Архив. Ключи от всех дверей

Виктория Шваб, 2014

Представьте себе библиотеку, где вместо книг на полках лежат мертвецы. У каждого из них своя особая история, которую под силу прочесть только Библиотекарям. Поэтому они называют мертвых Историями, а место, где хранятся Истории, – Архивом. Маккензи Бишоп – Хранитель Архива, она спасает мир от вторжения бесприютных призраков – пробудившихся Историй. Но однажды ей пришлось спасать сам Архив, когда кто-то начал переписывать Истории, подчас стирая целые жизни… Теперь для того, чтобы вернуться к нормальной жизни, ей придется до конца разобраться в том, что произошло. Найти тех, кто стоял за совершенным преступлением. И спасти не только свой разум, но и саму жизнь.

Глава восьмая

Мне тринадцать лет. Избитая в кровь, я сижу, скрестив ноги, на столе в абсолютно чистом, даже стерильном помещении. Еще и шести месяцев не прошло, как меня назначили Хранителем, а это уже не первый раз, когда я оказываюсь в медицинском крыле Архива. Роланд стоит в стороне со сложенными на груди руками, пока Патрик готовит холодный компресс.

— Он был больше меня в два раза, — оправдываюсь я, прижимая окровавленный платок к носу.

— Как и все остальные? — язвит Патрик. Он работает в этой ветке всего пару недель, и я ему очень не нравлюсь.

— Ты не помогаешь, — упрекает его Роланд.

— А мне казалось, что именно это я и делаю, — огрызается Патрик. — Помогаю. Ты попросил об услуге, и вот я здесь, чтобы подлатать твою любимицу.

Сквозь платок я пробормотала ругательство — их я немало нахваталась у деда. Патрик не разобрал моих слов, зато Роланд, очевидно, расслышал, судя по тому, как удивленно он поднял бровь.

— Мисс Бишоп, — говорит он, обращаясь к Патрику, — одна из наших самых многообещающих Хранителей. Ее бы здесь не было, если бы Совет за нее не проголосовал.

Патрик смотрит на Роланда тяжелым взглядом.

— Они за нее проголосовали или ты?

— Думаю, стоит напомнить тебе, с кем ты разговариваешь, — прищуривается Роланд.

Патрик коротко выдыхает, будто выпускает пар, и поворачивается ко мне. Выдернув платок из моих рук, он осматривает мой ушиб поверх очков, которые спустил на кончик носа. К ссадине на лице он прикладывает холодный компресс, прижимая его моей рукой. Мне адски больно, но я стараюсь не подавать виду.

— Тебе повезло, что нос не сломан, — говорит он, стягивая резиновые перчатки.

— Наша девочка, — подмигивает Роланд. — Сделана из стали.

Под пакетом со льдом мои губы слабо улыбаются. Мне нравится эта мысль — быть девочкой из стали.

— Твердолобая, — вставляет Патрик. — Держи лед и постарайся больше не схлопотать по лицу.

— Постараюсь, — обещаю я. Слова звучат глухо из-под компресса. Но это так забавно.

Роланд усмехается. Я наблюдаю, как Патрик собирает свои вещи и выходит, бормоча что-то под нос. Я улавливаю лишь «никчемная».

— История замахнулась на тебя, а ты подняла руки, чтобы закрыть лицо, — небрежно говорит Роланд. — Верно?

Опустив глаза, я киваю. Мне следовало лучше подготовиться. Дед хорошо меня учил, но на деле все было совсем иначе, чем во время тренировок. И я оказалась не готова. Дед говорил, что нужные движения должны стать рефлекторными, а не выученными, и теперь я понимала, почему. Времени на размышления не оставалось, надо было действовать. Реагировать. Я подняла руки, История ударила по ним кулаком, и получилось, что я сама ударила себя по лицу. К щекам прилила жаркая волна, даже несмотря на холодный компресс.

— Спрыгивай, — говорит Роланд, выпрямляя руки. — И покажи мне, что ты делала.

Я слезаю со стола, отложив пакет со льдом. Он делает выпад — его движения медленные словно патока. Я поднимаю руки, скрещенные в запястьях. Его кулак останавливается в дюйме от меня. Роланд смотрит на меня сверху вниз.

— Ты не знаешь, как занять правильную позицию для удара, и позицию, чтобы принять удар. Если ты остановишься, это будет самой большой ошибкой в драке. Когда кто-то атакует, он создает силу и движение, но тебя не одолеть, пока ты понимаешь и чувствуешь направление этой силы и двигаешься вместе с ней. — Он крепче сжимает кулак и отклоняется чуть в сторону и вперед. Я перемещаюсь в ту же сторону и назад. И его кулак проходит мимо. Роланд одобрительно кивает. — Вот так-то. А сейчас лучше опять приложи лед к лицу.

Из коридора доносятся шаги. Роланд бросает взгляд на дверь.

— Мне пора, — говорю я и прихватываю с собой пакет со льдом. Но подойдя к двери, я останавливаюсь и спрашиваю:

— Ты жалеешь об этом? О том, что проголосовал за меня?

Роланд стоит, сложив руки на груди.

— Вовсе нет, — отвечает он с улыбкой. — С тобой здесь стало определенно интереснее.

* * *

— Куда мы идем? — спросила я тихо.

Не отвечая на мой вопрос, Роланд провел меня через весь шестой зал, уходящий в сторону от Атриума. Архив — это гигантская сеть холлов, залов и переходов. Одни помещения ответвляются, другие — пересекаются в неизвестном порядке, который, похоже, понятен только Библиотекарям. Всякий раз, когда я следую за кем-то из них по архивным лабиринтам, изо всех сил стараюсь запомнит путь и считаю повороты. Но сегодня Роланд не повел меня извилистым маршрутом через многочисленные комнаты и коридоры. Он шел прямо в конец очень длинного коридора. Миновав ряд дверей, мы оказались в тускло освещенном коротком коридорчике. Роланд помедлил, оглянулся и прислушался, видимо, проверяя, одни ли мы.

— Где мы? — спросила я, когда убедилась, что кроме нас тут никого нет.

— В комнатах Библиотекарей, — ответил он и снова пошел вперед. Дойдя до середины коридора, он остановился у обычной двери темного дерева. — Нам сюда.

Мы вошли в уютную маленькую комнату с блеклыми обоями в полоску. Обстановка здесь была довольно скудная: кушетка, кожаное кресло с низкой спинкой, письменный стол. Из приемника на стене лилась тихая классическая музыка. Роланд двигался так, что было понятно — здесь ему знаком каждый дюйм.

Он подошел к столу, рассеянно бросил в выдвижной ящик папку, которую принес с собой, затем достал из кармана какой-то блестящий предмет. Большим пальцем провел по его поверхности и положил на стол. В этом коротком жесте читались и усталость, и трепет, и нежность. Когда он убрал руку, я увидела, что это серебряные карманные часы, причем старинные. Глядя на них, я почувствовала, что мое сердце забилось чаще. В Архив попадают только те вещи, которые были с человеком в момент его смерти. Так что он либо взял их у какой-нибудь Истории, либо они попали сюда вместе с ним.

— Они больше не работают, — произнес Роланд, почувствовав мой интерес. — Здесь не работают. — Он указал на кушетку. — Садись.

Я опустилась на мягкую подушку и погладила аккуратно сложенное черное одеяло.

— Я не знала, что тебе нужно спать, — призналась я, испытывая неловкость. Я никак не могла привыкнуть к мысли, что он… не живой.

— Потребность — странная вещь, — сказал он, закатывая рукава. — Физические потребности дают ощущение, что ты — человек. Без них тебе трудно это почувствовать. Я не сплю, нет, но я отдыхаю. Делаю вид, что сплю. Это дает, скорее, психологическое облегчение, чем физическое. А теперь попытайся немного поспать.

Я покачала головой, хотя мне нестерпимо хотелось лечь.

— Не могу, — тихо сказала я. Роланд опустился в кожаное кресло. Его золотой архивный ключ блестел поверх рубашки. Ключи Хранителей отпирают двери в Коридоры; ключи Отряда открывают короткие ходы во Внешнем мире. Архивные ключи включают и выключают Истории, словно это машины, а не люди. Я задумалась, каково это — отключить жизнь простым поворотом ключа. Я помнила, как Кармен пыталась сделать это со мной. Помнила колкое онемение, охватившее мою руку, когда я вцепилась в ее ключ.

— Мисс Бишоп, — голос Роланда вывел меня из раздумий. — Ты должна попытаться.

— Я не верю в призраков, Роланд. Но, похоже, он преследует меня. Всякий раз, стоит мне закрыть глаза, он тут как тут.

— Его больше нет, — напомнил Роланд.

— Ты уверен? — прошептала я, вспоминая страх и боль, которыми неизменно заканчивались мои ночные кошмары. — Такое ощущение, будто он вонзил когти мне в голову и не отпускает. Я вижу его, когда закрываю глаза, и он выглядит таким реальным… Мне кажется, что когда я проснусь, он все еще будет рядом.

— Ну, — сказал Роланд, — ты спи, а я буду за ним следить.

Я невесело рассмеялась, но ложиться не стала. Мне надо было рассказать ему о своих отключках. Было бы намного проще вообще ничего не говорить — он и так тревожился, а это даст ему новый повод для беспокойства — но мне надо было знать, не схожу ли я с ума. Сама я, учитывая мои провалы в памяти и ночные кошмары, вряд ли могу судить здраво.

— Сегодня случилось кое-что еще, — произнесла я тихо. — В Коридорах.

Роланд сцепил пальцы.

— Рассказывай.

— У меня… у меня выпал промежуток времени.

Роланд подался вперед.

— Что ты имеешь в виду?

— Я преследовала Историю и… как будто потеряла сознание. — Я покрутила больным запястьем. — Только что я находилась в одном месте, а в следующую секунду уже в другом, и только позже смогла вспомнить, как там очутилась. Это как дыра в памяти. Правда потом, когда я успокоилась, воспоминания вернулись.

Я не стала уточнять, какими смутными были эти воспоминания и каких неимоверных усилий стоило мне их восстановить. Серые глаза Роланда потемнели.

— Это случилось в первый раз?

Я опустила глаза и уставилась в пол.

— Сколько раз такое происходило? — спросил он.

— Дважды. Первый раз — пару недель назад.

— Ты должна была сказать мне.

Я посмотрела на него.

— Я не думала, что это снова повторится.

Роланд поднялся с кресла и начал расхаживать по комнате. Он мог бы уверять меня, что все будет в порядке, но не стал тратить время на лживые утешения. Плохие сны — это одно. А отключки на работе — совсем другое. Мы оба знали, что случается со служителем Архива, если его признают негодным. Здесь нет такого понятия, как отпуск. Я посмотрела на светло-бежевый потолок.

— Сколько Хранителей сошло с ума? — спросила я.

Роланд покачал головой.

— Ты не сходишь с ума, Маккензи.

Я недоверчиво взглянула на него.

— Тебе столько всего пришлось пережить. Остаточная травма и сильная усталость вместе с притоком адреналина вызывают что-то вроде отключки. Это вполне допустимая реакция.

— Мне все равно, допустимо это или нет. Как я могу быть уверена, что это не повторится?

— Тебе нужен отдых. Тебе надо поспать, — сказал он, опускаясь в кресло. Но в его голосе проскользнула нотка отчаяния. В серых глазах застыла тревога. Когда Агата впервые вызвала меня, чтобы дать оценку, в них тоже сквозило беспокойство, но не такое, какое сейчас испытывал Роланд. — Пожалуйста, постарайся.

Я помедлила, но в конце концов кивнула и скинула туфли. Свернувшись на кушетке, я положила голову на сложенное одеяло. Я хотела рассказать ему еще о том, что за мной следят, но так и не решилась.

— Теперь ты жалеешь? — спросила я. — Что проголосовал за меня?

Он шевельнул губами, но слов я не расслышала, потому что почти сразу погрузилась в сон.

* * *

Когда я проснулась, в комнате никого не было. В первый момент я не могла понять, где нахожусь и как сюда попала. Но затем услышала тихую классическую музыку из приемника на стене и вспомнила, что я в Архиве, в комнате Роланда.

Я поморгала, стряхивая сон. К моему удивлению, мне не пришлось, как обычно, вырываться из цепких лап ночных кошмаров. Потому что их не было. Мне ничего не снилось. Впервые за все эти дни. Даже недели. Я коротко беззвучно рассмеялась. Какое же это облегчение — несколько часов сна без Оуэна и его ножа!

Я свернула одеяло, которое дал мне Роланд, и положила его на край кушетки. Затем встала и выключила музыку и неслышно прошла через комнату, похожую на келью. За приоткрытой дверью стенного шкафа я обнаружила неплохой гардероб: брюки, свитера, рубашки на пуговицах. Роланд сам себе устанавливал дресс-код. Я оглянулась в поисках часов, хотя знала, что их тут нет. Взгляд упал на серебряные карманные часы, которые до сих пор лежали на столе. Они не работали, но я все равно протянула к ним руку, и тут мое внимание привлек один из выдвижных ящиков стола. Он был задвинут неплотно. В щель я увидела блеск металла. Тогда я взялась обеими руками за деревянный ящик и с тихим шорохом открыла его. Внутри я нашла две старые серебряные монеты и записную книжку, размером с мою ладонь, не больше. Не удержавшись, я достала ее. Уголки страниц пожелтели и стали хрупкими. Под обложкой, внизу я обнаружила дату, написанную изящным почерком: «1819».

Записи на нескольких следующих страницах были сделаны очень мелким почерком и слишком давно, так что не прочесть. Строки перемежались с карандашными набросками. Каменный фасад. Река. Какая-то женщина. Под ее портретом было аккуратно выведено имя: «Эвелин». И тут под моими пальцами книжка, полная воспоминаний, заговорила. Я не смогла вернуть ее на место. Роланд всегда был загадкой. Он вечно избегал разговоров о жизни, которую вел во Внешнем мире и оставил ради службы в Архиве, и о том, к кому вернется потом. Сейчас я знала, что он вовсе не оставлял свою жизнь и никогда ни к кому не вернется.

Вопрос «Кто такой Роланд?» теперь звучал: «Кем он был?». Не в силах остановиться, я закрыла глаза и ухватилась за нить воспоминаний. И время повернулось вспять. Оно отматывалось назад, пока я не увидела ночной проулок и расплывчатый силуэт молодого Роланда. Он стоял под мерцающим светом фонаря. В одной руке он держал записную книжку, прижимая страницу большим пальцем, другой — огрызком карандаша штриховал волосы женщины. Он рисовал, и проступали буквы. Имя. Затем он закрыл блокнот, сверился с карманными часами. С внутренней стороны запястья словно тени тянулись три линии — знак Отряда.

Но тут я услышала голоса и выпустила нить воспоминаний. Я успела убрать записную книжку в ящик стола, когда дверь протяжно скрипнула, словно на нее навалились всем весом, но не открылась. Я задвинула ящик, отошла от стола и, затаив дыхание, остановилась у порога. Приложив ухо к двери, я услышала мелодичный голос Роланда. По спокойной, размеренной интонации я узнала его собеседника — Лизу. Я поняла, что они говорят обо мне и напряглось.

— Нет, — сказал он тихо, — я понимаю, что это не выход. Но ей просто нужно время. И отдых. Ей через многое пришлось пройти.

Снова бормотание.

— Нет, — ответил Роланд. — До этого еще не дошло. И не дойдет.

Он повторил:

— Я знаю, знаю, — и я заставила себя отойти от двери. Когда Роланд вошел в комнату, я сидела на полу и шнуровала ботинки.

— Мисс Бишоп, — обратился он ко мне, — как ты себя чувствуешь?

— Как будто заново родилась, — ответила я, поднимаясь на ноги. — Долго я спала?

— Четыре часа.

Каких-то четыре часа, а мне хочется петь. А сколько бы во мне было энергии после восьми часов полноценного сна?

— Удивительно, — сказала я. — Все совсем по-другому, когда мне не снится Оуэн.

Роланд скрестил руки и опустил глаза.

— Ты могла бы освободиться от него навсегда, — взгляд его серых глаз скользнул вверх. — Ты не обязана жить с этим бременем. Ни к чему постоянное напоминание о том, что тебе довелось испытать. Есть ведь варианты. Форматирование…

— Нет, — отрезала я. Под форматированием подразумевалось, что Архив сотрет мои воспоминания. И тогда жизнь будет полна пробелов. Я подумала об Уэсли, потерявшем целый день своей жизни, и о его Великой тете Джоан. Когда та ушла на пенсию, ее лишили воспоминаний о целых годах жизни — просто из предосторожности.

— Мисс Бишоп, — произнес Роланд, заметив мое отвращение, — форматированию подвергают не только тех, кто уходит на пенсию, или тех, кого надо держать в неведении.

— Да-да, еще и тех, кого признают непригодным…

Роланд возразил:

— Иногда люди хотят забыть только что-то плохое.

— Только плохое? — усомнилась я. — Роланд, все воспоминания перемешаны. Ведь в этом весь смысл! Жизнь хаотична. И я говорю «нет». — Я не верила, что они выберут лишь те воспоминания, которые мне захочется стереть. А если бы и верила, то это выглядело бы как бегство. А мне нужно помнить. — Мы уже об этом говорили.

— Да, говорили, но тогда тебя всего лишь мучили плохие сны. Но если у тебя снова начнутся отключки…

— Тогда мы с этим разберемся, — перебила я, давая понять, что разговор окончен.

Роланд поник, его руки повисли как плети.

— Хорошо. — Он взял серебряные часы со стола и сунул их обратно в карман. — Пойдем. Я тебя выведу.

Когда я шла за ним, то заметила, что путь остался прежним. В отличие от извилистых, меняющихся коридоров со стеллажами, дорога к комнатам Библиотекарей всегда была прямой.

Роланд проводил меня до приемной, и я поежилась, заметив, что за столом сидит Патрик. Он холодно взглянул на нас из-под очков в черной оправе и поджал губы. Опередив его, Роланд заговорил первым:

— Мне известно, что предшественник мисс Бишоп до своей смерти не успел закончить ее подготовку.

— Скажите на милость, — фыркнул Патрик. — И чего же ей не хватает?

Я недовольно нахмурилась. А кому понравится, когда о тебе говорят так, как будто тебя здесь нет? Никому. И уж тем более если речь идет о твоих недостатках.

Конец ознакомительного фрагмента.