в центр Элизиума, где доминантой возвышалась Цитадель — главная крепость и оплот ангелов.

Табрис глянул на механические часы на ближайшем здании и надел солнечные очки:

— На часах сейчас без четверти семь. И вот пойми, это утра или вечера?

— Вечера, — мимоходом ответил Кариэф.

— Да знаю я. Тут дело в принципе. Будто каменный век.

— Очки зачем?

— Глаза болят, слишком ярко здесь.

К Табрису подлетело небольшое бумажное письмо в виде птицы и зависло прямо перед его лицом, весело и настойчиво чирикая. Ангел протянул к нему руки ладошками вверх, и оно раскрылось в небольшой листик, полностью исписанный чернилами. Он быстро пробежался по тексту глазами, скомкал бумажку и засунул в карман туники.

— Всё нормально?

— Да, просто надо разобраться с долгами.

— Помочь?

— Не надо, сам справлюсь.

— Как хочешь.

— Заметил? По городу как будто ураган прошёлся, — Табрис решил сменить тему и переключился на осмотр невысоких, в основном, пятиэтажных зданий, имеющих на себе следы недавних повреждений.

— Что ты до всего докапываешься? Всё тебе не так.

— Просто характер у меня любознательный.

— Излишнее любопытство не красит ангела. Хотя, согласен, к нам присматриваются, — задумчиво произнёс Кариэф. — Я чувствую напряжение во взглядах. Смотри, меднокрылых протектатов на улицах непривычно много, обычно тут патрулируют стражники-небесники, но сейчас их не видно.

— Комендантский час, защитный купол. Опять кто-нибудь пытался прорваться через Врата на Небеса. — Табрис недвусмысленно подмигнул проходящей мимо девушке и беззаботно заулыбался. — Эх, как же я соскучился по женскому теплу. В срединных мирах с этим не забалуешь. Долг, ответственность, инструкции, охоронение. Всё тлен, значимы только охороняемые.

— Ты не меняешься, — усмехнулся Кариэф.

— Кстати, что на самом деле случилось с крылом?

— Да просто напоследок на Земле перенял смерть одной девочки, Хури. Её сбила машина. Ждать заживления не было времени. Пришлось входить в портал, не успев восстановиться. А там меня окончательно доломало.

— Ты же сдал вахту, эти дети уже не твоя забота.

— Я предвидел, что сменщик не успеет. Девочка умерла бы, вот я и подстраховал.

— Я тебе сто раз говорил, доведёшь себя до могилы.

— Это мои проблемы, — вяло огрызнулся Кариэф, не желая развивать эту тему.

— Не обижайся, я просто за тебя переживаю.

— Знаю.

— Ладно, пошли быстрее в Цитадель, сдадим оружие в Гильдии, отметимся и отдыхать. Остальные уже, небось, пьют в два горла и вовсю куролесят. Лишь бы нам хватило нормальных комнат в общежитии, а то я не переношу эти гадкие, угловые коморки с окнами-бойницами.

— Согласен, — ответил Кариэф.

Его меч-фамильяр ощутимо завибрировал в ножнах, в воздухе повеяло тоской от разлуки.

— Тихо, Барон, не грусти. Я тебя в хранилище надолго не оставлю. Через пару дней полетим опять на вахту. Договорились?

Оружие слегка засияло, одобрительно пошевелив эфесом.

— Ты не будешь две недели наслаждаться заслуженным отдыхом? — удивился Табрис.

— Я здесь никому не нужен, — немного покривившись, ответил Кариэф. — Немного передохну, пройду осмотр у медикусов и назад. А ты чем займёшься?

— Царство большое. Не хочу долго торчать в Элизиуме. Если получу разрешение, то смотаюсь куда-нибудь подальше от Цитадели. А, может, психану и вообще понесусь в какой-нибудь срединный мир. Я последнее время нигде кроме Земли не был.

— Главное, не в Пекло.

Табрис рассмеялся.

Беседуя и изучая улочки Элизиума, по которым они не ходили последних два года, охранители вышли к воротам Цитадели.

Они поражали своими размерами и величием. В них одновременно могла зайти сотня ангелов, даже не соприкасаясь крыльями. Сделанные из концентрированной, абсолютной веры с вплетениями ветвей Древа Жизни ворота давили своими размерами и говорили: здесь нет слабого места. За всю длинную историю Царства Небес никто из внешних врагов так ни разу и не попытался прорваться в Цитадель через них. Проще было разломать стены.

— Смотри, — Кариэф показал на своё еле светящееся ожерелье с номерным жетоном. — Очень медленно заряжается. Ты такое помнишь?

— Не при моей жизни.

Цитадель была не только главным оплотом и крепостью ангелов, здесь содержалась основа власти Царства Небес — Древо Жизни, которое накапливало и хранило в себе веру, поступающую от людей. И сейчас с ним явно что-то было не так.

— Закрыто… — ошарашено сказал Табрис, уткнувшись лбом в закрытые ворота.

В воротах что-то щёлкнуло, и слева открылась небольшая дверь. Из неё, слегка пригнувшись, вышел меднокрылый протектат в полном боевом облачении.

— Кто? — он хмуро буркнул, глядя на непрошенных визитёров.

— Белокрылые, прилетели на отдых.

— Вы опоздали.

— Знаем, — согласился Кариэф. — Так сложились обстоятельства.

— Приходите завтра.

— Эй, служивый, так дела не делаются, — влез в разговор Табрис. — Меня дома детишки с женой заждались, кушать просят.

— У ангелов не может быть детей, — меднокрылый протектат схватился за эфес короткого меча, раскрыл крылья и вошёл в транс. Его глаза накрыла пелена.

— Тьфу ты, — спохватился шутник, сделав шаг назад, и поднял руки вверх. — Заговорился. Это я от людей присказок-паразитов набрался. Но суть ты понял. Пусти нас, устали мы. Два года на вахте, полежать на диване хочется.

— Можете переночевать в какой-нибудь городской гостинице, там и диван найдётся, — меднокрылый постучал в небольшую дверь, и из неё вышли ещё два протектата. — Они вас проведут, мало ли что.

— Мы должны сегодня же сдать оружие и отчитаться в Гильдии охранителей, — Кариэф протянул бумаги, выданные центурионом Санклием, и показал жетон с ожерельем на шее. — Завтра никак.

Меднокрылый придирчиво изучил документы, сверил личные номера, причмокивая и шевеля губами:

— Так и быть, проходите.

03

— Просыпайся, сплюшка, опоздаешь в школу! — громко сказала Света, включила свет в комнате и раздвинула плотно закрытые шторы.

Варя потянулась в кровати и накрылась с головой, прячась от утреннего солнца:

— Мам, ты чиканулась? Это же полный зашквар. Сегодня суббота, мне на уроки к десяти.

— Тогда помогай, а то ничего не успеваю, — немного нервно, с явным упрёком в голосе ответила маман. — Собери в чемодан вещи Семёна, я на диване всё разложила. Не помнишь, куда мы подгузники положили? Возьмём на всякий случай, в этом бардаке ничего не могу найти.

— Лан, сейчас встану, — ответила девушка из-под одеяла и великодушно позволила Свете покомандовать, решив пока не лезть к ней в голову. Пусть думает, что она хоть что-то решает. — Посмотри в кладовке, на коробке будет написано «детское».

Маман, как всегда, отжигает. Пипец, такой сон прервала. Вроде вчера внушила ей, чтобы не будила из-за ерунды.

Ещё и этот сосед чиканутый, который всю ночь орал и ругался с женой. Это было дико непривычно. Через стену никак не пробиться, надо хотя бы разок в глаза посмотреть и коснуться. Ну, ничего, на старой квартире всех соседей приструнила, и здесь разберётся. Будет полный порядок. Стопиццот.

А вообще странно, новый дом, а такая отвратительная звукоизоляция. Надо ещё и строителям мозги почистить. Тем более возможности растут с каждым днём, скоро получится взламывать на раз-два, может, даже на расстоянии.

Варя ещё раз мечтательно потянулась и вспомнила только что прерванный сон про сасного ангела. Вчера на старой квартире в Степянке, пока родители командовали грузчиками и паковали мебель в грузовик, она встретила обалденного краша.

Одна беда, уверенности в том, что это был человек, никакой. Разве может обычный парень с голым торсом спуститься с неба, приземлиться на пешеходную дорожку так, чтобы на него никто не обратил внимания, схлопнуть свои ми-ми-мишные крылья, а потом как ни в чём ни бывало прогуливаться по району?

Варя, будучи не из робкого десятка, смело рванула за ним и минут десять следила за его передвижениями, но он как назло ничего не делал: тупо ходил туда-сюда вдоль дороги в толпе вечерних прохожих, периодически замирал, резко останавливаясь, и как припадочный закатывал глаза.

Правда, очаровашкам это простительно. Он был такой кавайный: смуглая кожа, неплохо накачанный, весь в татушках и с трушной причей. Моська просто загляденье: чёрные как смоль волосы, большие карие глаза, лёгкая небритость, миловидные черты лица с каким-то неуловимым восточным колоритом.

Обладая явно нечеловеческими способностями, Варя давно поняла, что этот мир населяют не только люди. Даже иногда таких встречала, но инстинкт самосохранения заставлял прятаться и не вступать в контакт. До этого у неё не было ни одной осечки.

Однако похожих на этого ангела с белоснежными крыльями она ещё ни разу настолько близко не видела. Поэтому, в конце концов, не удержалась, нагнала его в толпе и дотронулась, чтобы влезть в голову и понять, кто он такой. Почувствовав едва заметное прикосновение, парень дёрнулся и от неожиданности удивлённо воскликнул:

— Варвара? Ты меня видишь?

Расправил крылья, которые появились прямо из ниоткуда, и как ошпаренный сиганул в небо, только она его и видела. Остались лёгкие всполохи ветра и запах жасмина. Через несколько мгновений испарилось даже это.

Кавай! Этот красавчик знал её имя!

Осознание прошедшего пришло слегка позже. Вначале ей стало страшно, что спалилась, что за ней придут и куда-нибудь упрячут. Затем стало ещё страшнее от того, что в момент прикосновения Варя не почувствовала его сознания, даже малейшей искорки или щепотки света. Там была тьма, жуткая, обволакивающая и бесконечная. Полный зашквар. Надо вести себя предельно осторожно. Как же хорошо, что они съехали со Степянки, а на новом месте она будет аккуратнее.

А потом этот ангел приснился ночью, щекотал своей щетиной, шепча всякие гадости, носил на руках, летая над Минском, и творил с ней все те штуки, которые она внушала клиентам, раскручивая их на деньги.

Девушка потянулась последний раз, резко скинула с себя одеяло и подскочила с кровати. Её комната, ещё вчера девственно чистая, была завалена мешками и коробками с барахлом, которым семья обросла на старой квартире. Вечером сил хватило только на сборку кровати, компьютерного столика и компа.

— Доча, ты на завтрак что будешь? — в комнату вернулась Света и присела на одну из коробок.

— Пока ничего. Хотя, давай чая с глазированными сырочками.

— Есть сваренная гречка, немного котлет и остатки вчерашнего салата. Разогреть? — маман как будто её не слышала, нервничала и не могла усидеть на месте.

В этом не было ничего удивительного. Слишком много бед и проблем свалилось на их семью. И переезд не самое страшное, скорее даже лучшее, что с ними случилось за последнее время.

Варя подошла и нежно дотронулась до маминого лица, одновременно касаясь её сознания. Приходилось действовать очень аккуратно — в последние дни способности резко усилились.

В общем море эмоций летали тревога, бессилие, отчаяние и страх смерти. Из общего узора сознания девушка стала бережно выпутывать один за одним острые, колкие искры тревоги; пахучую грязь отчаяния; липкую, бесформенную слизь бессилия и, самое сложное: бездонную, чёрную пропасть страха смерти.

Не своей, а сына Сёмки — этого светлого, доброго мальчика, который в свои три года был бесконечно добрым, слишком понимающим и очень, очень жизнерадостным. Несмотря на то, что две недели назад врачи поставили ему страшнейший диагноз — злокачественная опухоль головного мозга, третья стадия, глиобластома.

Ещё месяц назад ничего не предвещало беды. Мелкому просто заболела коленка. Света решила, что он тупо ушибся в садике, и не обращала внимания на его жалобы.

Хотя Варя ещё тогда приметила небольшие изменения в его сознании. Обычно яркие эмоции братика — как у котика — были светлым, задорным маревом без каких-либо вкраплений, но там стали появляться никак не убираемые тучки, вначале небольшие, едва уловимые, а потом всё более грозные, грозовые. Она, как и маман с коленкой, не придала этому значения, подумав, что мелкий просто расстраивается из-за того, что надо ходить в ясельную группу и привыкать к детскому садику.

Как же сильно они обе ошибались. Через пару дней Сёмка проснулся и не смог выпрямить головку — она так и лежала у него на плече, повиснув как мешок картошки.

Света в панике понеслась с ним в больницу скорой помощи, где врачи сделали снимки, провели биопсию и поставили этот ужасный диагноз.

Варя, сорвавшись с уроков, от отчаяния почти вскипятила мозг заведующему отделения, доведя его до потери сознания и предынсультного состояния, когда требовала вылечить брата. Однако как бы она ни старалась заставить врачей, это было выше их сил. Они просто не обладали нужными умениями, лекарствами и оборудованием.

Через день медики сделали экстренную операцию, сняли лишнее давление опухоли на череп и провели первичный курс лучевой терапии. Но семье сразу было сказано, что это паллиативное, нерадикальное лечение, ведь не убирается начальная причина заболевания. Они дали ребёнку максимум год и порекомендовали искать специалистов заграницей. Не бесплатно, а за деньги, очень большие по меркам любой семьи деньги.

Варя взяла у медиков данные всех подходящих зарубежных клиник, а также благотворительных фондов, которые смогут собрать нужную сумму.

Благотворительность. Что за бред? Кого волнует судьба её брата? Список фондов она порвала и выбросила сразу же. Девушка не могла доверить жизнь и здоровье мелкого чужим людям и, как всегда, взяла всё в свои руки.

Первым делом связалась с клиниками в Германии, Израиле и Южной Корее, направила им документы с диагнозом и получила предварительную стоимость лечения. У всех получилось примерно одинаково — триста тысяч евро. А ещё сотка — на перелёты, питание, проживание и восстанавливающие медикаменты с процедурами, которые понадобятся, когда Сёмку успешно прооперируют.

Именно так: «когда», а не «если». Нужно себе это почаще повторять, так будет легче поверить. Страх неудачи она постоянно вытравливала у всей семьи, но, к сожалению, в своей голове она такого сделать не могла.

Затем Варя посчитала семейный бюджет, который оставался на завершение ремонта новой квартиры и покупку мебели (это подождёт хоть тысячу лет): тридцать тысяч евро, даже не десятая часть от необходимого.

Через маман и отчима Валеру выставила на продажу старую квартиру в Степянке, её риелтор быстро сплавил каким-то иногородним за пятьдесят тысяч евро.

Потом посчитала, сколько сможет поднять на трёх клиентах, которые были у неё в разработке, — это ещё тридцатка. Итого получалось сто десять тысяч евро.

Клиника в Израиле согласилась на предоплату в тридцать процентов — позавчера экспресс-почтой пришёл договор на подпись, а уже сегодня вечером Света, Валера и Сёмка летят в Тель-Авив на первичное обследование.

Варе оставались сущие пустячки — до конца месяца найти оставшиеся двести девяносто тысяч евро. Но, к счастью, она знала где, у кого и как взять нужную сумму. К этому клиенту она подбиралась очень давно, имела по нему кучу инфы, но не торопилась из-за страха провала.

Для этого папика такая сумма должна быть мусором. Все-таки один из богатейших людей Беларуси, почти миллиардер. Но девушка не обольщалась — деньги считают все. Даже те, у кого их безумно много. Особенно те, у кого их безумно много.

— Мы справимся? — уже более спокойно, немного отрешённо спросила Света.

— Мам, ты чего? Не кисни! Конечно, справимся, — ответила Варя как можно увереннее, не давая сознанию женщины создавать новые негативные эмоции и рождать панику. — Денег овердофига, врачи зачётные, тебе ещё внуков нянчить. Только не моих, я кидсов собираюсь заводить ближе к пенсии. Ты уже тогда помрёшь от старости, поэтому будешь Сёмке помогать. Прикинь, какой он папка классный будет.

— А у тебя парень есть, нравится кто в школе?

Блин, не вовремя она со своими вопросами. Девушка коснулась ещё раз её сознания:

— Зачем? Они ж все тупики. И, вообще, я же только неделю в новой школе. Даже имена одноклассников толком не запомнила: там сплошные Митрофаны, Агафоны, Елисеи, Македонии, Феофаны, Спиридоны и Терентии. Какой-то доисторический зоопарк. Прикинь, твоего внука будут звать Александр Пантелеймонович Краснов.

— Фамилия тоже будет не наша. Ты же возьмёшь фамилию мужа.

— Ага. Сейчас. Разбежалась. Мой муж будет меня так сильно любить, что возьмёт мою, я тебе гарантирую. Она стопиццот лучше, чем какой-нибудь Вагин, Попик, Головастиков или Трюфель.

Они дружно рассмеялись.

04

В Цитадели на Небесах царил хаос. Настоящий человеческий хаос. Потому что здесь было невероятно много небесников. Не привычная ангельская прислуга, а чуть ли не все жители Элизиума.

А ещё больше ангелов Царства Небес: титанокрылые преторианцы, сталекрылые велиты, свинцовокрылые принципы, ониксовокрылые конквизиторы, меднокрылые протектаты, оловокрылые квесторы, орихалковокрылые медикусы, железнокрылые архангелы и обычные белокрылые охранители. Лязг металлических крыльев заглушал всё вокруг. Все воинства из трёх триад.

Единственных, кого не стоило искать в толпе, — это золотокрылых архонтов во главе с Полемархом. Совет Двенадцати — высшие иерархи Царства Небес и всех подчинённых им срединных миров. Они с комфортом располагались в Башне Завета и практически никогда её не покидали.

— Дружище, я же говорил, что здесь что-то не то! — воскликнул Табрис, — Чувствую, наш отдых накрылся.

— Что бы тут ни произошло, охранителей это не касается. Наше дело охоронять людей, — уверенно прокомментировал Кариэф.

Немного пройдя по улице, которая вела на центральную площадь Всех Ангелов, а затем свернув налево, охранители поняли, что здесь делают небесники.

Они что-то споро возводили на неожиданно возникшем пустыре с почерневшей землёй и оплавившимися камнями. Кое-где валялись обломки красного кирпича и обгоревшего дерева от предыдущих строений. В соседних уцелевших домах блестели новые стекла, а на стенах просвечивались заменённые кирпичи и высыхали свежая штукатурка и краска.

— Рвануло так рвануло! — удивлённо произнёс Табрис, нагнулся и зачерпнул горсть рыхлой земли. — Пахнет смертью… Многими смертями. Больше ничего не вижу. Конквизиторы качественно закрыли доступ.

Меч-фамильяр Барон злобно зарычал в запечатанных ножнах, пришлось успокаивать его поглаживанием.

— Это вроде Шёлковый квартал. Мне кажется, где-то здесь жила Пистис, владычица веры. Хотя, не уверен. Спросим у кого-нибудь?

— Ты что, с падшими решил зацепиться? — Табрис резко потянул товарища за руку в сторону. — Пошли отсюда. Меньше знаешь — легче летаешь. Слышал такое?

— Ты слишком сильно их боишься. — Кариэф очнулся от размышлений и пошёл без принуждения. — Не такие уж они страшные и опасные.

— А Тринадцатый?

— Слишком мелко дня него.

— Хорошо, кто ещё, по-твоему, способен уничтожить целый квартал в самой Цитадели? — прошептал Табрис на ухо. — Ониксовокрылые конквизиторы казнят только за одну мысль о подобном.

— У нас много недоброжелателей, ещё больше врагов.

— Кто? Язычи, пламенители, водоносцы? Смешно три раза. Это точно был Тринадцатый и его падшие.

Главное здание Гильдии охранителей располагалось относительно недалеко от уничтоженного квартала, но почти не пострадало. Построенное из красного кирпича, как и всё вокруг, больше десяти этажей в высоту оно было покрыто панорамными витражами с сюжетами из жизни обитателей Земли и других менее ценных срединных миров, входящих в Царство Небес. Место нашлось и всемирному потопу, и открытию Америки европейцами, и чуме, уничтожившей пол-Европы, и изгнанию язычей на Перинасий, и обеим мировым войнам, и первым великим миграциям на Примеру, Валенсу и Ровно.

— Дом, милый дом! — мечтательно сказал Табрис, вытирая ноги о коврик на входе и пряча солнечные очки в заплечную сумку. — Вот и мы, принимай блудных детей.

— Заходи, не паясничай.

— Кстати, каждый раз забываю спросить, ты знал его? — Табрис махнул в сторону мраморного памятника, стоящего у входа в здание.

Выполненная в натуральную величину статуя изображала упавшего на одного колено хмурого охранителя. Он с трудом опирался на меч, его лицо пронизывали боль и страдания, а левое оторванное крыло лежало у подножия памятника. На табличке было написано: «Вечная память главе Гильдии охранителей Протектиусу. Великому ангелу — великие деяния».

— Нет, — Кариэф замедлил шаг, присмотревшись к статуе. Он давно перестал замечать её и сейчас удивлённо рассматривал как нечто совершенно незнакомое. — Протектиус погиб незадолго до моей инициации. Говорят, был настолько силён, что одновременно охоронял сотни тысяч людей, и, даже став серебрянокрылым трибуном и главой Гильдии, ходил в вахты. Правда, после его смерти это запретили.

— Вот видишь, дружище! Ты так самозабвенно впахиваешь в срединных мирах, но есть ли в этом смысл? Тебе даже памятника такого не поставят.

— Мне он и не нужен.

— Все так говорят, — Табрис примирительно махнул рукой. — К смотрителю Януарию, а потом перекусим?

— Давай, — Кариэф потянул ручку двери и зашёл в здание.

Охранители кивнули меднокрылым протектатам, стоящим на входе, и показали ленты смирения с печатями на крыльях. Эти хотя бы узнали их после двухлетнего отсутствия и не стали останавливать почём зря.

— Предлагаю смыть с себя пыль бездны и зависнуть в «Дарах Небес», там должно быть много наших. Послушаем баек, посплетничаем, а завтра к лекарям. Я уже говорил, что соскучился по женскому теплу?

— Бабник, — Кариэф усмехнулся, глянув на ленту смирения товарища. — Как ты умудряешься на Небесах без использования веры уламывать прислужниц? Им же настрого запрещена близость с ангелами под страхом увольнения и изгнания из Цитадели.

— Исключительно обаяние, — загадочно ответил Табрис.

— Вряд ли, — Кариэф первым спустился в подвал по винтовой, кованой лестнице и постучался в окошко, затянутое металлической сеткой. Оно открылось, и из него показалось лицо старого оловокрылого квестора, смотрителя Януария. Он дружелюбно помахал рукой:

— Не воссиять тебе, Кариэф.

— И тебе не воссиять.

— Опаздываешь. Я решил, что ты остался на следующую вахту.

— Такой подвиг мне уже не под силу, Януарий, — охранитель немного улыбнулся. — Теперь мне, как и всем, надо основательно подлечиться перед новым заходом.

— Ничего, медикусы быстро приведут тебя в порядок, будешь как новенький. Снимут с тебя все болячки, от которых ты охоронил своих детишек.

— Да, наберусь сил и опять работать. Через денёк, думаю, попрошусь на следующую вахту.

— Кто там с тобой? — квестор-смотритель прищурился и поднёс лицо ближе к окошку, прижавшись щекой к металлической сетке.

— Это Табрис, хрыч слепой. Купи себе очки, наконец-то, я тебе готов даже линзы с Земли привезти.

— Затычку себе в рот привези, — рассмеялся старик Януарий. — Табрис, у тебя всё такой же длинный язык и дырявый рот. Не пудри голову, сдаёшь вахту или будешь дальше трепаться?

— А я что? Вообще стоял и молчал. Два слова вставил, и сразу «трепаться».

Говорливый охранитель обиженно отцепил от поясного ремня меч с ножнами и просунул его Януарию, затем высыпал из карманов туники в специальную выемку горсть чёрных отполированных камешков.

— Рапорт писать надо? — спросил квестор-смотритель.

— Нет, происшествий не было: в схватки не вступал, падших не встречал, инструкции не нарушал.

Януарий достал из ножен полученный меч, сломав печать меднокрылых, и внимательно осмотрел. Тот горел ровным, жёлтым цветом без единого тёмного вкрапления:

— Вижу. Что по подопечным? Всё записал? — старик Януарий взвесил чёрные камешки в руке, пересчитал их и приложил по очереди к правому виску.

— Всё как на духу, — ответил Табрис. — Ничего не скрывал.

— Это уж мне решать. Как-то маловато. Какой коэффициент охоронения?

— Чуть меньше 95%, один смертельный случай, — нехотя произнёс Табрис и посмотрел на Кариэфа.

Тот осуждающе помотал головой.

— Кто из подопечных? — спросил квестор-смотритель.

— Девочка Сабрина Гонг шести лет. Я ничего не мог сделать — врождённая болезнь. Она и так пережила отведённое ей время на два года.

— Слабовато, — подытожил старик Януарий, перекладывая камешки в специальный мешочек, исписанный ангельскими письменами. — На грани разрешённого предела.

— Что ты хотел? Я с детьми восьмой категории давно не работал.

— Бери пример с товарища, — пристыдил его квестор-смотритель. — Он ведёт пятикратную норму, а когда-то брал даже десятикратную.

— Так это Кариэф. Куда мне до него, — пробубнел Табрис.

— Ладно, — махнул рукой старик Януарий, достал деревянный ящик из кипариса, наклеил на него бумажку с личным номером охранителя и сложил полученные вещи. — Слепки памяти потом передам архивариусу Булатону, он вас сегодня уже не дождался.

— Спасибо.

— Розыгрыш вахтенной лотереи будет послезавтра ближе к полудню. Но с твоими результатами посев у тебя будет не очень. Готовься опять к детям восьмой категории, — квестор-смотритель вытащил из-под стола большой журнал и открыл на последней заполненной странице.

— Уже понял. Мне бы взрослых третьей или четвёртой категории, стариков даже не прошу. Может, договоримся?

— И не мечтай, — отрезал старик Януарий, с хлопком закрыл журнал и спрятал обратно под стол.

— Что у тебя, Кариэф? Всё чисто?

— Нет.

Кариэф отцепил от поясного ремня поскуливающего в ножнах Барона и передал его через ячейку в металлической сетке.

— Тринадцатый меня подери! — Табрис сел на каменный пол и обхватил колени руками. — Опять тебя ждать целую вечность. Януарий, ты бы хоть стульчики какие поставил, охранителям неудобно.

— Тут не зал ожидания.

— Я тебя не держу, сходи пока отдохни, а через час-другой встретимся в таверне, — предложил Кариэф. — Лады?

— Хорошо.

Табрис быстро рванул вверх по винтовой лестнице и исчез из виду.

05

— Кто? — Януарий вынул меч-фамильяр из ножен, небрежно сломав печать меднокрылого.

— Два архипадших: искуситель и затейник, — спокойно ответил Кариэф.

На сияющем верой оружии охранителя были чётко видны пятна чёрно-угольного цвета. Они плавно перемещались по лезвию, как будто плавая в потоках ярко-жёлтого огня.

— Охранители не должны отвлекаться на падших. У вас своя, более важная миссия — охоронение людей. Ты должен был вызвать для зачистки железнокрылых архангелов. Так положено, ибо это истинно.

Квестор-смотритель достал матовый шар и ловко пересадил на него пятна с меча-фамильяра. Они какое-то время бегали по поверхности, но потом замерли и провалились внутрь. Раздался негромкий хлопок.

— Архипадшие пытались навредить моему подопечному.

— Ты действовал по инструкции?

— Конечно, — Кариэф бросил через металлическую сетку чёрный камешек. — Предъявил обвинения, предложил отречься от Пекла и добровольно сдаться.

— А они? — формально продолжал расспрос старик Януарий. В этом не было нужды — он уже увидел весь инцидент, приложив камешек к виску.

— Отказались.

— Что было потом?

— Искуситель влез в полицейского и стал в меня стрелять, а затейник начал бросаться машинами и кусками асфальта. Я их уничтожил, других жертв нет.

— Что с человеком, которым овладел искуситель?

— Чисто, — нервно бросил Кариэф.

— Ты не сдал его конквизиторам?

— Нет, не сдал.

— Но ты должен был это сделать, — квестор-смотритель осуждающее помотал головой. — Если искуситель смог влезть в полицейского, значит, в нём жила скверна. Так гласит Свод законов Небес.

— Ты же знаешь, что это полный бред. Поступки и мысли людей никак не влияют на возможность захвата контроля над ними. Значение имеет только гаввах падшего и природная сопротивляемость жертвы.

— Наши законы говорят об обратном.

— Это ты будешь втирать молодым стажёрам, только что получившим крылья. Я видел слишком много и давно в это не верю… Как и ты.

— Ладно, — махнул рукой Януарий и просунул чистый лист с гербом Гильдии охранителей. — Пиши рапорт, я приложу к слепку памяти. Тебе повезло, что архонтам сейчас не до таких разборок.

— Что же случилось в Цитадели?

— Ты точно хочешь это знать? — тихо спросил оловокрылый квестор, раскладывая в деревянном ящике из кипариса камешки и очищенный меч.

Коэффициент охоронения он проверять не стал, и так было понятно, что он запредельно высок. По-другому Кариэф не мог и не умел работать.

— Да. И, пожалуйста, не клади мой меч в ящик, ему это не нравится. Повесь, как обычно, в общем зале хранилища. Дружище, не грусти, я тебя скоро заберу.

Последние слова уже предназначались Барону.

— Хорошо, — старик Януарий взял многозначительную паузу. Потом неспешно достал журнал, записал охранителя на следующую вахту к детям восьмой категории:

— Сколько писать?

— Столько же как в этот раз. Пятикратную норму.

— Точно потянешь, да ещё восьмой категории?

— Да, — для подтверждения своих слов Кариэф утвердительно кивнул головой.

— Записал, вахта начинается через три дня, полетишь в столицу Бангладеша, Дакку, — квестор-смотритель громко хлопнул журналом и спрятал под стол.

— Так что случилось? — начал задавать вопрос охранитель, но резко остановился.

Старик Януарий приложил палец к губам и громко сказал:

— Стой и пиши рапорт, а я пока занесу на склад твои и Табриса вещички.

Дверь наверху и окошко, затянутое металлической сеткой, закрылись кипарисовыми ставнями. В подвале исчез последний свет.

Спустя пару мгновений квестор-смотритель появился за спиной Кариэфа, взял за руку и подвёл к винтовой лестнице. Там достал связку ключей и с третьей попытки подобрал верный — в стене открылся узкий проход.

Это оказалась маленькая коморка. На стенах висели клинки от старых мечей охранителей, светящиеся ровным, слегка приглушённым светом.

— Не бойся, тут безопасно. Я здесь отдыхаю, когда мне надоедает копаться в хранилище, — Януарий закрыл за собой дверь и уселся на деревянный лежак. — Садись, поговорим без лишних крыльев.

— Зачем прятаться? — удивился Кариэф.

— Лишние меры предосторожности не помешают — ониксовокрылые конквизиторы зверствуют, обвинения в скверне сыплются направо и налево. Такого не было со времён изгнания Тринадцатого в Пекло. За сплетни хватают без раздумья. Мне крылья и металл на них пока ещё дороги, хотя перьев в них почти не осталось. Но тебе я доверяю, поэтому расскажу.

Видно было, что Януарий давно искал благодарного, а главное, надёжного слушателя.

— Вчера на Цитадель напало около трёх сотен архипадших из личной гвардии главнокомандующего Белиала под предводительством самой Елизары.

— Они смогли прорваться? — задумчиво спросил Кариэф.

— Нет. Эти стены пережили и не такое, чтобы так легко сдаться. Как сейчас поговаривают, это было отвлекающим манёвром. Кто-то из падших, пока все были заняты обороной, тайком пробрался в Шёлковый квартал и устроил подрыв.

— Кто?

— Неизвестно, но выжить он не смог. Это билет в один конец. Погибла куча ангелов, Пистис тоже больше нет. Её дом был в самом центре, — квестор-смотритель на мгновение замолк, прислушиваясь, но потом расслабился. — Показалось, что кто-то стучался.

— Новую ещё не инициировали? — спросил Кариэф.

— Пока нет. Бесконтрольные потоки веры скоро начнут творить беды в наших срединных мирах. В Цитадели объявлен комендантский час, больше похожий на военное положение. Почти всем легионам поступил приказ вернуться в расположение Небес и быть готовыми ко всему.

— Война?

— Не знаю. Такое оскорбление никто не забудет. Пророчество последнего Оракула гласит, что после этого останемся либо мы, либо падшие, либо никто.

— А что с охранителями?

— Ничего. Работаете как и работали, — махнул рукой Януарий. — Людям не должно быть никакого дела до этих проблем. Кстати, ещё назначили нового главу вашей Гильдии. Он уже наводит свои порядки, но рядовых охранителей не трогает. Должен же кто-то работать?

— Где наш старый, Денираль?

— Не знаю, но его дом на Радужной улице под охраной меднокрылых. Ладно, — спохватился квестор-смотритель. — Тебе уже пора.

— Пока, Януарий, — Кариэф встал и пожал ему руку. — Спасибо за новости. Пускай они и не самые приятные.

— Удачи тебе, держи на всякий случай. Наступают смутные времена.

Старик снял со стены обломок клинка от старого меча, завернул его в тряпку, которую взял на лежаке, и протянул охранителю.

— На Перинасии найдёшь кузнеца Сварога, скажешь, что от меня — он выкует хороший кинжал, будешь носить с собой. Обещай, что слетаешь.

— В мире язычей ангелам, мягко говоря, не рады.

— Пообещай! — немного повысил голос старик Януарий.

— Хорошо, обещаю, но зачем?

— Пригодится. Я знаю про твои тёмные делишки.

— О чём ты? — Кариэф непроизвольно дёрнулся, но быстро взял себя в руки и смог сыграть почти настоящее удивление.

— Не хочешь — не признавайся. Вот тебе ключ от Перинасия, — квестор-смотритель достал из кармана туники маленького деревянного идола. — Я не самый умный и наблюдательный квестор, но всё понял, просматривая твои камешки. Значит, это смогут сделать и другие.

06

— Внимание, внимание! Мы проснулись! — в родительской спальне пробасил отчим Валера. — Снаряд на водородной тяге несётся к вам!

В Варину комнату вихрем, стуча босыми ножками, влетел Сёмка в одних трусах и с повязкой на голове, врезавшись в Свету.

— Привет! — прокричал он жизнерадостно.

— Даров, мелкий.

Варя мельком взглянула на сознание ребёнка, в котором жило чудовище, родившееся из безобидных на первый взгляд тучек. Очень агрессивное и неумолимо растущее.

Рак. Она пыталась избавиться от него всеми мыслимыми и немыслимыми способами, но ничего не смогла сделать. Более того, почувствовав силу, он пару дней назад больно укусил её, что до сих пор побаливает голова.

Девушка и сейчас захотела прикоснуться к сознанию братишки, помочь, поддержать, но побоялась. Поэтому просто усадила к себе на колени и погладила по раскуроченной операцией голове.

— Шрамы украшают мальчиков, так папа сказал. Я же стал красивым? Правда? — спросил Сёмка, коверкая половину букв алфавита.

— Очень красивым, самым красивым на свете, — мама обняла обоих своих детей.

В том, что происходит, Варя винила только себя одну, потому что именно она заставила завести второго ребёнка. Собрала денег на ЭКО — ведь сама маман была немолода, ей стукнуло тридцать пять лет. Потом помогала планировать беременность.

Девушка хотела братика или сестричку не только из-за любви к детям, но и чисто из меркантильных соображений. Уже тогда она прекрасно понимала, что только совместным ребёнком получится окончательно привязать к семье Валеру. Ведь как бы у него ни были прочищены мозги, как бы он по-настоящему ни любил Свету и приёмную дочь, но они всё равно оставались ему чужими.

— Я голодный! — немного подумав, произнёс Сёмка.

— Пойдём, сына, будем кушать. Я тебя занесу, врачи сказали поменьше ходить, — маман взяла его на руки и вышла из комнаты. — Варя, присоединяйся.

— Хорошо, — девушка посмотрела на смартфон. — У меня ещё час до школы, надо за компом посидеть, реферат по истории Беларуси дописать. Великое Княжество Литовское, Речь Посполита и всё такое. Короче, полный зашквар.

Она нажала кнопку на системнике, дождалась запуска винды, загрузила браузер и включила музыку. В небольших колонках тихо заиграла песня Воины света Ляписа Трубецкого:

Воины света! Воины добра!

Охраняют лето, бьются до утра.

Воины добра! Воины света!

Джа Растафарай бьются до рассвета.

Варя попробовала найти в интернете хоть что-то отдалённо похожее на татуху увиденного вчера ангела. Какие-то отдельные элементы попадались, но целиком картинка не складывалась. Она прикрыла глаза, вспоминая узор: огромные, детализированные крылья на всю спину, кончики которых опоясывали бока и выходили на живот. Там ещё точно были символы, но только они плохо вспоминались, один вроде смахивал на кривую «О», второй, как подсказал поисковик, был очень похож на каракули из манускрипта Войнича.

Рука щёлкнула по мышке, переходя по ссылке. Девушка почти вплотную подсунулась к монитору, но так толком ничего и не разобрала. Изображения страниц манускрипта завораживали, плыли перед глазами и пытались складываться в нечто знакомое. Казалось, вот-вот и она поймёт их смысл.

— «Агонь»! Хочу такую татуху! — безапелляционно заявила она сама себе, отправляя фотографии из древней книги на смартфон и почти безотрывно рассматривая их.

— Привет, подруга. Как ты? Собираешься в школу? — в комнату заглянул отчим, выводя её из задумчивости. — В компе копаешься? Что у тебя там такое? Татуировки новые собралась делать? Старые уже надоели?

— Всё нормуль, Валер. Просто пикчи смотрю, — она свернула браузер, на полном автомате, почти не задумываясь и не прилагая усилий, коснулась сознания мужчины и переключила его внимание на маман.

— Света, ты кофе нашла? — крикнул отчим. — Я точно помню, что клал его в такой синий пакет с цветочком. Или будем завтракать всухомятку?

Он пошлёпал на кухню, заразившись желанием выпить горячего, бодрящего напитка.

— Вначале умойся, а потом и кофе, и твоя любимая овсянка. Будешь её лопать вместе с Семёном одной ложкой по очереди. Из столовых приборов больше ничего не нашла.

Из кухни раздался заливистый смех братика, который прервал десятиэтажный мат соседа и сильный удар чем-то тяжёлым.

— Мам, это откуда? — громко спросила Варя, опять отвлёкшись от манускрипта Войнича.

— Мне кажется, что из квартиры напротив. У нас кухни через стенку.

— Ясно, — ответила девушка, уже переодеваясь в комнате. Она скинула тонкую, хлопчатую пижаму, оставшись в одних трусиках, и одела халат. Очень маленький и практически ничего не скрывающий. Затем вышла в общий тамбур, подошла к квартире соседей и требовательно нажала на звонок, ещё и постучав для убедительности кулаком.

Раздался звук прокручиваемого замка, и дверь открылась.

— Здравствуйте, — невинно моргая глазами, Варя сложила руки за спиной. Халатик, больше ничем не удерживаемый, распахнулся и обнажил её грудь.

Смотреть, правда, там было особо не на что, максимум первый размер, даже лифон не нужен. Хотя в целом она выглядела очень даже секси: стройная, немного угловатая, плоский, сексуальный животик, маленькие плечи, невысокий рост и несколько интересных, притягивающих взгляд татух: на плече, шее и икрах.

Старый, лысый пенс (ему, наверное, под палтос, не меньше) застыл как вкопанный и только изредка моргал глазами.

Ввести человека в стрессовое, непривычное ему состояние, вытянуть из зоны комфорта — лучший способ пробить защиту и взять сознание под контроль.

Она перепробовала многое: грубить, хамить, издеваться, орать, угрожать, плакать, выть, рыдать, кидаться с кулаками, вызывающе одеваться. Но буквально год назад, повзрослев и увидев, что может возбуждать желание, поняла, что лучший способ — резкое, прилюдное, сексуальное возбуждение. Неловкое и заметное остальным. Кровь отливает от головы и притекает между ног.

Имея возможность залезть почти в любую голову, она не питала иллюзий о чистоте людских мыслей. О сексе думают все: непристойные фантазии посещают не только мужчин и подростков, но и вполне себе солидных и респектабельных дам.

— Я ваша новая соседка Варя. Мы будем часто видеться, — она особо подчеркнула последнее слово, касаясь указательным пальцем его плеча.

— Здравствуйте, — промямлил сосед, пожирая её глазами.

— А вас как зовут?

— Александр, — ответил тот. — Владимирович.

Есть контакт! Варя подцепила бурлящие эмоции соседа, прорвала защиту (надо отдать должное — её почти не было) и коснулась сознания.

— Можно, вы больше не будете так шуметь и кричать? У меня маленький братик. Ему нужен покой, он у нас болеет.

Чем ты там в своей никчёмной жизни пенса увлекаешься? Шахматами. Вот это сюрприз. А жену ты любишь? Любишь, но дико ревнуешь, потому и устаиваешь скандалы.

Когда Варя была ребёнком, то порой доводила до безумия раздражающих соседей. Но потом оказалось, что проще и надёжнее успокоить, сделав их счастливыми.

— Лена! — крикнул лысый сосед Александр вглубь квартиры, когда Варя провела правой ладошкой по его покрасневшей щеке, вытянув из грязных глубин сознания любовь к жене, притушив пожар ревности и заодно поставив небольшую кодировку от алкоголя. — Ты не помнишь, куда я шахматы кинул? Составишь компанию?

— Отлично! — девушка запахнула халатик, когда перед её носом закрылась чужая дверь. — Теперь можно и в школу.

07

Кариэф перешёл в соседнее здание общежития Гильдии охранителей, получил личные вещи в камере хранения и ключ от комнаты и поднялся на свой этаж. Это, конечно же, оказалась угловая коморка с окнами-бойницами. Он положил странный подарок на кровать и уставился на него, задумавшись:

— Что мне с тобой делать?

Тускло светящийся обломок клинка молчал. Он уже давно не был мечом и не мог ответить. Безнадёжно мёртв, но всё ещё опасен в искусных руках.

Охранитель отломал ножку стула, разрезал её вдоль и приложил к основанию клинка, затем плотно обмотал тканью. Получилась временная рукоять.

Пора было идти в таверну, где ждал Табрис. Кариэф залез в прохладный, освежающий душ, вымыл длинные волосы и вычистил металлической щёткой крылья от пыли бездны. В сложившейся ситуации грязные, серые перья привлекали ненужное внимание и делали его слегка похожим на отступника. Перед выходом он переоделся, сменив земную человеческую одежду на обычную ангельскую тунику.

В таверне «Дары Небес» было шумно и весело, несмотря на комендантский час и произошедшее с Пистис несчастье. Правда, веселились и пили, в основном, только охранители, вернувшиеся с вахты. За дальним левым столиком двое из них боролись на руках, аккуратно придерживая свободными руками ленты смирения, чтобы случайно не сорвать с крыльев.

Среди ангелов, что было непривычно и странно, кое-где попадались небесники, которых пустили в Цитадель для застройки разрушенного Шёлкового квартала. Они отдыхали после тяжёлого рабочего дня. Некоторые из них умудрились попробовать амброзии, а теперь совершали тщетные попытки вернуть контроль над телом. Охранители устроили целый тотализатор, делая ставки на то, кто первый из них сможет выговорить: «Я упился».

Табрис нашёлся за барной стойкой, где умиротворённо посапывал, лёжа на руках и укрывшись связанными лентой смирения крыльями.

— Это ты, дружище, — сонно протянул он, слегка открыв глаза. — А я уже того. Тю-тю. И за себя выпил, и за тебя.

— Вижу. Дрыхнешь?

— Имею право. Я очень мало спал эти два года. Хотя, кому я рассказываю.

Кариэф махнул прислужнику и попросил сразу три стопки амброзии, которые выпил одну за другой. Закусывать он не привык.

— Я тебя ждал-ждал, а ты всё не шёл и не шёл, — умиротворённо бухтел под боком Табрис. — Я набрался уже. Ты не обижайся, люблю я тебя, дружище. Кто заставлял поз.. пользоваться мечом на Земле? Никто. Сам виноват. Рапорт написал?

— Угу, ничего сложного, — Кариэф попросил ещё две стопки.

По телу разливалось приятное тепло, и требовалась добавка для закрепления успеха.

— Тебе не привыкать. Ты хоть раз вернулся с вахты чистым?

— Было один раз, но давно.

— Во-о-о-о-о-о-т, — нравоучительно сказал Табрис, погрозив товарищу пальцем. — А я за сотню лет только три раза воспользовался мечом. Зачем ты всё время лезешь в неприятности?

— Так получается, — не стал вдаваться в разъяснения Кариэф и переключил внимание поддатого товарища на другую тему. — Узнал, что в Цитадели произошло?

— Все какие-то шуганные — слова лишнего не допросишься. Конквизиторов больше падших боятся. Но я кое-что выведал. Правда это или нет, не знаю. С этими бесконечными вахтами просто невозможно обжиться на Небесах, а потому и не знаешь, где правда, а где откровенная ложь. Печально, дружище, — всхлипнул Табрис.

— Напали падшие. Один из них тайно пролез в Цитадель и взорвал Шёлковый квартал вместе с Пистис.

— Ты откуда знаешь? — Табрис оторвал голову от барной стойки и вгляделся в товарища. — А, тебе этот хрыч Януарий донёс.

— Да.

— А он сказал тебе, что взрыв устроил не падший?

— Тогда кто? — не понял Кариэф.

— Ты можешь поверить, что меднокрылые и ониксовокрылые не учуяли скверну?

— Нет.

— Вот и я не могу. Скорее всего, тут замешан отступник. Ангел, один из нас! Уверен, отсюда и такая паника у тыквоголовых, — голова Табриса опять упала на барную стойку.

— Не кричи так громко, — попросил Кариэф, вспомнив какие меры предосторожности предпринимал Януарий.

— Тю-ю-ю-ю, — набравшийся товарищ приложил палец ко рту. — Ещё у нас целый новый трибун, будет командовать нашей Гильдией и легионами охранителей.

— Кто?

— Из титанокрылых преторианцев. Был примипилом когорты Цепных псов. Полностью безбашенные парни, хуже них только отмороженные конквизиторы.

— Я за свою бытность ангелом видел и хуже начальников. Притрёмся, на вахтах мы от них далеко.

В таверну вошли меднокрылые протектаты в сопровождении белокрылого, который рукой указал на мирно воркующую пару охранителей. В полной тишине, под аккомпанемент лязга своих крыльев они подошли к барной стойке.

Табрис печально протянул:

— Вот и дотрынделся. Плакали мои белые пёрышки, дружище.

Кариэф напрягся, одной рукой залез за пазуху, где лежал самодельный кинжал, а другой — схватился за ленту смирения, готовясь сорвать её и войти в транс, если понадобится спасать болтливого товарища.

— Я центурион Дарий. Кто из вас Кариэф? — заговоривший меднокрылый в шлеме с белым перьевым гребнем не соизволил поздороваться.

Табрис икнул, а Кариэф расслабившись, положил руки на стойку:

— Я. В чем дело?

— Фариха велел сопроводить вас к нему как можно скорее, — центурион сглотнул. — Со всем уважением.

— Кто такой Фариха? — удивлённо спросил Кариэф.

— Он твой начальник, невежда! — рявкнул другой меднокрылый, но Дарий его остановил:

— Многоуважаемый Фариха назначен Советом Двенадцати на должность главы Гильдии охранителей и трибуна всех её легионов. Следуйте за нами.

Табрис грустно крикнул в спину уводимому товарищу:

— Держись, дружище. Я помолюсь за тебя… Завтра, как протрезвею.

08

Архидемоница Елизара грациозно приземлилась на крышу самого высокого 123-хэтажного небоскрёба Декарабиа в районе Тартар-сити и отряхнулась от прилипшей в полёте гари.

С 555-метровой высоты открывался потрясающий вид на Пекло. Далеко на юге за Асфодельскими Лугами, окружающими город Тартар, жил своей неспокойной жизнью тысячелетний вулкан Танатос, разбрасывая вулканический пепел и заливая реку Флегетон потоками бушующей, коптящей лавы.

Внизу похожие на беспокойных букашек проносились автомобили обычных жителей-демонов, превращаясь в завораживающий танец белых и красных огней, а между небоскрёбами летали гражданские, полицейские и военные вертолёты, жужжа как стрекозы.

На северной окраине города горел яркими огнями небольшой островок Пентос с Вратами в бездну. Этот безжизненный кусок суши, омываемый со всех сторон Стиксом, соединялся с тремя основными островами паутиной переливающихся всеми цветами радуги мостов.

Когда-то один Харон справлялся с транспортировкой всего и вся, а сейчас мегаполис задыхался в пробках из-за нехватки пропускной способности, и мэр лично дал команду строить ещё пять подвесных мостов. Их пока несуразные, незавершённые профили огрызками торчали на берегах реки.

На самом старом и обжитом острове под названием Пирифлегетон, ближе всего расположенном к Вратам, размещался промышленный район, где коптили десятки предприятий, заводов и фабрик, усугубляя и без того не самую радужную ситуацию с экологией в Пекле.

Второй район Эреб возник несколько сотен лет назад на месте древней горы, которую постепенно разобрали по камушкам и пустили на строительство. Он гостеприимно пустил к себе основную массу жителей Тартара, превратившись в некое подобие спального района. Невысокие, в основном, четырёхэтажные разноцветные домики притягивали взгляд своим теплом и уютом.

Третьим, самым молодым и быстро растущим районом был Тартар-Сити. Рукотворный остров, на котором он стоял, появился буквально вчера из грязных вод Стикса между двумя другими районами и стал грандиозным памятником человеческому гению и демоническому финансированию. Его стеклянные небоскрёбы взлетели вверх на сотни метров, почти упираясь в свод нижнего мира, где воздух был намного чище и безопаснее.

Пекло называли царством мёртвых, ведь обычный человек не мог прожить здесь и пары лет, умирая мучительной смертью от смога и гари, а вечно покрытые пеплом вулкана Танатос демоны снились людям в ночных кошмарах. Но времена меняются, жители Тартара ценой многих жизней и потерянного здоровья смогли подчинить себе и преобразить даже такой гиблый, пропащий мир. Раем он пока не стал, но и адом уже не был.

Рядом пронёсся незнакомый архидемон, громко извиняясь и сверкая белоснежными зубами. Плюсов у демона, а особенно у архидемона, огромное количество. Первый и самый главный — здоровье. Елизара с ужасом вспоминала своё земное существование, которое нельзя было назвать жизнью. Сотни, если не тысячи болезней, а умереть можно от случайной заразы.

Но вот что у неё так и не получилось сделать даже с учётом врождённых способностей к мороку, так это такие белые, ослепительно сверкающие зубы. Елизара завистливо вздохнула. Но нельзя предаваться унынию, ведь сегодня её день. Она взлетела и немного покружилась над небоскрёбом, собираясь с мыслями.

Весь вчерашний вечер архидемоница провела в барбершопе, где привела в порядок свою причёску и наконец-то целиком покрасила крылья. Теперь они были настоящего чёрного, эбонитового цвета как у Белиала. Правда, этот древний архидемон для этого не прилагал никаких усилий — его крылья за тысячу лет обитания в Пекле сами стали такими.

Елизаре можно было и не заморачиваться со всем этим, ведь благодаря своим способностям к мороку она могла добиться любого желаемого внешнего вида. Но все эти муки того стоили, ведь почему-то именно сегодня ей хотелось быть для Азазеля настоящей. Тот самой Елизарой, которая предстала перед его глазами в 1638 году.

Повторно приземлившись на крышу небоскрёба Декарабиа, она вызвала лифт и нажала кнопку 115-го этажа, где располагался и офис, и апартаменты дьявола.

— Вау! Ты само очарование! — Азазель встретил архидемоницу и восхищённо развёл руками, присматриваясь к ней и одновременно обнимая.

За его спиной троица расстроенных детей с марлевыми масками на лице собрала настольные игры с ковролина и направилась в свою комнату:

— Заза, мы к себе. Хорошо? — спросил короткостриженый мальчик.

— Хорошо, Без. Я скоро присоединюсь, — ответил ему дьявол.

Азазель был невысокого роста, не более чем метр семьдесят, худосочный, стройный, бескрылый, с выбритыми висками и большой гулькой волос на макушке. В простых, слегка потёртых джинсах с подворотами, чёрно-белых классических кедах-конверсах и белой майке с надписью «На Небесах хорошо, но в Пекле знакомых больше». Его большие, васильковые глаза светились задором, а идеальные пропорции лица казались ненатуральными, даже немного отталкивающими.

— На мне ни капли морока, — довольно произнесла Елизара. — Сегодня всё естественное.

— Если это для меня, — дьявол сделал многозначительную паузу. — То я безумно польщён.

— Не обольщайся, для всех.

— Я и не замечал, какие у тебя красивые голубые глаза. Просто прелесть! Где твой хлыст? Непривычно видеть тебя без Андромалии.

— Оставила у себя в офисе. Новая майка? — архидемоница ткнула пальцем ему в грудь. На своих туфлях-шпильках она была значительно выше собеседника, но как-то так получалось, что смотрела на него снизу вверх.

— Это Мара креативит на рисовании, а мне приходится отдуваться. Отоспалась после вчерашнего? — он подошёл к бару и открыл шкафчик. — Что будешь?

— Шато Марго тысяча семьсот восемьдесят седьмого.

Он поводил пальцем по бутылкам и подхватил одну их них:

— Зачем тебе этот уксус?

— Хочу проверить, насколько тебе не жалко, — архидемоница внимательно следила за движениями дьявола.

— Деньги для меня пыль.

— Я не про деньги, а про эту бутылку.

— Теперь понял, — сказал Азазель, разыскивая штопор. — Это же подарок Лилит. Верно?

— Она была тебя недостойна.

— Это само собой, — он открыл выдвижной ящик и победоносно воскликнул. — Вот ты где, попался!

Елизара скинула туфли, прошлась босиком по ворсистому полу и с комфортом расположилась, сложив крылья, на одном из больших диванов, расставленных вдоль панорамных окон с видом на Тартар.

— Ты не против?

— Нет, конечно, — он перелил вино в декантер, отслеживая пигментационный осадок, подступающий к горлышку.

— А где твои сотрудники? На этаже пусто.

Азазель немного обождал в молчаливой неловкой паузе, осторожно перелил вино в бокалы, оставив на дне декантера осадок, попавший из бутылки.

— Хотела и их поразить своим внешним видом?

— Почему бы и нет? Я это заслуживаю, — кокетливо ответила архидемоница.

— Дал выходной, вечером стартует мобилизация, завтра начинаются тренировки по эвакуации в убежища, а всех гражданских, кто не засвечен перед ангелами, небольшими группами отправим на Землю.

— Ты сместил сроки на сутки?

— Да, вчерашняя операция оказалась слишком успешной, что даже самому не верится. Поэтому уверен, события будут развиваться очень быстро. Быстрее, чем мы предположили в самом начале. Мы загоняем Небеса в угол, и они будут действовать: огрызаться и нападать.

— Мне нужно больше демонов. Мои аналитики не справляются с нагрузкой.

— Я не виночерпий, поэтому высокое качество подачи напитка не гарантирую, — Азазель никак не отреагировал на просьбу, плюхнулся на диван в нескромной близости от архидемоницы и протянул ей бокал с красным вином. — Оно замечательно подходит к твоему платью.

— Спасибо.

— Кстати, тебе пришло поздравление от избранного мэра Тартара, — он достал из заднего кармана небольшую помятую открытку.

— Выборы уже закончились?

— Вчера.

— В суматохе забыла посмотреть результаты.

— У тебя была очень важная суматоха, — Азазель поднял бокал. — За тебя и наш общий успех.

— За нас! — Елизара сделала небольшой глоток. — Дрянь, берёзовый сок лучше.

— Ну, ты и сравнила! — он поперхнулся, облившись вином, и отставил бокал на журнальный столик. — Мара расстроится из-за майки, она её с такой любовью разрисовывала.

— Кто победил на выборах?

— Маммон.

— Опять? — удивилась архидемоница. — Он явно продал тебе душу. Я голосовала за Астарота.

— Я тоже, — улыбнулся дьявол. — Но что поделать, горожане любят Маммона. Сегодня после обеда — инаугурация, а сразу после неё начнётся мобилизация.

— Для нас он не самый лучший вариант.

— Посмотрим. Маммон очень влиятельный демон, великолепный хозяйственник, чуткий политик и хороший руководитель, правда, местами резковатый. Я уверен, он справится.

Азазель потянулся, немного зевнул, отставил бокал, положил ноги на журнальный столик и взял в руки планшет:

— Ладно, поболтали обо всём и ни о чём. Теперь давай по делу.

— Как ты уже прекрасно знаешь, объект захвачен, — Елизара тоже отставила бокал и стала докладывать. — Она сейчас в твоём бункере на минус пятом этаже, максимально экранирована. Денираль вместе с Белиалом пытаются её завербовать.

— Моё уважение. Ты из этого бывшего трибуна и главы Гильдии охранителей верёвки вьёшь. До сих пор не могу понять, как ты убедила его предать Небеса, помочь нам и стать отступником.

— Мелочи, — польщённо ответила Елизара.

— Что ещё?

— Помог эффект неожиданности, нас никто не ждал. Убито больше трёхсот ангелов и несколько сотен стражников-небесников. В твоей справке каталогизированы и перечислены все захваченные ожерелья, крылья и оружие. К сожалению, в горячке боя часть не успели вынести.

— Ожерелий меньше, чем убитых ангелов?

Азазель параллельно изучал письменные доклады участников операции и просматривал видеоотчёты.

— Да, некоторые ангелы успели воссиять. Мы потратили на операцию почти весь запас ключей к Небесам, осталось несколько резервных. Но я передала все захваченные ожерелья директору Гамигину. Он обещал, что быстро расплетёт их на новом заводе и снимет жетоны-ключи.

— Я как раз собираюсь в ближайшее время побывать там вместе с Белиалом. Наши потери?

— Убито семьдесят восемь архидемонов, почти половина из них погибла из-за того, что они отстали в бездне и вышли из Врат, когда ангелы уже опустили защитный купол. Их безжалостно уничтожили как скот.

— Приемлемо, — подумав, ответил дьявол. — Но очень печально.

— Ещё восемнадцать архидемонов сошли с ума от потоков веры, не справившись с собой. Мы эвакуировали их, сейчас они проходят реабилитацию.

— Плохо, — отметил Азазель.

— Знаю. Я и Белиал отбирали их лично и недосмотрели. Это моя вина, — Елизара охотно взяла на себя огрехи операции.

— Теперь ход за Небесами. Они готовятся к ритуалу инициации новой владычицы веры, не будем их расстраивать раньше времени. Чем позже они это сделают, тем лучше для нас. Белиал работает над этим. На случай провала Денираля ты должна захватить хотя бы одного предвестника, пока архонты не избавились от них всех.

— Небеса пытаются совладать с потоками веры и дезорганизованы, надо начать охоту на них, — немного эмоционально воскликнула архидемоница, раскрыв крылья и поджав под себя ноги. — Атака на Цитадель показала, что мы больше ни в чём не уступаем ангелам, наше оружие и экипировка уже не слабое звено. Я уверена, что мы справимся, и тогда не нужен весь этот сложный план.

— Я хочу, чтобы мы победили, а не чтобы они проиграли. Последняя схватка должна пройти на наших условиях и на нашей территории. А как быть с охранителями? Люди ещё не готовы жить без них. Ты готова взять на себя все человеческие смерти? А это будут миллионы только в первые недели.

— Нет, — выдавила из себя Елизара.

— Ты же помнишь, что наша главная цель — это свободное человечество?

— Да.

— Я вижу, что ты со мной не согласна.

— Влез ко мне в голову?

— Этого не требуется, я просто слишком хорошо тебя знаю. Когда ты начинаешь отвечать односложно, у тебя внутри бушует вулкан. Поверь мне, всё получится. Я не даю тебе новых сотрудников, поскольку знаю, что ты посадишь их просчитывать свои варианты, а мне это не надо.

09

Азазель встал с дивана и подошёл к стеллажу у стены. Там дотянулся до предпоследней полки, взял небольшую стеклянную коробочку, вернулся назад и протянул Елизаре:

— Я хочу сделать тебе подарок.

Та коснулась вещицы, и дьявол с небольшим сожалением её отпустил, разжав руку.

— Что это? — спросила она.

— Очень ценный артефакт.

Архидемоница покрутила коробочку в руках, рассматривая содержимое:

— Это то, о чём я думаю?

— Даже боюсь предположить, о чём ты думаешь, — рассмеялся дьявол.

— Часть оружия архонтов из Совета Двенадцати?

— Это действительно было оружием Совета Двенадцати, только другого. В тот Совет входили Зевс, Посейдон, Аид, Гефест, Аполлон, Гермес, Арес, Гера, Афина, Деметра, Афродита и Артемида. Они самовлюблённо называли себя Олимпийскими богами, всесильными, величавыми.

— Это же их остатки архонты изгнали вначале с Олимпа, а потом и с Земли?

Азазель сел обратно к архидемонице и взял коробочку в руки, как будто не желая с ней расставаться:

— Да, сейчас они укрылись на Перинасии и стали называть себя язычами. Кусок металла под стеклом — часть двузубых вил Аида. Напоминание о том, что предательство всегда имеет цену.

Елизара пододвинулась к нему.

— Я хочу рассказать тебе поучительную историю. Как Прометей был предан олимпийцами, а именно Зевсом и Аидом.

— Боги убили бога. Всё прямо как у нас.

— Прометей был титаном. Но ты права, история идёт по спирали, раз за разом повторяя до боли знакомые сюжеты.

В глазах дьявола проскочила тьма. Архидемоница непроизвольно отстранилась.

— Зевс. Недалёкий, самовлюблённый идиот со вспыльчивым характером и короткой памятью. Он умел только безудержно пить, блудить и царствовать. Не править мудро и разумно, а именно царствовать собственным величием. Люди были мусором для него, простым источником анимы, маны, праны, ци, дэ, ре, ки, как её ни назови.

Азазель задумчиво сжал стеклянную коробочку, по её поверхности разбежались трещины:

— Зевс никогда не прислушивался к Прометею, к его разумным доводам и предложениям. А когда тот дерзнул помочь людям, избавился от непослушного титана.

— Я помню этот миф, он наказал его.

— Наказание, это когда ты нарушаешь закон, а Прометей спасал людей от мрака и тьмы.

— Он дал людям огонь.

— Огонь был метафорическим — титан обучил их искусству, науке, показал, как строить жилища, добывать металлы, обрабатывать землю, плавать на кораблях, подарил письменность и счёт, дал стремление познавать и преображать мир. Короче, создал людей такими, какие они есть.

— В мифе Зевс приковал его цепями к горе и обрёк на непрекращающиеся мучения. Верно?

— Ты права, это миф. Он красив и полон мудрости, пока не ты прикован к скале Кавказских гор. А в мифе говорится, как долго длилось это наказание?

— Не помню, — честно призналась архидемоница. — В моём человеческом детстве учёба у деревенской девочки была не на первом месте, а потом я особо не интересовалась.

— Триста долгих лет к Прометею прилетал орёл Зевса, его верный соратник и главный атрибут — трезубец. За три века титан познал настоящую боль, безудержное отчаяние и великую надежду.

Азазель всмотрелся в бесформенный кусок железяки под стеклом, будто пытался что-то разглядеть внутри:

— Орёл выклёвывал не только печень, а всё, что ему нравилось. Чаще всего он съедал сердце, реже мозг. А иногда забирал глаза, но, как бы издевательски это ни звучало, в эти моменты Прометей был ему даже благодарен. Это позволяло немного забыться и не видеть бездарное правление Олимпа.

— Это ужасная пытка. Даже Небеса неспособны на такое.

Азазель её не слышал, он как будто проживал все то, о чём рассказывал:

— Единственным товарищем для Прометея, самым близким и родным созданием на эти триста лет стала неказистая, дикая олива, растущая рядом. Он поддерживал в ней жизнь, вёл беседы, спорил, доказывал и любил. Дерево стало быстро расти и начало заботиться о своём хозяине: укрывало тенью в палящий зной, поило росой с листьев и кормило кислыми, но такими сочными и вкусными плодами.

— Так себе диета, — отметила Елизара.

— Титан передавал дереву всю свою аниму, которую не мог использовать из-за оков. Поэтому вскоре оно перестало быть просто оливой, а стало вместилищем его силы, стало Древом Жизни.

Азазель поскрёб пальцем трещину на стеклянной коробочке и прислушался к своим ощущениям:

— Сойдёт, только не доставай артефакт из-под стекла. Хорошо?

— Хорошо.

— Так вот, о чём это я. За эти триста лет человечество резко рвануло в развитии, расплодилось и стало приносить намного больше анимы и жертвоприношений на радость богам. В честь этого самодержец даже взял себе ещё одно имя — Юпитер. Он стал сильнее и решил проявить милосердие: убить Прометея и сделать из него легенду. В тот роковой день Зевс спустился на своём орле-трезубце, сияющий в лучах анимы и сверкающий молниями. Силен и велик как никогда. Из его уст лилась ложь, он торжествовал и был преисполнен великодушия. Орёл поравнялся с титаном и сбил клювом оковы с его левой руки, позволяя уйти из жизни достойно.

— Как я понимаю, тут будет неожиданный поворот в сюжете, — Елизара, внимательно слушая Азазеля, решила сделать пару глотков вина.

— Зевс просчитался. Целых три века Прометей готовился к этому моменту, ведь люди поклонялись не только самодержцу и верным ему богам Олимпа. Многие знали правду и верили в истинного благодетеля, а всю поступающую аниму титан передавал Древу Жизни, в котором её накопилось бездонное количество.

Дьявол немного с сожалением поставил стеклянную коробочку на журнальный столик, встал и подошёл к панорамному окну, стараясь не смотреть на архидемоницу.

— Прометей коснулся Древа Жизни, впитывая накопленную аниму, схватил орла за шею и в один щелчок сломал её, — левая рука Азазеля сжалась в кулак. — Затем он освободил свою вторую руку и подхватил мёртвое тело птицы с ничего не понимающим Зевсом. Лишившись своего трезубца, самодержец был жалок и слаб. Титан убил его быстро, оторвав голову. Но это не принесло ему радости или удовлетворения, только опустошение.

— А что с Аидом?

— Едва почувствовав смерть брата, бог царства мёртвых примчался на колеснице на Кавказские горы. Пышущий гневом и желанием мстить, он вызвал Прометея на честный бой. Но бой не мог быть честным. Титан впитал в себя всю силу Зевса и Древа Жизни, прирастил за плечами огромные крылья мёртвого орла, из оставшейся туши сделал пылающий огнём наконечник копья, а древко сплёл из веток оливы. В тот момент ему не было равных на Земле, и Аид это знал.

— Насколько я знаю, Аид жив и скрывается на Перинасии.

— Да, тогда он выжил. Вначале Прометей с упоением вступил в схватку. Вокруг сражающихся горела земля, и плавились горы. Титан с каждым ударом копья становился всё ближе к победе, желая покончить с противником раз и навсегда. В какой-то момент раненый в плечо Аид упал, растратив последнюю аниму, и приготовился к смерти. Но титан не добил его, вспомнив опустошение от смерти Зевса. Бог царства мёртвых признал поражение и принёс клятву верности, однако затаил злобу и много лет спустя предал.

Азазель замолчал, вглядываясь в огни Тартара.

— И? — спросила Елизара.

— Всё, конец, — опомнился дьявол, передумав продолжать историю. — Продолжение последует, когда придёт время.

Она опустила голову, держа в руке бокал вина, ей было не совсем понятно, куда клонит собеседник.

Азазель резко повернулся к собеседнице, спрятав лицо в тени, и очень тихо, почти беззвучно произнёс:

— Не предавай меня.

Елизара спохватилась и ответила:

— Я никогда не предам тебя.

Он немного помолчал и продолжил, сверля её взглядом:

— Когда ты будешь стоять перед выбором, вспомни этот разговор. Предать можно кого угодно, только не себя. Я надеюсь, что я в тебе не ошибся.

— Не ошибся, — уверенно произнесла архидемоница.

— Заза, ты скоро? — из соседней комнаты выглянул мальчик с короткой стрижкой и марлевой повязкой на лице.

— Ещё пару минут, Без. Мне надо договорить с тётей Елизарой, — немного извиняясь ответил Азазель.

— В Свинтуса втроём не интересно. Мы же договаривались, у нас скоро процедуры и уроки.

— Хорошо, хорошо. Сейчас иду, — вздохнул дьявол. — Дети, ничего не поделаешь.

10

Что может сказать о своём хозяине кабинет?

Много.

С его помощью можно раскрыть его характер, привычки, стиль управления, увлечения и, главное, выставить напоказ то, что должно внушать уважение и страх посетителям.

А что может сказать скорость, с которой Фариха уничтожил любые упоминания о прежнем владельце и заменил малейшие детали интерьера? Даже вечный атрибут кабинета — картина Протектиуса — была заменена на его небольшой мраморный бюст руки неизвестного мастера.

На это ему понадобилась ровно день.

Быстро?

Несомненно, скорее даже молниеносно.

Ровно с такой же скоростью новый глава Гильдии охранителей и трибун её легионов принимал решения, будучи ещё вчера примипилом когорты Цепных псов. Всегда действовал нахраписто, пробивая стены лбом. Впрочем, то же самое можно сказать о любом титанокрылом преторианце.

По меркам Небес он был достаточно молод, но за последние сорок лет быстро поднялся по карьерной лестнице, начав с должности обычного меднокрылого ангела-протектата. Через пару лет, благодаря цепкому чутью и невероятной физической силе, без проблем сдал экзамен на титанокрылого преторианца, а затем на центуриона центурии и примипила когорты. Он шёл по ступенькам иерархии Небес, не пропуская ни одной, везде показывая напор, усердие и волю.

Сейчас уже никто не мог упрекнуть Фариху в том, что тот незаслуженно возглавлял Цепных псов — он в кровавых и затяжных боях за Аванпост Реи неоднократно доказал своё право командовать.

— Введите, — Фариха рявкнул в интерком секретарю-небеснице Карле, а потом поправился. — Пусть войдёт.

Его недавно закованные в серебро крылья в относительно небольшом кабинете зазвенели как маленькие колокольчики.

Кариэф вежливо постучался и вошёл. Кабинет он не узнал, но виду не подал. За его долгую жизнь ангелом попадалась и большая дурость.

Фариха в тоге с красной полосой сидел в мраморном кресле за таким же мраморным столом. Любимый и почитаемый золотокрылыми архонтами материал. Практически такой же священный как кипарис или Древо Жизни.

Эта откровенная лесть и следование канонам Совета Двенадцати резали глаз. Обычно за таким скрывался либо тупой и яростный фанатик либо ангел, грамотно расставляющий приоритеты и пытающийся спрятать тайны у всех на виду.

— Не воссиять. Садись, — глава Гильдии махнул вошедшему на кресло.

— Не воссиять, — поздоровался Кариэф, устаиваясь поудобнее.

Это было невозможно.

— Ты лучший среди охранителей. Даже награждён особым мечом-фамильяром.

Фариха сразу взял быка за рога, поглядывая на бумаги с выписками из личного дела Кариэфа под номером 01-923-83-45.

— Спасибо за комплимент, — ответил тот, глядя как за окном проплывало витражное стекло с историей об открытии Америки европейцами.

— Здесь нет и намёка на комплимент. Это факт — ты эталонный образец, на который надо равняться. Эксперты в один голос говорят, что лучше тебя и преданнее своему делу никого нет, — серебрянокрылый трибун потряс бумагами в руках. — Все основные коэффициенты: предвидения, предотвращения и перенятия у тебя зашкаливающе высоки. По статистике ты почти со стопроцентной вероятностью перенимаешь на себя любой вред, причинённый здоровью человека, включая смерть от первой до пятой категории.

— Такова наша работа, предназначение и суть, — ответил Кариэф и показал свои усыпанные затянувшимися порезами руки. — Это только то, что видно. Ещё куча переломов, отказов органов и других болезней сидит внутри меня, их не видно. Часть организм поглотил самостоятельно, а что он не смог, то завтра вытянут орихалкокрылые медикусы. И я буду как новенький.

— Это просто океан боли. Сколько тебе приходится пережить смертей за вахту?

— Много, — прикинул в уме Кариэф. — Несколько сотен.

— Ты стареешь и теряешь хватку. Ты самый возрастной охранитель, работающий с людьми, — Фариха ловко подвёл его к главной теме беседы. — Справка медикусов говорит, что с такой нагрузкой жить тебе осталось немного. Переходить хотя бы на подростков, где требуется меньшее усердие, ты категорически не хочешь. Я уже молчу про стариков, где вред твоему здоровью будет равен практически нулю.

— У меня всё в порядке, — огрызнулся Кариэф. — Они врут.

— Им незачем врать, ты им глубоко безразличен — всего лишь очередной пациент, — серебрянокрылый трибун отложил в сторону бумаги с выписками из личного дела под номером 01-923-83-45.

— Пускай и так. Я нужен детям, поэтому буду до последнего стоять на их охоронении, — воскликнул охранитель.

— Я хочу предложить тебе должность, на которой ты сможешь помочь большему числу людей и, конечно, детей.

— Стать легатом и возглавить один из легионов охранителей в каком-нибудь срединном мире Царства Небес?

— Нет. На эти должности могут назначить только архонты. Я думаю, ты наслышан о том, что произошло в Цитадели?

— Не совсем, — соврал Кариэф.

— Оно и понятно. Золотокрылые приняли серьёзные меры, чтобы правда не просочилась, но это лишь временно. Враг смог пробраться в самое сердце Элизиума и нанести болезненный удар.

— Падшие?

— Они замешаны, без вопросов. Но главную роль сыграл кое-кто другой. Ангел, твой бывший трибун и начальник, именно он устроил взрыв.

— Зачем Денираль сделал это? — Кариэф редко пересекался с прежним главой Гильдии, но все остальные отзывались о нём исключительно положительно, даже старый квестор-смотритель, а Януарию тяжело понравиться.

— Он считал, что нельзя делить людей на группы в зависимости от возраста и значимости для Царства Небес, что надо обеспечивать всем равный уровень охоронения, постепенно снижая его и позволяя людям становиться более самостоятельными.

— Это совпадает с одним из основополагающих постулатов учения Тринадцатого.

— Не правда ли, страшен фанатик, преследующий благие цели? — выдал глубокомысленно Фариха, как будто пытаясь опровергнуть слухи о своей ограниченности.

— И что сейчас?

— Поступок Денираля дискредитировал всё руководство Гильдии, — отрезал серебрянокрылый трибун. — Оно отстранено от работы и отправлено в трудовой лагерь на Аванпост Третемы. Небеса хоть и справедливы, но непримиримы к своим врагам.

— Предал только Денираль.

— Лес рубят — щепки летят, — Фариха продолжил после паузы. — Я хочу, чтобы ты возглавил когорту бронзовокрылых Неприкасаемых, стал их примипилом.

Кариэф закрыл глаза и сосчитал до десяти, у него начала закипать кровь, но он взял себя в руки и стал просчитывать варианты:

— Ты хочешь, чтобы я возглавил ублюдков, которые обеспечивают полное охоронение человеческой мрази только потому, что это выгодно архонтам?

— Мне показывали списки — большинство из них достойные люди.

— Посмотри внимательнее. Ты беспросветно туп, если, почитав моё личное дело, решил предложить мне эту должность!

Фариха, не дослушав до конца, вскочил из-за стола и раскрыл крылья, впадая в транс и царапая всё вокруг перьями, закованными в серебро. В невидящем взгляде пылал праведный гнев — он дотянулся до веры и просчитывал бой. В кабинете стало ещё теснее.

— Ищешь свой спетум или меч? — слишком спокойно спросил Кариэф, даже не встав с кресла.

Он знал, что произойдёт дальше.

— Никому не позволено оскорблять меня, я смешаю тебя с пылью бездны! — глава Гильдии шарил рукой за спиной. Там, где обычно у преторианцев висело их оружие.

— Аккуратнее, Фариха. Ты предвидишь на пару секунд, для боя этого достаточно. Я же вижу вперёд на минуты.

— Меня нельзя предвидеть! Я серебрянокрылый трибун! — проорал тот, ударив со всей силы кулаками по столу, по которому тут же побежали ручейки трещин.

— Уверен? Ты сорвал ленту смирения и раскрыл крылья, чтобы войти в транс и коснуться веры.

— Мне нет до этого дела!

— Ты уже не титанокрылый преторианец, не примипил когорты Цепных псов. Ты глава Гильдии охранителей и трибун всех её легионов, формально тоже охранитель. Значит, имеешь право пользоваться верой только в срединных мирах, на тренировках или по особому разрешению. Как ты и говорил: Небеса непримиримы к тем, кто нарушает их закон. Тронешь меня — тебя изгонят, даже архонты не помогут, — Кариэф мило улыбнулся, благоразумно умолчав про запрещённый кинжал за пазухой.

— Хочешь подставить меня? — до Фарихи дошло сквозь пелену гнева.

— Может, да. А может, во всём виноват твой вспыльчивый характер, который легко просчитать, Ваня? — охранитель в первый раз за всю беседу позволил себе рассмеяться.

Продолжая сверкать искрами в глазах, серебрянокрылый трибун вышел из транса, с громким хлопком сложил крылья и сел за потрескавшийся стол.

— Откуда ты знаешь моё человеческое имя? Это закрытая информация!

— Я помню всех детей, смерть которых во мне. Когда-то я умер вместо тебя, Ваня.

— Пошёл прочь, — проревел глава Гильдии и скинул одним махом на пол всё, что было на столе.

Кариэф вышел из кабинета.

11

Фариха, немного успокоившись, поднял с пола интерком и нажал на нём кнопку, связавшись с секретарём-небесницей Карлой:

— Соедини с Журтелем.

При переходе в Гильдию охранителей вместе с ним перевёлся и его титанокрылый помощник Журтель, беззаветно преданный и предельно компетентный почти во всём.

На том конце провода обеспокоенный голос спросил:

— Вызывали?

— Кто тебе помогал по Кариэфу?

— Никто, я работал с документами, — с недоумением ответил Журтель. — Мы же не доверяем местным.

— Надо было привлечь эксперта, — вычитал подчинённого серебрянокрылый трибун. — Кто заведует личными делами?

— Оловокрылый квестор Булатон, он архивариус, — немного покопавшись в бумагах, сказал Журтель.

— Ко мне его, быстро! Мне надо личное дело Кариэфа и записи его вахт! — глава Гильдии нажал кнопку отбоя.

За время, отведённое титанокрылому помощнику, он успел прибраться в кабинете, кое-как повязать ленту смирения и облить её воском. Издалека казалось, что с ней всё в порядке. Но настоящую печать всё-таки придётся раздобыть у меднокрылых. Благо связи у него там остались ещё с тех времён, когда он был одним из них.

Фариха достал трубку, набил её земным табаком, прикурил и затянулся сладким дымом, успокаиваясь. Это была одна из немногих привычек, оставшихся у него со времён человеческой жизни на Земле. Его взгляд упал на часы с кукушкой. Он подошёл, подтянул гири и бережно подвёл на них время на пять минут вперёд.

Серебрянокрылый трибун плохо понимал молодых ангелов, которые больше думали о себе, а потому постоянно плакались из-за невозможности полноценно пользоваться на Небесах современными земными гаджетами. Вся электроника сиюминутна, скоротечна, когда есть такие незыблемые вещи, как механические часы.

Он вырос с такими часами на стене, оберегаемыми матерью как память о первом муже и его отце. Они сопровождали его и во взрослой жизни, да и умирал Фариха, будучи человеком по имени Иван Кажемин, в импровизированном полевом госпитале с похожими часами.

Поэтому, как бы сильно он не злился на Кариэфа, всё равно уважал его как преданного своему делу охранителя, который не жалеет себя и не ищет выгоды в своём служении людям.

— Не воссиять. Можно? — в дверь постучался квестор с повреждёнными, высохшими крыльями, как будто в издёвку сохранившими несколько перьев, закованных в олово. В руках у него был толстый фолиант, а за плечами тяжёлая сумка.

— И тебе не воссиять. Входи, — серебрянокрылый трибун подошёл к окну, присел на подоконник и сложил руки на груди. Снаружи проплывал витраж с изображением бубонной чумы и колонизации Валенсы.

— Я архивариус Булатон.

— Садись. Почему Кариэф ненавидит Неприкасаемых? — Фариха глянул мельком на собеседника.

— Ровно по той же причине, по которой работает только с детьми восьмой категории, — Квестор-архивариус сел в кресло, поставив заплечную сумку у своих ног.

— Я слушаю.

— Ещё стажёром Кариэф потерял своего первого ребёнка. Так написано в его деле.

— Дай сюда, — Фариха подошёл к Булатону, вырвал из рук толстый фолиант и вернулся обратно к окну.

— Двадцать третья страница, закладка тысяча шестьсот десятый год, — услужливо подсказал квестор-архивариус.

— Действительно, только пара строчек, — задумчиво произнёс глава Гильдии. — Это объясняет тягу к охоронению детей, но не ненависть к Неприкасаемым. Постой, сразу после двадцать третьей идёт сорок четвёртая страница. Где они? Приказываю вернуть, — Фариха кинул фолиант на стол, он долетел до Булатона и упал ему под ноги.

— Это можно сделать через запрос в Гильдию квесторов. Мой трибун ответит через пару месяцев, если захочет. Но это бессмысленно: страницы уничтожены безвозвратно, вся информация в моей голове.

— Я тебя сгною и уничтожу.

— Я уже гнию, — квестор-архивариус неловко махнул ссохшимися крыльями. — Меня бессмысленно запугивать.

— Хорошо, что ты хочешь?

— Хочу новые крылья и ту должность, которая когда-то была моей и которую, как сказал Журтель, ты предложил Кариэфу.

— У моего помощника слишком длинный язык. Ты был примипилом когорты Неприкасаемых?

— Да, — Булатон напрягся.

— За что тебя наказали? — спросил Фариха.

— Это было давно. Я сполна отбыл наказание в трудовом лагере на Аванпосту Лейды и уже почти шестьдесят семь лет честно тружусь в Гильдии квесторов, обслуживая ваш архив. Но я готов служить вам верой и правдой как глава Неприкасаемых.

Глава Гильдии не спешил с ответом. Квестор-архивариус встал, зацепив заплечную сумку у своих ног. По полу рассыпались чёрные камешки со слепками памяти Кариэфа:

— Если я уйду, то со мной уйдёт и информация.

— Хорошо, я заберу тебя в Гильдию охранителей и дам новые крылья, — принял решение Фариха.

— А должность примипила когорты Неприкасаемых?

— Придётся заслужить и сдать экзамен. Говори.

Булатон сел обратно в кресло, сцепил руки в замок и начал свой рассказ:

— Кариэф обращён в ангела в тысяча пятьсот девяносто восьмом году. В тысяча шестьсот десятом году, после окончания обучения, направлен стажёром к охранителям…

— Информация о его человеческой жизни, как я понимаю, лежит в библиотеке архонтов в Башне Завета? — нетерпеливо прервал его серебрянокрылый трибун.

— Да, как и о любом другом ангеле.

— Ясно. Продолжай.

— Во время первой учебной вахты в числе прочих он получил в охоронение девочку Цветаву одиннадцати лет. Тогда нам было можно изредка являться перед людьми в истинном образе, но Кариэф постоянно этим злоупотреблял и был при ней практически неотлучно. Он слишком привязался к Цветаве, — начал свой рассказ квестор-архивариус.

— Цветава и есть тот ребёнок, которого ему не удалось спасти?

— Да, больше у него никто не погиб.

— Что ты знаешь про обстоятельства смерти?

— Четвёртого июля тысяча шестьсот десятого года польский гетман коронный Станислав Жолкевский при Клушино разгромил войска Шуйского — русская армия практически перестала существовать. Семибоярщина в страхе перед Лжедмитрием Вторым впустила поляков в Москву.

— Зачем мне урок истории?

— При Клушино Жолкевский не мог победить сам, — терпеливо продолжил Булатон. — Его войско составляло только семь тысяч человек, а у Шуйского — тридцать пять тысяч. Там действовали Неприкасаемые под моим командованием — по приказу архонтов мы помогали полякам и обеспечивали им максимально возможное охоронение. В том бою Жолкевский потерял только двести человек. Невероятная удача для него, не правда ли?

— Ещё раз повторю. К чему это? — Фариха видел, что квестор-архивариус хотел выговориться, но времени на это не было.

— Главной ударной силой поляков были крылатые гусары. Они знали про ангелов и подражали нам, а потому носили декоративные крылья из перьев. — Булатон перевёл дух, собираясь с мыслями. — Цветава жила в небольшой деревушке возле Клушино. Предвидя грядущую битву, Кариэф увёл девочку со всей семьёй в лес. Он просмотрел все линии событий, и везде она оставалась жить. Нельзя было предусмотреть только одного — последствий вмешательства Неприкасаемых. Цветава издалека увидела всадников с крыльями и решила, что они, как и Кариэф, — ангелы. Ребёнок радостно выбежал им на встречу.

— Девочку убили, — подытожил серебрянокрылый трибун.

— Не сразу, Сигизмунд Кривой с соратниками вначале её избили, потом изнасиловали, а затем оставили умирать в лесу. Когда Кариэф прибыл, от тела практически ничего не осталось, волки постарались на славу. Он подал рапорт с жалобой, после разбирательств меня отстранили от должности и отправили в трудовой лагерь на Аванпосту Лейды, где я и заработал сухость крыльев, — квестор-архивариус повёл крыльями.

— Ты должен его ненавидеть.

— Да, должен, — честно признался Булатон. — Но за столько лет я устал это делать. Теперь он мне безразличен. Мне просто нужна моя прежняя жизнь.

— Кариэф лучше любого из нас, — задумчиво произнёс Фариха больше для себя, чем для собеседника.

— В той истории с девочкой не всё так просто, — ответил квестор-архивариус.

— Почему? — спросил глава Гильдии.

— Потому что почти все участники убийства во главе с Сигизмундом Кривым, несмотря на защиту Неприкасаемых, умерли через три недели, съев мясо бешеного кабана. Кроме них никто не пострадал.

— Ты сказал, почти все. Кто-то выжил?

— Тот, кто просто стоял и смотрел, как его товарищи насилуют и убивают.

— Получается, что это совпадение, — предположил серебрянокрылый трибун.

— Во время одной из ночёвок в лесу вороны выклевали несчастному глаза.

— Ты думаешь, что это происки Кариэфа?

— Не знаю, — пожал плечами Булатон. — Но став квестором-архивариусом, я ради любопытства просмотрел некоторые его вахты в срединных мирах. Все, кто умышленно пытался нанести вред его подопечным, через какое-то время умирали.

— Дядя Саша, — тихо произнёс Фариха, сев обратно за треснувший стол.

За окном витражи сдвинулись, показывая разрушенное здание Рейхстага с красным флагом на крыше. Вспомнилось тяжёлое послевоенное детство:

— В беседе со мной он упомянул некоего Ивана Кажемина. Найди про него воспоминание.

Квестор-архивариус опустился на колени и склонился над рассыпавшимися чёрными камешками. Один из них подпрыгнул и приклеился к руке.

— Держи, — он хотел кинуть его серебрянокрылому трибуну.

Фариха махнул головой:

— Я пока не научился их считывать, рассказывай сам.

Оловокрылый Булатон приложил к виску слепок памяти Кариэфа:

— Иван Кажемин, тысяча девятьсот сорок первого года рождения, из Москвы, рос хулиганом и задирой. Десятого августа тысяча девятьсот пятидесятого года за очередной привод в милицию был выкинут с балкона пьяным отчимом Александром Парновым. Ребёнок должен был умереть — в расчёт принималась высота около сорока трёх метров, оживлённая дорога внизу и контактная сеть под напряжением для троллейбусов.

— Но мальчик выжил, — вставил глава Гильдии.

— Да, его спас Кариэф, что было почти нереальным даже для него. Он предвидел за двадцать секунд. Полное предотвращение было невозможно из-за алкогольного опьянения отчима и наличия причины конфликта: очередного привода Ивана в милицию. Кариэф смог частично погасить повреждения: пробил колесо грузовику с кузовом, обтянутым брезентом, и заставил водителя остановиться в нужном месте. Затем перенял на себя смерть ребёнка, когда тот при падении зацепил контактную сеть.

— Понятно, — протянул Фариха, погрузившись в воспоминания. — Что с его отчимом?

— Здесь немного информации, — квестор-архивариус убрал камешек от виска, с его глаз спала пелена. — Только то, что Александр Парнов умер от отравления поддельной водкой через несколько недель.

— Первого сентября, — только для себя поправил глава Гильдии. — В первый день нового учебного года.

— Это всё, — закончил свой рассказ Булатон.

— Какие есть доказательства вины Кариэфа в подобных смертях?

— Никаких.

— Формально, Кариэф — отступник, — задумчиво произнёс серебрянокрылый трибун. — Ему не давали право судить, он не конквизитор.

— А он и не судит, он наказывает. Когда-то Кариэф сказал мне, что каждый, кто поднял руку на ребёнка и в ком умерла любовь к детям, заслуживает смерти в адских муках, даже ангелы.

Фариха резко повернулся и подошёл вплотную к квестору-архивариусу, нависнув над ним, так что их носы почти соприкасались:

— Если ты решишь мстить Кариэфу, я сотру тебя в пыль бездны. Понятно?

— Да, — Булатон с трудом сглотнул слюну.

— Больше не смею задерживать, — отрезал глава Гильдии, заканчивая разговор. — Тебе дадут новые крылья, и ты сразу приступишь к тренировкам. Но учти, поблажек не будет. Если справишься и сдашь экзамен, то снова станешь примипилом когорты Неприкасаемых. Даю слово.

12

— Мам, Валер, я ушла в школу, не кисните без меня! Сёмка, тебе отдельная бусяка! — крикнула Варя, закрыла за собой входную дверь, вставила ключ и со скрипом провернула его два раза.

Затем вышла в общий тамбур, но пошла не в лифтовую, а направилась через общий балкон на обособленную лестничную площадку. Она не любила лифты и предпочитала ходить по лестнице.

Варя вышла на улицу из своего дома по переулку Корженевского, 32А, надела рюкзак на обе лямки, вставила в уши беспроводные наушники и включила в смартфоне плеер, где заиграла песня J-Mors:

Гэты горад мае тысячу агнёў.

І пустых завулкаў і праспектаў.

Ты ідзеш павольна, стомлены анёл,

Паступова адыходзіць лета.

Гэты горад назірае і маўчыць,

На гадзінніку без чвэрці восем.

Гэты горад мае тысячу прычын

Пераблытаць карты ў тваім лёсе.

Девушка, напевая мотивчик, двинула в свою со всех сторон среднюю школу №110, стучась в сознание встречных прохожих. Даже с учётом возросших способностей получалось, как обычно, средненько.

Её внимание привлёк неприметный мужичок на скамейке возле дорожки, ведущей в Курасовщинский парк, перед самым началом Лошицкого водохранилища, которое тут все зовут Ручей. Он механическими, заученными движениями бросал чёрный хлеб уткам. Птицы выходили прямо на берег, не стесняясь людей.

Варя присмотрелась. Прохожие и молодёжь, зависающая на вонючей сливной дамбе, не замечали мужичка, потому что его как бы и не было. Точнее в его голове ничего не было. Оболочка была, а внутри ничего. Не блок, не кисель, не тьма, а просто пустота. Он был прям как летающий на ветру пустой целлофановый пакет. Не человек, пустышка.

Она встречала таких и раньше, когда жила в Степянке. Но это третья пустышка за последние дни, а с учётом вчерашнего няшного ангела, становилось вообще стрёмно. Не её ли они ищут? Как говорила её подруга Нафан: «Чё-то я посикиваю». Чтобы не пересекаться со странным мужичком, девушка перешла дорогу и пошла по правой стороне Брестской улицы.

Это же полный зашквар — переводиться в новую школу в 11-м классе за месяц до окончания учебного года и централизованного тестирования. Кто это придумал? Кто-кто? Конечно, она сама.

Квартиру в Степянке надо было срочно продавать, а она не фантик — каждый день носится через весь город в старую школу. Поэтому с понедельника она перевелась сюда, приезжая на маршрутке, а сегодня первый раз пришла пешком.

Варя поднялась по ступенькам небольшой кирпичной школы №110, чудом уцелевшей в старом районе Минска, и приветливо махнула рукой вахтёрше. С такими бабульками, хоть уже и стоящими одной ногой в могиле, надо дружить. Это надёжный источник школьных сплетен, что жизненно необходимо для поиска лазеек в сознание учителей и одноклассников.

В кабинете физики девушка села за предпоследнюю парту. За всю неделю к ней ни разу никто не подсел — она пока не зашла одноклассникам из 11 «Б» класса: даже номер мобилы не спросили, и уж тем более ни в одну из своих групп в вайбере или ватсапе не добавили. Слишком уж крипово вела себя и одевалась Варя. Не гламурненько и антихайпово. Чёрные высокие сапоги на шнуровке, рыжий свитшот, броский макияж, туннели в ушах, татухи цветков на плечах, а на шее — чёткий алый дракон.

Директриса при виде такой ученицы стала артачиться и не хотела принимать документы. Типа, что за внешний вид, и почему ей восемнадцать лет, а она до сих пор не окончила школу? Тупая, что ли? Или отсталая? Но позвонил один человечек из клиентов и всё доступно разъяснил. Учителя тоже косились, а биологичка даже пожаловалась, однако дальше разговоров дело не пошло.

Варя достала из рюкзака блокнотик, куда вклеила фотографии своего самого главного клиента и вырезки с инфой про него из интернета, решив прочитать в очередной, сотый раз.

Александр Александрович Батуков, за полтос, владеет десятком молочных заводов, кучей ферм и чем-то ещё там. Женат, трое детей. Увлекается дайвингом. Это мимо — всё, что она об этом знает, это что надо надевать ласты, маску и вешать баллон за плечи. Что ещё? Каждое утро бегает вокруг Дроздов по пешеходной дорожке.

Девушка открыла его интервью и стала заучивать нужную инфу: место рождения, родители, детство, юность, и как он сколачивал капитал. Там, конечно, полно саморекламы и художественного вымысла, где явно преувеличиваются достижения миллионера, но сойдёт.

Особенно внимательно она изучала женщин, окружавших его: жена, обе дочки, секретарь, помощницы, коллеги, чтобы словить привычный ему лук и одеться соответствующим образом.

Зачем? Варя зарабатывала средства банальными разводом и шантажом. Будучи помладше, разводила мужчин на жалость и, взломав их сознание, просто вытягивала деньги. Но это было слишком сложно и нудно, потому что никто не хочет расставаться с кровно накопленным по доброй воле, даже если до этого проявил слабость и отдал просто так.

Дядьки, немного отойдя от внешнего вмешательства, начинали задавать неудобные вопросы и настойчиво просили возврата денег, угрожая милицией. Она, конечно, заново подчищала их головы, но нельзя же это делать постоянно? Тупо можно запутаться и кого-нибудь забыть.

Сейчас Варя работала по другой схеме, поставив во главе угла страх и стыд. Под разными предлогами она знакомилась с жертвами, которых по-деловому называла клиентами, а в нужный момент шокировала, возбуждая к себе острое сексуальное влечение. Потом заводила на заранее арендованную хату, заставляя немного поиздеваться над собой и внушив им, что они её поимели.

На следующий день она присылала им правильно смонтированное видео. Бинго! За молчание и нежелание оказаться до конца своих дней в каталажке за изнасилование клиенты отдавали всё накопленное. Так что в итоге, это она их всех имела!

13

— Сколько раз повторять тебе, Мадан. Электрические приборы на Небесах запрещены, ты хочешь проблем? — орихалкокрылый медикус Альва в очередной раз отчитывал своего коллегу.

— Тут же скучно до одури, хоть на стенку лезь. А так музыку можно послушать и шарики погонять.

— Аккумулятор где заряжать будешь? В Пекло полетишь?

— Есть варианты, — подмигнул Мадан. — Каждый охранитель хочет иметь в друзьях хорошего лекаря. Так что у меня всё схвачено.

— Избавься от него, — посоветовал Альва. — Не гневи конквизиторов. Если найдут, головы не сносишь. Обвинят в скверне.

— Как старый смартфон может угрожать власти архонтов и величию Совета Двенадцати? Полный бред, — возмутился Мадан, сто раз пожалев, что решил похвастаться очередным контрабандным гаджетом. Он спрятал его поглубже в складки тоги, а беспроводные наушники прикрыл волосами.

— Потоки веры и электричество плохо совместимы. Твой смартфон сейчас как бомба замедленного действия.

— Я же не дурак, всё понимаю. Пару месяцев он проработает, а там я сам от него избавлюсь.

— А потом попросишь кого-нибудь из охранителей привезти ещё один, — внимательно посмотрел на коллегу Альва.

— И попрошу, — уверенно ответил тот. — Не понимаю, почему нельзя решить проблему с электричеством? Проводная телефонная связь же как-то работает.

Альва остановился, бросив копать лопатой лунки в рыхлой земле:

— Значит, не получается. Давай следующий.

Мадан раскрыл мешок, достал глиняный горшочек, снял накрывающий его стеклянный колпак и аккуратно вынул пророщенный черенок кипариса:

— Между прочим, я был дипломированным специалистом, заслуженным хирургом, делал больше тысячи полостных операций в год, а сейчас копаюсь в земле и должен изучать особенности выращивания этих ёлок.

— Это священные деревья-кипарисы, а не ёлки. — Альва опустил черенок в землю, присыпал его и начал копать следующую лунку. — Они спасают жизни ангелам.

— Я как бы в курсе. Только не хватало ещё от этой сырости и грязи подхватить ангельскую проказу. Сегодня утром на кровати нашёл четыре пера, которые выпали ночью. Очень плохой знак. Посмотри, проплешин нет? — Мадан повернулся спиной к коллеге, раскрыв крылья и чуть не уронив мешок с горшочками.

— Не нервничай ты так. На Небесах проказу не подхватишь, для этого надо шляться по срединным мирам и аванпостам. Давай последний черенок, сейчас подойдут пациенты. Остальные позже пересадим, — Альва обвёл глазами большую рощу, на краю которой орихалкокрылые медикусы высаживали молодые деревца.

Стройные ряды высоченного кипариса, вечнозелёного стройного дерева, чёрно-зелёными волнами разбегались во все стороны, пряча в своей тени яркий, тёплый свет. Их чешуевидные листья источали дурманящий, кружащий головы аромат.

— Как они с ума не сходят от запаха? — Табрис первым вошёл в рощу и, увидев лекарей, махнул остальным охранителям, чтобы следовали за ним.

— Привыкли, — поддержал беседу Кариэф. — Как ты привык перенимать болезни и смерти.

— Что от тебя вчера хотел Фариха?

— Ничего важного, — тот ушёл от ответа. — Расспрашивал про нашу работу.

— Не воссиять вам, братья! — Мадан поприветствовал группу охранителей, пришедших на лечение. — Сбрасывайте свои туники и садитесь на траву, Альва, можно начинать.

Старший медикус подошёл к Кариэфу, положил руки ему на плечи, раскрыл крылья, погрузился в транс и начал читать речитативом, размеренно отчеканивая слова.

Тело охранителя стало покрываться пылью, в которую превращались порезы и зажившие раны. Она собиралась возле рук лекаря, вибрируя в такт его голосу. Изо рта, носа, глаз и ушей Кариэфа потекла бурая, густая жижа, неприятно покалывая кожу.

Альва, постепенно ускоряя речитатив, вздёрнул руки вверх, увлекая за ними смесь пыли и жижи, и резким броском отправил на ближайший кипарис. Священное дерево прямо на глазах стало увядать, обсыпая траву высохшими, безжизненными чешуевидными листьями. Ствол покрылся ржавой плесенью, скукожился и превратился в труху. Через пару секунд от кипариса ничего не осталось.

Старший медикус присел, покрывшись испариной:

— Мадан, дальше ты. Мне надо немного передохнуть, слишком много снял. Отметь в эпикризе, что организм больного был переполнен свыше всех допустимых пределов болезнетворной субстанцией и мертвенной лимбой ярко выраженного гнойного цвета. Идёт необратимая деградация внутренних органов, отвечающих за аккумулирование и переработку потоков веры.

— Помечаю, — Мадан, едва успевая, писал в больнично карте пациента под личным номером 01-923-83-45. — Направлять на сдачу крови?

— Ни в коем случае, — Альва помотал головой. — Исключить из донорского списка раз и навсегда. Более того, предписывается отдых не менее полугода, санаторный режим с дальнейшим переходом на более лёгкий участок, вплоть до полного запрета на работу с людьми.

— Последнее не пиши, — шёпотом попросил Кариэф, неспешно одел тунику, заново привыкая к полностью излеченному телу, размял руки и ноги, покрутил головой из стороны в сторону и добавил. — Отблагодарю как в прошлый раз.

Мадан не подал виду и кивнул охранителю одними глазами:

— Теперь проходи в амбулаторию для тестов.

— Что за тесты? В прошлый раз не было.

— Нововведение от Фарихи, перенимаем опыт медикусов, лечащих титанокрылых преторианцев. Там я тебе не помогу. Кто следующий?

Кариэф двинулся в сторону здания лекарей Гильдии, где прошёл в небольшой кабинет, окна которого были закрыты толстыми шторами, практически не пропускающими свет. За столом, заваленным толстыми книгами и древними фолиантами, сидел орихалкокрылый медикус, направленный на помощь из Гильдии преторианцев.

— Не воссиять тебе, — поздоровался охранитель.

— И тебе не воссиять, присаживайся на кушетку, — ответил лекарь, взял небольшой блокнот, простой карандаш и пересел в кресло возле пациента. — Я проведу пару тестов для анализа той боли, которую ты испытываешь в течение вахты. Вначале несколько вопросов. Готов?

— Да, — ответил Кариэф с глазами, полными удивления, всем своим видом выражая своё отношение к таким бессмысленным проверкам.

— У тебя имеются проблемы с поведенческим контролем при виде падших, сопровождаемые вспышками жестокости и ярости?

— Агрессия по отношению к врагу. Что в этом плохого? Ещё скажи, что я должен их любить.

— Понятно, — орихалкокрылый медикус сделал какие-то пометки. — Ты страдаешь эгоцентризмом? Что важнее: люди или ангелы? Их смерть или твоя жизнь?

— Всё тлен, значимы только охороняемые, — Кариэф со вздохом проговорил девиз Гильдии охранителей, закрыв глаза.

— Ясно, — произнёс лекарь, отложив в сторону блокнот и карандаш. — Так не получится. Давай я покажу тебе пару карточек.

Он взял их на своём столе и вернулся обратно в кресло:

— Что ты здесь видишь?

— Бесформенное пятно чёрного цвета, — охранитель честно попытался вглядеться в чернила.

— Абстрагируйся от цвета. Какие ассоциации возникают, какие желания появляются?

— Порвать бумажки и уйти, — не выдержал Кариэф. — Что это значит?

— Доработанный тест Роршарха, чтобы определить степень психологического перенасыщения болью от работы в срединных мирах.

— А напрямую спросить нельзя?

— Нет, — сказал орихалкокрылый медикус, пряча карточки. — Боль может быть латентной. Ты сам не понимаешь, что творится в твоём сознании, а потом развивается посттравматический синдром.

— Кто это придумал?

— Доктор Роршарх.

— Кто?

— Это я был им, пока не стал ангелом, — вздохнул лекарь. — Ты находишься в тревожном состоянии, твои нервы и сознание как заведённые пружины.

— Ты это понял по карточкам? — удивился Кариэф.

— Нет, — честно ответил орихалкокрылый медикус. — Но твоя больничная карта просто кричит о перегрузках и стрессе. Мне кажется, больше тебя перенял только Протектиус. Столько подавлено боли, что скоро выстрелит. Как я вижу, физически твоё тело излечено насколько это возможно, осталось вылечить разум. Я прописываю боевую терапию на Фукабине.

— Меч можно взять с собой?

— Конечно, это один из пограничных аванпостов и терапия будет проходить на передовой.

14

— Ты пошто на дочь мою заришься, вымесок? — грозно прокричал мужик с окладистой бородой, схватив в руки первое, что подвернулось — цеп для молотьбы. — Сейчас сыны подойдут, наваляют тебе по самую тыковку.

Дочь землепашца стояла за спиной отца и искоса посматривала на прилетевшего ангела с белоснежными крыльями. Она абсолютно не боялась и с любопытством наблюдала за необычным гостем.

Кариэф коснулся ожерелья на шее и успокоил разум мужчины, защищающего своего ребёнка, шестого в большой семье.

— Меня зовут Кариэф, — он присел на колено. — Я ваш охранитель.

— Цветава, — ответила босая девочка с голубыми, искрящимися, полными жизни глазами.

Она была одета в длинную, подпоясанную белую рубаху до щиколоток, с яркой, цветастой хусточкой на голове.

— А оружие тебе пошто?

— Охоронять тебя от падших.

Кариэф улыбнулся, отцепил от поясного ремня туники ученический меч и положил рядом на траву. Цветава, посмотрев на оторопевшего отца, несмело вышла из сеней на крыльцо.

Из левой части хаты, где находился скотный двор с хлевом, раздалось протяжное мычание и заблеяли козлята, а вдалеке тревожно завыла собака, подхватив беспокойство домашних животных.

— Скотина тебя не любит. Голова у тебя тёмная, ничего не видать. Ты, часом, не бесовское отродье? — девочка не рискнула сделать ещё один шаг навстречу гостю.

— Я ангел с Небес и не причиню зла, — Кариэф взглянул на небольшое окошко, затянутое бычьим пузырём, где находился чистый двор хаты. Оттуда выглядывало несколько любопытных пар глаз.

— Это оберег заговорённый, — Цветава подумала немного и сняла с шеи детские бусы. — Выдюжишь?

Охранитель утвердительно кивнул головой, встал с колен и подошёл поближе. Она повесила ему на руку оберег, который пощипывал неумело накопленной в нём анимой с большим содержанием веры.

— Ты особенная, Цветава, — удивлённо произнёс Кариэф, внимательно изучая детские бусы.

— Знаю, — ответила девочка. — Батьку больше не трожь, а то зашибу.

15

Кариэф проснулся в комнате общежития с горячей испариной на лбу, схватив во сне висящий на шее вместе с ожерельем медальон-оберег в виде ангела, который тускло, почти незаметно светился.

Кошмары никогда не отпускали его, но на Небесах они были особенно яркими и слишком настоящими. В них умирал либо он сам, либо Цветава.

Если смерть приходила за ним, то всегда в образе длинноволосого мальчика. Очень злого, сосредоточенного и немногословного. Он говорил короткую фразу: «Сдохни, тварь», а затем наносил десятки ударов каменным ножом.

С Цветавой тоже было без сюрпризов. Каждый раз она, избитая и окровавленная, лежала в лесу, долго и мучительно умирая. А Кариэф не успевал спасти, блуждая по лесным лабиринтам. В каждом кошмаре бездыханное тело девочки выглядело одинаково. Одинаково ужасно и печально.

Приведя себя в порядок, Кариэф спустился в подвал по винтовой лестнице, получил у квестора-смотрителя Януария радостно поскуливающего Барона и комплект доспехов небесников: стёганые холщовые панцири с бронепластинами, кожаные поножи и шлем. Нормальных ангельских доспехов охранителям не полагалось.

Он спрятал за пазуху самодельный кинжал с ключом-идолом, прошёл условный пограничный контроль у меднокрылых (по вылету протектаты не особо заморачивались с проверками) и шагнул во Врата. Его ждала боевая терапия на Аванпосту Фукабина, но вначале надо выполнить одно обещание на Перинасии.

В бездне, раскрыв крылья и погрузившись в транс, Кариэф достал деревянный ключ-идол и полетел по едва заметной нити, связывающей его с выходом в мир язычей.

Портал выбросил охранителя в метре над землёй в глухой лесной чаще. Он не успел взмахнуть крыльями, как его встретил мягкий мох.

Барон заскулил, даже не помышляя вылезть из ножен и прогуляться рядом. Меч-фамильяр всегда любил осматриваться, обнюхивать новые места и с радостью расставался со своим образом ангельского меча, но на этот раз струсил.

Кариэф достал карту миров, взлетел вверх, сориентировался на местности и направился в ближайший и единственный крупный город Причермье, рассудив, что древний бог-кузнец осел там.

— Не подскажете, как найти Сварога? — спросил он у всадника, одетого не по погоде: в толстый бушлат и меховую шапку.

Местный житель оценивающее посмотрел на чужака, плюнул ему под ноги и ускакал прочь.

— Да, Барон, нас тут не любят. Чую, что зря мы сюда явились. Но я дал старику слово, — охранитель полетел дальше.

— Что ты здесь делаешь, ангельское отродье?

На площади в центре Причермья Кариэфа ударил сапогом в спину очередной всадник, а затем спешился и достал булаву, явно желая вступить в схватку.

На груди у него сиял до блеска наполированный металлический нагрудник, поверх наброшен плотный халат из шкур зверей.

Охранитель расправил крылья, чтобы погрузиться в транс и использовать веру, но не получилось. По всему городу были расставлены языческие идолы, блокирующие его возможности. Один из них, метра три в высоту, вырезанный из тёмного дерева, сейчас осуждающе смотрел на непрошенного гостя.

— Доставай меч, покажи, что ты можешь без помощи своих хозяев.

Вокруг стала собираться толпа, подбадривающая всадника.

Врождённую способность предвидения языческий идол забрать не мог, но как охранитель ни просчитывал схватку, выйти из неё победителем не получалось.

Перед ним был не человек, а существо более древнее, и оно сейчас втягивало в себя аниму со всех, кто был на площади, готовясь к смертельной схватке.

— Я пришёл с миром, мне нужен Сварог, — Кариэф миролюбиво поднял руки и показал ключ-оберег, полученный от Януария.

— Что тебе надо от отца? — всадник опустил булаву и подошёл ближе.

— Помощь.

В кузнице, сложенной из цельных брёвен без единого гвоздя, работало с десяток мастеров. Стоял неимоверный жар, огонь плавил в печах податливый металл, стучали молоты и шипел пар, закаляя сталь.

— Здесь тебе не рады, крылатая тварь, — мельком взглянув на гостя, сказал кузнец Сварог ладного сложения с бугрящимися мышцами.

Он стоял практически голышом только в одних полотняных штанах, больше похожих на шорты. На кривых, коротких ногах не было даже обуви. Его огромная наковальня занимала центральное место и всем своим видом показывала, что она здесь самая главная. Непонятно было, как на ней ковали.

— Я уже понял, — угрюмо ответил Кариэф. — Меня прислал Януарий.

— От этого крылатой тварью ты не перестанешь быть.

— Я охранитель! — не выдержал белокрылый ангел.

Сварог пристально посмотрел на гостя:

— Добро не всегда белого цвета, а зло — чёрного. Как там поживает старик?

— Неплохо. Привет от него, а ещё вот, — Кариэф достал из заплечной сумки тускло светящийся обломок клинка.

Кузнец взял его в руки, повертел во все стороны и отломал импровизированную деревянную рукоять, а затем уставился взглядом на Барона. Тот заёрзал и занервничал в ножнах.

— Это не от твоего меча, откуда он у тебя?

— От Януария, он сказал, что ты можешь сделать из него что-нибудь путное.

— Только ради старого друга и потому, что я давно не работал с настоящим оружием Небес.

Сварог облизнул губы, пару раз подбросив обломок клинка:

— Он умирает и долго не протянет. Пару лет. Но я могу это время увеличить до тысячи.

— Как? — спросил Кариэф.

— Взять немного силы твоего меча, — кузнец опять облизнул губы.

Охранитель задумался, прислушиваясь к верному товарищу в ножнах. Тот был готов поделиться, но что-то его беспокоило, что не было связано ни с этим местом, ни с этим миром, и это беспокойство перекинулось на Кариэфа.

— Мне хватит пары лет, — ответил он.

— Ты уверен? — переспросил Сварог.

— Да.

— Хорошо, это твоё право, — немного нехотя ответил кузнец. — Теперь не мешайся под ногами.

Охранитель отошёл подальше от наковальни, а хозяин кузницы взял кувалду и стал на глазах увеличиваться в размерах:

— Не бойся, так проще ковать.

Мастер знал своё дело, Кариэф даже не успел заскучать и чем-нибудь заняться, как Сварог кинул ему в руки два готовых, но ещё немного горячих метательных ножа, идеально подходящих под хват ангела.

— Как ты подогнал под мою руку?

— На глаз, не обольщайся, в тебе нет ничего уникального. Всё стандартно.

— Спасибо, — ответил Кариэф, немного поклонившись.

— Я помогал не тебе, а старому другу.

Кузнец взял висящий в углу тёмный плащ с глубоким капюшоном и кинул гостю:

— Тебе повезло, что ты встретил моего сына Дажьбога, поэтому остался жив. Надевай и убирайся отсюда, крылатый, пока не нашёл ещё больших неприятностей. Старик умнее тебя, не приходил сюда в настолько вызывающей одежде Небес.

Когда охранитель покинул кузницу, тьма из дальнего угла, куда не проникал свет от печей, открыла глаза и вышла вперёд.

Мужчина средних лет, с девичей, хрупкой фигурой и чёрными, бездонными глазами. Со спины мог сойти за высокую, но немного мужловатую девушку. Его длинные, по пояс волосы цвета созревшей пшеницы были завязаны в грубый конский хвост грязной верёвкой, а густая, рыжая борода заплетена в десятки косичек. Льняная рубаха с длинным рукавом, подпоясанная кушаком, крепкие, полотняные штаны и босые ноги дополняли образ крестьянского бога и грозу неверующих. Никаких доспехов, никакого оружия — только улыбка на лице и соучастие в глазах.

— Старик не обманул, — сказал Сварог, вытер пот с лица и опёрся на кувалду. — Он отправил его к нам как доказательство своей верности.

— Да, я тоже почувствовал. Столько времени прошло, а я помню.

— У меня получилось сыграть безразличие?

— Да, Гефест.

— Не называй меня так, Велес, — скривился кузнец. — Имён Гефест и Нефилим больше нет. Они умерли, когда я совершил ошибку и поддержал Прометея. Теперь я только Сварог.

— Как тебе будет угодно. У меня их много — Аид, Плутон, Велес, Вил, Койот, Адрамелех, Ах-Пуч, Анубис. Я люблю и ценю каждое из них.

— Мы могли легко его убить, Дажьбог был готов сделать это.

— Не спеши, — улыбнулся Аид одной бородой. — Царство Небес слишком сильно оберегает свою власть над Землёй, а в Пекле сидит наш заклятый враг. Мне не совладать с ними. Охранитель нам ещё пригодится. Без его помощи я не достану третью часть.

— Ты научился предвидеть?

— Если бы олимпийцы могли предвидеть как ангелы, мы бы не проиграли ту войну и не сбежали бы на Перинасий, — вздохнул древний бог. — За последние тысячи лет я развил в себе ещё один талант.

— Какой?

— Наблюдательность, — Аид погладил бороду. — В этом мире всё имеет свои уникальные формы, закономерности, изъяны и погрешности. Вопрос только в том, как долго надо наблюдать. А у нас, мой дорогой, свободного времени было с избытком.

— И за кем ты наблюдаешь?

— Не за кем, а за чем. За Небесами и Пеклом. Кариэф сам придёт ко мне за помощью. Это случится, верь мне.

— Тогда не проще ли было просто предложить её заранее?

— Тот, кто предлагает помощь — подозрителен. Но тот, кто откликнулся на зов о помощи — ценен как ничто другое.

— Ты не меняешься, — Сварог отпустил кувалду и опёрся на наковальню, возвращая себе нормальный размер. — Всё так же любишь философствовать.

— Помнишь, ты смеялся над моими пророчествами? — Аид подошёл поближе. — Но они помогают.

— Я всё ещё считаю, что они бессмысленны.

— Смысл им придаёт то, что в них верят как ангелы, так и демоны.

— Другие язычи в курсе? — хмуро поинтересовался кузнец.

— Нет, только ты.

— И пламенители, — упрекнул Сварог.

— И пламенители, — согласился Аид.

— Я бы им не доверял.

— О доверии не идёт и речи. Это вынужденный союз.

— Зачем ты это затеял? — спросил кузнец, — Мы давно отвыкли от больших войн. К чему будоражить эти застарелые распри? Почти две тысячи лет живём спокойно, создали новый пантеон, осели на Перинасии. Вот-вот потоки анимы достигнут критического значения — возникнет верхний мир, и смогут рождаться новые боги.

— Мы живём спокойно, но не в мире. Царство Небес не успокоится пока не уничтожит нас целиком, а мы никогда не простим бегства и того унижения, когда архонты заставили нас расстаться с нашими атрибутами и отрезали от потоков анимы. Не забывай, они предали и изгнали своего создателя, а это говорит о многом. Я поклялся сам себе, что верну своё.

— Все давно смирились с потерями.

— Я слишком долго живу, чтобы бездумно разбрасываться тем, что мне дорого, — уверенно сказал Аид.

— Но всё же заставил меня пожертвовать трезубцем Посейдона, который я захватил с собой, когда убегал с Небес.

— Мой покойный брат был бы не против, и его трезубец не жертва, а наше секретное оружие. Не забывай, ты мне должен.

— Я должен всем язычам, лишившимся атрибутов.

С весёлым гвалтом в кузницу забежала толпа подмастерьев, но, увидев хмурое лицо Сварога, быстро замолчали и ретировались.

— Ученики?

— Дети. На Земле они были бы полубогами или богами как Дажьбог, а здесь просто смертные.

— Так много?

— Что поделаешь, я люблю человеческих женщин, особенно хорошо поработав в кузнице.

— Прощай, племяша.

— Прощай, дядя.

Два бога обнялись на прощание.

16

— Краснова! Ещё раз спрашиваю, ты меня слышишь?

— Слышу, — Варя очнулась от размышлений на своей предпоследней парте.

Оказывается, она не заметила, как начался урок физики.

Физичка Тамара Валентиновна выглядела совсем не фреш. Вроде по возрасту как маман, а похожа на пожилую, деревенскую бабецл. Серая юбка, блузка с древними рюшками, причёска из нулевых. Сейчас она была как-то странно возбуждена, левой рукой отстукивая на учительском столе барабанную дробь. Хотя, вахтёрша рассказывала, что училка плотно сидит на стакане.

— Когда я вошла в класс, ты демонстративно не встала, теперь не реагируешь на меня. Ещё этот непозволительный внешний вид. Ты не уважаешь школу и учителя?

— Уважаю, — Варя опустила голову, попыталась глянуть, что творится в мозгах физички, и растерялась.

Там была тьма. Такая непривычная, но уже знакомая по няшному ангелу.

— Тогда встань, когда с учителем разговариваешь! — Тамара Валентиновна спрятала дрожащую левую руку за спину.

Девушка отодвинула стул и встала:

— Извините.

Тьма манила её, как будто засасывая в себя. Такая интересная, загадочная, желанная.

— Я задавала домашнее задание на тему «Квантовые постулаты Бора». Ты подготовилась?

— Да, подготовилась.

— Выходи к доске! — Тамара Валентиновна немного взвизгнула.

Варя мечтала запрыгнуть во тьму, купаться в ней. Она дёрнулась в сторону доски и сильно приложилась ногой о парту. От боли наваждение, нехотя, испарилось.

Девушка каким-то внутренним чутьём поняла, что ей нельзя приближаться к училке, что тьма заманивает в ловушку и ждёт момента, чтобы схватить. Она окинула взглядом притихший класс, и её взгляд зацепился за Инну Игнатович.

Местная заучка, лалка по жизни, слишком правильная внешне, но с конкретными тараканами внутри. Их относительно легко взламывать: страх провала, боязнь шейминга, постоянная необходимость одобрения в школе, семье, среди друзей. В четверг они немного пообщались и подружились «на изи» благодаря тоннам лести. Таким как Инка нравится, когда признают их особенность, значимость и ум.

— Можно я отвечу? — заучка вскинула руку вверх, как только Варя коснулась её сознания.

— Погоди, Игнатович. Я хочу послушать новенькую.

— Ну, пожалуйста! — Инна аж из джинсов выпрыгивала, так ей захотелось ответить.

— Нет? — Тамара Валентиновна, по-прежнему пряча левую руку за спиной, двинулась в сторону новенькой. — Ладно, я сама к тебе подойду!

Варя оцепенела и внутренне закричала от страха…

— Я!

— Можно мне!

— Я тоже хочу!

— Я!

— Тамара Валентиновна, я тоже хочу!

— Нет, я!

— Заткнись, сказал! Это буду я!

Все ученики 11-го «Б» класса, будто сорвавшись с цепи, стали кричать наперебой и тянуть руки вверх, а затем окружили училку, не давая ей пройти. Их всех охватило безумное желание ответить. Варя выбежала из класса, влетела в туалет и закрылась в кабинке.

Что происходит? Из прострации её вырвал звонок с урока. Она отряхнула рыжий свитшот от невидимой грязи и вышла из туалета, оглядываясь по сторонам. Надо вернуться в кабинет физики, забрать вещи и срочно бежать домой. К чёрту эти уроки.

— Стопэ, тамблер-гёрл, — ей преградила путь кобылица на голову выше, с безумным взглядом в глазах и Вариным рюкзаком в руках.

Вроде бы из параллельного 11-го «А» класса. Елена какая-то. Пипец, какая длинная. Баскетболистка, что ли?

— Отдай мой стаф, и я пойду.

— Уже бегу, аж вспотела, — кобылица потрясла рюкзаком и подняла его над своей головой под самый потолок.

— Лена, ты чего сагрилась? Я тебя не трогала.

— Овца. Моего сасного парня клеишь?

— Сорян, ты чё, на соли сидишь?! Это фейк. Зачем мне твой мелкий? Я даже не знаю, про кого ты говоришь, — Варя попробовала подпрыгнуть и схватить рюкзак, но не достала.

— Димасик Гуцаев. Мне сказали, что ты к нему свои сисяндры подкатывала. Это не твой варик, вкурила?

Вокруг стали собираться школьники, с интересом наблюдая за потасовкой. Варя попыталась влезть в голову к Лене. Сплошной мерзкий, обволакивающий кисель. Приглядевшись, она увидела, что где-то далеко горит слабый огонёк затерянного, испуганного сознания. Это было крипово, девица была явно не в себе.

— Лена, не бомби. Давай поговорим на релаксе.

Огонёк слегка вспыхнул и опять притух. Кобылица со всей силы бросила рюкзак в толпу школьников, схватила соперницу за волосы и швырнула на пол.

— Я за Димку-куна тебя на ноль поделю. Это я его тян, понятно?

Варя, привстав на колено, вцепилась в ногу Лены и подсекла, уронив её на спину, а затем коснулась сознания ещё раз в попытке раздуть далёкий огонёк.

Сверху возникла физия Тамары Валентиновны и расплылась в улыбке чеширского кота. Она положила руки на плечи двум ближайшим школьницам из младших классов, обволакивая их с ног до головы киселём, и, продолжая мерзко улыбаться, отошла в сторону.

В потасовку вступили одурманенные физичкой девчонки и начали разрывать на Варе одежду, пока кобылица, встав на ноги, мутузила её за волосы. Починить бошки троим противницам не вариант. Тут бы с одной справиться.

Трешак полный.

Где же растущие способности, когда вы так нужны? Ещё Тамара Валентиновна эта с непробиваемой стеной из тьмы заныкалась где-то сзади и с интересом наблюдает.

Почему все остальные стоят как пленные и молчат?

Стоп! Всё неправильно. Не надо лезть в головы к девчонкам, они под контролем. Надо найти того, кто заступится. Крупный парень или учитель-мужчина.

Лихорадочно раздумывая над выходом из ситуации, Варя одновременно пыталась не дать Лене вырвать волосы на голове и отбрыкивалась от двух других мелких, но жутко цепких противниц.

Нет, учителя дёргать не стоит — ещё поломает кого-нибудь, а лишнее внимание ни к чему. В отчаянной попытке девушка, уже порядком потрёпанная и с разбитой губой, привстала и выпрыгнула вперёд, схватив за колено довольно крепкого паренька Агафона из своего класса.

На сюси-пуси не было времени, и она со всей дури жахнула по его сознанию как могла:

— Помоги.

Агафон тут же молча схватил за шкирки самую мелкую из противниц и запустил её по полу подальше от потасовки. Затем обхватил за живот, поднимая вверх и оттаскивая в сторону, вторую девчонку, которая дико визжала, царапалась и плевалась как верблюд.

Сложнее всего дело обстояло с кобылицей — та была слишком крупной и мощной даже для парня. Ему доставалось конкретно: он словил несколько оплеух и ударов между ног, по правой щеке сочилась кровь из глубоких царапин.

Варя извернулась, вскочила с пола и прыгнула на последнюю противницу, открывая её Агафону для захвата. Чем он и воспользовался, споро перехватив Лену и заломив руки за спину.

— Что здесь происходит? Позвольте объясниться! — расталкивая толпу, в центр импровизированной арены прорвалась директриса в своих строгих колхозных очках. — Тамара Валентиновна, вы почему не реагируете?

Школьники стали бесшумно рассасываться, отходя от наваждения.

Шоу закончилось.

Варя, вытерев рукавом свитшота кровь с разбитой губы, обессилено села на пятую точку. Затем, не обращая внимания на кипящую рядом директрису и прислонившись спиной к стене, подцепила свой как будто потоптанный стадом зубров рюкзак и достала смартфон.

Смотри-ка, целый, не разбился. Полный кавай!

А вот Агафона, который отпустил очнувшуюся и ничего не понимающую Лену и присел рядом, откровенно жалко. Девчонки его конкретно шлифанули. Но ничего, он мужик — ему полезно.

Она повернулась к своему спасителю, благодарно поцеловала в губы, подтянула под себя ноги, как могла поправила причёску, вставила наушники в уши, выбрала песню на смартфоне Цемра группы NizKiz и прикрыла глаза, повторяя текст:

І я калісь стану маліць яе згубіць.

Разам з душой розум сышоў, толькі куды?

І не глядзець у яе бок. Так назаўжды…

Жыць…

Сцены вакол, і я на конт яе пытаў —

Хто ж яна ёсць? Дабро ці зло? Хто б адказаў.

І падлічыць колькасць ахвяр, і хто каго…

1

7

— Не буду скрывать, ситуация у нас напряжённая, — временный командующий Аванпостом Фукабина, примипил когорты сталекрылых велитов Пахадрон лично встретил десятку охранителей возле портала и прочитал сопроводительное письмо с гербом Гильдии орихалкокрылых медикусов, — Я, когда узнал, что к нам вместо подкрепления направили белокрылых на терапию, решил, что это очень странная и жестокая шутка. У лекарей совсем крышу снесло?

Ангелы, одетые в стёганые доспехи небесников, стояли на небольшой проплешине, окружённой вековыми джунглями из огромных, просто гигантских деревьев. Они уходили вверх на десятки метров и практически закрывали розоватое небо.

— Нам сказали, что это надо для снятия психологической нагрузки из-за постоянно перенимаемых травм, болезней и смертей, что мы должны убивать сами, — ответил Кариэф, являющийся неформальным лидером охранителей.

— Большего бреда в жизни не слышал, — прокомментировал примипил когорты.

Местная флора тут же стала прощупывать чуждых ей созданий — в невысокой синей траве вокруг прибывших появились первые побеги. Они медленно и неотвратимо окружали жертв, ожидая удачного момента, чтобы наброситься и сжать в смертельных объятьях.

Рядом раздавались незнакомые, но очень тревожные звуки диких животных, с опаской и нарождающейся агрессией наблюдающих за чужаками из-за синеватой листвы деревьев.

Барон, перекинувшись волкодавом, вжался в землю и тихо рычал, водя по сторонам ушами-локаторами. Он был крайне встревожен и ждал нападения — его пасть светилась верой.

Пахадрон по-хозяйски огляделся:

— Взлетаем и следуем за мной, иначе мало не покажется. Поговорим по дороге. Остерегайтесь кажитов.

— Кого? — переспросил Табрис, тоже отправленный на терапию.

— Местные птицы размером со слона. Сами увидите и всё сразу поймёте.

Примипил когорты раскрыл закованные в сталь крылья, ловко разрезав ими несколько побегов, уже подобравшихся к ногам, и взмыл вверх. Ближайшее к нему дерево содрогнулось от боли, выпуская вслед целую стаю тёмной мошкары.

Выстроившись клином, ангелы направились в сторону Аванпоста — единственной крепости Царства Небес на Фукабине.

— Мы пытаемся удержаться здесь не одно десятилетие. Архонты не дают легионов для полноценной экспансии, но и покинуть не разрешают. Вот и болтаемся как лист в проруби. Ни туда ни сюда, — стараясь не сбивать дыхание, на ходу рассказывал Пахадрон. — Джунгли и их обитатели всеми силами стараются избавиться от нас. Здесь всё против ангелов — растения, насекомые, птицы, животные, аборигены.

— Какая гадкая мошкара! — Табрис начал чесаться прямо в полёте, пытаясь избавиться от мелких, шустрых мошек, которые выбрали его как замыкающего своей жертвой. Тело зудело от сотен укусов.

— Держи, — Пахадрон поправил свой шлем примипила с рыжим перьевым гребнем, а затем достал из-под стального пластинчатого доспеха жестяную баночку и кинул её охранителю.

— Что это? Лекарство?

— Леденцы. Отвлекают. От насекомых никакие средства не помогают, а выжигать верой слишком накладно. Поэтому приходится терпеть. Ничего, после заката познакомитесь с местными хищниками. Вмиг забудете о мошкаре.

— Далеко лететь? — спросил Кариэф.

— Где-то десять километров, главное не подымайтесь слишком высоко, чтобы не нарваться на кажитов, и не приближайтесь к джунглям, вас вмиг схватят побеги. А там уже фукабы.

— Фукабы?

— Аборигены. Воинственны и быстро размножаются. Мы едва успеваем зачищать от них участок в несколько квадратных километров вокруг Аванпоста. А сейчас стало ещё хуже — поступил приказ по легиону передислоцироваться в расположение Небес. Командующая Аванпостом легат Сидони улетела, оставив меня за главного. Здесь только моя когорта из пяти сотен велитов.

— Не справляетесь? — Табрис лихорадочно закидывал в рот очередной леденец.

— Справляемся, — ответил уязвлённый Пахадрон. — Но фукабы настырные и кусачие как муравьи. Постоянно держат в тонусе. Ни на секунду не перестают щипать и проверять оборону. Как ангельская проказа. Ты её вроде прижигаешь, а она как плесень возвращается, миллиметр за миллиметром захватывая всё тело. Так и эти. Мы только проредим их популяцию, а они опять тут-как-тут.

Кариэф летел вторым вслед за примипилом когорты и вертел головой по сторонам, изучая местность. Барон, обернувшись мечом, смирно сидел в ножнах. За ними следовали остальные девять охранителей, включая чешущегося Табриса, замыкающего строй.

— Этот срединный мир нам не рад, впрочем, как и мы ему.

На западе садилось солнце, тревожно освещая красным светом синие джунгли, убегающие далеко за горизонт. Справа на севере взлетела вверх угрюмая, неприступная скалистая гора. Её вершина была покрыта грязно-белым снегом вперемешку с фиолетовыми проплешинами травы.

— Когда-то давно разведчики преторианцев построили Аванпост на этой горе, которую мы назвали Мауна. Но там невозможно нормально дышать, и она просто усеяна гнёздами кажитов. Поэтому со временем пришлось перебраться пониже.

Слева на юге небольшой, лысый холм скрывал быструю, шумную реку. На втором холме прямо впереди был возведён главный и единственный оплот Царства Небес на Фукабине.

Охранители последовали вниз за примипилом когорты и приземлились на верхнем ярусе стены Аванпоста. Вокруг него в радиусе триста метров были полностью выжжены деревья, а из чёрной, обгоревшей земли торчали остатки корней и побегов.

— У местных пока нет богов, поэтому никто не отбирает их аниму, нет верхнего и нижнего миров. Плюс в том, что никто не ограничивает использование нашей веры, и мы сражаемся в полную силу. Минус в том, что фукабы быстро плодятся и не считаются со своими жертвами. Ваши ожерелья заряжены? — Пахадрон глянул на охранителей.

Кариэф вытянул из-под стёганого доспеха ожерелье, светящееся ярко жёлтым светом, одновременно выпуская Барона из ножен:

— Да, мы только с Элизиума.

— Дюжина преторианцев из когорты Цепных псов улетела на миссию два дня назад. Ещё до того, как поступил приказ на передислокацию, — примипил когорты взял кувшин с водой и жадно выпил его до дна. — Они должны были найти и уничтожить матку фукабов, чтобы хоть как-то замедлить их бесконечное размножение. Прошлой ночью мы услышали несколько взрывов — это воссияли наши братья. Но я уверен, что они выполнили свой долг, поэтому мы ожидаем ответное нападение на Аванпост.

Когорта лёгкой пехоты — сталекрылых велитов в количестве пяти сотен, размещённая внутри укрепления за защитой внешних стен, готовилась к скорому бою. От их крыльев и ярко сияющих дротиков-гаст бегали блики на заходящем солнце. Сталекрылые были предельно собраны и задумчивы. Центурионы, выделяясь своими белыми перьевыми гребнями на шлемах, проводили инструктажи и подбадривали бойцов своих центурий.

— Как они выглядят? — спросил Табрис.

Примипил Пахадрон непонимающе уставился на него:

— Кто?

— Фукабы. Чтобы знать, с кем сражаться, — пояснил охранитель.

— Похожи на смагров, только ниже ростом, шире в плечах и передвигаются, припадая на длинные передние конечности, похожие на наши руки.

— Сразу всё понятно стало! — хлопнул в ладоши Табрис.

— Мы работаем в обычных, мирных срединных мирах, охороняем людей и не разбираемся в обитателях Аванпостов, — помог товарищу Кариэф.

— Короче, убивайте как на земле, так и в небе всё, что не похоже на ангела, — махнул рукой примипил когорты. — У фукабов густая шесть с грязно-фиолетовым отливом, под ней серая кожа, рост где-то полтора метра. Носят деревянную, очень прочную броню с шипами. Они слаборазвиты, полагаются на природу и летают на кажитах. Из оружия у них луки, деревянные мечи, топоры и дубины. Но не обольщайтесь, это дерево не хуже металла.

Пахадрон прошёлся вперёд-назад по верхнему ярусу стены.

— Нас спасают доминирующая высота, высокие стены без ворот и вырытый вокруг холма большой ров с отравленной водой. При её попадании на фукабов их шерсть мгновенно воспламеняется. А наездников на кажитах, к счастью, не так уж и много.

Примипил когорты остановился, вглядываясь в далёкие побеги деревьев, медленно захватывающие метр за метром обгоревшую землю вокруг обители ангелов.

— Что мне с вами делать? Десять ненужных охранителей. Вы же подохните в первые минуты. Ваши доспехи просто смех.

— Мы готовы помогать.

— Минасий, — крикнул вниз Пахадрон. — Дуй сюда.

К ангелам подлетел полностью экипированный и уже готовый к бою сталекрылый велит с белым перьевым гребнем на шлеме:

— Не воссиять вам. Что случилось?

— Это центурион Минасий, он временно отвечает за снабжение Аванпоста в отсутствие оловокрылых квесторов. Что есть на складах, чтобы одеть их? — спросил Пахадрон.

— Это наша подмога? — спросил велит-центурион.

— Скорее обуза.

— Есть пять комплектов стальных перьев, но нет кузнецов. Они как и другие квесторы улетели на Небеса вместе с легионом. Я попробую заковать крылья, но это займёт много времени. Прямо сейчас могу предложить только нормальные стальные доспехи, а не это непотребство небесников. Там будут пластинчатый панцирь-лорика, шлем, юбка, плечевые пластины и поножи. Хватит на всех.

— Добро. Теперь ты за них отвечаешь, подготовь их к сражению, — облегчённо ответил примипил когорты, временный командующий Аванпостом Пахадрон и покинул охранителей.

К центуриону Минасию подлетел рядовой сталекрылый велит и с вызовом бросил:

— Что тут делают эти белокрылые?

— Нам помогают. Приказ примипила — выдать амуницию.

Барон в образе волкодава без единого звука прижался передними лапами к полу стены и приготовился к прыжку.

— Будут дохнуть вместо нас? — незнакомый велит зычно рассмеялся. — Мясо.

Кариэф резко поднял и направил правую руку на нахала, а меч-фамильяр, читая мысли хозяина, прыгнул, в прыжке перекинулся в меч и лёг эфесом в сжимающуюся ладонь. Остриё упёрлось в ярёмную вену, уносящую кровь от шеи и головы велита и едва ощутимо подрагивающую в такт сердцебиению.

Сталекрылый мгновенно погрузился в транс, переместился влево, и опять наткнулся на остриё меча. За эти доли секунды Барон переместился с правой руки хозяина в левую, предугадав движение велита.

— Твоё оскорбление даёт мне право на дуэль. Я хорошо знаю Свод законов Небес и его постулаты в части Аванпостов, — спокойно произнёс Кариэф. — Медикусы у вас есть?

— Я, пожалуй, пойду, — униженный сталекрылый быстро ретировался вниз.

— Хорошее у тебя оружие, редкое, — Минасий, до этого с интересом наблюдавший за происходящим, присел перед перекинувшимся обратно в волкодава Бароном и потрепал его по загривку.

— Знаю, — ответил Кариэф, подмигнув своему мечу-фамильяру. — Его зовут Барон, я — Кариэф.

— Их мало осталось, — печально сказал велит-центурион.

— Их и было чуть больше тридцати.

— Точнее тридцать три изначальных оружия-фамильяра. Девять пропали безвозвратно, пять захвачены Пеклом, а тайна их создания утеряна навсегда вместе с уходом кузнеца Нефилима. Когда я был квестором-подмастерьем, то долго бился над их секретом, но как и все остальные потерпел неудачу. Всё, что мы можем, это заставить оружие Небес выполнять простые мысленные команды хозяина и перекидываться в животных на несколько секунд. И то не всегда.

Минасий подбросил вверх свой дротик-гасту, представляющий из себя укороченное древко, на котором закреплён наконечник с двумя выступами у основания. Оружие превратилось в коршуна, стремительно взлетело вверх, схватив небольшое летающее создание, а затем спланировало в руки хозяина и опять перекинулось дротиком-гастой.

— Держи, это деликатес, — велит-центурион положил перед мордой Барона животное, похожее на ящерицу с крыльями.

Волкодав, принюхиваясь к пище, вопросительно глянул на Кариэфа. Тот одобрительно кивнул головой, и меч-фамильяр жадно накинулся на еду.

— Я же говорил, что это вкусно. Даже я ем, только потрошу и обжариваю, — удовлетворённо ответил Минасий.

18

Елизара, поговорив с Азазелем, перелетела на остров Пирифлегетон и приземлилась возле центрального входа в Центр аналитики, расположенный рядом с огромным телекоммуникационным хабом и дата-центром интранета Тартара.

Синхронизация с интернетом Земли была периодической и проходила не больше двух раз в сутки, когда открывались специальные порталы. Через них передавались не только массивные объёмы данных, но и перемещались товары, грузы и люди, которые не умели это делать самостоятельно.

Она глянула на часы: в Пекле всегда темно, поэтому сложно понять, сколько сейчас времени. До ближайшей синхронизации оставалось около часа.

Елизара вошла в здание Центра аналитики и поднялась в лифте на пятый этаж, решив подготовиться к завтрашней планёрке.

Семь лет назад, после окончания строительства самого высокого небоскрёба Декарабиа Азазель предлагал переехать туда вслед за ним, где отдавал несколько этажей со 109-го по 114-й. Однако Елизара отказалась, так как не хотела быть постоянно на виду у его соглядатаев, да и не понимала стремления жить повыше и подальше от вулкана Танатос. Гарь мешала ей как и всем остальным, но не настолько, чтобы убегать с острова Пирифлегетон и съезжать из уютного офиса, который был переделан из здания старой угольной электростанции по её личному проекту.

В просторном холле пятого этажа, возле кабинета её поприветствовал секретарь-помощник Ваалберит:

— Добрый день, госпожа. Поздравляю вас, вчера у меня не получилось высказать вам слова поддержки.

— Спасибо.

Демон Ваалберит церемонно привстал и поклонился. Своим поведением, невозмутимым видом и строгой одеждой секретарь-помощник напоминал британских дворецких — полноват, чисто выбрит, с гордой осанкой и в вышедшем из моды ещё полвека назад костюме.

Но это была шелуха, и его главные достоинства были не в этом. Ваалберит, ставший демоном на склоне своих лет и похожий на старика даже в своём молодом демоническом теле, руководил всей бюрократической рутиной в Центре аналитики, полностью освободив от этого Елизару. А ещё варил просто гениальный кофе.

— С Андромалией всё в порядке? — спросила она.

— Перекинулась в анаконду и отдыхает в террариуме после плотного завтрака.

— Хорошо.

— Что у вас в руках? — с любопытством спросил Ваалберит.

— А, это? — архидемоница покрутила в руках обломок оружия Аида в треснувшей стеклянной коробочке. — Презент от шефа. Ума не приложу, что с ним делать.

— Отмечу, что стекло треснуло и требует замены.

— Спасибо, мой хороший, я видела.

— Могу поставить в шкаф или на какую-нибудь полку здесь, в холле.

— Прятать такие вещи нельзя. Ими надлежит дорожить и хвастаться при любом удобном случае.

— Как вам будет угодно, — наклонив голову немного на бок и сложив руки за спиной, произнёс секретарь-помощник.

— Поставь в моём кабинете возле малахитовой шкатулки. Азазель обещал зайти, пусть увидит. Ему будет приятно, — Елизара бросила подарок Ваалбериту.

Тот словил стеклянную коробочку и тут же согнулся от тяжести пополам — небольшая безделица прижала его руку к полу, как будто она весила тонну. Пальцы стали покрываться волдырями, в помещении запахло горящей плотью.

— Я не затрудню, если попрошу снять это с моей руки? — попросил секретарь-помощник абсолютно спокойным голосом, даже не морщась от боли.

Архидемоница опомнилась и быстро забрала презент от шефа, освободив Ваалберита от мучений. Для неё коробочка по-прежнему ничего не весила и была абсолютно безвредной.

— Прости, мой хороший. Я не знала, что Азазель поставит защиту.

— Ничего страшного, — он поднял обожжённую и придавленную руку и внимательно рассмотрел ярко-красные ожоги, покрытые волдырями. — Вы не возражаете, если я воспользуюсь аптечкой в вашей уборной и приведу себя в порядок?

— Конечно.

Ваалберит поклонился и чинно ушёл в кабинет начальницы, откуда одна боковая дверь вела в её личные апартаменты, вторая — в террариум с хлыстом-фамильяром Андромалией, а третья — в ванную комнату.

После его ухода Елизара бросила беглый взгляд на мониторы системы охраны на его столе и, прикрыв глаза, произнесла сама себе со вздохом:

— Как дети, Азазель их подери.

Три её лучших, ведущих аналитика в очередной раз цапались у себя в огромном кабинете без углов с высоченными пятидесятиметровыми потолками, где до реконструкции была градирня. Она старалась поддерживать между ними конкуренцию, что позволяло им быть всегда в форме, но это плохо влияло на их дисциплину и периодически портило корпоративный дух во всём Центре аналитики.

— Верни кружку, а то сейчас сгною, будешь кровью испражняться, — прокричал Фир-Фир, еле держась в воздухе.

Он стал архидемоном и прирастил себе крылья самым последним, буквально пару месяцев назад, и ещё плохо летал, чем и пользовались остальные, подтрунивая над ним.

— Вначале догони, шар для боулинга, — Мур-Мур взмыл с чужой кружкой к потолку и кружил там, не подпуская к себе коллегу.

— Мур, курица ты общипанная, сейчас получишь мзды ещё и от меня. Это ты скинул мою клаву на пол? — спросил Наф-Наф, наблюдая за потасовкой снизу. Со своей комплекцией он предпочитал не рисковать с полётами в закрытых помещениях.

— Далась она мне, — ответил Мур-Мур, уворачиваясь от плохо летающего Фир-Фира. — Небось, уборщица тряпкой смахнула. Нефиг на беспроводной работать. Возьми проверенную проводную и все проблемы исчезнут. В том числе и задержки.

— Это у тебя задержки… В развитии! — Наф-Наф всё-таки не выдержал и раскрыл крылья, решив помочь разобраться со слишком говорливым Мур-Муром.

Однажды Азазель, придя с инспекцией в Центр аналитики и случайно став свидетелем очередной перебранки, сказал, что троица слишком похожа на поросят из сказки.

С тех пор к ним и приклеились имена: Мур-Мур, Наф-Наф и Фир-Фир. Настоящие теперь знала только бухгалтерия, начисляющая им зарплату, и кадры, где хранились личные дела.

Отличить их между собой проще простого: Мур-Мур самый мелкий, почти коротышка, острый на язык и поэтому вечно отгребает от других, Наф-Наф — пухлый, вызывающе медлительный и постоянно получает из-за этого, а Фир-Фир — лыс как колено младенца и является хозяином склочного, взрывного характера и за это страдает.

Архидемоница застыла в дверном проёме и ждала окончания ссоры. Опыт подсказывал, что не стоит вмешиваться и лучше дать им выпустить пар. Иначе целью их выходок может стать она сама.

Мур-Мур, увидев Елизару, ловко славировал к ней, зацепив крылом потолочный светильник на длинном проводе, и спрятался за её спину, доставая ей максимум до груди. — Тук, тук. Я в домике. Босс, как отчёт у Азазеля прошёл?

— Неплохо. Жду материалы для завтрашней планёрки, — она дала поручение, но на её слова никто не обратил внимания.

Два других аналитика опустились вниз и попытались выдрать мелкого из-за спины архидемоницы.

— Можно, я его жахну один разок? Не больно, для профилактики, — спросил Фир-Фир.

— Так, мои хорошие! Ша, я сказала! — в этот раз Елизара рявкнула, но даже на её выкрик никто не отреагировал.

Она прикрыла глаза и приняла свой демонический образ.

— Зачётные рога! — остановился и ответил Фир-Фир. — Настоящие? Не морок?

— Нашёл что спрашивать, дебил, — встрял Наф-Наф и потрогал боса за левый рог. — Стопудово родные.

Мур-Мур выпрыгнул из-за спины и ударил по руке:

— Убрал грабли.

Елизара вздохнула.

— Если всё прошло нормально, может, замутим пати? — крикнул мелкий аналитик.

— О, я вписываюсь! — поднял руку Наф-Наф. — С меня жратва.

— Я тоже в деле, с меня бухлишко, — радостно потёр руки Фир-Фир. — Так что, я полетел в гипермаркет?

В сумочке у архидемоницы зазвонил смартфон, это был Белиал.

— Елизара, можешь говорить? — спросил он.

— Заткнитесь! — крикнула она на своих ведущих аналитиков, прикрыв смартфон ладонью и возвращая обычный внешний вид.

— Можешь подскочить в бункер завтра перед планёркой?

— Что-то с Пистис? — ответила вопросом на вопрос Елизара.

— Нет, — после небольшой паузы ответил Белиал. — Просто хочу поговорить без лишних крыльев.

— Буду.

— Хорошо, жду.

Елизара положила трубку.

— Всё, баста. Успокоились, мечтатели. За работу.

— Мы заслужили бонус за вчерашнее!

— В расчётном листке за май увидите, мои хорошие.

19

— Движение! Кажиты! — закричал сталекрылый велит с дозорной башни Аванпоста Фукабина и затрубил в боевой рог. — Северо-запад.

Кариэф и Табрис всмотрелись в закатное небо — к ним стремительно приближались, быстро увеличиваясь в размерах, несколько сотен крупных, покрытых чешуйчатой кожей животных со спаренными крыльями. Их тупорылые пасти издавали громкий рык, а фукабы-наездники на спинах злобно улюлюкали, подбадривая себя перед смертельной хваткой.

Две центурии сталекрылых, сто шестьдесят ангелов, встали на крыло и поднялись вверх, выстаиваясь в боевое построение Небес, вид которого приводил в ужас врагов в изведанных срединных мирах, внушая страх и трепет даже их извечным противникам — падшим. Дротики-гасты стали безостановочно стрелять и бросаться коршунами на наездников.

— Джунгли! — крикнул ещё один дозорный и тоже затрубил в рог.

Из синих джунглей, окружая Аванпост, резво выбегали фукабы, перепрыгивая в своей прочной, но очень лёгкой и подвижной деревянной броне обгоревшие остатки деревьев. Мёртвая секунду назад земля превратилась в бурлящее, неспокойное грязно-фиолетовое море, с каждым мгновением всё сильнее и сильнее вздрагивая от тысяч ног.

— Их очень много, — удивлённо сказал Кариэф.

— Да, — ответил Табрис. — Тысяч пятьдесят, не меньше.

— Думаю, больше.

За стенами застучали барабаны: остатки наездников на кажитах, выживших после залпов дротиков-гаст и атак коршунов, бросились на ангелов, разбиваясь о боевое построение Небес как о каменную стену. Строй сталекрылых велитов, сражающихся в небе и ощетинившихся дротиками, кажется, даже не заметил этой самоубийственной атаки аборигенов.

Стук барабанов резко смолк, сменившись звенящей тишиной. Фукабы вывели из джунглей четверых пленённых Цепных псов, туго обмотанных побегами, и поставили на колени. Титанокрылые преторианцы были обнажены и выглядели очень плохо — поломанные крылья, множество открытых ран, кровавые подтеки на лицах и телах. Из ртов текла тягучая кровь — им вырвали языки, чтобы они не смогли произнести молитву и воссиять.

Примипил Пахадрон, увидев собратьев, подбросил вверх дротик-гасту, тот перекинулся в коршуна и громко закричал, призывая когорту и командуя атаку.

— Преторианцев пытали, — сказал Кариэф.

— Нет, мстили. Сидите здесь и не мешайтесь под ногами, — центурион Минасий тоже взлетел, входя в транс и поднимая центурию в небо.

Фукабы, улюлюкая и подбадривая самих себя, вплотную подошли к Аванпосту, почти касаясь отравленной воды.

— У них нет шансов, дружище. Сталекрылые вначале добьют наездников на кажитах, а потом разнесут в пух и прах всю эту шушеру внизу. Зря фукабы так поступили с пленными, мне их даже немного жаль. Велиты от них мокрого места не оставят, — сказал Табрис стоящему рядом охранителю Пантосию.

Тот одобрительно кивнул головой.

— Что-то здесь не то, — Кариэф попытался на всякий случай предвидеть и просчитать бой, расправив крылья и погрузившись в транс. — Они не настолько идиоты. Как-то же они убили восьмерых преторианцев и пленили четырёх.

— Получается, что идиоты, — рассмеялся Табрис, его смех подхватили остальные охранители.

Кариэф попробовал перенять травмы пленных, но не смог. Стоял частичный блок: что-то мешало как на Перинасии, только не так явно и прямолинейно.

— Странно, Пахадрон сказал, что у аборигенов нет богов, — сказал он озадачено, посмотрев на Барона.

Тот поднял нос, принюхался и мордой указал на гору Мауна на севере, негромко завыв.

Высокий палач фукабов, увешанный шипастыми амулетами, в окружении мерцающих огненных шаров подошёл к пленённым Цепным псам и одним взмахом деревянного палаша отрубил ближайшему голову, затем радостно взял его окровавленное ожерелье, поднял вверх и втоптал в землю.

Смерть собрата была последней каплей, боевое построение Небес рассыпалось, и рой сталекрылых как удар молнии нырнул в кишащее фукабами море, сметая в небе последних уцелевших наездников на кажитах.

— Вот тебе и дисциплина, — отметил Пантосий.

— И не говори, сорвались ребята, — ухмыльнулся Табрис, внимательно наблюдая за побоищем.

Удары ярко сияющих дротиков-гаст косили врагов, врезаясь в закованные в деревянную броню тела. Но аборигены абсолютно не боялись смерти, фанатично рвались в атаку и пытались задавить числом.

Воины из центурии Минасия кружили над фукабами, хватали и швыряли их в недобитых кажитов, а когда те закончились — то просто бросали со смертельной высоты как можно дальше в джунгли. Дротики-гасты периодически перекидывались в коршунов, выклёвывали противникам глаза, срывая шлёмы и добивая на земле.

Несколько велитов, получив ранение и выпав из транса, тут же стали лёгкой мишенью для лучников фукабов, которые очень грамотно и, главное, метко нашпиговывали их острыми деревянными стрелами, ювелирно попадая между сочленениями стальной брони.

Центурии одна за одной приземлялись, ведомые центурионами, и взмахами крыльев, окованных в сталь, разрезали противников на мелкие кусочки, а дротиками-гастами нанизывали тела врагов как мясо на шампуры.

— Бойня, — сказал Кариэф, морщась от неприятного зрелища и всё ещё пытаясь просчитать сражение, чтобы прикинуть потери. — Кровавая и бессмысленная.

Палач, которого защищали мерцающие огненные шары и просто нереальное количество фукабов, отрубил головы второму и третьему титанокрылому и втоптал их ожерелья в землю. Она всасывала кровь с мёртвых тел и с каждой каплей дрожала всё сильнее и сильнее.

Конец ознакомительного фрагмента.