Свинцовая тяжесть семейных долгов. Собачья верность

Виктория Двойнишникова

Изучение себя всегда было одной из самых сложных задач для человека. В жизни, которая порой напоминает драму, мало что оставлено на волю случая. Нередко семейные тайны из далекого прошлого рода определяют поведение и судьбу потомков. В таких ситуациях человеку сложно разобраться, что движет им. Так произошло и со Светланой, героиней этой книги. И только профессиональная помощь специалиста помогла ей распутать клубок семейной истории и прервать цепь бессознательных повторений.

***

После смерти стариков домом и семьей управлял Арсений Федорович. Рукастый Арсений умел делать все, что требовалось в деревне: пахать, сеять, косить, мог срубить хлев, починить обувь, мастерил всякую всячину — корзины, бочки, кадки. Теперь он распоряжался семейными деньгами, которые отдавал на хранение жене. Завернутые в холщовую тряпку ассигнации Матрена Даниловна прятала за баней и выдавала строго по требованию мужа. Вместе с хозяйской жилкой сыну передалась и отцовская свирепость, освященная родовыми традициями. Тело Матрены Даниловны еще долго помнило мужнины побои — долгие и умелые, которые не калечили, чтоб продолжала работать, и не убивали, но оставляли кровавые зарубки не только на спине и боках, но и в бабской памяти.

Как-то незаметно прошел Петров день, наступала жаркая пора — сенокос. Вся деревня ожидала его с нетерпением. Матрена Даниловна, в цветастом платье и косынке, вышла на крыльцо c поднятым за край передником, в который высыпала раскаленные жареные семечки. На дворе стояла невыносимая жара. Опершись спиной о дверной косяк и зажмурившись от солнца, Матрена начала щелкать семечки. Несколько грозовых туч, проплывающих по небу, закрыли жгучее солнце, отбрасывая тень на сухую землю.

— Ох, хоть бы дождя завтра не приключилось. Испортит весь покос, — сказала Матрена, поймав тень на лице, и подняла глаза к небу.

— Да не должно быть. Утром была большая роса, — отвечал Арсений Федорович, проверяя и налаживая косы для работы.

— А по мне сегодня цветы сильно пахнут — верно, к дождю.

— Да не, — протянул сосредоточенный на работе Арсений. Он ударил по косе обушком, и та издала чистый, мелодичный звон. — Воробьи купались бы в пыли, а они вона, на тебя зыркают, cемок ждут.

Матрена кинула горсть воробьям, и шумная серая стая налетела со всех сторон. Кошки, которые жили в доме своей жизнью, растянулись в тени у бочки с прохладной водой и лениво наблюдали за суетливыми птицами.

— Вьюнок закрылся, не видишь, что ли? Гроза точно будет, — не унималась Матрена, продолжая активно работать челюстями.

— Матрена, упрямая ты, как наша коза Зинка! Говорю ж тебе, грозы не будет, птицы летают высоко, — теряя терпение, отвечал Арсений и, оторвавшись от косы, c которой пришлось повозиться, сердито посмотрел на жену. — Слушай, добром прошу, ступай в избу, от греха подальше!

Матрена Даниловна беззлобно фыркнула, громко выплюнула остатки шелухи и, деловито вскинув голову, ушла с глаз недовольного мужа.

И действительно, дождя не случилось ни в этот день, ни ранним утром следующего, и Коркины выдвинулись до восхода солнца на дальние луга, чтобы с первой росой приступить к покосу. Шли вдоль реки, по которой расползались ватные пряди тумана. Недалеко от берега расположились под деревьями, соорудив шалаши и подвесив над кострами котелки, в которых варили пшенную кашу. Арсений Федорович командовал, расставляя косцов. Фимка, которой минуло в ту пору шестнадцать лет, уже не трудилась у барина. Теперь, когда стариков не было в живых, ценны были каждые руки. Первым в стройном ряду шел отец, за ним родной брат матери дядька Николай, следом его сын, рыжий Егор, потом выступала сама Матрена Даниловна и Фимка. Мужчины в холщовых рубахах, а женщины в длинных белых покосницах. Так и шли друг за другом, загорелые телом и крепкие духом, соревнуясь в захвате косой, чтобы валок травы был потолще, а прокос — побольше.

Старшие сестры Матрены Даниловны и многочисленные тетки шли за каждым косцом, трепля траву деревянной граблей и раскладывая для просушки. Косы поют — вжик, вжик, вжик, а ветер разносит аромат полевых цветов и жужжание насекомых, тихо шелестят травы и деревья, и где-то высоко заливаются птицы. И везде запах свежескошенный густой и сочной травы. Обернется довольный Арсений Федорович, и сердце радуется такой работе. Вместе cо взрослыми трудилась и немного подросшая Грушенька, радостно предвкушая вечер, когда со всего разбегу бросится в прохладную речку смыть сенную труху и дневную усталость.

Конец ознакомительного фрагмента.