Любовь между жизнью и смертью

Виктория Михайловна Верченко, 2021

Здравствуйте, дорогие читатели! Жизнь – непредсказуемая вещь. Мы не знаем, что будет через несколько лет, через месяц. Мы не можем сказать, что будет завтра в точности! Судьба может перевернуться не в лучшую сторону, тем самым испортив вам жизнь. Или наоборот в лучшую сторону, сделав вас самым счастливым человеком на свете. Судьба американской школьницы обошлась с ней сурово, тем самым значительно изменив её жизнь. Как она справится с этим, если повсюду трудности?

ГЛАВА 4. Ужасное известие.

Девушка ощущала прикосновения чего-то холодного и мокрого. На руках, ладонях, ногах, лице…

Она открыла через боль глаза. По глазам ударил яркий свет. Девушка начала слышать. Где-то рядом тикали часы, скорее всего старые. Она слышала, как падают капли в синий тазик, стоящий рядом с её лицом на тумбочке. Как дует ветер за окном, как стучит по оконному стеклу дождик…

Она начала видеть. Видела белые стены, лампы на потолке, такие же, как в школе. Стол, на котором лежали какие-то пробирки и шприцы. Медсестру, вытирающую ей кровь с колен…

И худого парня. Он сидел на стуле, у двери. Рыжие кудрявые локоны волос падали ему на лицо. У него была бледная кожа и голубые, словно небо, глаза. Он был одет в обычные джинсы и белую майку. На его ногах были поношенные серые кроссовки. На вид ему было лет 14-18. Но он был странный. Он был очень бледный, почти прозрачный. И Элис могла поклясться, что через его густые волосы была видна стена.

Он смотрел на Элис так, как будто перед ним был сам Бог. Девушка непонимающе смотрела на него в ответ, но потом ей это дело надоело.

Девушка разлепила ссохшиеся губы и перевела взгляд на медсестру.

Элис хотела что-то сказать, но вместо слов у неё вышел лишь хриплый стон.

Медсестра вздрогнула и посмотрела на девушку.

— Вы очнулись… — тихо произнесла она, положила тряпку на тумбочку и, не отрывая взгляда от девушки, убежала из кабинета.

Элис застонала.

— «Боже, как же хочется пить…», — подумала девушка, прикрывая болевшие глаза.

Но она их резко открыла, вспомнив про странного парня, так внимательно её изучавшего.

Девушка попыталась обратиться к нему, но вырвался лишь сип. Она попробовала ещё раз:

— Вы… Вы кто такой? — сумела произнести Элис, сведя брови на переносице.

Парень поднял брови и оглянулся на дверь. Никого там не увидев, он снова уставился на девушку.

— «Какой странный парень…», — подумала Элис, рассматривая незнакомца.

— Вы меня слышите? — ещё больше нахмурилась Элис.

— Вопрос в том, слышите ли Вы меня… — загадочно произнёс наконец парень, не отводя взгляда от девушки.

— Я вас слышу. Кто вы? Где я? — девушка недоуменно смотрела на него, но тут в комнату открылась со скрипом дверь.

Элис перевела на вошедших взгляд. В комнату вернулась убежавшая медсестра. За ней шёл мужчина лет шестидесяти в белом халате.

— Здравствуйте, мисс, — поздоровался мужчина, вставая рядом с девушкой и складывая руки на животе, — как вы себя чувствуете?

Девушка только сейчас заметила рядом стоящую капельницу, шприц, прикреплённый к её руке и трубки, выходящие у неё из носа.

— Я в больнице? Вы — доктор? — хрипло спросила Элис, посмотрев на мужчину.

— Да, зовите меня мистер Кук. Меня назначили следить за вашим состоянием. Могу сказать, что вы идёте на поправку, — улыбнулся доктор, поправляя на девушке одеяло.

— Почему я в больнице? — продолжала спрашивать девушка, хмурясь. Она мельком заметила свою загипсованную левую руку.

— Вы попали в автокатастрофу три дня назад. Вы что нибудь помните?

Доктор заметно напрягся. Девушке стало от этого не по себе. Она посмотрела на рыжего парня, всё ещё сидевшего у стены и снова перевела взгляд на доктора.

Да, она всё помнила. Шоссе, усиливающийся дождь, свет фар, скрип шин, удар и испуганные глаза матери…

— Где мои родители? — тоже напряглась девушка, начав смотреть доктору в глаза. Он молчал несколько секунд, но девушка надеялась не услышать тех слов, которые он хотел произнести.

— Вам сейчас не нужно об этом думать, вы идёте на поправку и… — начал говорить доктор, опустив глаза вниз, но Элис его грубо прервала, повторив свой вопрос:

— Я спрашиваю. Где. Мои. Родители?

Доктор замолчал. Молчала и медсестра, сжавшаяся в углу палаты.

— Мисс Конорс, вы уже взрослая девочка и понимаете, что некоторые вещи в этом мире, плохие, случаются… и они неизбежны, — начал спокойным голосом говорить доктор, с сожалением смотря на девушку, — так вот, плохая вещь случилась и с вашими родителями… Когда бригада врачей приехала по вызову, она обнаружила, что ваш отец… уже скончался на месте. Ему сломало позвоночник и проломило череп, тем самым значительно повредив головной мозг… А ваша мать была жива, но у неё были так же очень серьёзные травмы. Когда врачи перенесли её в машину, её сердце остановилось, и увы, его не смогли запустить. Но ваши травмы были не смертельными. У вас чудом цел позвоночник и череп, правда, у вас обнаружили сотрясение головного мозга. Ещё вас сломано четыре ребра и бедро, так же у вас повреждены ноги и на левой руке у вас открытый перелом. Ещё, к несчастью, у вас очень не вовремя выявилась сильная простуда, и ваш организм ослаб ещё сильнее, но всё в порядке, не волнуйтесь. У вас так же останавливалось сердце, но наши врачи успешно его запустили. Врачи не смогли спасти ваших маму и папу… Было слишком поздно.

Элис не хотела верить.

— «Они не могли… они не могут… они живы и лежат в соседней палате, просто в более плохом состоянии», — утешала себя девушка, хотя понимала, что то что она себе внушает — чистая ложь. Горькая ложь.

На несколько минут Элис просто застыла, смотря в никуда. Но потом она резко вдохнула воздух, и из её глаз потекли слёзы.

— Н-нет! Вы шутите! Это плохая шутка, доктор…! Эт-то…э… эт…. — заикалась Элис, мотая, как болванчик, головой в разные стороны. Всё быстрее и быстрее… голос у девушки стал сиплым, хотя переходил в истерический.

Она начала бить по кровати кулаком неповреждённой руки и вскочила, забыв про капельницу и не обращая внимания на боль во всём теле.

— Мама! Папа!!! — кричала девушка, оглядываясь по сторонам.

— Нет, мисс, лягте, вам нельзя… — начал успокаивать девушку доктор, опуская её обратно на кровать.

— Нет! Мама, мама! Я не верю! — продолжала кричать девушка, безумно вытаращив глаза.

Она начала вырываться из рук медсестры и доктора, но они вцепились в неё мёртвой хваткой.

— Быстрее, успокоительное! — обратился к медсестре мужчина, ели удерживая брыкающуюся Элис.

На крики в палату прибежали двое медбратов и силой уложили Элис на кровать, слегка прижав. Доктор быстро вколол кричащей и вырывающейся девушке дозу успокоительного и начал гладить Элис по голове, пытаясь как либо успокоить.

— Успокойтесь, мисс Конорс, скоро вас приедет навестить ваша бабушка, а через несколько дней, если вы поправитесь, она заберёт вас домой…

— Вы что, издеваетесь?! Успокоиться? Мои родители…! Они… они…. — девушка не смогла выговорить последнее слово, а просто стала задыхаться собственными слезами. Через пару минут, она перестала вырываться и затихла. Только слёзы одна за другой текли по её щекам.

Глаза девушки как будто остекленели. На лице девушки застыла гримаса боли.

Медбратья медленно разжали свою хватку и отошли к стенке. Медсестра вернула девушку в её прежнее положение, накрыв одеялом. Она поставила заново капельницу и положила её руку вдоль тела.

Элис смотрела вперёд, незрячими глазами. В её глазах как будто потух огонёк, который так долго согревал её душу.

— Какую дозу успокоительного вы ей ввели? — тихо спросила у доктора медсестра, косясь на девушку.

— Так для неё лучше. Если бы я этого не сделал, она бы только навредила себе, физически. Не сводите с бедной девочки глаз. Если она придёт в более сознательное состояние, позовите меня. А сейчас, я должен уточнить, когда должна явиться её бабушка или родственница, — так же тихо проговорил доктор, посмотрев на медсестру.

Они друг другу кивнули, и доктор вышел из палаты. Медсестра села за стол, быстро начав что-то записывать. А Элис так и лежала, как кукла, не шелохнувшись.

Таинственный парень медленно поднялся и подошёл к девушке. Он присел на краешек кровати, заглянул в её потухшие глаза и стал молча смотреть на её искаженное болью лицо.

— Мне знакомо это чувство потерянности… Это одиночество и печаль… Внутри как будто поселился огромный червяк, который выжирает прошлую беззаботность и счастье. Я знаю, ты меня слышишь, — произнёс парень, смотря ей в глаза, — просто не слушаешь…

Парень замолчал, продолжая смотреть на девушку, и застыл.

А в душе Элис лилась кровь. Она никогда не думала, что слова могут причинить такую боль, создать такие раны…

Девушке хотелось громко зарыдать от жгучей боли внутри, но её глаза и рот будто заклеили скотчем. Она не могла даже пошевелиться. Какую же дозу вколол ей беспощадный доктор? Хотя, это совсем не важно. Ведь Элис рано или поздно выпишут из больницы. И она сможет создать новое море. Море слёз Элис Конорс… Как же ей хотелось утопиться в этом море…

* * *

Доктор вошёл в палату и, качая головой, стал осматривать Элис. Она сильно похудела, можно даже сказать, болезненно. Ото всюду стали торчать кости, щёки стали впалыми. Губы её приобрели бледный оттенок, а волосы стали менее густыми и больше ломкими. Девушка лежала неподвижно, её глаза были открыты. Медсестра заботливо расчесывала её спутавшиеся волосы и грустно улыбалась, то и дело поглаживая Элис по голове. Та ни на что не реагировала, лишь иногда моргала, роняя с длинных ресниц слезинку.

Мужчина посветил девушке в глаза фонариком, так же качая головой. Пациентка лишь слегка прищурилась, но как только он убрал фонарик, её веки вернулись в прежнее положение.

— Реакция есть, но очень плохая, — расстроенно произнёс доктор, поджимая губы, — вы кормили её? Давали лекарства?

— Лекарства пришлось вводить шприцом. Она отказывается принимать пищу, а если я её кормлю с ложечки, не глотает. Что же делать, мистер Кук? — растерянно посмотрела на мужчину женщина, убирая в тумбочку расчёску.

— Что делать, что делать…? Мне кажется, что девочку нужно отправить домой. Возможно, бедняжка согласится жить дальше, если переселится в ей привычную обстановку. За ней будут ухаживать её родные, она сможет возможно, встретиться со своими друзьями. А там и того гляди встанет на ноги. Понимаете? — обратился к медсестре доктор, постучав указательным пальцем по голове, — неделю назад в больницу приезжали её бабушка и дедушка, хотели забрать девочку. Но я, по своей глупости, сказал им, что она ещё должна побыть несколько дней под наблюдением и практически их выгнал. А что наблюдать? Её рука срастается на глазах, а ноги мы вылечили. Последствия сотрясения ещё останутся, но это лишь вопрос времени. Ребра так же срастаются, а сердце у неё бьётся ровно. Пульс в норме. Что мы здесь можем ещё наблюдать? Она у нас уже месяц! Я готов её выписать, доверив её в руки её родных, потому что физически девочка почти здорова. А вот психологически… — доктор помотал головой, взглянув на мертвенное лицо девушки, — другое дело, вы говорите, что она отказывается питаться… это проблема. Но это опять, последствия психологического состояния девочки. И она не начнёт питаться в этой… обстановке. Вы понимаете, о чем я говорю, дорогая Бриттани? — доктор сложил руки на животе, посмотрев на медсестру, понимающе кивающую головой.

— Вы думаете, это поможет? А если нет? — безнадёжно спросила женщина.

— Думаю, это единственный способ вернуть её к жизни. Если же это не поможет, девочка не будет питаться, что приведёт к продолжению истощения, ведь на уколах тоже долго не продержишься. А после сильного истощения, думаю, сами понимаете…

Мужчина и женщина одновременно перевели взгляд на девушку.

— А мозг у них всё-таки есть… Да, Элис Конорс? — усмехнулся рыжий парень, сидящий рядом с ней на кровати.

Девушка ему не ответила, так же пусто смотря вперёд. Лишь на бледной коже виска вздулась маленькая венка.

— Ты справишься, Элис Конорс. Я в тебя верю, — прошептал он, с улыбкой смотря на практически такую же белую, как простыня, девушку.

Парень протянул руку к волосам девушки, но резко её отдернул, не решившись дотронуться до каштановых волос.

ЭЛИС.

Темнота и пустота в душе. Во всём теле, от макушки до кончиков пальцев ног ощущалось одиночество и пустота.

Зачем? Мамочка, папочка, дорогие мои, милые мои родители, зачем?! Почему вы ушли так рано?!

Вот я вижу маму и папу. Они стоят, держатся за руки и улыбаются наивными улыбками. Родители смотрят на меня, такими любящими глазами…Она жива, он жив. Он смотрит на любимую жену, а она на любимого мужа. Как они любят друг друга…

Как больно произносить в голове эти слова. Мама и папа.

Вдруг ослепительная вспышка света. Напуганные глаза матери и волна её светлых волос, её крик…

— Билл! — как сквозь пелену раздался мамин голос.

И удар.

Я закричала. По всей палате раздался душераздирающий крик. Пальцы рук сами сжали жёсткую простыню.

Я стала биться в истерике, не переставая кричать. Я не могла развидеть эту картину. Крик мамы не выходил из головы, будто она кричала рядом, в метре от меня.

Тёплые руки. Успокаивающий женский голос. Не мамин, чужой. Я зажмурилась, боясь открыть глаза, но знала, что это моя медсестра, ухаживающая за мной уже так долго.

Лёгкое покачивание туда-сюда. Женщина укачивала меня, как маленького ребёнка, которому приснился детский кошмар. Что-то говорила, но я её совершенно не слышала, хотя мне хотелось услышать её успокаивающие слова.

Я рыдала, задыхаясь в собственных слезах. В груди жгло. Во рту было горько. Мерзко…

А рядом, на моей кровати, тут же появился тот странный рыжеволосый парень. С первого моего сознательного дня здесь, он никогда не уходил. Даже не отходил от меня. Я думала, кто он такой. Мне было сложно думать о нём, но я поняла, что никто его не видит и не слышит, кроме меня. Он каждый день со мной разговаривал, но я не слушала его болтовню. Он пытался отвлечь меня от горьких, причиняющих боль мыслей, но я не слушала его. Он даже называл своё имя, но я его не слушала. На все его вопросы я отвечала тишиной, потому что язык отказывался двигаться… Каждую минуту я думала о родителях. О том, что их похоронили. Без меня. О том, что их тела сейчас гниют глубоко в земле. О том, что я никогда не смогу больше услышать их голоса. О том, что я так и не успела перед ними извиниться…

Одними губами я шептала, повторяя снова и снова слова, так больно режущие в кровь сердце, но такие необходимые: «Мама и папа».

Практически всю ночь со мной вот так сидела добрая медсестра Бриттани Дженкинс, пока я снова не засыпала, успокаиваясь.

Так проходили мои ночи в этой палате…

Почти каждое утро в меня насильно запихивали лекарства и пищу. Но меня в последнее время стало выворачивать наизнанку от больничной еды. От любой еды.

Каждый день мой телефон, который чудом остался цел в разбившейся машине и теперь лежавший на прикроватном столике, разрывался сообщениями и звонками. Я не брала трубку. Мне пытались дозвониться многие одноклассники, а особенно Эмма Дин из параллели. Я не хотела слышать их глупые слова сожаления.

Телефоном я воспользовалась лишь один раз. Я нашла и посмотрела в интернете выпуск новостей, в котором как раз обсуждалась «трагедия, произошедшая на днях на главном городском шоссе…». Но увидев, что я смотрела, Бриттани быстро выхватила у меня телефон и спрятала его.

После этого я впала в полу-кому. Я никого не слушала и не слышала, полностью погрузившись в своё горе. Но я видела, как будто сквозь туман, как на меня смотрела плачущая Эмма Дин и ещё несколько ребят, которых пустили ко мне в палату, чтобы они убедились, что я нахожусь практически в коме и не могу отвечать на их сообщения. На следующий день, на меня так же смотрела моя бабушка. Она пыталась меня разбудить, но я не чувствовала даже её прикосновений. Но потом она ушла…

Часто медсестра Бриттани выводила меня на свежий воздух, в зависимости от моего состояния. Она заставляла и умоляла меня ходить, но конечно, всегда с ней под руку. Часто она просто сажала меня на лавочку и включала музыку, пытаясь меня отвлечь. И у неё иногда это получалось, ведь мне это занятие нравилось больше всего в больнице.

Я абсолютно потерялась во времени. Мне казалось, что прошёл год, но прошёл только месяц…