Щенки-медвежатники

Виталий Ерёмин, 2005

У нас крайне мало беллетристики для подростков. То есть книг, где главные герои – подростки. Поэтому «Щенки» могут отчасти заделать эту прореху. Хотя надо сразу оговориться, что в этой книге действуют подростки 60-х годов прошлого века, то есть 60-летней давности. Но время не властно над психологией прекрасного возраста. Подросток всегда подросток, в любом веке. Когда резвятся щенки-детеныши разных зверей – глаз не оторвать. А уж «щенки» из этой повести «резвятся» напропалую. Героям этой книги так же, как и некоторым сегодняшним ребятам, катастрофически не везет с родителями и учителями, с учебой и шпаной из соседнего враждебного района. Их одолевает тяга к большим деньгам и риску. В результате они попадают в предельно опасные ситуации, совершают умопомрачительные по сложности преступления. Содержит нецензурную брань.

Искушение

Милиционеры отвезли Андрея в больницу. Это было недалеко, в двух кварталах от «Ударника». Толян, Генка и Мишка прибежали туда. Но дальше дверей приемного покоя их не пустили.

Андрея осмотрели и сказали, что ему повезло. Сотрясение мозга нетяжелое. Перегородка в носу искривлена на всю жизнь, но это не страшно. Почки повреждены, но, кажется, не очень. Если верить рентгену, ребра, не считая двух трещин, целы. В основном пострадало лицо. Андрею зашили рассеченные брови, хотели дать мазь для сведения синяков, но он не взял.

— Сам до дому дойдешь? — спросила медсестра.

Андрей ничего не ответил, его тошнило. Он сел в предбаннике приемного покоя, чтобы собраться с силами.

— Тебя не положат? — удивился Мишка.

— Мы хулиганов кладем только в крайнем случае, — сказала медсестра.

— Его побили и он же хулиган? — возмутился Толян.

— А кто ж он? — проворчала медсестра.

Генка протянул Андрею зеркальце, с которым не расставался на почве борьбы с прыщами. Андрей не узнал себя. Глаза заплыли, губы выворочены, как у негра.

— Е-мое, это кто? — вырвалось у него.

— Это ты, — без смеха констатировал Генка.

— Нельзя мне в таком виде домой, — сказал Андрей.

Он стеснялся сказать про ссору с отцом.

— Давай ко мне, — предложил Толян.

Ему было неловко, что он, с его маховиками, не бросился на выручку и допустил такое безобразие.

Ребята вышли из приемного покоя и оторопели. У стоявшего неподалеку старого «москвича» их поджидали Зван и его подручный калмык Джага.

— Корень, подойди, базар есть, — сказал Зван, играя четками.

Андрей отделился от ребят и подошел. Несколько секунд Зван молча разглядывал его. Потом сказал:

— Ну, если не положили в больничку, значит, требуха в порядке, ничего не отбили. А остальное заживет, как на собаке, так?

— Так, — согласился Андрей.

Зван хотел еще что-то сказать, но тут подкатил милицейский «газик». Из него выскочил капитан Досанов, симпатичный казах.

— Названов, ты что тут делаешь?

— Ребят поджидал.

— Зачем?

— Разговор есть.

— И сколько ты здесь?

— Минут сорок.

— И кто тебя видел?

— Вот, ребята, Корень.

— Кто тут Корень? — спросил Досанов.

— Я, — сказал Андрей.

— А фамилия у тебя есть?

— Корнев.

— Кто тебя так, Корнев?

Андрей пожал плечами.

— Не помню.

Досанов завелся с пол-оборота.

— В прошлом году на танцплощадке тебя отделали? Тебя! Тогда ты тоже говорил «не помню». Сколько уже стоишь здесь с Названовым? Отвечай быстро!

— Минут двадцать, — соврал Андрей.

Досанов повернулся к Толяну, Генке и Мишке.

— Вы что скажете?

Те подтвердили.

Досанов выругался по-казахски и обратился к Звану:

— А ты чего сюда рванул? Алиби лепишь? Думаешь, слепил?

— Какое алиби, начальник? — лениво процедил Зван. — Я приехал поддержать Корня. Зря его потоптали.

— Через десять минут чтоб был у меня, — строго сказал Досанов, садясь в машину. Он куда-то спешил. Кажется, случилось что-то серьезное.

«Газик» уехал. Зван предложил Андрею сесть в его «москвич». Угостил дорогой сигаретой и сказал:

— Жгучий, конечно, оборзел. Баба кто? Никто.

Андрей кое-как засунул сигарету в разбитый рот и с наслаждением затянулся.

— Бери всю пачку, — сказал Зван. Он покосился на пацанов и вполголоса добавил: — С кем ты корешишься? Знаешь правило? Водись с теми, кто выше тебя.

Андрей молчал. Зван хлопнул его по колену.

— Ладно, давай сегодня отдыхай. А завтра, если хочешь, устроим расслабон. Оттянемся по полной. Выберешь себе безотказку. Шишка-то небось дымится? По петушкам?

Зван протянул руку. У Андрея кружилась голова, болело тело, он плохо соображал, что происходит. Но он понимал, что сердить такого врага опасно. Он пожал протянутую руку.

«Надо же, как сразу все навалилось, — думал Андрей, когда топали в Новостройку. — Ни один лотерейный билет из ста не выиграл. С отцом разругался. Без аттестата оставляют. От слободских схлопотал. Полная непонятка, как поведут себя слободские. Неужели правда начнут гнобить? Вот скотство!»

Пришли к Толяну. Петр Палыч ел на кухне яичницу. Взглянув на Андрея, не очень удивился, спросил, что произошло. Толян и Генка рассказывали. Петр Палыч задавал вопросы. Ему почему-то было интересно.

Начали решать, как лучше избавиться от синяков. Андрей попросил сырого мяса.

— Хорошее средство, — согласился Петр Палыч. — Откуда знаешь?

— Слышал, — уклончиво ответил Андрей.

Однажды отец хотел дать ему тумака, но промахнулся и угодил кулаком в глаз. Соседка посоветовала наложить сырое мясо. Через два дня глаз открылся, от синяка осталось только желтое пятно, можно было идти в школу.

В холодильнике нашелся кусок замороженного мяса. Нарезали тонкими пластинками, наложили на лицо и почти сплошняком забинтовали. Ребята давились от смеха.

— Прямо как человек-невидимка, — сказал Генка.

Петр Палыч тоже не мог сдержать улыбки. Толян приготовил постель. Андрей лег и тут же отрубился.

Среди ночи Андрей услышал голос матери. Анна Сергеевна сидела у его постели и разговаривала с Петром Палычем. Тот говорил, что ничего страшного. Мол, оклемается. Мать всхлипывала. Андрей открыл глаза. Петр Палыч вышел. Мать сказала со слезой в голосе:

— Одевайся, пойдем домой.

— Мне и здесь хорошо, — ответил Андрей.

— У тебя есть дом. Не позорь родителей. Пошли.

— Немного позора вам не помешает.

— Надо же, чего желаешь родителям… — В голосе матери прозвучала обида.

Она оглянулась на дверь.

— Кому ты здесь нужен? Что за алкаш мне дверь открыл? Нашел себе компанию.

— В кого же мне быть лучше? — привычно пошутил Андрей.

— Пошли, — потребовала мать. — Мы не спим. Отцу завтра на работу.

— Я, может, вернусь, но только не сегодня. И не завтра. Так что спите спокойно, — сказал Андрей.

— Значит, в школу больше не пойдешь?

— Зачем?

Мать вздохнула.

— Куда ты катишься?

— А мне по фигу.

— Ну, как знаешь.

Мать ушла. Андрей отвернулся к стене. Слезы были близко, в носу пощипывало. Набрал в грудь побольше воздуха и шумно выдохнул. Стало легче. Послышался голос Петра Палыча:

— Зря ты так. Родителей не переделаешь.

«Мать права, — подумал Андрей, — здесь я никому не нужен. А дома? — спросил он себя. — Разве там я нужен?»

…Андрею вспомнилась первая встреча с отцом. Приехав с войны, отец посадил его, четырехлетнего, на колени. Андрей осторожно потрогал отцовские усы и проговорил:

— Папка колючий.

— Нельзя говорить «папка», — строго произнес отец. — Называй меня «папа».

— Папка, — снова сказал Андрей.

Отец сердитым движением ссадил его с колен и больше не брал на руки…

Петр Палыч подошел к постели.

— Повязка сбилась. Давай поправлю.

Андрей привстал на постели, подставил голову. Петр Палыч начал аккуратно сматывать бинт. Посоветовал:

— Чтобы не пьянеть, нужно за час перед хорошей выпивкой принять граммов пятьдесят-семьдесят. За час!

— Учту, — сказал Андрей. И спросил: — Вы умеете танцевать вальс?

— Хочешь научиться?

— Угу.

— Когда-то этому в военных училищах учили не хуже, чем строевому шагу, — сказал Петр Палыч. — Видели в этом смысл. Учили не только вальсу, всем бальным танцам. Правда, в жизни редко пригождалось. Но если уж выпадал случай, мы были на высоте. Немцы в Германии после войны рты разевали. Удивлялись, как танцуют мазурку эти лапотные славяне.

— И повязывать галстук умеете? — спросил Андрей.

Петр Палыч внимательно посмотрел на него.

— И этому научу. Знаешь поговорку? Хорошо завязанный галстук — первый серьезный шаг в жизни.

Лицо майора было совсем близко. Андрей разглядел глубокие вертикальные морщины и кустистые брови. Похоже, Петр Палыч их стриг.

— Ты кем стать-то хочешь? — спросил майор.

Андрей пожал плечами.

— Я еще не определился. — И опять спросил о своем: — А почему чечены дают своим пацанам потыкать убитого ножами?

— Насчет чеченов не знаю, а воры в законе так делают, — спокойно ответил Петр Палыч. — Тебя интересует, кто убил приемщика стеклотары?

— А кто такие воры в законе?

— Мастера власти, — сказал майор. Похоже, он, как многие взрослые, любил отвечать туманно.

— А у нас в городе есть воры в законе? — спросил Андрей.

Петр Палыч отозвался задумчиво:

— Есть один экземпляр. Ты с темы-то не соскакивай. Я думаю, танцы и галстук — дело нужное. А профессия? Тебе не кажется, что это еще нужней?

Андрей сделал нетерпеливое движение. Кажется, этот старый хмырь взялся его воспитывать.

— Не дергайся, — сказал Петр Палыч, — а то мясо слетит. Я ж не на тарелку накладываю. Лежи и слушай. Неужели не интересно, когда о тебе говорят?

— Так вы ж вопросы задаете.

— Могу и не задавать. На тебе и так все написано. Как говорил один вор в законе, я вижу цвет твоей печени.

— Все считают меня пропащим, — сказал Андрей. — А вы, по-моему, специально достаете, чтобы я поскорее слинял.

— Бог с тобой, — искренне запротестовал Петр Палыч. — Я, наоборот, рад, все-таки есть с кем поговорить. А ты, говорят, еще и в шахматы хорошо играешь. Кстати, мать принесла кое-какую еду, мясо. Так что ты тут ничего не должен.

Он закончил перевязку и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. «Странный тип», — подумал Андрей. И провалился в сон.

Утром его разбудил Генка. Сегодня он был свободен до пяти вечера. Он вообще часто работал во вторую смену, когда начальства, считай, нет и можно вытачивать на станках что-то свое. Генка принес последние новости.

— С тобой хочет поговорить Крюк.

«Что делается? — подумал Андрей. — Вчера подкатил Зван, сегодня Крюк. К чему бы это?»

— Центровым понравилось, что ты первый вмазал Жгучему, — сказал Генка.

Андрей усмехнулся.

— А что понравилось Звану?

— Может быть, то же самое. Говорят, он со Жгучим часто цапается.

— Но центровые и слободские не могут хотеть одного и того же.

— Ну почему же? — тонко улыбнулся Генка. — Еще как могут. И тем и другим нужно, чтобы мы, новостроевские, сколотили свою контору.

— Зачем?

— Не въезжаешь? Рано или поздно это все равно произойдет. Так чего тянуть? Разница в том, что и те и другие хотят, чтобы наша контора была только на их стороне.

Откинувшись на спинку стула, Генка курил сигарету, сбрасывая пепел в полураскрытую коробку спичек, и всем своим видом изображал дипломата, искушенного в хитросплетениях чужой политики.

— Что еще? — спросил Андрей.

— Костик в больнице. Его продырявили.

Андрей вскочил в постели.

— Как продырявили? Чем?

Генка пожал плечами.

— Его прошили велосипедными спицами, — послышался голос Димки.

Димка только что вошел и стоял на пороге. Он вынул из спортивной сумки бутылку кефира и печенье.

— Где Костик? В какой больнице? — спросил у него Андрей.

— В центральной. В реанимации.

«Там Катя, мне надо туда», — мелькнуло у Андрея. Он стал одеваться.

— Куда ты в таком виде? — воскликнул Генка.

Андрей пошел в ванную, посмотрел на себя в зеркало. Действительно, как можно идти по улицам с такими фингалами?

— Не обязательно идти. Можно позвонить, — предложил Димка.

Он набрал справочную, потом реанимацию.

— Кто вы Громову? — спросил женский голос на другом конце провода.

— Брат, — сказал Димка. — Родной брат.

— Мы таких справок не даем, — ответил голос.

На другом конце провода положили трубку.

Ребята пошли на кухню пить чай.

— Ну что? Как дальше жить будем? — спросил Андрей.

— Я думаю, нужно сделать пушку, — предложил Генка. — Иначе нам хана.

— Делай, — одобрил Андрей. — Пусть слободские знают, что у нас есть пушка.

— Вы чем думаете? Ведь они тоже вооружатся огнестрелом, — сказал Димка.

Андрей глазами сказал Генке: делай!

— Сделаю, — пообещал Генка. — Но не быстро. Работа сложная.

— Кто же проткнул Костика? — задумался Андрей.

Генка и Димка переглянулись.

— Он вроде Адаму нахамил, — сказал Димка.

Андрей тоже подумал на чехов. Перед его глазами стояла картинка двухлетней давности. Только приехав в этот город, он пошел в кино. Отец дал на билет и мороженое пятьдесят копеек. Стоя в очереди в кассу, держал мелочь в зажатом кулаке. Неожиданно подошел чернявый пацан и попросил отойти в сторонку. Пацан был года на три младше. Не чувствуя опасности, Андрей отошел от кассы. Его тут же окружили несколько таких же чернявых пацанов и потребовали деньги.

Андрей засунул руку с мелочью поглубже в карман.

— Еще чего?

— Давай, русак, по-хорошему, — угрожающе зашипели чеченские пацаны.

Что-то больно кольнуло Андрея в живот и спину. Это были остро заточенные велосипедные спицы. Ощущение не из приятных. Но у Андрея почему-то не было страха, что его проткнут.

— Вы что, охренели? — с удивлением спросил он.

— Давай без разговоров, — сказали ему.

Чеченские привыкли, что их все боятся. Тем и удивил их Андрей. На его лице не было страха.

Но и ему бы пришлось туго, если бы не Руслан.

Подошел паренек одного возраста с Андреем, сказал что-то по-чеченски. Пацаны мигом испарились. Паренек с широкой улыбкой протянул руку:

— Я видел, как разгружали машину с вашими вещами. Больше тебя никто не тронет. А если начнут приставать, скажи, что живешь рядом с Русланом.

…«Неужели это чеченские шнурки продырявили Костика? — думал теперь Андрей. — А почему нет? На танцах их бывает немало. Как и слободских шнурков».

Андрей решил сменить тему. Спросил у Димки:

— Как считаешь, на чем они спелись, Адам и Зван?

Димка облизнул тонкие губы и с важным видом объяснил:

— Наверно, Адам в обмен на мир предложил Звану совместный контроль над «Ударником». Адам на этом ничего не теряет. А Зван… Что он имел? Дунькин клуб. А теперь он с Адамом почти на равных. Без всякого пролития крови.

— Но ты говорил, что чехи не любят делиться тем, что плывет им в руки, — напомнил Андрей.

Димка поморщился.

— Мальчуган, уверяю тебя, это временно. Значит, сегодня так надо Адаму.

В дверь громко постучали.

— Кто там?! — крикнул Андрей.

— Милиция, — послышался за дверью голос капитана Досанова.

— Дверь открыта!

Войдя в квартиру, Досанов с уважением осмотрел старинную мебель, а потом ощупал ребят своими острыми узкими глазами.

— Обсуждаете ситуацию?

Андрей и Генка пожали плечами. Димка ответил философски:

— Жить вообще сложно, а в нашем городе особенно.

— Никто вас сюда не звал и не держит, — сухо отозвался Досанов.

Отчасти он был прав. Казахи точно не звали. Позвала партия. На освоение целинных и залежных земель. До 1944 года город жил тихо. Двери домов не закрывались. На окнах магазинов не было решеток. Замки висели больше для вида.

Но ссыльным с Кавказа разрешили взять с собой одни узлы и чемоданы. К тому же чеченцы привыкли жить в своих домах. Снимать жилье было не в их характере. И они начали добывать на строительство своих домов деньги. Взрослые среди ночи опустошали магазины и склады. А молодежь и подростки раздевали местных чуть ли не средь бела дня.

— Нам уйти? — спросил Димка.

Досанов отмахнулся: мол, оставайтесь.

Он сел на стул и обратился Андрею:

— Ты, конечно, не запомнил кто тебя отделал?

— Они все на одно лицо.

— Знаешь, что случилось со Громовым?

Андрей кивнул.

— Ты был при его разговоре с Адамом?

Андрей снова кивнул.

— Громов действительно оскорбил Адама?

— Костик просто посоветовал ему не гоношиться. Он не сказал ни одного грубого слова.

— Но Адама это обозлило?

— Само собой, он же король. Ему слова не скажи.

— Понятно, — сказал Досанов.

Андрей усмехнулся.

— А мне непонятно.

— Что тебе непонятно? — насторожился Досанов.

— Непонятно, почему вам все понятно.

Странно, но капитан Досанов не обиделся. Он сказал:

— Если не поможете следствию, с вами может произойти то же самое, что и с Громовым. А может, и похуже. Так что пошарьте по мозгам. Может, что-то вспомните. Курите. — Капитан открыл пачку хороших болгарских сигарет.

Ребята взяли по сигарете. Но разговор не клеился. Милиция действительно могла сделать их жизнь более безопасной. Но для этого нужно было стать стукачами. Кто ж на это пойдет?

Однако Досанов не терял надежды. Он вынул блокнот, написал на трех листках номер своего телефона, дал каждому и попросил звонить, если вдруг станет известно что-то важное.

В дверях он обернулся.

— Одного не понимаю. Зачем вы прикрыли Звана?

— Неужели вы думаете, что он своими руками проткнул Костика? — сказал Андрей.

Ничего не ответив, Досанов скрылся за дверью. Андрей ритуально сжег над пепельницей листок с номером телефона. Ребята сделали то же самое.

Андрей снял с лица повязку, надвинул на глаза кепку, взглянул в зеркало.

Генка подошел к нему.

— Все-таки решил идти к Костику?

— Надо.

— Держи, — послышался голос Петра Палыча.

Он возник в дверях, как привидение, протягивая солнцезащитные очки. Они были как нельзя кстати.

Генка проводил Андрея до больницы. По пути они еще раз обсудили предложение Крюка о встрече.

— Скажи, что я готов. В любое время, в любом месте, — сказал Андрей.

— Здравствуй, — сказал Андрей.

— Здравствуй, — ответила Катя.

Они стояли у входа в реанимационное отделение. Сновали медсестры. Кого-то везли на каталке. Обычная больничная суета. Катя в белом халатике казалась старше. А может быть, как раз выглядела на свои годы.

В больничном дворике под большой ивой стояла скамейка. Там они и сели. Катя вынула из кармана плитку шоколада.

— Ешь. Кто ест шоколад, тот веселее смотрит на жизнь.

— Да? — тупо спросил Андрей, разглядывая Катю.

Под халатиком у нее, кроме нижнего белья, ничего не было. Создавалось ощущение, что она голая.

— Не лезь своими глазами, куда не просят, дикарь, — посоветовала Катя.

— А как ты видишь? — удивился Андрей.

— Кожей чувствую.

— Как Костик? — спросил Андрей.

— Ранение специфическое. Кровь текла внутрь. Хорошо хоть «скорая» приехала быстро. Может, выкарабкается.

— Можно поговорить с ним?

Катя покачала головой.

— Это исключено.

— Даже вечером или ночью?

— Даже.

Андрей нервно спросил:

— Не можешь или не хочешь?

— Не хочу, чтобы ты узнавал, кто его проткнул. Не хочу, чтобы сводил счеты. Ты и так зашел слишком далеко.

— И поэтому ты пропала?

— Мы почти не знаем друг друга. Пусть так и останется, — твердо сказала Катя.

— Да, водиться со мной опасно, — усмехнулся Андрей.

Катя поднялась.

— Ладно, мне пора. Будь осторожней. Не заигрывайся.

— Милиция уже допрашивала Костика? — спросил Андрей.

— Приходил какой-то казах.

— Дай мне на всякий случай твой телефон, — попросил Андрей.

— Нам можно звонить только по делу, — предупредила Катя.

— Я не собираюсь названивать тебе. Прошу на всякий пожарный.

Катя назвала номер. Неожиданно Андрей схватил ее за плечи, притянул к себе, хотел поцеловать в губы, но девушка увернулась.

— Запомни, дикарь: это у меня только для еды.

— Что? — удивленно спросил Андрей.

— Рот у меня только для еды, — объяснила Катя и скрылась в дверях реанимационной.

Андрей открыл дверь в квартиру Толяна и услышал голоса. Петр Палыч разговаривал на кухне с какой-то девахой.

— Надолго вы к нам? — спрашивала деваха.

— Отпуск у меня почти двухмесячный, — зачем-то врал майор. — Да еще один, не использованный в прошлом году. Да еще один за позапрошлый год.

— Надо же, целых полгода! — воскликнула деваха. — Что ж вы тут делаете? На море ехайте, в Гагры.

— Поехали, — предложил Петр Палыч.

Деваха залилась смехом.

— Я свой отпуск уже отгуляла. Ремонт в своей хибаре сделала.

— Без тебя не поеду, — сказал Петр Палыч. — Кому я там нужен, старый пень?

— Вы, может, и пень, но еще не старый. Вы зрелый.

— Это как же определила?

— У меня глаз — алмаз.

— Так проверить надо, — игриво сказал майор.

Деваха снова заливисто рассмеялась.

— Кого? Вас или меня?

— Меня, — смиренно уточнил Петр Палыч.

— А что? — озорно отозвалась деваха. — Проверим, коли очень хочется. Почему не проверить, если человек хороший?

— У тебя всегда так просто? — спросил Петр Палыч.

— Хотите сказать, со всеми или не со всеми? Это уж вы сами сообразите. Вы человек образованный, не чета нам. Хотя можете и не сообразить.

— Это почему же? — удивился майор.

— А вы бабами не испорченный.

— По глазам определила?

— Кто испорчен, тот глазками ощупывает, раздевает. А вы глазки отводите.

— Но все же посматриваю, — чистосердечно признался Петр Палыч.

— Так ведь украдочкой. — уточнила деваха. — И это правильно. А у вас, по-моему, тараканов нет. Не видно, чтобы бегали.

— Бегают по углам, — осевшим голосом проговорил Петр Палыч. — А ты отравы оставь. Я сам посыплю. Зачем нам сейчас этим заниматься?

Андрей тихонько отступил на лестничную площадку и закрыл дверь. «Вот это да! Ай да Палыч!» — подумал он. Как все пацаны его возраста, Андрей был уверен, что пятидесятилетние — ни на что не годные старики.

Он поднялся на крышу своего дома. Напротив копошились те же зэки. Но Расписного, вчерашнего блатного, что-то не было видно.

Андрей лег и задремал. Ему снилось, как он въезжал в этот город. Его вез на своей «победе» приятель отца. Ехали по тряской грунтовой дороге целый день. Нещадно пекло солнце. Андрея укачало и рвало. К вечеру приятель отца успокоил: «Потерпи, уже подъезжаем». Андрей увидел на горизонте огромное желтое облако. «Это пыльная буря, — услышал Андрей. — Ничего страшного, привыкнешь».

Элеватор на окраине города казался в песчаной мгле фантастической громадой. Песок скрипел на зубах, забивал нос, глаза, уши. Только две-три центральные улицы в городе были покрыты асфальтом, но и они были занесены песком. Песок забивался в носки, в нем утопала любая обувь. «Как здесь живут люди?» — думал Андрей.

— Андрюха! Что не позвонил? — послышался сквозь сон знакомый голос. — У меня идея — зашибись.

Это был Мишка.

— На миллион рублей? — насмешливо спросил Андрей.

Мишка был не из обидчивых. Он сунул Андрею бутерброд со шпротным паштетом и сказал:

— Мы добудем аттестаты зрелости безо всяких экзаменов.

— Как это? — вытаращился Андрей, откусывая сразу полбутерброда.

— Очень просто. Я только что был в гороно, все высмотрел. Решетка только на окне в кабинете зава. Там же единственный сейф. Другого в гороно нет. Соображаешь?

— А сторож? — спросил Андрей, смахивая с рук крошки.

— Нет там никакого сторожа.

— Уверен?

— Я приходил еще раз около десяти вечера. Не было никакого сторожа.

— А какой там сейф?

Мишка нахохлился.

— Сейф просто сволочь. Стенки очень толстые. Честно говоря, я еще не придумал, как его вскрыть.

Андрей потрепал Мишку по загривку.

— Не ломай голову. Мы Геныча привлечем. Он же у нас мастер на все руки. Мы сделаем из него медвежатника.

Мишка смотрел недоверчиво.

— Думаешь, согласится?

Андрей сделал лицо: мол, куда же он денется?

— Он меня не любит, — вздохнул Мишка.

— Полюбит, — пообещал Андрей.

Он отметил про себя, что у него появилась уверенность в себе и желание действовать.

— Сегодня наши, новостроевские, собираются, — сообщил Мишка. — Хотят обсудить, что делать дальше после вчерашнего. Кое-кто уже поделился с родителями.

— Если Волдыря прижмут, он скажет, что насчет взносов просто пошутил.

— Все равно надо решить, что делать, если слободские снова начнут наезжать, — настаивал Мишка.

— Обсуждайте без меня, — отмахнулся Андрей. — Ну как я покажусь в таком виде?

Мишка сказал:

— Между прочим, некоторые считают, что ты сам нарывался и подставил всех. Но большинство за тебя. Короче, сбор в подвале у Сани-морпеха в восемь вечера.

Бывший солдат морской пехоты Саня Стадник выпросил в ЖЭКе комнату в подвале, списанные матрацы и по вечерам бросал пацанов, как котят, учил приемам самбо.

— Ладно, приду, — согласился Андрей. — Хотя, может, опоздаю.

В чердачном окне показался Славик. Опасливо посматривая на Андрея, выбрался на крышу.

— Ты чего? — строго спросил Андрей.

— За тобой, — сообщил Славик. — Мама велела тебя покормить. Пойдем, дома никого, только Валерка.

— Ага, мы придем, закурим, начнем говорить о своем, а ты потом доложишь. Знаю тебя. А ну, мотай отсюда! — прикрикнул Андрей.

— Я больше не буду, — пообещал Славик.

— Домой я больше не приду, — сказал Андрей.

Славик плаксиво пролепетал что-то.

— Кыш отсюда! — цыкнул Андрей.

Славик исчез в чердачном окне.

— Зря ты так, — осуждающе произнес Мишка. — Он же еще ничего не понимает.

— Вот и надо воспитывать, чтобы понимал, — отрезал Андрей.

Мишка покачал головой.

— Буреешь ты, Андрюха.

На крыше строящегося напротив дома появился Расписной. Сказал густым голосом:

— Здравствуй, дружок.

— Я не дружок, — неприязненно отозвался Андрей.

— Извини, забыл, что тебя зовут Корень, — сказал Расписной.

Он повторил вчерашнюю просьбу.

Андрей обратился к Мишке:

— Сгоняешь?

Расписной перебросил через забор грелку и деньги. Мишка исчез.

— Скоро жизнь наладится, — сказал Расписной. — Я — твой счастливый лотерейный билет, Корень.

Сказав это, он растянулся на крыше, прикрыв глаза зэковской кепочкой.

Андрей тоже лег и закрыл глаза. Ему вспомнилось, как мать в годы войны приходила в дом, где он жил с бабкой и дедом, и просила, чтобы ей разрешили повидаться с ним. Они уходили в парк, развлекались на аттракционах и ели пирожные, запивая крюшоном. «Почему ты не живешь со мной?» — спрашивал маленький Андрей. «Потому, что меня не любит бабушка», — отвечала мать. «А почему тебя не любит бабушка?» — допытывался Андрей. «Подрастешь — узнаешь», — отвечала мать.

Но Андрей не хотел долго ждать и приставал с расспросами к бабушке. «Гулять не надо, когда муж на фронте», — ответила бабушка. «С кем гулять? Со мной?» — спросил Андрей. «Подрастешь — узнаешь», — отвечала бабушка.

Андрюша немного подрос. И папа привез ему после войны другую маму. Так и сказал: «Теперь это будет твоя мама». Вместе с новой мамой Аллой приехала сестренка Леночка. Очень хорошенькая. Андрей ей обрадовался и даже дал поиграть со своим любимым медвежонком.

А настоящая мама Аня не знала, что папа привез другую, и пришла навестить Андрея. «Чтоб ноги твоей здесь больше не было!» — строго сказал папа. «Ты хоть выслушай, — плакала мама Аня. — Никого у меня не было. Просто я не приглянулась твоей матери с самого начала, и ты отлично это знаешь». — «Поздно разбираться», — сказал папа.

Но через год мама Аня все же появилась. И ей разрешили погулять с Андреем. Потому что мама Алла вместе с дочкой вернулись в свой Ленинград.

Но скоро папа привел другую маму, Олю. А маме Ане снова запретил приходить к Андрею. Мама Оля родила братика Васю и требовала от Андрея, чтобы он выносил горшки и качал коляску.

Андрею к тому времени было уже семь лет. Он начал показывать характер. Он не хотел выносить горшки и называть маму Олю мамой. Папа оттаскал Андрея за уши. Было очень больно и очень обидно.

Когда Андрею исполнилось девять лет, мама Оля с братиком Васей вернулась к своим родителям. А бабушка стала советовать папе сойтись с первой мамой. Мол, если он с кем-нибудь и уживется, то только с ней. Андрей был доволен. Наконец-то, думал он, мама будет настоящей и родители будут заниматься только им, любить только его. Но через год родился Славик, потом Валерка…

Вернулся Мишка, принес коньяк и грелку. Андрей повторил вчерашний трюк. Вертухай на вышке был другой, но и он смотрел в другую сторону, как бы ничего не видел.

— Ты золотой пацан, Корень, — сказал Расписной.

Мишка притащил пирожки с ливером. Отличный рубон. Ребята управились в считанные секунды. Захотелось пить. Они спустились с крыши. Навстречу шла Зойка. Андрей хотел пройти мимо, но Зойка придержала его за рукав.

— Мама сказала, что все зависит от тебя. Ты должен опознать тех, кто тебя бил. Хоменко, Левитин, Сорокин тоже видели. Пусть они тоже опознают.

Андрей ответил, сдерживая злость:

— Ладно, ты таких вещей не понимаешь. Но твоя мамашка… Она чего хочет? Чтобы по каждому из нас «Школьный вальс» сыграли?

— Что же делать? — растерялась Зойка.

— У мамашки своей спроси.

Зойка обиженно вспыхнула.

— Что ты заладил: мамашка, мамашка? Я Анну Сергеевну, кажется, так не называю.

Андрей виновато кашлянул. Он чувствовал, что не прав.

Ему хотелось узнать, как там в школе. Неужели одноклассникам все равно? Хотя чего тут удивительного? Школа открылась всего два года назад. Каждый знает только себя. И плевать им на Корнева и Левитина.

Зойка выложила, наконец, главную новость.

— Между прочим, Анна Сергеевна была сегодня у директора. Вышла от него в слезах. А через пять минут повесили приказ: не допускать вас к экзаменам. Вся школа сбежалась читать.

— И меня не допускают? — спросил Мишка.

— И тебя, — бросила Зойка, не повернув головы.

Андрей шутливо предложил Мишке:

— Может, линчуем Карпыча?

Зойка приняла всерьез.

— Андрей, ты в своем уме?

— Шутка, — успокоил ее Андрей. — Топай, промокашка. Мы больше не одноклассники.

— Андрей, вернись домой. Анна Сергеевна места себе не находит, — умоляюще произнесла Зойка.

— Топай, — повторил Андрей.

Зойка скрылась в своем подъезде. А Мишка и Андрей пошли к Толяну.

В квартире стоял дым коромыслом. Толян и Петр Палыч сражались в быстрые шахматы. Андрей присмотрелся к игре майора и понял, что тот берет в основном нахрапом.

— Сядешь? — спросил Толян, проиграв партию.

— Давай, — согласился Андрей.

Когда-то отец показал ему, как ходят шахматные фигуры. Остальные премудрости Андрей почерпнул из специальной литературы. Он поставил Петру Палычу ловушку, тот мгновенно клюнул и в результате остался без фигуры. Остальное было делом техники. Майор начал подолгу задумываться, и у него упал флажок.

Толян и Мишка торжествующе загалдели.

— Давай еще одну! — потребовал реванша Петр Палыч.

У него тряслись руки.

Андрей разыграл рискованный дебют. Пожертвовал одну за другой три пешки. Майор мог безнаказанно съесть только одну. Но он слопал вторую, потом третью. Наказание за пешкоедство было неотвратимым. Теперь нельзя было двинуть без потери ни одну фигуру. Флажок упал.

— Надо усилиться, — пробормотал майор и скрылся в своей комнате.

Петр Палыч вернулся через минуту. От него несло водкой.

— Давай утешительную!

На этот раз он играл собранно, не поддавался ни на какие уловки. Андрей, наоборот, расслабился, зевнул фигуру. Петр Палыч довел партию до матовой позиции. Он сидел багровый, довольный собой и ласково смотрел на Андрея из-под кустистых бровей.

— Чем интересны шахматы? Не признают возраста. Молодец! Представляю, как ты будешь драть меня, когда у тебя откроются глаза.

Все дружно захохотали.

— Пьем чай, — сказал Петр Палыч, доставая из холодильника кусок торта, оставшийся после свидания с травительницей тараканов.

После чая майор учил Толяна и Мишку танцевать вальс.

— А тобой я займусь, когда поправишься, — пообещал он Андрею. — Ты будешь танцевать у меня, как кавалергард.

…Потом Толян сел за уроки, Мишка отправился по своим делам, а Петр Палыч ушел к себе и, похоже, завалился спать. Андрей тоже прилег. Но сна не было. Из головы не выходила мать. Все-таки она пошла в школу, надеясь уговорить Карпыча. Наверняка сказала, что Андрей каждый новый учебный год начинал в другой школе. Семья постоянно переезжала из города в город. И в каждой школе нужно было начинать с нуля. Новые учителя, новые одноклассники. И он, Андрей, для них новый. Незнакомый и чужой. Но, видно, дирюге плевать на эти тонкости. Для него главное, что Корнев часто пропускал уроки. А почему — не его забота. Карпыч ненавидел нарушителей дисциплины, как личных врагов.

Андрей представил, как будет психовать отец. Но при этом не скажет о дирюге ни одного плохого слова. Во всех неприятностях Андрея виноват только он сам. Когда мать говорила, что причина плохой учебы старшего сына — частые переезды из города в город, отец только отмахивался. Мол, везде учатся по одним учебникам и по одной программе. «Но не всех детей родители бьют за плохую учебу, — робко возражала мать. — Как можно бить за то, чего ребенок не понимает?» — «Он не хочет понимать!» — орал отец.

…Новый друг Андрея чеченец Руслан однажды сказал, когда они сидели на уроке:

— А у нас детей не бьют. Боятся, что подрастут и зарежут отца. Бывало, отец убивал одного из сыновей. Тогда братья мстили отцу, убивали его.

— Классные у вас законы, — восхищенно произнес Андрей.

Руслан тоже учился неважно, но не боялся показать дневник с двойками старшему брату. Отец умер в вагоне во время депортации. Руслан почитал старшего брата как отца и боялся огорчить его совсем другим. Например, робостью.

— У нас не бьют детей еще и потому, что боятся сделать их трусами, — объяснял Руслан. — Тем, кому исполнилось пятнадцать лет, раньше разрешали носить кинжалы. Чтобы при случае могли защитить свое достоинство. Холодное оружие уравнивает шансы. Сейчас кинжалы запрещены, поэтому мы носим тесаки.

С этими словами Руслан вынул из-за голенища сапога длинный нож с наборной рукояткой и положил его на парту.

— Руслан, не балуйся, убери, — ласково попросила красивая полнотелая географичка с бельмом на глазу.

Однажды кто-то из одноклассников дал Андрею затрещину. Тот в ответ только толкнул обидчика. Руслан зашипел на него:

— Сосед, ты чего меня позоришь?

— Отец велит думать о последствиях, — объяснил Андрей.

— Чему он тебя учит? — вскипел Руслан. — Все наоборот! Если начал думать о последствиях, тебе конец. Будешь жить, но уважать тебя никто не будет. И прежде всего ты сам.

Андрей доучился до десятого класса, но так и не понял, где дальше учиться, кем стать. А Руслан еще тогда, в восьмом классе, твердо знал, что пойдет на юридический и будет прокурором. Так решил старший брат.

— Как же ты будешь сажать своих? Они тебе этого не простят, — удивлялся Андрей.

— Я своих выручать буду, — широко улыбаясь, отвечал Руслан. — А сажать — только чужих.

«Как все просто в жизни у Руслана!» — с завистью подумал Андрей. И вплыл в сон.

Он проснулся спустя два часа. Его кто-то тормошил. Андрей открыл глаза. Перед ним стоял Жорик.

— Тебя ждет Зван.

Зван сидел в своем «москвиче». На заднем сиденье дымила сигаретой Жанка.

— Познакомься. Красючка, правда? Ты ей нравишься, — сказал Зван, указывая Андрею место на переднем сиденье.

Андрей презрительно посмотрел на грубо напомаженную девицу и, ничего не ответив, сел в «москвич».

— Ты стал страшный, это хорошо. — польстил Зван.

У него был бархатный голос. Наверно, он мог бы хорошо петь. Зван включил скорость и тронул с места.

Они приехали на берег Иртыша. Жанка вышла из машины, чтобы не мешать разговору.

Зван достал из-под сиденья две бутылки пива. Одну протянул Андрею. Другую открыл зубами, сделал большой глоток и спросил:

— В карты играешь?

— Играю, но не люблю.

— Дурь куришь?

— Пробовал, не действует.

— Значит, не хочешь, чтобы подействовала. А разрядиться не желаешь? Вон Жанка, хоть сейчас обслужит.

Андрей гордо отказался.

— Бабу я сам возьму.

— Деньги любишь?

— Кто ж их не любит?

Зван залез в карман, вытащил горсть бумажных денег.

— Не надо, — отказался Андрей.

Зван скривился.

— Ладно тебе, бери.

— Нет.

— Запомни, Корень, — поучал Зван, — быть бедным стыднее, чем быть преступником. Это значит, ты ничего не можешь: ни заработать, ни украсть. И значит, ты вдвойне не мужчина. Понял?

Андрей молчал. Зван зажег сигарету, глубоко затянулся, выдохнул дым и сказал:

— Обидульки затаил? Зря. Я ведь не просто так спрашиваю. Настоящим авторитетом может стать только тот, кто способен убить. Ты, может быть, никогда не убивал, но все должны чувствовать, что способен. А знаешь, когда человек может убить? Когда он про себя убьет раз сто. Или десять. Кто как.

Зван сбил пальцем пепел и продолжал:

— То, что травку не куришь и в карты не дуешься, это хорошо. Плохо только, что водяру хлещешь без меры. Но это, как я понимаю, от неприятностей. Я много о вас знаю, Корень. Абвер у меня работает, как часики.

«Жорик — твой абвер», — подумал Андрей.

— Думаешь, не знаю, кто для центровых пики точит? — продолжал Зван. — Кент твой, Сорокин. Ты предупреди его: если центровые порежут кого-нибудь из наших, он ответит. Вообще все ваши новостроевские — уроды. Зря с ними мучается Саня-морпех. Не выйдет из них бойцов. Они на одно только способны — платить за то, чтобы их не трогали. А ты — нормальный пацан. Я за тобой наблюдал. Ты не побледнел, когда говорил с Адамом. Ты покраснел. С тобой можно иметь дело.

Андрей разглядывал Звана. Король слободских, конечно, важничал, но не шибко. И расположить к себе тоже как бы не стремился. Кажется, его голова была занята совсем другими мыслями.

Зван продолжал:

— Жгучий уже парится на нарах. Меня не сегодня-завтра закроют. На сколько — это будет зависеть от Костика. Поговорил бы ты с ним. Он много чего наплел капитану Досанову. Но не поздно еще взять свои слова обратно. Я ж ему ничего плохого не сделал, когда он увел Ленку. Ты, может, не знаешь, он же с нами мотался. И Ленка была с нами. А потом он решил отшиться. У нас это не принято. Но мы ему разрешили. А он взял и Ленку с собой прихватил. Но я и на это закрыл глаза. И после этого он меня еще и сдать хочет! Обвинение мне соорудил, будто я велел хрустальщика грохнуть. Век свободки не видать, не было этого!

Андрей пожал плечами.

— Если не было, значит, и доказать не смогут.

Зван смотрел задумчиво, в одну точку.

— Мусора что угодно докажут.

— Я был сегодня в больнице, — сказал после паузы Андрей. — Меня не пустили к Костику.

— Скажи Катьке, что я просил. Она проведет тебя.

— Ладно, — пообещал Андрей.

— А поехали прямо сейчас.

Зван окликнул Жанку. Та запрыгнула в машину. Зван резко тронул с места.

В больничном скверике сидела Ленка. Зареванная, она не могла говорить. Из реанимации вышла Катя. Андрей передал ей просьбу Звана.

— У Костика начался перитонит и сепсис. Заражение крови, понимаешь? Он уже плохо соображает. Мы его теряем, — упавшим голосом проговорила Катя.

У Андрея голова пошла кругом. Неужели Костик умрет? Тогда все пропало.

— Может, все-таки обойдется? — с надеждой спросил он.

Катя горько усмехнулась.

— Знаешь, как говорят в таких случаях врачи? Мы делаем все возможное, но мы не боги.

Андрей передал Звану слова Кати. Король слободских повеселел. Он усадил Андрея в машину и повез в Слободку. Многозначительно сказал:

— Тебе надо побывать у нас.

Они подъехали к Дунькиному клубу. Внутри было полным-полно. Пахло потом, как в спортзале. Пацаны в обычных зимних рукавицах молотили по самодельным боксерским мешкам.

Зван сказал Андрею:

— Зачем бокс? Зачем самбо? Надо качать мышцы и отрабатывать удар. Нужно валить одним ударом. Тебе повезло, что первым ударил ты, а не Жгучий.

Зван дал знак Волдырю, тот что-то крикнул пацанам. Те встали в хищные позы.

— Кто чухан? — выкрикнул Волдырь.

— Не человек! — заорали пацаны.

— Кто пацан?

— Человек!

— Кто автор?

— Человек с большой буквы!

— Нужно ли бояться зоны?

— Нет!

— Чего нужно бояться?

— Стать козлом!

— Тебя повязали. Твой ответ на все вопросы?

— Не помню! Не знаю! Не видел! — дружным хором, выпучив глаза, орали стриженные под ноль пацаны.

У Андрея мурашки забегали по затылку. Кажется, этим ублюдкам было до балды, кого грабить, бить, насиловать — лишь бы отвести душу. Зван ухмылялся. Он повел Андрея на сцену, потом за кулисы и открыл дверь в кабинет заведующего клубом. Там стоял накрытый стол, играла радиола, а на диване развалясь сидела Жанка.

— Опохмелишься? — спросил Зван.

Андрей отказался.

— Тогда ешь, — сказал Зван. — Ешь и слушай. В Новостройке сейчас сколько домов? Восемь. А через год будет шестнадцать. Еще через год — тридцать два. Об этом в газетах пишут. Считай, новый город вырастет. А у вас полный разброд и никакого порядка. Мы хотим, чтобы ты был основным. Как на это смотришь?

«Это нужно им, а мне-то зачем?» — подумал Андрей. Ему хотелось есть, но кусок не лез в горло.

— У тебя и твоих пацанов будет все: авторитет, бабки, общие телки. Короче, все необходимое для жизни, — продолжал Зван. — Мы все покажем, всему научим. Ну и, конечно, полная свобода. Никто вас пальцем не тронет.

— Но тогда нас начнут гнуть центровые, — заметил Андрей.

Зван тонко улыбнулся.

— А разве сейчас не гнут? Разве вы свободно ходите по городу? Ты пойми, Корень, не получится у вас нейтралитета. Рано или поздно придется вступить с кем-то в союз. То ли с центровыми против нас, то ли с нами против центровых. В противном случае и мы будем вас гнуть, и они. Вам оно надо? Я понимаю, там, где вы раньше жили, такого не было. Но знаешь, брат, надо приспосабливаться. Иначе труба.

Жанка выпила, быстро захмелела и начала льнуть к Андрею.

— Слышь меня, хочешь, я буду только с тобой?

Андрей отодвинул ее плечом.

— Дай пожрать человеку, — сказал Зван.

— Слышь меня, а ты че такой худой? — хохотала в ухо Андрею Жанка. — Она обратилась к Звану: — Корень будет моим, ладно? Хватит мне быть общей. Ну, Зван, ну скажи, что так будет!

— У Корня любовь, — сообщил Зван.

Жанка скривила грубо накрашенный рот.

— К Катьке Вебер, что ли? Так ведь она старуха для него! И ее любит Жгучий. У Жгучего и так на Корня зуб. Он же выйдет из СИЗО, башку ему оторвет. — Она снова повисла у Андрея на плече. — Слышь меня, Корень, мне тебя жалко.

Пришел и сел за стол Волдырь. От него несло потом. Волдырь выпил и стал чавкать, а Зван негромко читал ему нотацию:

— Не надо обижать потерпевших. Зачем нам лишние неприятности?

— Если не обижать, ничего иметь не будем, — оправдывался Волдырь. — Не нагонишь жути, кто что даст?

Зван обратился к Андрею:

— Поимей в виду: если меня закроют, автор — Волдырь. Его слово — мое слово. Закроют Волдыря — его заменит Джага. Джага! — повысил голос Зван. — Давай сюда общих!

Джага впустил в гримерную несколько напомаженных ватрушек.

— Не нравится Жанка, выбирай любую, — сказал Андрею Зван. — Выбирай и веди. У нас тут есть отдельный кабинет.

— Зван! — возмутилась Жанка.

— Не хватало мне на винт намотать, — проворчал Андрей.

Зван развел руками и сказал пьяным голосом:

— Ну, братан, ты много хочешь. От этого никто не застрахован. Но ты на всякий случай имей в виду: у нас этих общих навалом. И на ваших пацанов хватит. Ну а со временем и какие-то ваши общими станут. Делиться будем, ха-ха!

«Он уже считает меня своим», — подумал Андрей. Его мутило от этой компании.

Волдырь что-то шепнул Звану, тот негромко ответил. Андрей понял, что говорили о нем. Зван повернулся к нему:

— Ну так что? Берешься княжить в Новостройке?

Андрей попытался уйти от прямого ответа.

— Разве это зависит от моего желания?

Зван нехорошо усмехнулся.

— Правильно, это наше желание. Ты можешь только сказать: спасибо за доверие. И больше ничего. Ну, мы ждем.

Жанка толкнула Андрея в плечо.

— Солнце мое, ты че ломаешься?

Зван с напором смотрел в глаза Андрею. Андрей выдержал этот взгляд и сказал:

— Я привык знать только себя.

Волдырь икнул.

— В рот компот, надо отдать его пацанам. Они его в шесть секунд уболтарят.

Зван пристально посмотрел на Андрея и повысил голос:

— Я что, зря с тобой сегодня откровенничал?

Неожиданно послышались громкие шаги многих людей. Люди шли в сапогах. Дверь резко распахнулась. В комнату вошел капитан Досанов и еще несколько милиционеров.

Волдырь начал суетливо собирать со стола и рассовывать по карманам еду. Зван взял вилку, вонзил ее в стол и с ненавистью сказал Досанову:

— Достал ты меня, хозяин страны.

На лице капитана не дрогнул ни один мускул. Он повернулся к Андрею.

— Что-то мы часто стали встречаться, Корнев. Если я спрошу, как ты здесь оказался, что ответишь?

У Андрея стало сухо во рту.

— Долго объяснять, — хрипло ответил он.

— А ты, однако, авантюрист, — медленно проговорил Досанов.

Он кивнул милиционерам на Звана и Волдыря.

— Этих — в «воронок».

Милиционеры хотели было взять под руки и Андрея, но капитан остановил их.

— Этого пока не надо.

Андрей подошел к дому, где Саня-морпех устроил в подвале спортзал. На скамейке возле подъезда, морда тряпкой, сидел Жорик. Слабым голосом сказал:

— Андрюха, поговорить надо.

Андрей остановился.

— Говори.

Жорик посмотрел по сторонам.

— Не здесь.

— Давай завтра с утреца на чердаке, — сказал Андрей.

Жорик благодарно кивнул.

В подвале было душно, пахло канализацией и прелью. Одни пацаны сидели на старых матрацах, другие стояли вдоль стен. Всего было человек сорок, самых старших и самых уличных из новостроевских. Огромный Саня-морпех восседал на единственном стуле.

На Андрея смотрели как-то странно. Не так, как всегда. С подозрением и опаской.

— Говорят, ты поладил со слободскими? — начал Саня.

Андрей обвел взглядом ребят.

— Кто сказал?

Все молчали.

— Это не так? — спросил Саня.

— Пусть мне конкретно предъявят, и я конкретно отвечу, — сказал Андрей.

— Тебя видели со Званом, — пояснил Саня.

— Я тоже видел вчера, как кое-кто чесал из «Ударника», — припомнил Андрей.

— Ребята считают, что слободские наехали из-за тебя.

Андрей скривился.

— У каждого додика своя методика.

— Нет, ребята, так дело не пойдет, — с досадой произнес морпех. — Ругаться нам ни к чему. Надо основного выбрать. Мне рулить как-то не с руки. Староват я для этого. Я буду только помогать.

— Я еще раз предлагаю влиться в оперотряд, — настаивал Толян. — За оскорбление члена ОКД есть отдельная статья, повышенная уголовная ответственность.

— А я еще раз тебе отвечу: красные корочки вас не спасут, — отвечал Саня. — И ты посчитай, сколько вас всего. Нельзя вам разделяться. Одним в отряд идти, другим не в отряд. Почему бы тебе не стать основным?

Толян поморщился:

— Поздно мне в эти игрушки играть.

Саня усмехнулся.

— А оперативный отряд — не игрушки?

— Не игрушки. Отряд конкретно борется с преступностью. А вы хотите создать кодлу.

— Ребята хотят защититься. Только и всего. Или я что-то не так понимаю? — оглядывая всех, спросил Саня.

Пацаны одобрительно загалдели.

— Делайте что хотите, только без меня, — в сердцах бросил Толян.

Он направился к выходу, но остановился у двери рядом с Андреем. Ему хотелось увидеть, чем все кончится.

— Андрюха, может, ты возьмешься? — спросил Саня.

Андрей фыркнул:

— Что я, с дуба рухнул, что ли? Мы тут не на комсомольском собрании. Знаем, кто чего стоит. Куда нам против слободских?

— И поэтому ты решил закорешить со Званом? — ехидно спросил Герман Дворецкий.

Гера единственный из ребят всегда был в костюме, при галстуке, с бумажником и хорошими сигаретами. Его папа, директор тракторного завода, стоял над отцами ребят, а Гера — над ребятами. Он был авторитетом по признакам материального достатка. Теперь положение круто менялось, но он этого еще не понимал.

Собрание кончилось ничем. Перед тем как уйти, Андрей поддел Дворецкого:

— Гера, если ты принял «додика» на свой счет, то зря. С чего ты взял, что я тебя имел в виду?

Андрей снова пришел в больницу, когда уже начало темнеть. Ленка и Катя сидели на скамейке у входа в реанимационное отделение. От одного их вида у Андрея сжалось сердце. Ленка рыдала, уткнувшись в грудь Кати. Катя гладила Ленку по голове и тоже плакала.

Андрей сел перед ними на корточки и обхватил голову руками. У него было такое чувство, будто он лишился старшего брата.

БОЙНЯ

Когда Андрей поднялся на чердак, Жорик уже был там. Они вылезли на крышу, закурили.

— Джага велел передать — похороны Костика завтра, в час дня, — сообщил Жорик.

Он уже не скрывал, что шестерит у слободских.

Андрей ничего не ответил.

— Жалко Костика, — заполнил паузу Жорик.

— Знаешь, у меня мало времени, — сухо бросил Андрей.

Жорик сказал, запинаясь на каждом слове:

— Андрюха, только ты можешь меня понять. Я боюсь слободских. Они на все способны.

— Это правда, что они гнут даже своих?

— Еще как! — подтвердил Жорик.

Он хотел еще что-то сказать, но не решался.

— Ну, давай, давай, телись! Мне некогда, — поторопил его Андрей.

Жорика прорвало:

— Они все платят взносы. И кто мотается и кто не мотается. Собирают раз в месяц. Есть специальные сборщики. У них целая бухгалтерия. С первого по пятый класс — рубль. С пятого по восьмой — два. С восьмого по десятый — три. Кто не платит, того не пускают в школу. Или ставят на счетчик. Набегают проценты.

— Зачем ты мне это говоришь?

— У тебя соседка — судьиха. Объясни ей, что происходит. Пусть она их всех пересажает.

Андрей усмехнулся.

— Ладно, скажу, что ты хочешь с ней поговорить.

Жорик отшатнулся.

— Нет! Я ничего говорить не буду.

— Ты не о ребятах заботишься. Ты просто сволочь и предатель. Держись от меня подальше, — сказал Андрей.

Он, конечно, погорячился. Все-таки Жорик искренне хотел сделать доброе дело. Правда, не сам, а с его, Андрея, помощью. Надо было поддержать Жорика, а он оттолкнул, только нажил себе врага.

Андрей полез обратно в чердачное окно. Жорик с ненавистью смотрел ему в спину.

Через полчаса Андрей уже перевозил через Иртыш огородников. 300 метров до того берега, 300 метров — обратно. Мозоли начали саднить. Решил передохнуть. Подогнал лодку ближе к пляжу, искупался.

Стояла жара. Центровые нежились на пляже. Они появлялись здесь ближе к обеду, отоспавшись после ночных похождений. Под одним грибком основные — Алихан, Крюк и другие — играли в карты, курили анашу, принимали добычу, которую приносили карманники и те, кто обворовывал загорающих. Под другим грибком в окружении подружек нежилась Анжела Самохина. «У Адама губа не дура», — подумал Андрей. В купальнике пухленькая, похожая на индийскую танцовщицу Анжела была просто класс. Под остальными грибками и на лестнице, ведущей к пляжу, дежурили атасники. Если вдруг на набережной появлялись милиционеры, они давали знак и основные успевали спрятать наркотики и ворованные вещи.

Солнце сморило Андрея. Ему грезилось, что он едет с Катей на «москвиче», а за рулем сидит Зван. А он командует Звану с заднего сиденья, куда ехать.

Его разбудил Генка.

— Ты где витаешь? Крюк ждет.

Леня Крюк, которого чаще звали ласково Ленчиком, сидел в прибрежном сквере на самой дальней, скрытой от посторонних глаз скамейке. Он был ниже Андрея на целую голову, но даже сидя смотрел как бы сверху вниз. Зубы у него были в шахматном порядке. Целый — стальной — целый — стальной. Невзрачное, скуластое лицо. Бесцветные глаза, рыжеватые волосы. Но по поводу своей внешности Крюк, похоже, не переживал.

Конец ознакомительного фрагмента.