Северное сияние

Виктория Мальцева, 2021

Кто я ему? Воспоминание. Кто ему Ким? Ребёнок, которого он видит раз в год на Рождество. Ребёнок, которого он всеми силами старается любить, хотя не обязан. А когда родился свой, его фото с новорожденным на руках задали ещё большее ускорение его карьере. Сейчас единственное, чего хочется, что жизненно необходимо – сбежать и спрятаться. Но я даю себе время и приказ взять себя в руки. Я приехала сюда не для того, чтобы сдаться в первые же секунды. Если есть хоть маленький шанс, я им воспользуюсь. Мне нужен один-единственный крохотный шанс. Последняя (4) книга в серии "Не стирайте поцелуи".

Глава 3. Их дом

Снаружи холодно и сыро, а внутри дома очень тепло. Интересный контраст. Никогда бы не подумала, что это может быть настолько приятным. Просто дома, в Калифорнии, никогда не бывает такого пронизывающего до костей холода. По собственной воле я никогда бы не согласилась жить в такой суровой местности… хотя за Лео поехала бы куда угодно. Даже в Арктику. Если бы только он позвал.

— Снимайте обувь, я отряхну на улице, а то Милли носками все эти лужи потом соберёт, — приказывает нам Лео.

Меня передёргивает, но ботинки подаю ему. Ким справилась со своими быстрее и уже скачет по холлу с криком:

— Лея! Лея! Лея!

Её голос раздаётся откуда-то сверху:

— А? Кто там? Это что? Разбойники? Воры? На нас напало войско варваров?

— Да! Да! Да!

— Тише! — говорю дочери. — Будь немного тише!

Его жена спускается со второго этажа и выставляет вперёд руки, моя дочь врезается в неё.

— Ким, осторожно! — снова рявкает Лео. — Лея!

— Да всё нормально, расслабься, — смеётся она.

Я замечаю её живот, и Господи-Боже… Нет-нет-нет! Только не это, пожалуйста, НЕТ! Как это, вообще, возможно?

— А разве ваша ситуация позволяет во-второй раз? — успевает из меня выпасть отчаянный вопрос, прежде чем включился самоконтроль.

— Ну, прецеденты в мире были! А мы чем хуже? Да, дорогой? — подмигивает ему.

— Да, любимая.

И хотя он произнёс это согласие с некоторой злостью, моё сердце останавливается. Сейчас самое большее, чего хочется, что жизненно необходимо — сбежать и спрятаться. Но я даю себе время и приказ взять себя в руки. Я приехала сюда не для того, чтобы сдаться в первые же секунды. Если есть хоть маленький шанс, я им воспользуюсь. Мне нужен один единственный крохотный шанс.

Вечером мы с Ким наряжаем их ёлку. Милли крутится под ногами. Как только Лео садится на диван у окна, Ким бросается к нему на колени, и Мелитина начинает плакать. Это ревность, детка, думаю я. Ты девочка — привыкай к ней. Придёт время, научишься сдерживаться, прятать, улыбаться, даже когда всё кровоточит внутри.

Лео, конечно, мгновенно подскакивает — это же его родной ребёнок. За родного ему по-настоящему больно, а для Ким… у него только порядочность и здравый смысл. Он заставляет себя её любить. И у него плохо это получается.

Они обе сидят у него на коленях: одна на правой, другая на левой. Он долго увещевает их и убеждает, как сильно обеих любит, но Ким исподтишка пинает Милли ногой. Я ничего не говорю. Если бы он посадил на одно колено меня, а на другое Лею, я бы тоже её пинала.

После ужина Лео отправляет жену и дочь наверх отдыхать, убирает со стола, загружает посудомойку. Я ему помогаю, хотя он раз тридцать повторил, что справится сам.

— Мелитина за весь вечер не произнесла ни слова, — замечаю ему, собирая со стола неиспользованные салфетки.

— Она не любит говорить.

— Или не может?

— Может. Она говорила, просто ты не слышала.

— Что она сказала?

— Шаминя и шапотик.

— Что это значит?

— Машина и самолётик.

— В два с половиной года?!

— Все дети разные. Мелитина никуда не спешит.

— Лео, Лея ведь постоянно принимает лекарства? Даже во время беременности?

Он накрывает миску с остатками курицы пластиковой крышкой, щурится, когда она щёлкает, встав на место.

— Да. Иммунодепрессанты, — отвечает мне и открывает дверцу холодильника.

Ныряет в него так, словно хочет от меня спрятаться. Долго наводит там порядок, передвигая контейнеры с места на место.

— Вам стоит показать ребёнка специалисту.

— Зачем?

— Лео, боюсь у неё налицо многие признаки аутизма. Чем раньше вы начнёте коррекцию, тем выше её шансы не отличаться от остальных.

— Во-первых, у меня нет желания делать её похожей на остальных, — он со звоном бросает вилки в пластиковую ячейку посудомоечной машины. — А во-вторых, моя дочь совершенно здорова. У неё нет аутизма.

— Ты не врач.

— Ты тоже.

— Я специалист с дипломом.

— Без практики.

— С глубокой теоретической базой и стажировкой. Я опираюсь на знания. Ты на что? Поясни, откуда такая уверенность?

— Я её отец. Я так чувствую.

— Она не смотрит в глаза!

— Мне смотрит. У неё самые умные глаза, какие я видел.

— Умнее, чем у Ким?

— Умнее, чем у меня и тебя, вместе взятых.

— Лео… — поднимаюсь и подхожу к нему.

Он знает, что я права, и ему больно от моей правды. А когда больно, ему нужны объятия. Я знаю его гораздо лучше, чем ему хотелось бы. И обнимаю. Наконец-то прижимаюсь к его груди. Вдыхаю запах его туалетной воды, кожи, волос и едва стою на ногах. На несколько мгновений утихают все бури внутри, возникает состояние невесомости, словно всё, что отвечает за плохие чувства и ощущения, отключилось. Осталось только хорошее: любовь, влечение, эйфория от его близости, просто от возможности к нему прикасаться. В этот момент сложно отказать себе в поцелуе, и я прижимаюсь губами к его футболке. Там, за ней, так гулко и часто бьётся его сердце. И закрываю глаза от удовольствия, слушаю его, и больше ничего не хочу. Не желаю открывать их снова.

Он, конечно, с полминуты ждёт, потом мягко меня от себя отодвигает и уходит наверх. Стол до конца не очищен от посуды и крошек, и мне приходится заканчивать самой.