Муля, кого ты привез? (сборник)

Виктория Токарева, 2015

«Что такое молодость? Бездна энергии, легкое тело. Мы поглощали жизнь горстями, и казалось, что за поворотом нас ждет новое, неизведанное счастье. Любовь, например, или слава, или мешок с деньгами. Или то, и другое, и третье одновременно… Всегда считалось, что, переступив через шестьдесят лет, женщина переходит в статус бабушки-старушки и должна сидеть со спицами в руках и вязать внукам шерстяные носочки… В шестьдесят лет что-то заканчивается, а что-то начинается. Начинается свобода. А свободой каждый распоряжается по-своему». В. Токарева

Все врут и мрут

В моем доме раздался телефонный звонок, и старческий женский голос спросил:

— Нельзя ли услышать Викторию Токареву?

— Это я.

— Здравствуйте, меня зовут Ольга Михайловна. Я хотела бы с вами встретиться.

— По какому вопросу?

Зачем нужна одна старуха другой?

— Это личное.

— Может быть, мы решим это по телефону? Я живу за городом. Долго добираться, — предупредила я.

— Ничего. Я приеду.

По голосу я определила, что бабке лет сто. Куда она потащится…

— Вы на машине? — спросила я.

— Нет. Я возьму такси.

Ну вот, еще и траты. Я медлила. Бабка не отставала и в конце концов дожала меня. Я назначила ей встречу.

Ольга Михайловна приехала без опозданий. В ее руках была папка.

В полвзгляда я определила: не старше восьмидесяти, со следами красоты, похожа на актрису Козыреву. Сейчас вряд ли ее помнят: большие глаза, классический профиль. Лицо пятидесятых годов. Одета в самовяз, сама вязала и жакет и юбку. Значит, денег в обрез. Живет на пенсию.

«Бабка» ее не назовешь. Все-таки — дама.

Ольга Михайловна раскрыла папку и показала мне свои фотографии сорокалетней давности и даже рисованный портрет. Скорее всего, поклонник нарисовал.

Далее она рассказала мне, что работала в архитектурном бюро. Архитектор.

Я ждала, когда она озвучит мне цель своего приезда, но Ольга Михайловна тянула. Видимо, смущалась.

Я предложила чай. Мы сели за стол. Я видела: ее что-то мучит.

— Зачем вы приехали? — прямо спросила я.

Не для того ведь, чтобы показать свои фотографии…

— Вы знаете такого актера «К»? — Ольга Михайловна назвала имя и фамилию.

Лично я «К» не знала, но слышала о его нетрадиционной ориентации и даже знала, кто его сексуальный партнер. Эта ориентация без труда считывалась с его облика: хорошенький, жеманный, похожий на девушку. Актер не скрывал своей ориентации, более того — гордился. Сейчас этим гордятся, как высоким происхождением.

Ольга Михайловна смотрела на меня. Ждала ответа.

— Знаете? — переспросила она.

— Ну, так… — неопределенно ответила я. — А что?

— Я его поклонница, — призналась Ольга Михайловна. — Я была на его спектакле, а потом пришла с цветами за кулисы.

— И что дальше?

— Дальше он пошел меня провожать до автобуса. Во время спектакля прошел дождь, натекла громадная лужа. Озеро. А я была на каблуках. Он поднял меня на руки и перенес через лужу.

«Буквально “Бесприданница”», — подумала я.

— Мне кажется, он в меня влюбился. А я в него.

Я поняла, зачем она приехала: выяснить у писателя свои перспективы на счастье.

Я могла бы обнадежить старушку, дескать, любви все возрасты покорны. И что тогда? Ольга Михайловна, вдохновленная моими прогнозами, начнет названивать, приставать. Актер, естественно, будет избегать, прятаться, грубить, и все может кончиться плохо. Старушку хватит удар, и — здрасьте, Константин Сергеевич. (Имеется в виду Станиславский.)

Зачем я буду обманывать человека, тем более она ехала ко мне за тридевять земель.

Я спросила:

— Сколько ему лет?

— Тридцать шесть.

— Значит, у вас сорок лет разницы. Бабушка.

— Ну и что? — не согласилась она. — У меня тонкая талия, тонкие запястья, стройные ноги… Почему мужчинам можно, а нам нельзя?

— Потому что задача любви — размножение, а старухи не размножаются.

— Задача любви — любовь. Душевный взлет.

— Для этого существует свое время. Оно так и называется: возраст любви. Вы его миновали.

— Я вышла замуж рано, но мой муж был «не по этому делу». Он любил меня платонически. Я мирилась. Жила с ним из-за сына. Мы оба с разных сторон обожали своего сына. А теперь, когда моя жизнь кончается, я впервые полюбила. Эта любовь стоит у горла. Я задыхаюсь. Я не знаю, что делать? Помогите мне…

— А внуки у вас есть?

— Есть, девочка.

— Сосредоточьтесь на внучке, — сказала я. — Переключите любовь на семью.

— Вы хотите сказать, что у меня нет шансов? Потому что я старуха?

— Потому что он — гей, — прямо сказала я.

— С чего вы взяли?

— Это известно.

— А почему он пошел меня провожать? Понес на руках? Обещал позвонить?

— Геи тяготеют к пожилым женщинам. С ними спокойно. Можно дружить.

— А с молодыми нельзя?

— Нельзя. Их надо трахать, прошу прощения. А голубые делают это между собой. Женщины ни при чем.

— Что вы такое говорите? — не поверила Ольга Михайловна.

— А почему были уничтожены Содом и Гоморра?

— Почему?

— Вот поэтому. Геи существуют с незапамятных времен. Они были всегда. И есть. И будут.

— В мое время их не было.

— Были. Просто их преследовали и они прятались.

Ольга Михайловна замкнулась, потом проговорила упрямо:

— Я звонила Вере Васильевой, она меня выслушала и сказала, раз я люблю, я молода. Пока человек любит, он молод.

Я поняла: она звонила не только мне. Она хотела привлечь всю страну.

— Не надо развешивать свои проблемы, как белье на веревке, — посоветовала я. — Вам никто не поможет, кроме вас самой. «Все врут, и все мрут». Это слова из пьесы. Но это — правда. Кстати, автор этой пьесы — гей.

Ольга Михайловна долго молчала, потом проговорила:

— Я несчастна…

— Вовсе нет. У вас большое прошлое. Вы прошли большой жизненный путь. Подумайте, как много молодых не дошли и до середины, а вы — в пути, в прекрасной форме. У вас тонкая талия и стройные запястья…

— А будущее?

— Будущее — внучка. И любовь там же.

Перед тем как уйти, Ольга Михайловна остановилась в дверях и спросила:

— Вы меня не бросите?

Видимо, она не рассчитывала на себя. Ей была нужна чья-то рука.

— Ну конечно нет, — наврала я.

Невозможно же было ее оттолкнуть. Тем более что слова — ничего не значат.

Все врут, и все мрут.