Тайна розенкрейцеров

Виталий Гладкий, 2020

Увлечённые археологи, отец и сын Тихомировы, уже знакомые читателю по книге «Хрустальный череп атлантов», снова отправляются на поиски древних артефактов, но на этот раз придётся иметь дело не с произведением атлантов, а с наследием тайного общества розенкрейцеров. Артефакты, спрятанные где-то на юге России в месте под названием «Три могилы», могут многое изменить и не только в жизни героев романа…

Глава 3. Стах

Стах Коповский недовольно посмотрел на мать и втихомолку выругался. Нет, эти старики просто невыносимы!

Каждый день мать долдонит о том, что он позорит их древний шляхетный род, связавшись с босотой, что негоже каждый вечер возвращаться домой пьяным в дым, что вредно наедаться на ночь до отвала и что ему давно уже пора жениться… С ума можно сойти!

Шляхетный род! Когда это было… Да и было ли вообще?

Старые, выцветшие от времени фотографии всегда казались Стаху окнами в Зазеркалье, которые с годами начали затягиваться, все уменьшаясь и уменьшаясь в размерах.

Паненки в юбках с кринолином, шляхтичи с лихо закрученными усами и саблями, скорее всего, бутафорскими, рысаки, запряженные в санки, в которых сидят важные паны… Давно умершее время, память, запечатленная на картоне, шляхетный гонор, густо присыпанный нафталином.

Годы, прожитые Коповскими в царской России, а затем Советском Союзе, многое изменили в мировоззрении членов семьи, сильно проредили их численность, и разбросали от Карпат до Владивостока.

Но почему-то не повезло младшей ветви Коповских, к которой принадлежал Стах, — их семейку угораздило поселиться в самой что ни есть тьмутаракани.

И этого Стах не мог простить ни отцу, который пропал, как в воду канул, в девяностом, не дождавшись полного расцвета демократии, ни матери, не разрешившей ему в свое время уехать в Москву, куда его приглашали друзья-спортсмены, впоследствии создавшие «бригаду».

Теперь они живут и не тужат (те, что остались в живых), а он перебивается случайными заработками и подачками от ксендза Рудзевича.

Мутный человек этот ксендз… В отличие от матери, которая души не чаяла в Рудзевиче, сыну было известно гораздо больше о деяниях святого отца. У ксендза было даже не два лица, а три или четыре.

В общем, Рудзевич был неплохим человеком: где добрым словом, где молитвами, а где и напоминанием о геенне огненной он вылечил многих мужиков от пьянства, заставил их работать и кормить свои семьи, помогал больным и бедным.

Но с другой стороны его методы умножения числа прихожан не выдерживали никакой критики. И Стаху они были хорошо известны, потому что Рудзевич использовал молодого человека как кнут; сам ксендз выступал в роли пряника.

В принципе, такое разделение обязанностей Стаху нравилось. В особенности тот момент, когда святой отец отпускал ему грехи и выдавал очередную премию зелеными американскими пенёндзами…

Стах не отрываясь выпил жбан холодного квасу и пошел к умывальнику, чтобы подставить голову под холодные струи — на похмелье она всегда гудела, как церковный колокол.

Проходя мимо окна, он выглянул на улицу… и на этот раз упомянул не Бога, а черта:

— Только нечистого вспомни, а он уже на пороге.

Во двор как раз заходил Рудзевич, и Коповскому, с его «чугунной» головой, вовсе не улыбалась перспектива битый час выслушивать поучения и наставления святого отца, касающиеся антиалкогольной пропаганды. Хорошо хоть мать вышла в огород полоть траву.

Как обычно, ксендз начал во здравие, а кончил за упокой:

–…Ничто, сын мой, так быстро не превращает человека в скотину, как наркотики и спиртное, ибо…

Стах болезненно поморщился и непочтительно перебил своего наставника:

— Святой отец, прошу вас отчитать меня как следует на исповеди, и желательно вечером. Я так думаю, у вас есть ко мне какое-то дело, поэтому давайте по существу.

Рудзевич несколько опешил от такого нахальства и хотел обрушиться на Коповского с упреками, но вовремя вспомнил о миссии, которую навязал ему генерал ордена иезуитов, и прикусил язык. Зачем дразнить гусей?

— И то верно…

Теперь ксендз был сама доброта; его голубые глаза излучали неземной свет, а на круглом упитанном лице словно разлили елей.

— Тебе, сын мой, нужно сегодня — прямо сейчас — встретиться с одним человеком, — сказал он с таинственным видом.

— Зачем?

— Это он сам тебе скажет.

— А нельзя ли перенести встречу на завтра?

— Нельзя! — отрезал ксендз, теряя терпение.

Но тут же взял себя в руки, и снова из его уст полился мед вперемешку с молоком:

— Сын мой, от этой встречи зависит твоя судьба. У тебя есть возможность поправить свое финансовое положение и даже — если, конечно, захочешь — выехать за рубеж.

Рудзевич знал, на какие кнопки нужно нажать и что посулить, чтобы Стах протрезвел как можно быстрее и стал более сговорчивым.

— Да ну?! — приятно удивился Стах. — За рубеж — это хорошо. Говорят, там можно жить. И деньги мне нужны. Ну, вы знаете… А кто этот человек?

— Брат по вере, — туманно ответил Рудзевич. — Очень влиятельный человек.

— Ему можно доверять?

— Как мне, — живо ответил ксендз, подпустив в глаза как можно больше честности.

«Тогда ухо нужно держать востро…», — подумал Коповский. Но сказал совсем другое:

— В таком случае я спокоен. Где назначена встреча?

— Возле старой мельницы.

— А… У речки?

— Да.

— Как он выглядит? Это чтобы нам не разминуться.

— Не волнуйся, не разминетесь. Он сам к тебе подойдет.

— Время?..

— Встреча назначена на одиннадцать.

Стах бросил взгляд на часы-«ходики» и, решив, что еще успеет сбегать к ларьку, чтобы выпить пару бокалов пива, попросил, придав лицу соответствующее выражение:

— Святой отец, спонсируйте мне пятьсот рубликов. Пожалуйста. В счет будущих моих подвигов во имя веры.

Рудзевич хотел прикинуться валенком и показать Коповскому кукиш в кармане, но ему вспомнилось выражение глаз генерала ордена иезуитов, и он, ни секунды не колеблясь, выдал молодому человеку требуемую сумму.

По правде говоря, Рудзевич готов был отдать все свои скромные сбережения, лишь бы никогда больше не видеть ни этого наглого молодца с хищным рысьим взглядом, ни своего высокопоставленного босса…

У ларька было людно. В отличие от прежних — социалистических — времен точка работала бесперебойно, с раннего утра и до ночи. И пиво не разбавляли водой. Никогда и никому, даже тем, кто уже лыка не вязал и не мог отличить пиво от мочи.

Но не потому, что старик Жулинский, который заведовал ларьком лет тридцать, был честным, совестливым человеком. Отнюдь.

Просто он боялся, что земляки, если он будет «химичить», могут взять его под микитки и использовать в качестве футбольного мяча. И защитить его будет некому.

А еще он держал марку, что по нынешним временам было верным шагом. Конкуренция…

В отличие от прежних времен, власть в поселке принадлежала не тем, кому положено по штату. Вернее, ее совсем не было — участкового, который закрывался в своей квартире на засов, едва темнело, никто всерьез не воспринимал.

Правда, он был местным жителем, а потому не хотел портить отношения со своими земляками…

Стаха встретили приветственными возгласами. Об уважении речь не шла — его побаивались. Стаха нельзя было причислить к бандитам или отморозкам, но все знали, что он очень мстительный и может серьезно осложнить жизнь любому.

У Коповского были дружки — такие же, как и он. В начале «демократизации» страны, когда стали образовываться мафиозные кланы и «бригады», и Стах, и его приятели сначала из-за своей неповоротливости не попали в струю, а затем, когда поезд ушел, оказались на перроне в качестве подметал.

Стах и его дружная команда прихватывали все, что плохо лежало: металлолом, оборудование обанкротившихся предприятий, срезали электрические и телефонные кабели, брали мзду со старушек, которые торговали без разрешения и в неположенных местах, и даже «чистили» подвалы на дачах, где хранились соления, картошка и варенье.

— А-а, Сташек! — Жулинский засиял, как начищенный медный пятак. — Рад тебя видеть. Ходзь ту…

Он указал на столик, скрытый от нескромных глаз под навесом; старый проходимец держал его для особо важных персон.

«Ну и нюх у него на деньги! — невольно восхитился Стах. — Неделю назад, когда в моих карманах гулял ветер, этот сквалыга сделал вид, что у него плохо со зрением».

Сегодня Коповский выступал гоголем, и это заметил не только Жулинский, но и несколько знакомых парней. Они не были ему близки, за исключением одного из них, Анджея, но, видя умоляющие похмельные глаза, Стах милостиво кивнул парням своей вихрастой головой, приглашая их под навес, и сделал Жулинскому заказ:

— Два жбана пива, пакет соленых орешков и четыре бокала.

— Едэн момент, пан…

Жулинский показал свои вставные челюсти в широкой улыбке и исчез в будке, которую он гордо именовал пивбаром, о чем и гласила вывеска, намалеванная местным Шагалом. Буквы на ней не стояли в одну строку, а казались пьяными и прыгали вверх-вниз.

Через пять минут компания под навесом увлажняла пустыню в своих желудках и охлаждала горячие головы свежим ледяным пивом. За первым жбаном последовал второй, за ним третий…

— Слыхал, что случилось вчера вечером? — спросил Анджей.

— Нет, — ответил Стах.

И неожиданно почувствовал под сердцем неприятный холодок. Неужели он и его дружки вчера по пьянке что-то натворили? А ведь могли…

Конец вечера, увенчанный грандиозной попойкой, Коповский помнил смутно; то есть почти ничего не помнил. Домой он добрался на «автопилоте» и упал на диван, не раздеваясь.

— Ты помнишь старого Климпу? — спросил Анджей.

— Не уверен…

Стах поморщился и потер виски — голова все еще была пустая и звонкая, как пустой керамический жбан.

— Ну, того, который с колотушкой ходит.

— Ходил, — поправил Анджея Коповский.

Теперь он вспомнил. Климпа был такой древний, что его можно было назвать патриархом с полным на то основанием. Поговаривали, что он родился в начале двадцатого века, сразу по окончании японской войны.

Но проверить это утверждение никто не мог — у Климпы не было никаких документов.

Как он ухитрился прожить при советской власти без паспорта и свидетельства о рождении, объяснить было невозможно. Скорее всего, так получилось потому, что Климпа считался поселковым дурачком, юродивым.

Обычно в большие церковные праздники Климпа, облаченный в рубище и заросший бородой, как лесовик, ходил по поселку с деревянной колотушкой и выкрикивал: «Люди! Берегитесь! Дьявол рядом! Он следит за вами! Молитесь — и спасетесь!»

Поначалу менты сажали старика за нарушение общественного порядка на пятнадцать суток, а затем привыкли и укротили свое рвение. В конце концов Климпа превратился в неотъемлемую часть поселка, стал едва не главной его достопримечательностью.

Жил Климпа на окраине поселка, в избе, похожей на жилище Бабы-яги; не хватало лишь курьей ножки. Несмотря на то, что все считали странного старика чокнутым, его изба была филиалом местной больницы на общественных началах.

Климпа, при всей своей дурковатости — наигранной или настоящей — был знахарем. Он лечил травами и заговорами. И весьма успешно.

Но денег за лечение не брал. Народный целитель предпочитал продукты.

Последние пять или шесть лет Климпа почти перестал появляться на улицах поселка. Почему? Люди терялись в догадках.

Старик, как и раньше, был достаточно бодр, легок на подъем и, что удивительно, при полном здравии. И по-прежнему не отказывал в помощи страждущим. Только ходить он стал помедленней и большей частью молчал.

Впрочем, и раньше Климпа не отличался словоохотливостью.

— Так что там стряслось? — спросил Стах, доливая пиво из жбана в свой бокал.

— Над поселком пролетал НЛО! — выпалил Анджей.

— Удивил… — Коповский саркастически ухмыльнулся. — В прошлом году они сновали над поселком все лето и половину осени — до ноября — как навозные мухи. Я сам видел. Но при чем тут Климпа?

— Очень даже причем. Эта штуковина зависла как раз над его конурой. Из нее на землю упал зеленый луч, и стало видно, как днем. Климпа выскочил во двор и начал подпрыгивать и кривляться, словно обезьяна. Он что-то кричал и грозил небу кулаками. А затем… Затем раздался взрыв и НЛО рассыпалось на тысячи кусочков. Вот был фейерверк, доложу я тебе!

— Ты сам это наблюдал?

— Нет. Я видел только зарево.

— Понятно…

Стах облегченно вздохнул и осушил одним глотком полбокала — он точно помнил, что вчера его команда ничего не сожгла.

— А кто тебе рассказал про Климпу? — спросил Коповский, вытирая пену с губ тыльной стороной руки.

— Старуха Живалкова, его соседка. И не мне, а моей мамаше.

— Нашел, кому верить… Ее хлебом не корми, дай язык почесать. Она может такое сплести… В позапрошлом году эта старая перечница всем рассказывала, что видела сатану. Будто ходил он ранним утром по улицам весь в черном, глаза, как горящие уголья, на голове диковинный берет с петушиным пером, а на ногах хромовые сапоги с высокими голенищами — чтобы скрыть копыта.

— Это я помню.

— Ну вот.

— Но зарево-то было!

— Возможно. Расспроси пожарных, может, где-то что-то горело. У нас это бывает часто.

По лицу Анджея было видно, что его обуревают сомнения, и он готов был спорить со Стахом и дальше, но благоразумие взяло верх. Тем более, что очередной жбан показал дно, а злить благодетеля — все равно что плевать в свою тарелку с супом.

Ох, уж эта Живалкова… Старая карга с языком, как ведьмино помело.

Стах покачал головой и поманил пальцем Жулинского — чтобы тот принес еще один жбан. И в этот момент, как показалось Коповскому, ему в сердце вонзилась ледяная игла. Он даже на миг задохнулся от боли.

Что такое, черт побери?

Он перевел дыхание, помассировал грудь… и неожиданно вспомнил ксендза. Бросив взгляд на часы, он грязно выругался.

Опоздал на встречу! Нет, еще не опоздал, но это может случиться, если задержится у Жулинского еще на минуту.

— Все, хлопцы, мне пора! — нервно сказал Стах, поднимаясь на ноги.

Он бросил на стол несколько купюр и выскочил из-под навеса с такой прытью, будто за ним кто-то гнался. Кто-то очень опасный. Его будто тянуло к старой мельнице на веревке. Это была неодолимая сила, которой он не мог противиться.

«Что это со мной?!» — удивлялся Коповский. Но не эта мысль была главной. Над всеми эмоциями и устремлениями преобладала основная идея — прийти вовремя на встречу.

Он успел. Когда запыхавшийся Стах добежал до старой мельницы, над местностью вдруг раздался колокольный звон — будто неподалеку был православный храм.

Коповский даже вздрогнул от неожиданности и всполошенно огляделся по сторонам — что это?! Или мелодичный звон ему померещился?

Почудилось… Точно почудилось. Стах тряхнул головой и нервно хихикнул. Что это с ним сегодня? Нет, все-таки ксендз прав — нужно меньше пить…

Он огляделся. Местность была очень живописной, словно сошла с полотен старинных мастеров. Водяную мельницу построили еще до революции, когда речка была полноводной.

Ныне она обмелела, а здание мельницы, сложенное из красного кирпича, сильно обветшало и потеряло крышу, но в развалины не превратилось — больно уж хорошие мастера его делали.

Старые люди говорили, что при строительстве каменщики добавляли в раствор куриные яйца и какой-то серый порошок, поэтому здание не смогло разрушить даже прямое попадание авиабомбы во время Отечественной войны.

К мельнице жители поселка наведывались редко. Она издавна пользовалась дурной славой. Ее первый хозяин повесился, его сын-наследник пропал без вести, а старый прасол^[10], перекупивший мельницу у несчастной вдовы, зарезал свою молодую жену, изменившую ему с заезжим офицером.

Во время Гражданской войны белые расстреливали возле мельницы комиссаров и чекистов, затем уже красные пускали здесь в расход разных буржуев, интеллигентов и контру, а когда установилась советская власть, неподалеку от этого места находился лагерь, в котором собирали для отправки в Сибирь тех, кто не хотел вступать в колхозы.

В общем, местечко было еще то. А если учесть, что и во времена развитого социализма у мельницы случались разные неприятности и даже смертоубийства, то легко понять, почему у Стаха похолодело внутри, и он невольно сунул руку в карман, где лежал нож.

— Нож — плохая защита от страха, который поселился в твоем сердце.

Голос прозвучал ниоткуда. Казалось, что звуки доносились с небес, но когда Коповский резким движением вскинул голову, чтобы посмотреть вверх, рядом послышался смех, напомнивший ему фильм о Фантомасе, которого играл знаменитый французский актер Жан Маре.

Стах в бешенстве крутанулся на каблуках, чтобы разобраться с «шутником» по полной программе, но тут же стушевался. Мало того — он невольно сделал шаг назад — и на какое-то время онемел…

Перед ним стоял Черный Человек — пугало его детства. Бабка рассказывала о нем так часто, что Стаху он казался не вымышленным, а живым, во плоти.

Став взрослым, Стах понял, что россказни бабки — это всего лишь метод воспитания. Родители не любили, когда их отпрыск задерживался на улице допоздна — то есть до полуночи — и строго за это наказывали.

Однако ни отцовский ремень, ни материнские розги не шли ни в какое сравнение с эффективностью сказочных историй, которые бабка нашептывала внуку на ухо, когда он ложился спать.

По ее словам, Черный Человек появлялся, едва начинало темнеть, и уводил детей и взрослых к старой мельнице, после чего их больше никто не видел. Наверное, он обладал гипнозом, потому что люди шли за ним, как зомби, — безвольные и безгласные.

Жители поселка и впрямь иногда пропадали. Мало того, находили следы, которые указывали на то, что исчезнувшие люди посещали мельницу в тот день, когда их не стало.

Высокий худой мужчина, который стоял перед Коповским, был очень похож на Черного Человека, о котором говорила бабка. Неподвижные глаза, хищный ястребиный нос, аскетическое лицо, похожее на череп, обтянутый кожей, магнетический взгляд…

Но одет он был не в черный, а в серый плащ; на его ногах были не сапоги с высокими голенищами, а обыкновенные остроносые туфли, писк последней моды; а вот на голове красовался большой берет, украшенный фазаньим пером и какой-то эмблемой, выполненной из серебра с чернью, — ну точь-в-точь такой, как описывала в своих россказнях старуха Живалкова.

— Святой отец не ошибся, — тем временем продолжал говорить незнакомец. — Вы именно тот человек, которого я искал.

— Кто… вы? — наконец выдавил из себя Стах.

У него внезапно пересохло в горле, а язык стал неповоротливым и шершавым. Казалось, что глаза незнакомца прожигали ему грудь и высасывали из тайников души самое сокровенное. Откуда он узнал про нож в кармане?

— Я тот, кого вы ждете.

— А… Ну да…

Коповский вытолкнул воздушный комок, который застрял в горле, и немного приободрился.

— И что пану от меня нужно? — спросил он намеренно грубо, чтобы скрыть растерянность.

— Немного. Всего лишь добросовестное служение церкви и Святому престолу.

— Так вы святоша…

Стах криво ухмыльнулся, почувствовав облегчение, — он, грешным делом, подумал, что перед ним сам нечистый.

— Что ж, подвиги во имя веры для меня не в новинку, — сказал он цинично. — Давайте адрес.

— Какой адрес?

Кажется, незнакомец удивился.

— Ну, того человека, которому нужно ребра пересчитать, чтобы он уверовал.

Когда неофиты упрямились и не шли под крыло католической церкви, Рудзевич прятал сладкий пряник в рукав сутаны и доставал кнут.

На таких упрямцев неожиданно сваливалась масса неприятностей: у одного кто-то ночью выкопал картошку; у второго неожиданно сдохла кормилица-коза; у третьего сгорел хлев с пернатой живностью; четвертый не мог брать из своего колодца воду, потому что в ней плавал мазут; а самого непонятливого поздним вечером избили до бессознательного состояния и забрали последние копейки.

В общем, было от чего расстроиться и попросить помощи у Всевышнего.

И тут появлялся, словно добрый ангел, ксендз Рудзевич. Он медоточивым голосом внушал обиженному людьми и судьбой, как хорошо живется тем, кого приняла в свои объятия католическая церковь.

Вылечив словесами душу, а принесенными лекарствами — если это было нужно — тело (познания в медицине для миссионеров были обязательны), ксендз не забывал и про материальную сторону дела.

Нет, он не лез в собственный карман, чтобы достать оттуда деньги. Рудзевич объявлял общий сбор прихожан и пускал шапку по кругу.

Конечно, это была демонстративная акция. Но она убеждала обращенных в веру с куда большим эффектом, нежели истории из жития святых и сказочки о райских кущах.

Глядя на всю эту комедию со стороны, Стах, главный виновник несчастий неофита, только посмеивался, в очередной раз убеждаясь, что люди по своей природе глупы и наивны.

— На этот раз ваше задание будет несколько иным…

Незнакомец глядел на Коповского не мигая — как змея.

— Подберите команду их двух-трех человек. Это должны быть надежные, не болтливые и крепкие парни примерно вашего возраста.

— Команда есть. Но за так работать никто не будет, — прямо сказал Стах. — Нужен аванс.

— А почему вы не спрашиваете, что предстоит сделать?

— Какая разница… — Коповский пожал плечами. — Все дело в «бабках».

— Что такое «бабки»?

«Э, да он иностранец!» — наконец сообразил Стах. — Неужели шпион? Ему только этого для полного счастья и не хватало…

— «Бабки», бабло, филки, грины, пенёндзы… — это деньги, пан. И чем их больше, тем лучше мои парни работают.

«Посмотрим, сколько он заплатит, — подумал Стах. — Если копейки, как Рудзевич, то разойдемся, словно в море корабли. Пусть на этого заграничного гаврика увалывает трактор; он железный, и в кутузку его не запрут».

«Родину по дешевке не продам!» — твердо решил Коповский.

— Деньги будут, — пообещал иностранец.

— Как только они у вас появятся, сообщите об этом Рудзевичу, — нагло ухмыльнулся Стах. — Он знает, где меня найти. Я ведь сказал, что без аванса дело не пойдет.

— Пан Стах, я бы на вашем месте вел себя скромнее…

В низком глуховатом голосе иностранца явственно прозвучала угроза. В глубине его глаз появились опасные оранжевые искорки. От него волнами исходила неведомая сила, подавляющая волю.

«Убьет, сука, и не почешется…», — мелькнула мысль в голове Коповского. Он почувствовал, как между лопаток загулял холодок.

Но сдаваться Стах не хотел.

— Что за намеки?! — спросил он, хищно прищурившись.

— Вопрос правомерен — между нами не должно быть никаких неясностей и недомолвок, — ответил ему иностранец. — Хотя бы потому, что мы братья по вере и будем делать одно дело. Учтите — я не хотел это говорить, но вы меня вынудили…

«Чертовы болтуны! — с тоской подумал Коповский. — Рудзевича хлебом не корми, дай ему язык почесать. И этот туда же…»

— Четыре года назад вы ездили в большой город и там нечаянно покалечили человека… — Иностранец глядел на Стаха, как на неразумное дитя. — Это случилось нечаянно, во время драки…

«Откуда он знает?!» — Коповский остекленел. Такого поворота молодой человек совсем не ожидал. Он мог поклясться, что об этом случае не говорил даже ксендзу на исповеди.

— И все бы хорошо, чего в жизни не бывает, да вот только тот человек — родственник одного богатого бизнесмена, который поклялся из-под земли достать обидчика своего двоюродного брата, прикованного к постели по вашей вине на всю оставшуюся жизнь. Кстати, по национальности они чеченцы…

«Матка боска! — ужаснулся Стах. — Мне кранты…»

Он хорошо помнил и тот вечер, и незнакомую компанию, к которой он примкнул, будучи в хорошем подпитии, и драку, возникшую неизвестно по какому поводу, и даже слышал хруст ломающихся костей противника, которого Стах швырнул через себя на гранитные ступеньки.

Наверное, он сломал тому парню хребет…

«Все, приплыли… Нужно сдаваться на милость этого хмыря, — с ненавистью подумал Стах. — Иначе стукнет чеченам — они меня из-под земли достанут».

— Будем считать, что мы договорились, ваше степенство, — подрагивающим от злобы голосом сказал Коповский. — Но только вы и я, — продолжал он из упрямства. — За остальных поручиться не могу. — И добавил мстительно: — В отличие от меня, их на крюк вы не посадите.

— Возможно…

Холодные глаза иностранца как будто потеплели.

— Но я не хочу, чтобы вы так считали. Мне нужен не безропотный слуга, раб, а инициативный помощник, которому я могу доверять. Забудем о том, что я тут говорил. А это… — Он достал из кармана плаща пачку денег. — Как вы изволили выразиться, «бабки» — аванс.

Стах машинально взял пачку — и у него глаза полезли на лоб. Ни фига себе! Иностранец бросил ему с барского плеча пять «косых» «зеленью» — пять тысяч долларов!

Круто… За такие деньги его парни кому хочешь глотку перережут.

— Так мы договорились? — спросил загадочный иностранец. — Не волнуйтесь, деньги не фальшивые, — успокоил он Коповского, который как раз ломал голову над этим вопросом. — Это легко проверить.

«Он что, мысли читает? — подумал сконфуженный Стах. — Впрочем, какое мне до этого дело? Пусть читает. Теперь он мой босс — и этим все сказано. Похоже, мне повезло, Рудзевич не соврал. За этого человека нужно держаться руками и ногами…»

— Я готов, — ответил Коповский, спрятав деньги за пазуху. — Что нужно сделать?

— Скажу… послезавтра. Встретимся здесь же, но вечером, в девять часов.

— Может, вы хотите познакомиться с моими парнями?

— Нет. Видеть меня им незачем. Если понадобится, я объявлюсь.

— Я так понимаю, в случае чего связь будем держать через ксендза… — высказал предположение Стах.

— Ему о наших делах знать необязательно. Что касается связи… — Иностранец сунул руку в другой карман и вынул миниатюрное переговорное устройство; такие штучки Стах видел только в кино. — Приемник настроен на мою волну, — объяснил он неприятно удивленному Коповскому. — Это кнопка включения…

«Гад буду, этот гнусный тип — шпион… — с тоской подумал Стах. — Но теперь деваться некуда. Надеюсь, он не предложит мне взорвать атомную электростанцию или грохнуть президента. Тогда я точно пас, пойду сдаваться…»

На этот раз иностранец не прочитал мысли Коповского. Или сделал вид, что не понял, о чем думает его новый помощник.

— Все, расходимся, — сказал иностранец. — У меня — да и у вас — сегодня много дел.

— Это точно… — опуская глаза вниз, хмуро буркнул Стах и почесал в затылке.

Ему предстояла нелегкая задача — собрать свою бригаду и распределить деньги. В этот момент Стах мучился мыслью, сколько взять себе, а сколько бросить на круг.

Когда он поднял голову, его нового босса и след простыл. «А может, эта крючконосая оглобля и есть тот самый Черный Человек?» — подумал сильно смущенный Коповский.

Он принюхался. И немного успокоился. Нет, адской серой в воздухе не пахло. И то ладно…

Повеселевший и почти счастливый Стах выкинул из головы дурные мысли и поспешил напрямик по сильно заросшей бурьяном тропинке к пивбару Жулинского. Там он надеялся отыскать своих дружков, которые тоже должны были мучиться похмельем.

Когда здание старой мельницы скрылось с виду, над местностью снова прозвучал мелодичный звон; он доносился откуда-то издалека. Но теперь он был тихим и унылым.

Однако приятно взволнованный Коповский, погруженный в радостные мысли, его не услышал.

Примечания

10

Прасол — в дореволюционной России оптовый скупщик сельскохозяйственных продуктов.