Дом у воды

Виктория Волкова, 2019

Он понятия не имеет, кто она такая. Ему нет дела до ее прошлого или будущего. Важны лишь миг настоящего и теплое дыхание гостьи у него на груди. Но Арсений Гаранин даже не догадывается, что на легкомысленную девчонку объявлена охота и ее жизнь не стоит даже ломаного гроша.

Глава 8

Олеська без умолку болтала, прижимаясь ручонками к широким бокам Гаранина. А он под смех и визг пассажирок закладывал на узкой дороге крутые виражи, поднимая вверх белые пушистые волны снега. А когда добрались до горки, выяснилось, что Павка с Любой прихватили настоящие санки: тяжелые, с деревянной резной спинкой и толстыми полозьями. В них уже усаживалась вместе с детьми Люба, дородная глазастая женщина в платке и потертой дубленке, когда, спрыгнув с вездехода, к санкам подбежала Олеся.

— А ты в другой раз, — скомандовала Люба. — Все не поместимся!

Света почувствовала обиду за девочку и, наклонившись к Олеське, объяснила:

— Мы сейчас на волокуше поедем. Она легкая и быстрая!

— Эти санки мой дедушка делал, — печально вздохнула малышка. — Витька с Данькой катаются, а мне почему нельзя?

— Кто сказал, что нельзя? — удивился Гаранин, когда тяжелые сани двинулись вниз по накатанной поверхности. — Не вздумай реветь, иначе сейчас домой отвезу, — пригрозил он и, присев на корточки, слегка ущипнул девочку за нос и тихонько добавил: — Мы пока на волокуше, а потом поменяемся. И ты съедешь на санках с горки. Идет?

Олеська радостно кивнула и бросилась к пластмассовому «тазу».

— Подожди, — упредил ее Арсений. — Сначала я, затем Света и ты.

Они уселись друг за дружкой и покатились вниз под крики и вопли поднимавшихся на гору Любы и детей.

— Мама, мама, мы тоже так хотим! А санки тяжелые!

— Дайте и нам прокатиться!

Гаранин в ответ заорал «Йо-хо-хо!» и пронесся мимо, а Олеська пробормотала тихонечко: «Ничего мы вам не дадим!». Волокуша проехала по накатанному снегу, а потом, словно получив ускорение на трамплине, резво плюхнулась в рыхлый снег, погружая своих пассажиров с головой в сугроб. Света одним движением выдернула из белого плена Олеську и сразу поставила на ноги. А потом забултыхалась сама, будто что-то мешало встать на ноги. Она почувствовала, как неведомая сила потянула вниз, в самую снежную гущу, попыталась вырваться, но крепкие руки не отпускали и увлекали дальше в сугроб.

«Гаранин, чтоб тебе!» — хмыкнула она про себя, перестав сопротивляться. Арсений тут же поставил ее на ноги и принялся отряхивать. Света огляделась по сторонам. В двух шагах от нее заливалась от смеха Олеська, ее маленькие неприятели вместе с матерью с любопытством следили, чем кончится снежное противостояние. А вот Павел неподалеку беседовал с щуплым сутулым мужичком.

— Это наш участковый, — пробормотал Гаранин и, усадив Свету с Олесей на волокушу, быстро повез в горку.

— А я тебя ищу, Арсений Юрьевич, — протянул руку представитель власти. — Заходил к людям другой расы. Они же наблюдательные у нас, доложили, что ты с женой в Курыгино поехал. — И тут же с интересом уставился на Свету. — Назаров Аркадий Васильевич, местный участковый.

— Светлана, — улыбнулась она в ответ.

— Наслышан, наслышан, — радостно запричитал Назаров и заметил солидно: — Совет да любовь!

Света зарделась, а Гаранин заржал.

— Что хохочешь, как припадочный? — насупился Назаров. — Я же добра желаю.

— Так ты не на свадьбе вроде, — пробурчал Арсений, обнимая Свету. — Спасибо на добром слове. А зачем ты меня искал, Аркаша?

— Из-за кобыльего трупа, — почесал затылок участковый.

— Что? — не поняла Света.

— Из-за трупа туриста, найденного на Кобыльем острове, наш участковый вынужден ездить по деревням и опрашивать свидетелей, — перевел Гаранин и, улыбнувшись, уточнил: — Так?

— Ну да, — кивнул Назаров и добавил понуро: — Наша служба и опасна, и трудна…

— А я зачем понадобился? — хмуро осведомился Арсений. — Вроде все бумаги тебе сразу подписал…

— Так на жену твою посмотреть, — не смущаясь объяснил участковый. — Мы всех посторонних проверяем. Мало ли за кем следом наш труп приехал?

— А-а, — протянул Гаранин и поинтересовался ехидно: — Наш это чей?

— Вечно ты, Арсений, — хмыкнул участковый обиженно. — Приказано проверить все поселения на предмет чужаков.

— Так теперь Свету на допрос в Зарецк вызовут?

— Нет, — мотнул головой Назаров. — Она же тут не случайно оказалась, а специально к тебе приехала. И совсем не посторонняя. А наша!

— Ну и на том спасибо, — покивал Гаранин.

— Тут дело такое, — напустил на себя серьезность Назаров. — Проверяем группы туристов, что в эти дни бродили неподалеку, и местных жителей. Из наших никто не опознал, из туристов тоже.

— А кого опрашивали? — невзначай уточнил Арсений.

— Из Питера группа как раз пришла в Крушинино. В гостевом доме Свиридовых остановились. И одна группа из Казахстана — те дальше на Каргополь пошли, только одну ночь в Зарецке переночевали.

— А-а, — хмыкнул Арсений, прижимая к себе Свету. — Значит, и туристы его не знают.

— В том-то и дело, — обеспокоенно бросил Назаров и покосился в сторону Любы, наблюдающей за своими сыновьями и Олеськой, лихо съезжающими с горы на старых санках.

— Давайте чай пить! — закричала она. — У нас сало, вареные яйца и моченые грузди.

— А у нас бутеры с сыром и маслом, — добавил Гаранин. — И чай горячий в термосе.

— Под такую закуску бутылку бы, — размечтался участковый.

— А мы тебе про что? — захохотал Павка. — Сейчас для сугреву усугубим, а потом чайком с бутербродами заглянцуем. Оставайся, Аркадий Васильевич!

— Составлю вам компанию, — согласился тот солидно. — Грех не согреться дорогой.

— Только где расположимся? — непонимающе протянул Павка.

— Да тут рядом с горкой и устроим фуршет, — махнул рукой Арсений, переворачивая волокушу, дно которой оказалось подбито тонким листом алюминия.

Люба расстелила на образовавшемся «столике» потрепанную скатерку и достала из огромных саней, стоявших неподалеку, сумку с провиантом. Лошадка, впряженная в сани и слишком похожая на Звезду, покосилась на хозяйку умным карим глазом, но с места не сдвинулась.

— На, моя хорошая, — проворковала Люба, доставая из кармана сахар и пару конфет.

— Как ее зовут? — поинтересовалась Света, выкладывая из Гаранинского рюкзака бутерброды и термос.

— Луна, — хохотнула Люба.

— Красивое имя, — улыбнулась Света. — Звезда, Луна…

— И мать их Солнце, — добавила Люба. — Они с одного помета. Очень умные лошади.

Света оглядела «стол», ища, чем бы угостить лошадку. Но ее поиски не укрылись от Любы.

— Не корми ее, — предупредила Люба, — эта обжора готова все съесть, прям как пылесос, все схрумкает, до чего дотянется. Лучше детей позвать.

Света разлила по трем чашкам, притаившимся в термосе, огненный черный напиток и каждому из детей вручила чашку и бутерброд.

— Быстро ешьте и идите, — скомандовала Люба, а затем окликнула мужчин.

Застолье вышло недолгим. Да и что там пить на пять человек. Павка с заговорщицким видом вытащил из кармана куртки потертые медицинские пластмассовые мензурки и разлил в них водку. Одну мензурку протянул Свете. Она отказалась.

— Я водку не пью, — искренне повинилась она, про себя подумав, что и при детях не комильфо.

— Это точно твоя жена? — усмехнулся участковый.

— Нет, — скривился Гаранин. — Прибилась тут одна.

Все засмеялись шутке, а Света почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. От обиды, от злости, от беспомощности.

«Не дергайся, Светланка, — словно услышала она родной голос. — Все против твоего возвращения. Неспокойно сейчас. Пусть Сеня мелет что вздумается. Главное пока не высовываться. Пользуйся ситуацией».

— К тебе же все время кто-то прибивается, милый, — невинно вставила она, огладив Арсения по плечу. — Баб прям магнитом тянет. Вот и пришлось приехать, порядок навести.

— Да-а, обломался ты, Дергайкин! — загоготал Павка.

— Все! Послабление режима закончилось, — захихикал Назаров. — Как вы его вообще одного в наши края отпустили?

— Сенечка просился в тишине пожить, — развела руками Светлана. — Подумать! Кто же знал, что он тут так хорошо устроится?

Назаров захохотал, а Арсений, еле сдерживаясь, глянул на него пристально и осведомился ехидно:

— А ты уже все деревни объехал, Аркадий Васильевич? А то гляди, в своей избушке и заночуешь в Назарово. А там небось даже дров нету.

— Пора, пора, — спохватился участковый и, наскоро засунув в рот разлапистый кусок груздя, заторопился к стоявшему поблизости квадроциклу, оседлал его и умчался прочь.

Павка задумчиво глянул ему вслед и пробормотал недовольно:

— И так понятно, зачем турист этот на Кобыльем ошивался. Зачем по деревням мотаться? Пустая трата времени.

— Такой регламент, — пожал плечами Гаранин. — Все версии отрабатывают.

— Версия на самом деле одна, — насупился Павка. — Аркашка важничает и хочет показать, что не зря штаны в кабинете просиживает. Потом отчитаются, что предотвратили попытку взлома и что-нибудь про доблестного Бабая, установившего крепкие замки.

Гаранин ничего не ответил, лишь скривился.

— Вот я и говорю, что пока губернатор меры не примет, можем все потерять…

— Ты еще Министерство культуры всуе припомни, — хмыкнул Арсений и серьезно добавил: — Коли болтать меньше да добросовестно работать, то и сами справимся. И чужаков близко не подпускать…

Свете очень хотелось узнать про тайны Приозерного края, и она уже открыла рот, чтобы осведомиться у Гаранина. Но после такой отповеди передумала. И высвободившись из кольца Гаранинских рук, шагнула к Олеське, пытавшейся бросить снежок за шиворот одному из мальчишек.

— А давайте сделаем снежную бабу, — предложила детям. И попробовала слепить снежный шар. Но снег, рыхлый и пушистый от мороза, рассыпался в руках.

— Тогда ангелы! — провозгласила Света и, упав в снег, принялась энергично водить руками, а потом протянула ладонь Гаранину. Он потянул ее, помогая подняться, и с удивлением уставился на фигуру с крыльями, отпечатавшуюся на снегу. Дети тотчас последовали примеру его «жены». И даже Люба не удержалась и, пропустив для здоровья три мензурочки и тем самым выйдя из образа суровой барыни, плюхнулась в снег. Павка с Гараниным помогли ей встать. А потом принялись рассматривать образовавшиеся фигуры: три маленьких и две взрослых.

Света вполуха слушала разговоры мужчин и, сняв варежки, сжимала в руках комочек снега. Потом, дождавшись, когда он подтает, добавляла еще и еще, пока не набрался небольшой шар. Затем еще два. Она составила их один на другой рядом с деревом и выложила на миниатюрном белом личике черными мелкими веточками ротик, нос и глаза.

— Как думаешь, кукленок, — на ухо Свете пробасил Гаранин, когда она отошла в сторону и, словно скульптор, залюбовалась своей работой. — Как думаешь, — повторил он, прижимаясь к ней сзади, — баба тоже человек?

Строптивая лялька вывернулась из его объятий и бросила свирепый взгляд.

— Конечно! — фыркнула она, отталкивая его. — Женоненавистник!

— Тогда я отправлю в передачу «Очевидное-невероятное» письмо, что неподалеку от Курыгино обитает снежный человек, — заржал Гаранин.

Света, поняв, что ее разыграли, звонко расхохоталась. Ее смех, такой заразительный и чарующий, передался детям и Любе, а затем и Пашке.

— Хорошая женщина, — отсмеявшись, признал тот. — Я тебя заклинаю, Сеня, не упусти ее.

Гаранин из упрямства сморщил нос и, стукнув друга по плечу, бросил небрежно:

— Я тебе, Павлентий, не долбаный лебедь-однолюб.

Он собрался добавить еще пару гадких эпитетов про женский пол и тяжкую мужскую долю, когда, повернувшись вполоборота, заметил, что, воспользовавшись неразберихой, Олеська сама залезла в санки и пытается столкнуть их с горы. Она, усевшись на самый край, упрямо перебирала тоненькими ножками, обутыми в розовые сапоги. Но тщетно!

Девочке пришлось бы просидеть на горе еще долго, но в этот момент от поляны, где поселилась снежная баба, рванул Витька, а за ним Данька. И добежав одновременно до края горки, резко толкнули вниз массивную крашеную спинку. Тяжелые деревянные сани с железными полозьями, разгоняясь, заскользили вниз, напугав Олеську. Она закричала от страха, повернулась, ища помощи у взрослых, одновременно пытаясь тормозить ногами. Гаранин, увидев, как Света стремительно бросилась догонять злосчастные санки, рванул следом, надеясь лишь в самом конце горки поймать и санки, и Олеську. Он прекрасно понимал, что ничего страшного произойти просто не может. Сани заедут в сугроб, и, вероятно, сама Олеська окажется по горло в снегу. Подумаешь!

Но девчонка почему-то продолжала голосить и тормозить ногами. Испугалась высокой горки? Гаранин понятия не имел, что на нее нашло. А раздумывать было некогда. Сани на бугорке вильнули в сторону и, перевернувшись, боком заехали в снежную стену наста.

«Ну и хорошо», — про себя хмыкнул Арсений, втайне радуясь, что не придется бежать до конца горки. Он замешкался на половине пути, раздумывая, повернуть обратно или все-таки помочь Свете вытащить Олеську из сугроба, когда услышал плач, неутешный и надрывный.

«Наверное, нога под полозья попала, — испугался Гаранин, проклиная в душе дурацкую затею с санками. — И что теперь делать? Куда бежать с перебитой ногой? В Зарецк мчаться?»

Он даже рассердился на свою неуемную подругу, пригласившую Олеську на горку.

— Вечно все не слава богу», — пробормотал он себе под нос, вспоминая, как Марина постоянно попадала в какие-то нелепые ситуации. А подбежав и склонившись над девочкой рядом со Светой, увидел покореженный полозьями сапог.

— Что с ногой? — рявкнул испугавшись.

— Цела. Крови нет, — пробормотала Света, доставая из испорченной обувки Олеськину ступню и деловито ее ощупывая.

— Где болит, малыш? — попыталась отвлечь Олеську от плача.

— Нигд-е-е, — затянула та. — Сапожки жалко! Меня теперь Сеня поругает! Это его сапоги-и-и!

— Ты теперь в розовом фигуряешь? — хмыкнул сзади подошедший Павка и расхохотался.

— Не стану я тебя ругать, — пробормотал Гаранин. — Вот только новые купить не получится. В Крушинино забрали последнюю пару.

Девочка всхлипнула горько. Арсений, потянув ее за руку, одним движением закинул Олеську себе на спину.

— Держись, — приказал он. — Погуляли и хватит. Теперь придется тебе в ободранных сапогах ходить. Ну хоть одна радость, испорченную обувку Надька не пропьет.

Олеся горестно вздохнула, словно всем печальным видом говоря: «Плавали, знаем!», а потом завоображала, оказавшись за спиной Гаранина, и показала мальчишкам язык.

Уже попивая чай у Надежды и слушая ее причитания по поводу сапог, Арсению вдруг пришло в голову, что, если бы не лялька, фиг бы он отправился кататься на волокуше, да еще и с Олеськой. И про сапоги даже поинтересоваться не додумался бы, справедливо полагая, что прошлой осенью купил новые. Гаранин перевел взгляд на Свету, рассматривающую испорченную обувку вместе с Олеськой. Он уже собрался осведомиться, что они затевают, когда в избу ввалились жившие по соседству Генка с Петькой и потребовали налить по чарочке. За компанию пригубил и сам Гаранин. Надежда предложила Свете, показывая на бутылку:

— Будешь?

— Нет, — отмахнулась та.

— Значит, повезешь нас домой, — принял решение Гаранин.

— Тут нет ГАИ, милый, — деланно улыбнулась она.

— Зато у тебя есть инстинкт самосохранения, — хмыкнул Арсений и добавил едко: — Ты ж вроде долго со стритрейсером жила. Неужели нет желания погонять?

Света почувствовала, что еще минута — и она его ударит. Но пришлось сдержаться. Из-за заплаканной Олеськи и трех пар сальных глаз, наблюдающих за ней с любопытством.

— У меня-то он есть, — процедила Светлана, — а у тебя, похоже, совсем отсутствует!

Гаранин подскочил к ней и при всех впился в губы поцелуем, а потом, усевшись на деревянную лавку около стола, принялся обсуждать с мужиками, как правильно строить ледовые ловушки для рыбы. Света немного поиграла с Олеськой в куклы, а потом задремала, сомлев от выпитого чая с травами и жарко натопленной печи.

Она проснулась от хриплого шепота Гаранина, водившего по ее лицу кончиком ее собственной косы.

— Просыпайся, маленькая. Домой пора.

— Вон как его проняло, — хмыкнул Генка, кивая лысой башкой на входную дверь, за которой только что скрылись Гаранин и Света.

— Ну говорят же, что жена, — кивнул Петька и потер заросшую щеку. — Он даже когда с Маринкой гулеванил, таким веселым не был.

— И в церквушке не целовался, — скривился Генка. — Вот тут его слабое место. Баба эта!

— Ну и что? — отмахнулся Петька. — Может, добрее станет, а?

— Сомневаюсь, — пробурчал Генка и покосился на окно, из которого прекрасно просматривался двор, Надежда в накинутом на плечи тулупчике и Олеська, прыгающая вокруг Светланы, в старых латаных валенках.

— Украсть ее надо, — яростно прошептал Генка, махнув рукой в сторону окна. — И потребовать выкуп.

— Кого украсть? — пьяненько изумился Петька и на всякий случай уточнил: — Олеську?

— Околеську, твою мать, — ругнулся Генка в нетерпении. — Светлану эту. Арсений тогда точно шелковым станет.