Реверсивный след

Виола Бове

Рецепт женского счастья совсем прост: любить и быть любимой. А, как известно, любви все возрасты покорны. Вот и героине истории, с внушительным жизненным опытом за плечами и взрослой дочерью, довелось влюбиться по-настоящему. И стать, наконец, счастливой…

2

Вероника поднялась в свою коморку, где хотя бы немного можно было передохнуть. «Коморкой» она называла ординаторскую за её малые размеры, больше напоминающую кладовую, где ей приходилось проводить большую часть суточного времени.

В дверях нарисовался силуэт знакомой ей фигуры. Это была Наташка, подруга юности. Они вместе штудировали конспекты и, как могли, поддерживали друг в друге жизнеутверждающие ценности. Вечно не унывающая подруга не кисла даже тогда, когда её ненаглядный увлёкся очаровательной однокурсницей, занявшей её место в их огромной кровати, и это накануне свадьбы!

— Привет, Вероника! — как всегда в мажорном тоне поприветствовала её Наташа. — Чего ты сидишь кислая, словно во рту у тебя целый лимон? У тебя всё в порядке? — она засыпала её кучей вопросов, словно та оказалась на приёме у психолога, жаждущего докопаться до истины.

На ногах у неё были лаковые сапоги на высоченной шпильке и это с её 1,75. У мужчин она всегда вызывала тахикардию на фоне животного экстаза с непреодолимым желанием отдать в её руки свою неуправляемую сердечную мышцу.

— Я слышала, у тебя была сложная операция, как всё прошло? — продолжила допрос Натали.

— Да всё в порядке, просто…

— Дай угадаю. Просто опять твой Стасик выкинул очередной фортель, — перебила она Веронику, наперёд предвидевшая её ответ.

— Давай выпьем кофе, — попыталась перевести разговор в другое русло Вероника.

— А может, коньячку для повышения тонуса?

— Натали, понедельник не самый лучший день для приёма «дринка».

— Как хочешь, только скажи в чем причина твоего кислого настроения, вызывающего у меня оскому? — Наташа изобразила гримасу, скривив пухлые губки.

— Я с ним пыталась связаться, да всё без толку, — наконец отозвалась Вероника с лёгким налётом грусти. — А на днях он в очередной раз мне объяснял о полезности для всего человечества, которую в себе несёт его будущая докторская диссертация. Ты представляешь? То есть, человечество для него всё, а я — так, молекула, в выстроенной им же цепочке ДНК.

— А я тебе всегда говорила, что ваш вялотекущий роман ведёт в никуда, — сложа нога на ногу, выбрала тон учительницы, отчитывающей свою нерадивую ученицу, Наташа. — Вы сколько встречаетесь, более десяти лет? Ты ведь взрослая сорокалетняя баба, прости меня конечно, но ведешь себя как наивная девочка. Что ты позволяешь какому-то женатому самцу так с собой обращаться? Хотя он, не скрою, неприлично привлекателен. Тебе всегда доставались либо профаны, либо донжуаны.

— Ты уймёшься, наконец?

— Я бы, знаешь, что сделала на твоём месте?

— Ничего умного ты не скажешь.

— Ты послушай, я бы пришла к нему домой и «случайно» оставила, например, серёжку в незаметном месте и ждала бы реакцию драгоценной жёнушки. Каково?

— Я ни на минуту не сомневаюсь, что ты так и поступишь. Когда мне понадобятся услуги агента-провокатора, ты узнаешь об этом первой, но у меня другие планы.

— Какие, какие у тебя планы? Мне наперед известны все твои планы. Ты будешь тешить себя надеждой до тех пор, пока не состаришься, а потом придётся коротать долгие вечера в гордом одиночестве и жить одними только воспоминаниями. Мой тебе совет, найди себе кого-нибудь, только без оттенка этого душевного «мазохизма», который, я заметила, успел тебе понравиться, а нормальную человеческую особь с признаками мужского достоинства.

Вероника грустно засмеялась.

— Ты знаешь, я начала привыкать к моему одиночеству. Никто не стоит на голове и не просит горячей пищи. С тех пор как уехала моя дочурка, я ощутила принадлежность к самой себе. Эти ощущения очень непривычны для меня, так как раньше моя раздвоенность и даже растроенность объяснялась наличием семьи.

— Мне не понятны твои мысли, — парировала Наташа, — это что — плохо?

— Разве я сказала, что это плохо? Это — другое. Я пытаюсь объяснить тебе разницу между одиночеством и маленьким обществом, называемым семьёй. Что тебе непонятно? — в словах Вероники появились нотки раздражения. — Подумать только, полгода прошло, как Кристина уехала со своим английским «лордом» (почему-то для Вероники англичане все были лордами), но для меня это целая вечность. Правда, мы общаемся по скайпу почти каждый день, но разве можно ощутить человека на расстоянии? И что она нашла в этом Лондоне? Вечные туманы и беспросветная сырость, которую можно ощутить на собственной коже, — взгляд Вероники был устремлен куда-то за пределы комнаты. — Она такая теплолюбивая, склонная к простудам. Я ей неоднократно говорила: «Тебя нужно держать в кувезе для младенцев».

— Ну, ты артистка! — выслушав её монолог, заметила Наташа. — Мало того, что описываешь лондонскую сырость, как будто ты там бывала, так ещё считаешь, что наша жизнь сплошной праздник.

— Для меня ты и являешься этим самым праздником, — сказала Вероника, обняв её за плечи.

— Вот и договорились.

— О чём именно? — попросила уточнения Вероника, не совсем понимая, о чём идёт речь.

— На днях моя «банда» устраивает барбекю, — пояснила подруга, — так что я тебя приглашаю.

— А кто будет участвовать в этом «шабаше»?

— Все только свои. Придут наши с мужем друзья. Они приехали с африканского континента, были там исключительно ради сафари. Эдакие любители этноса, как и ты, так что этнические мотивы тебе будут обеспечены.

— Ладно, ты и мёртвого уговоришь, — сказала Вероника, не находя повода для отказа.

Вероника устало сняла халат, ей совсем не хотелось ехать домой. С некоторых пор в её квартире царил идеальный порядок и всепоглощающая тишина, нарушаемая лишь изредка звуками её любимой Лары Фабиан и не дающем о себе забыть Леопольдом, оставшимся ей в наследство от Кристи. Теперь это создание было самой приятной усладой, позволяющей ей расслабиться, что нельзя было сказать о нём прежде. Постоянно орущее и требующее к себе повышенное внимание недовольное животное. Он был любимцем Кристины, а она мечтала к кому-нибудь его пристроить. Её Кристина была похожа на своего Лео, такая же капризная и с пристрастием относилась ко всему, что входило в круг её интересов. Она всегда знала, чего хочет от жизни. От матери ей достался живой ум и неординарность мышления, позволяющие ей быть наплаву в любой ситуации. Всё это сочеталось с редкой красотой и, что тут говорить, с предельно развитой интуицией, что так было не свойственно её матери. Она кружила головы парням, отправляя их в глубокий нокаут. Тот период для них обоих был не самым лёгким. Вероника заняла пост наблюдателя и лишь изредка не навязчиво направляла её стремления, доверительно оставив самостоятельно писать сценарий своего будущего. Кристина росла любознательной девочкой, и любовь ко всему прекрасному она впитала от своей матери с детства. Чувство стиля позволяло ей выглядеть всегда сногсшибательно независимо от финансовых обстоятельств. Музыку, которую она слышала с детства, классический танец, которым она восторгалась, картины, которые она видела, позволили ей без труда поступить на факультет дизайна, и чувствовать себя как рыба в воде в мире искусства. К моменту окончания университета она была сформировавшейся личностью и неожиданно как для Вероники, так и для самой себя вышла замуж за молодого англичанина и упорхнула в страну туманного Альбиона. Нельзя сказать, что Вероника радовалась такому неожиданному счастью, да и радовалась ли она, если учесть тот факт, что большой этап её жизни, где она чувствовала себя кому-то нужной, остался далеко позади.

* * *

Она вышла из здания медицинского центра и заметила на автостоянке знакомую ей серебристую ауди. Ошибки быть не могло, это была его машина. На левом крыле автомобиля были две небольшие вмятины. Стас резко повернул влево и рванул со стоянки.

— И что он тут делает? — удивилась Вероника. — Если он заехал ко мне, то почему не смог найти, — размышляла она. Её машина стояла в нескольких метрах от места, где минуту назад отъехало его авто. — Может я ошиблась и лишь моё воображение рисует то, что больше всего желаю? — без всякой уверенности подумала она, но тень сомнения не оставляла её в покое. — А если мне заглянуть к нему в институт и выяснить всё? — рассуждала она, рисуя образ за образом предстоящую встречу.

Она посмотрела на часы — четверть седьмого. В такое время он мог находиться в их любимой кафешке, уютно расположенной недалеко от центра возле чудом сохранившихся и отреставрированных зданий. Выехав на дорогу, она набрала его номер, но кроме звука монотонного гудка ничего не услышала. Начался дождь. Капли стекали по лобовому стеклу в такт бешено бьющегося сердца. Она прибавила скорость. На спидометре стрелка показывала 180. Впереди показался перекрёсток, заполненный тормозившими на зелёном светофоре машинами. Прозевав момент снижения скорости, Вероника в последний перед столкновением момент нажала на педаль тормоза и через несколько секунд машина с визгом резко остановилась. Из впереди стоящего мерседеса показалась ошарашенная физиономия. Водитель отчаянно жестикулировал и показывал какие-то знаки в области виска:

— Дамочка, тебе что, жить надоело или тебе не хватает адреналина, так садись ко мне, я тебе такую карусель устрою, закачаешься, — прокричал ей водитель.

Вероника хотела было извиниться, но, услышав нелесное обращение, только и вымолвила:

— Да пошёл ты! — и, не обращая внимания на бранящегося хама, свернула с перекрёстка. Подъехав к кафе, она остановилась недалеко от входа.

— Всё-таки не ошиблась, — подумала она.

Его машина стояла на парковке. Вероника подошла к закрытой двери и остановилась. «Сделаю вид случайной встречи и посмотрю, как он на это отреагирует», — удивилась она нарочитому спокойствию. Неуверенно открыв дверь, Вероника непринуждённо насколько она была способна, медленно вошла внутрь. Оглядев привычно небольшое помещение, она увидела Стаса, сидящего за столиком возле камина. Рядом с ним находилась женщина, лицо которой ей было знакомо. Она её видела в клинике этажом выше, куда ей пришлось зайти неделю назад по какому-то вопросу. Не было никаких сомнений, что они наслаждались обществом друг друга. Их руки соприкасались, а глаза выдавали рождающуюся влюбленность. Вероятно, ощутив на себе пристальный взгляд, Стас обернулся и заметил стоящую у входа Веронику, он хотел было что-то сказать, но та, испугавшись, что сейчас наговорит всякую чушь, выбежала из кафе.

«Вероника, а чего ты хотела увидеть, что можно от него ожидать? — твердил ей внутренний голос. — Ну не застала же я его в постели, наконец, — тут же отвечала Вероника. В её голове то и дело в хронометражном порядке всплывали события последних дней. — Только бы благополучно доехать», — испуганно подумала она.

Мысли о том, что она его больше не интересует, доставляли ей боль, и она сопротивлялась этим мыслям, заглушая безжалостно твердивший ей обратное внутренний голос. Как она заблуждалась тогда, наивно полагая, что такие отношения могут возникнуть на фоне глубоких чувств. Очевидно, так заблуждается каждая дурёха независимо от возраста. А тогда, в далёкие девяностые, ей не было и тридцати.

«Пора бы и повзрослеть», — с налётом ностальгии подумала Вероника. Поставив машину на стоянку, она устало поспешила домой. Раздевшись, Вероника налила в бокал немного мартини и затянулась сигаретой, затем подошла к стоявшему у кровати комоду и извлекла купленное недавно, по случаю предстоящей встречи, неприличное, как она считала, кружевное бельё. Оно напоминало ей одежду, если вообще это можно назвать одеждой, которую надевали, по её мнению, только женщины лёгкого поведения, и образованной даме с приличной профессией надеть такое было не по статусу. Она глядела на себя в зеркало, облачившись в полупрозрачное чудо лёгкой французской промышленности (так гласила этикетка), немного добавив в непривычный имидж чулки с ароматом парфюма, пристально изучая каждую деталь туалета. В отражении на неё смотрела уставшая женщина.

Возраст ещё никого не щадил, и Вероника не была исключением. Ей было не трудно с этим смириться, к тому же, она не растеряла всей своей привлекательности в свои годы. Тело её было волнующе округлым, лицо и руки ухоженными, а волосы цвета каштана уложены в элегантную причёску. Налив ещё в бокал вина, она чуть пригубила его и прилегла на постель. Ей было хорошо и спокойно. Вероника сомкнула глаза.

Она не сразу поняла, что происходит. Сквозь дремоту проникал звон дюжин колокольчиков.

— Сейчас открою, — раздражённо ответила Вероника. На пороге приоткрытой двери стоял Стас. Лицо его выражало полную озабоченность.

— Я звоню уже битый час, — сказал он вместо приветствия, — время для сна ещё не пришло.

— Я могла быть где угодно, с чего ты взял, что я нахожусь дома?

— Уж слишком хорошо тебя знаю.

— Даже чересчур.

— Так и будешь держать меня у порога? — нетерпеливо поинтересовался Стас. — Разреши мне войти.

— Разве тебе нужно разрешение? — удивилась она.

— Не злись. Ты ждёшь не меня? — поинтересовался Стас.

— Почему ты так решил?

— Потому что ты сама на себя не похожа, — съехидничал он, оглядев её с ног до головы.

— Может быть… — неопределённо произнесла она, жестом приглашая его войти.

— Вероник, я хотел тебе сказать, что в кафе у меня была встреча исключительно делового характера.

— Интересно, что связывает биолога-исследователя с практикующим кардиологом, или вы вместе решили создать инновационную модель сердечной мышцы? Что-то мне таких предложений не поступало, а я, если помнишь, кандидат наук, а твоя собеседница простой доктор. Правда у неё есть существенное преимущество. Она лет на десять моложе меня, и эта разница не в мою пользу.

Стас поднялся с кресла, взял лежащий на его подлокотнике пеньюар и подал Веронике:

— Оденься, ты совсем замёрзла, — шёпотом произнёс он, присев к ней ближе и небрежно бросив пальто на край расстеленной кровати.

Вероника удивлённо на него посмотрела:

— Ты даже не реагируешь на то, что находишься рядом с женщиной.

— Как я, по-твоему, должен реагировать? — недоумевал он. — Я ведь не обезьяна, которая бросается на самку при одном только её появлении.

— Если хочешь есть, то на горячий ужин можешь не рассчитывать, холодильник давно пуст.

— Зато есть бутылка мартини и почти полная, — улыбнулся Стас.

— Бутылка стоит ещё с новогодних праздников, а продукты закончились ещё три дня назад.

— И ты, конечно, не успела заехать в супермаркет?

— Конечно. Кому покупать продукты? Гостей я давно не жду, а от тебя тошнит, — несколько развязно пролепетала Вероника. — Выкладывай, что тебе нужно, ведь не гонимый тоской тебя занесло ко мне.

— О, радость моя, да ты пьяна, — заметил Стас, дотронувшись ладонью к порозовевшему лицу Вероники. — Меня мучает один вопрос… — он замолчал. Что-то его остановило, скорее всего, не свойственная ему откровенность.

— Ты хотел о чём-то меня спросить, — напомнила она.

— Ах, да, прости. Я немного отвлёкся. Насколько серьёзно за годы нашего знакомства ты ко мне относилась?

— Как к любовнику или как к другу? — рассмеявшись, спросила Вероника. — К чему ты клонишь?

— Хорошо, попробую иначе. Какую часть жизненного пространства я занимал в твоей жизни и что я значил для тебя?

— Это уже два вопроса.

— Без иронии, пожалуйста.

— Ты занимал в моей жизни столько места, сколько сам считал нужным. Я надеялась, что со временем моё пространство стало бы более значимым для тебя, но я заблуждалась. Что касается второго вопроса, то я придавала слишком большое значение твоей персоне, а ты манипулировал мною, постоянно держа меня на «коротком поводке». Когда желал меня видеть — приблизишь, когда была тебе не нужна — прогонял. Со временем я это поняла, но менять что-то было не в моих силах. Ты же знаешь, что любые изменения в жизни я переношу тяжело, особенно, если ощущаю привязанность.

— Потому что ты консерватор. Твой рафинированный консерватизм распространён на всех, кто с тобой так или иначе связан. Но мне кажется, тебе ещё рано им быть. В наши годы люди обычно ещё занимают более либеральную позицию.

— Не знаю как люди, а я всегда была такой и хочу в наши отношения внести ясность.

— Постой. В твоих словах засквозило отчуждённостью. Помолчи немного, — он обнял её за плечи.

Вероника ощутила его дыхание, уловив знакомый аромат, купленный ею по случаю какого-то праздника. Что касалось выбора подарков, её неуёмная фантазия не знала предела. Так считали друзья. Учитывалась каждая мелочь, она старалась уловить настроение и пристрастие будущего счастливчика, всегда была в курсе его вкусовых особенностей.

Конец ознакомительного фрагмента.