Пока демоны спят

Виктория Томилина (2024)

Три мужчины. Три товарища. Три заклятых врага. И одна женщина, которая любит их всех. Каждый из них похоронил свое прошлое. Но однажды прошлое оживет и заставит платить по счетам. Я молода, красива и богата. Я хорошая жена, мать. Все в моей жизни упорядочено и правильно. Но один день перевернул все с ног на голову. Моего мужа убили, брат в тюрьме, и чтобы спасти единственного дорогого мне человека, я пошире раскрою глаза, я буду лгать, изворачиваться и предавать, но узнаю, что же произошло восемь лет назад и почему за мои грехи платят ни в чем неповинные люди.

Глава 2

Он с остервенением гнал по МКАД, подстраивался к едущим впереди машинам и резко перестраивался. Меня мутило, но я знала, что лучше молчать, что когда он в таком состоянии, лучше молчать, просто молчать.

— Объясни мне, как, бля, можно быть такой дурой? Почему ты всегда попадаешь в какую-то херню? Почему тебе не живется спокойно? Почему ты не можешь быть нормальной бабой? Почему тебе вечно надо какую-то хуйню вокруг себя творить?

Я молчала. Надо просто молчать, стараться смотреть сквозь пролетающие мимо моего носа бампера, не замечать, что стрелка спидометра замерла где-то между 190 и 200, просто молчать.

— Поговори со мной, сука, ответь что-нибудь!

Он со всей дури ударил кулаком по торпеде. Придется отвечать, чтобы он хотя бы двумя руками держался за руль.

— Саш, я не знаю, я не нарочно. В конце концов, я вообще оказалась жертвой и не понимаю, почему ты орешь и что ты от меня хочешь.

— Ты не понимаешь, — он резко перестроился в малюсенький зазор между красной машинкой и тяжелым серебряным джипом. — Ты не понимаешь? Какого хера ты вообще туда поперлась? Чего ты там забыла?

Со всех сторон истошно сигналили машины.

— Я просто пришла оплатить коммунальные платежи.

— Овца, все нормальные люди давным-давно делают это, не выходя из дома.

— Я еще хотела зайти в цветочный магазин…

— Зашла?

Я сбоку посмотрела на мужа. Лицо злое, лоб наморщенный. Стрелка спидометра висела уже за 220, впереди появился просвет, и он мог разогнаться.

— Нет, забыла.

— Даже странно, — он помолчал. — Косте звонила?

— Нет, я надеюсь, может до него это не дойдёт. Ты же знаешь, какое у него сейчас время и лишние разговоры ему ни к чему.

— И не надейся, я думаю, он уже в курсе, что в его обожаемую сестренку прикрывал своим телом псих, перестрелявший кучу народа.

Я искоса посмотрела на мужа. Выходит и он уже знает.

— Что на это скажешь, дорогая, как так вышло-то?

— Что ты ко мне пристал? — не выдержала и заорала я. — Что ты как этот мент долбаный, я ни черта не помню, что произошло, я испугалась, а очухалась уже в ментовке только.

Муж заржал.

— Не лепи горбатого, все-то ты знаешь.

— Иди на хрен!

Он помолчал.

— В общем, Боре я позвонил, в следующий раз пойдешь на допрос с ним. Старайся помалкивать и не пытаться демонстрировать присутствие отсутствия чувства юмора. — Он постучал по рулю. — Затаскают теперь, бля, все это не кстати. Хотя, сейчас менты узнают про твоего братца и наглеть особо не будут, но все равно, гемор…

— Лучше бы меня шлепнули на этом крыльце, да, дорогой?

Муж покосился на меня и еще поддал газа.

"Сожгу эту гребаную машину", — решила я и отвернулась к окну.

— Ладочка, Ладуша, — Лена, встречавшая нас в коридоре, залилась слезами. — Деточка, что же твориться, что же такое!

— Ну все, Лен, пожалуйста, не надо, все обошлось.

— Да как же так, среди бела дня, в центре города…

— Лена, все нормально, правда.

Нормально ничего не было, но я не могла позволить нашей няне совсем расклеиться.

Хлопнула дверь и вошел Саша.

Посмотрел на нас с Леной с явным призрением к нам как к виду.

— Лен, сопли подотри, хватит причитать. Все в порядке с твоей кручинушкой. Лучше скажи, где мой ребенок?

Не снимая обувь, он пошел в гостиную.

Лена с отчаянием посмотрела на меня.

— Александр Васильевич, Тимоша спит, а Вам бы я рекомендовала не ходить в обуви по дому и не разносить всякую заразу и грязь.

Сашка ничего не ответил, но мы услышали, как со всей дури захлопнулась дверца.

"Винный шкаф", — промелькнуло у меня в мозгу.

Отвлечь нашу няню от переживаний может только неустанная война с моим мужем, поэтому она утерла нос белым батистовым платком и решительно пошла в гостиную.

— Александр Васильевич, я не думаю, что коньяк в пять вечера является залогом долголетия…

Ее голос удалялся.

Я села на банкетку, вытянула ноги и закрыла глаза.

У меня нет сил, вообще. Я не хочу ничего.

— Мама, мама…

По лестнице сбегал мой сынок в смешной синей пижамке с кроличьими ушками на груди. Волосы на голове после сна торчат во все стороны. Переднего зуба не хватает, а в большущих синих глазах испуг.

— Мама!

Он встал передо мной, замер и судя по всему приготовился плакать.

— Привет, малыш. Как дела?

— Мама, что с тобой случилось?

— Ничего, все хорошо.

— Но ты вся грязная и у тебя щека поцарапанная.

Я встала и подошла к зеркалу.

Меховая накидка была вся в какой-то подсохшей грязи, а на правой щеке алели царапины, как будто я продиралась сквозь заросли шиповника.

"Красота, — подумала я про себя. — А еще мента пыталась соблазнять. Фемиль фаталь, блин".

Я повернулась к сыну.

— Все в порядке, Тим, я просто споткнулась и упала.

— Тебе больно?

В его глазах так и стояли слезки.

— Да что ты, малыш, ни капельки, все хорошо, не бойся.

Я подошла и крепко обняла сына.

Я уткнула нос в его мягкие белые волосики, пахнущие постелью, сном, детством и добротой. Я прижимала к себе сына, а перед глазами у меня стоял маленький розовый сверточек, который из последних сил пыталась спасти его мама. И внутри мне было больно и страшно, и я знала, что никогда не смогу этого понять, никогда не смогу с этим смириться и забыть. А еще я чувствовала, что внутри меня просыпается давно забытая тоска. Тоска от того, что я знала, что я буду делать, понимала, что это ужасно, неправильно и попросту мерзко, но я буду это делать, просто потому что по-другому не могу. Ведь каждый из нас кому-то что-то должен. Но с коллекторами, пришедшими по мою душу, не расплатиться никакими деньгами. Их интересует как раз таки только она — душа, которая сейчас выла и заставляла меня все крепче сжимать сына, прятаться в его волосах и знать, что мое время пришло, теперь не убежать, что все начинается сначала. Но теперь не будет прощения, потому что главное — это самому себя простить, а из-за женской руки, пытающейся защитить своего ребенка, это стало невозможно.

— Мама, мамочка, пожалуйста, только не плачь!

Своими душевными терзаниями я только еще больше напугала собственного сына.

— Тимош, да я и не плачу, это не слезы, это просто вода.

— Ты врешь, они соленые, а водичка не бывает соленой.

Я отодвинулась и строго посмотрела на сына.

— Тимофей, запомни, мама никогда не врет. Вода соленая, потому что она морская.

Мой ребёнок еще больше вытаращил глаза и с недоверием посмотрел на меня.

— У тебя из глаз льется морская водичка?

— Конечно!

— А почему?

— Потому что твоя мама — морская владычица, — послышалось из гостиной и на пороге появился наш папа. — Разве ты не знал, Тимох?

— Папаааа, — взвизгнул ребёнок и с разбегу повис на руке Саши, а тот перехватил его второй рукой и поднял над собой.

Тимоха заливался смехом и визжал, я смотрела на своих мальчишек, улыбалась и знала, что никто кроме меня мое счастье у меня не отнимет и мои мысли, лишь просто мысли, которые после прочтения даже не стоит сжигать. Их лучше даже не читать.

— Ты правда никогда не врешь? — спросил Тимоха, когда я укладывала его спать.

— Никогда-никогда.

— Честно-честно?

— Честно-честно.

— Как Винни-Пух Пятачку?

Я засмеялась, обняла сына и сказала:

— Честно-честно, как Винни-Пух Пятачку!

Я спустилась вниз, свет горит только в столовой, Лена уже ушла спать. Я прошла в столовую, муж сидел на диване, пил коньяк и смотрел ночные новости. Без звука. На кадрах я узнала крыльцо, на котором валялась сегодня. Я подошла к мужу и хотела взять пульт, чтобы включить звук.

— Не надо, ничего хорошего там не говорят, не за чем тебе нервничать.

— А что плохого говорят?

— Тоже ничего, из пустого в порожнее переливают. Кто, зачем, почему, куда побежали, какая машина ждала, план перехват…

— Ммммм, и что дал план «Перехват»?

— Да, ясно, что ни хрена не дал. Когда такое дело, все четко спланировано, пацаны уже где-нибудь на подлете к Швейцарии, — сказал Сашка. — Ну или в близлежащем карьере утоплены, если они исполнители. А они исполнители…

— Почему ты так думаешь?

— Слишком много крови и трупов. Если бы были профессионалами, сработали этого чувака аккуратно и явно не положили столько народу. А это просто отморозки, скорее всего, только откинувшиеся, которых подписали на это дело за небольшое вознаграждение. Соответственно, от них уже избавились и кто-то нехило обогатился. Весьма нехило, — муж громко засмеялся. — Три мульта евро, за пару минут пальбы, прибыльный бизнес. Может мне тоже пора заняться таким бизнесом?

— Ты несешь полную ересь!

— Да, ладно, пошутил я, малышка.

— Ты думаешь, что этих… Нападавших уже, ммммм, прикончили, а мент сказал, что труп одного из них найден на месте, то есть остался еще один.

— Ну это вряд ли. Скорее всего, его уже в соседнем лесочке прикопали. Почему ты об этом спросила?

— Просто, думаю.

Сашка рассмеялся:

— А вот это ты зря, не твое это, малышка, — он встал с дивана, выключил телек, взял меня за руку, потянул с дивана, я поднялась и он прижал меня к себе и посмотрел в глаза. — Пойдем-ка спать!

Я уткнулась мужу в грудь и потерлась об нее.

В окно пробивался свет от фонарей, я лежала в постели, прильнув к мужу. Мы только что занимались любовью, но столь желанное умиротворение так и не наступало. Внутри у меня был вековой мезозой и арктические льды, я прижималась ухом к груди мужа и слушала стук его сердце, но сегодня этот звук не успокаивал меня, желание завыть в голос не пропадало.

— Знаешь, сегодня, когда ты позвонила и сказала, чтобы я приехал, — Сашка говорил непривычно тихим и отрывистым голосом. — Я подумал, что с тобой произошла какая-то очередная хрень, типа, у тебя забрали машину эвакуаторы или что-то в этом же духе.

Он сделал паузу.

— Но когда я туда приехал и пацан, дежурный, сказал, что в тебя стреляли и… Знаешь, я никогда не верил во всю эту ваниль и эти сладкие пузыри из задницы, но сегодня я понял, малышка, мне без тебя никуда, поняла?

Я лежала и слушала стук сердца мужа:"Тук, тук, тук, тук, тук".

Сердце стучало как сумасшедшее.

— Я бы тебя навсегда запер в этом доме, а лучше бы к себе привязал, чтобы точно знать, где ты.

— Насчет привязывания неплохая идея.

Сашка тихо засмеялся и шлепнул меня по заднице.

— Обязательно, малышка!

Мы лежали обнявшись и молчали.

Но тут муж повернулся и посмотрел мне в глаза:

— Влад, но если это вернулся твой пацанчик, то я найду его и собственными руками порежу на куски, а потом и тебя.

— Я…

— Молчать! Дорогая, тебе все понятно?

Я смотрела в его глаза и думала о том, как наивно полагать, что если волк стал есть из твоей руки и не кусает тебя, то ты его приручила. А на самом деле дикие звери никогда не становятся домашними животными.

— Понятно? — Сашкины глаза стали совсем темными, но выражение его лица не менялось, оно было равнодушное.

— Понятно, дорогой.

Муж усмехнулся и снова притянул меня к себе.

— Обожаю, когда ты злишься!

Он поцеловал меня в шею и навалившись на меня все телом стал гладить своим языком мочку уха. Я завозилась, пошире раздвинула ноги и чуть выгнулась, когда он вошел в меня и начал двигаться, все остальное замерло и даже льды вроде бы куда-то уплыли."Я плыву на льдине, как на бригантине", — промелькнуло у меня в мозгу, но Саша начал двигаться резче вперед и медленно-медленно назад, и даже эти мысли меня покинули.

Фонарь так и заливал золотистым светом нашу спальню. Сашка сопел, уткнувшись в подушку и положив ногу на меня. Я с трудом сдвинула его конечность и начал выбираться из кровати. Он заворочался и спросил сонным голосом:

— Ты куда?

— В туалет.

Я взяла свой телефон, прошла в ванную и закрыла дверь. Села на пол и прижалась спиной к ванной. Я сидела, смотрела в потолок, вертела в руках телефон и знала, что я сделаю то, чего никогда не прощу себе, но выбора нет.

— Выбора нет, выбора нет, выбора нет, — стучало у меня в голове.

— Встань, выкинь телефон в сортир, иди и ложись спать, и на хер забудь обо всем этом, — прозвучало у меня в голове.

Я подползла к зеркалу и уткнулась в него лбом. Я нос к носу сидела со своим отражением и пыталась узнать в нем себя. Долго-долго, лет восемь, я этим занимаюсь: смотрю на себя в зеркало и стараюсь понять, кто же она, эта девушка в зеркале. У нее менялся цвет волос, появлялись морщины, увеличивались губы — она менялась, но ко мне это не имело никакого отношения. Я постучала пальцем ей по лбу.

— Эй, ты кто?

Ее палец постучал по моему.

— Давай, деточка, делай, что должно и вали спать.

Я опять уперлась спиной в ванну, разблокировала телефон и скачала давно забытую программу. Она загрузилась, у каждого контакта из небольшого списка горел красный неживой листик клевера и лишь около одного контакта, состоящего из кучки цифр, мигал желтый конверт. Я вздохнула и открыла сообщение.

В нем был знак вопроса. Я подумала секунду и отправила в ответ точку. Откинула голову назад и прикрыла глаза, меня всю трясло.

Ответ пришел почти мгновенно.

— Сможешь приехать?

— Да.

— Когда?

— Завтра.

— Хорошо.

— Куда?

— Помнишь, где мы познакомились?

— Да.

— Туда и приезжай.

— Хорошо.

— Во сколько ждать?

— Пока не знаю.

— Как выедешь, напиши.

— Хорошо.

— Будь внимательней!

— Ладно.

— До завтра.

— Пока.

Я удалила программу, откинула телефон и постучалась головой о ванну. Голова загудела. Самое смешное, мне стало легче, не считая того, что меня, как всегда, в преддверии нашей встречи, одолела медвежья болезнь.

Я и вправду особа нервная, прав был мент. Я умылась, еще немного поизучала себя в зеркале, пошла, легла в кровать и обняла мужа.

Он завозился и сказал:

— Где ходила, давай грей ножки, совсем холодные.

Я прижималась к нему изо всех сил и знала, что я его уже предала.

Я проснулась поздно и спустилась на первый этаж. Тим бегал в саду, а Лена рубила капусту.

— Доброе утро!

— Здравствуй, Ладушка. — Лена повернулась ко мне. — Как ты себя чувствуешь?

— Да вроде ничего.

Я вправду сегодня чувствовала себя значительно лучше. Даже голова не болела, правильно братец всегда говорил, что она у меня чугунная.

— Сашка давно уехал?

— Да нет, часа полтора назад. Он переживает. Просил за тобой присматривать.

— Очень мило.

— Я серьезно. Он сам на себя не похож. Завтракать будешь?

— Да.

— Сейчас погрею кашку и накормлю тебя.

Я посмотрела Лене в спину и почувствовала некую нервозность.

— Лен, что-то случилось?

— Ох, Ладуш, все, что могло, случилось вчера…

— И все же?

— Костя звонил.

— Орал?

— Это не то слово. Не своим голосом, государственному мужу не пристало так выражаться.

— А по какому поводу выражался?

— Так ты на его звонки не отвечаешь, вот он и орет. Грозился приехать.

— Ну это вряд ли, куда уж ему до нас.

Я сбегала наверх и нашла свой телефон. Действительно, бесчисленное количество звонков от брата, несколько от подруг. Ночью в пылу душевных терзаний и смятений, я даже не заметила его звонки. Телефон опять зазвонил. Оказывается он был у меня без звука. На экране высветилась надпись «Братик» и наша с Костиком старая фотка. Мы на катере, оба широко улыбаемся, брат обнимает меня за плечо и машет рукой фотографу. Хороший тогда был день. Костик только купил катер, мы поехали на Волгу и дня три гоняли на нем. Мужики рыбачили, а я целыми днями загорала голая, валяясь на корме, и лишь изредка ныряла, чтобы освежиться. За мной всегда нырял Кот и тянул меня за ногу под воду, под водой прижимал свой рот к моему и дышал в меня. У нас было одно дыхание на двоих, я смеялась глазами и отталкивала его ногой, уплывала от него и чувствовала себя русалкой. Хорошее время. И очень старая фотография. Я не стала отвечать на звонок.

Я спустилась в столовую и принялась за кашу.

Включила телевизор. Там все обсуждали вчерашнюю стрельбу, я хотела уже выключить, зная, что ничего нового не услышу, но тут заговорил диктор:"Срочное сообщение. По данным, поступающим от информационных агентств, восьмимесячная девочка, которая вчера была ранена в ходе перестрелки, развернувшейся у одного из столичных банков, скончалась в реанимации".

Ведущая посмотрела несчастным взглядом прямо в камеру.

Какой взгляд был у меня, я даже не стала представлять.

— Господи, какой ужас, что за нелюди, убить младенца, — у Лены по щеке покатилась слеза.

Я поднялась и ушла наверх. В своей гардеробной в коробке с туфлями нашла давно заныканный косяк, вышла на балкон, села на пол и закурила. Я чувствовала себя в западне.

Когда я спустилась вниз, Лена уже успокоилась и кормила Тима супом.

— Привет, мам.

— Привет, Тимох, — я поцеловала сына в макушку, подошла к плите, пожала Лене руку, она посмотрела на меня уставшим взглядом. А я ей подмигнула и тихонько сказала

— Ничего.

И стала варить кофе.

— Привет, можешь разговаривать?

— Да, малыш. Ты как?

— Нормально, проснулась, позавтракала, сейчас думаю в Лавру съездить.

— Куда?

— Ну, в Сергиев-Посад, в Лавру.

— Аааа, грехи решила замолить?

— Вроде того, греши и кайся, как говорится.

Муж засмеялся и положил трубку.

Я прошла в ванну, встала под душ и закрыла глаза. Струи воды текли по лицу и по моему телу, они успокаивали меня. Я намывала себя пахучим гелем для душа. Я трогала свои грудь, соски, я изгибалась. Когда желание внизу живота стало совсем тягучим и нетерпимым, я направила струю душа именно туда, застонала и прикусила нижнюю губу:

— Кит, Кит!

Плитка холодила мне спину, а внизу меня рвался наружу сильными толчками огонь. Я повторяла это имя как заклинание и огонь внутри меня не затухал, а лишь нарастал и нарастал новыми толчками. Я кончила, открыла дверцы душа и посмотрела на себя в зеркало. Мои глаза горели звериным огнем. Это снова была я. И я знала, что делать.

Мокрая, я прошла в гардеробную, на полу оставались мои следы, достала из комода черное шелковое белье La Perla, надела его и посмотрела на себя в зеркало. Ноги длинные, живот рельефный, грудь, хвала богам и деньгам моего мужа, стала только роскошнее после родов, задница круглая и упругая. Бледновата после зимы, проведенной в основном на сноуборде, но все равно тело роскошное. Я подошла поближе к зеркалу и пристально себя рассмотрела. Моя мордашка мне всегда нравилась меньше тела, но это легко поправимо. Я достала косметичку и наложила тон на лицо, накрасила ресницы. Остальное не требовалось. Глаза стали еще больше и еще зеленее. Волосы я высушила, наклонив голову вниз, когда я откинула их назад, они пышным облаком упали мне на плечи. То, что я видела в зеркале, мне однозначно нравилось. Рука потянулась к флакону с духами, но тут я кое-что вспомнила и не стала этого делать.

Я надела короткое бархатное платье D&G с белым воротничком, черные ботфорты от Стюарта, посмотрела на себя в зеркало и убедилась, что стала похожа на школьницу-переростка из фильмов категории ХХХ, накинула соболиную накидку и подмигнула девчонке из отражения в зеркале. Потом достала из очередной коробки с туфлями пистолет и сунула его себе в сумку. Теперь я готова. Я бросила в зеркало еще один взгляд и вдруг поняла, что мой наряд в данной ситуации и в том месте, куда я собираюсь, совершенно не уместен, глуп и наигран. Я скинула шубу, начала расстегивать платье, опять мельком поймала свои глаза в зеркале. Та девчонка усмехалась.

— Ты как будто на свидание собираешься, иди как оделась.

Я остановилась, внимательно посмотрела на нее, поправила платье, подняла с пола шубу, надела ее, повязала на шею платок и спустилась вниз.

— Ладуш, ты куда это так нарядилась?

— Да, я хочу съездить в Сергиев-Посад, в Лавру.

Лена с сомнением посмотрела на меня.

— А ты уверена, что тебя пустят в церковь в таком платье?

— У них там есть большие платки, я его завяжу на себе, когда буду заходить. Мне просто что-то очень захотелось нарядиться.

— Ну и правильно, ты у нас настоящая красавица и такую красоту нельзя прятать в ваши ужасные современные джинсы и фуфайки.

Я засмеялась и поцеловала Лену в щеку. Вышла во двор, подошла к сыну и пощекотала его за бочок.

— Мама, ты такая красивая!

— Спасибо, малыш!

— Как принцесса из сказки, которую я читал!

— Здорово!

— А ты уезжаешь?

— Да!

— А можно мне с тобой?

— Нет, Тим, сегодня нельзя, у меня дела.

Сын посмотрел на меня грустными глазами.

— Всегда так.

— Да, ладно тебе, ничего не всегда. Наоборот, я почти все время беру тебя с собой.

— А можно я тогда пойду к Коляну играть?

— Можно, конечно, но только пусть Лена тебя проводит.

Сын опять заулыбался.

— А роботов, которые ты мне недавно купила, можно я их с собой возьму?

— Конечно, бери!

— Ура!

Сын побежал домой, но на крыльце притормозил и крикнул:

— Мам, я тебя обожаю.

— А я тебя!

Я выехала из нашей деревни, остановилась на обочине, скачала мессенджер и отбила:

— Через полтора часа буду.

Ответ пришел в то же мгновение.

— Жду, там, где тогда.

"Полная галиматья", — пронеслось в голове, но я отписала:

— Ок.

— Внимательнее!!! — пришел ответ.

Что бы интересно это значило? Мне надо, как в шпионском триллере, уходить проходными дворами, менять машины и проверяться, чтобы не завалить «явки»?

"Да пошли вы все!" — неизвестно кому адресуя, подумала я.

Я притормозила у старого кованого забора. Местами он был погнут, а кое-где не хватало и пролетов. Десять лет назад здесь также все несло на себе печать упадка и разрухи, но тогда был май и зрелище было не столь печальным. Сейчас же все выглядело каким-то грязным, серым, местами лежал снег. В глубине леса виднелось облупившееся здание в стиле сталинского классицизма.

Я собралась с духом, запарковала машину и пошла по дорожке. Людей не наблюдалось. Перед входом в здание располагался неработающий фонтан, окруженный статуями пионеров и пионерок, а может рабочих и колхозниц. Десять лет назад они были почти целыми, сейчас же многим не хватало существенных частей, а не только весел. Я хотела зайти в здание, а потом вспомнила об установленном месте встречи и пошла дальше в лес. Несмотря на опускающийся сумрак, в лесу все выглядело как-то радостнее, может быть потому что снега было больше и он был белым-белым, а может потому что щебетали птички, а с деревьев слетало снежное конфетти. Среди деревьев я увидела очертания беседки и замедлила шаг.

— Ты еще можешь свалить, — мелькнуло у меня в мозгу. — А лучше свалить и рассказать менту, что ты узнала того, кто стрелял.

— Он защитил меня.

— От кого? От самого себя?

— Он меня пожалел…

— Идиотка, — с печалью констатировал кто-то внутри меня.

Я шла совсем медленно как старушка и было чувство, что кто-то где-то перевернул песочные часы, отмерявшие мои ошибки и прощение за них. И сейчас в узкое горлышко падали последние песчинки, скоро они все ссыпятся, время ошибаться и прощать выйдет, а рядом не будет никого, кто бы перевернул эти часы заново.

Я приблизилась к беседке, на перилах ссутулившись сидел мужчина в темной куртке с бутылкой пива в руке. На меня он не смотрел. Я подошла чуть ближе, он поднял на меня глаза и на его лице появилась классическая ухмылка всех голливудских киногероев. Он не изменился, а я вернулась на десять лет назад.