Спокойных дней не будет. Книга II. Все, что захочешь

Виктория Ближевская

Повзрослевшая Соня пытается расширить границы своего мира. Теперь у нее есть дочь, работа, новые друзья и враги. И любовь, которую Соня и Илья сдерживали годами, вырывается на свободу. Но для счастья обоим недостаточно тайных свиданий. Илья, готовый положить мир к ее ногам, видит, как она ускользает из-под его власти, и, изводясь ревностью, дает опасное обещание, выполнить которое почти невозможно. А их взаимное чувство, как затерянный в океане остров, подвергнется штормам и нелегким испытаниям.

Глава 4. Игры не по правилам

За годы примерного супружества директор департамента по управлению персоналом успел забыть, что быть влюбленным на работе довольно хлопотно. Особенно когда любимая женщина ничего не подозревает по ту сторону стеклянной перегородки и лишь изредка бросает на него рассеянные и ни к чему не обязывающие взгляды.

В один из дней Александр Васильевич даже подумал, что стоит развернуть стол лицом к окну, чтобы не выглядеть экзальтированным юнцом, но вовремя отказался от этой мысли, потому что оглядываться на Соню было бы еще глупее.

А она не замечала его раздражительности и печали, поглощенная собственными заботами. Каждое утро он ревниво отслеживал ее приход и вскоре безошибочно научился классифицировать ее настроения. Иногда она бывала неторопливой и сонной, и тогда он знал, что она будет хмуриться до середины дня и сосредоточенно выстукивать на клавиатуре рваные ритмы писем. Когда она приходила энергичная и сердитая, он знал, что количество выполненных дел превысит количество запланированных, и она развивала бешеную активность, ругаясь со снабженцами всех мастей, поставляющих в компанию кофе в автоматах или копировальные машины. Если на улице припекало солнышко, и она входила с рассеянной улыбкой, он знал, что вместе с Кириллом в столовой они будут дружно подкалывать шефа и проходящих мимо коллег. Это настроение он любил больше всего, потому что тогда она улыбалась именно ему, и он погружался в мечтательные воды тихого блаженства. Несколько раз она пришла задумчивая и отрешенная. Села за компьютер, подперла щеку рукой и думала явно не о работе. Ближе к обеду она слегка встрепенулась, стала куда-то звонить, писала письма, уходила и возвращалась, но он чувствовал, что ее мысли все равно далеко.

Утро в тот день выдалось удачным. Она улыбалась, спорила с Кириллом о новом трудовом кодексе и даже звала шефа на роль третейского судьи. Директор по персоналу с сожалением отказался от высокой чести, отправляясь на срочное совещание. Когда он выходил, она сидела на краешке стола возле Кирилла и раскачивала ногой в остроносой туфле, слушая речь в защиту уходящих в прошлое трудовых отношений. Александру Васильевичу захотелось оказаться на месте Кирилла, рядом с ее коленкой, под лукавым взглядом темно-серых глаз.

Совещание затянулось на два с половиной часа и целиком поглотило обеденное время. Он был голоден и зол на весь мир, возвращаясь в отдел. Комната была пуста, и только Соня сидела за столом, закрыв лицо руками, и то вздрагивала всем телом, то раскачивалась из стороны в сторону, как метроном.

— Соня, что с тобой?

— Боже, если бы ты это слышал!

Ее голос, глухо звучащий из-под ладоней, то и дело прерывался, и он по тону пытался догадаться о причинах постигших ее неприятностей. Он развернул ее кресло к себе и теперь нависал над ее склоненным затылком. Соня не отняла руки от лица, и он осторожно прижал ее голову к себе, погладил по спине.

— Она сказала… Ты учил историю партии?

— Да, конечно, — слегка растерялся он. — А при чем здесь партия?

— Она сказала, что я — политическая проститутка. Как Троцкий.

— Какой Троцкий?

— Лев Троцкий, какой же еще!

Он присел на корточки рядом. Соня тряслась от хохота, притрагиваясь кончиками пальцев к нижним векам, на которые то и дело набегали невольные слезы.

— Я не помню, как выглядел Троцкий. Мы с ним похожи?

— Ты меня напугала!

Директор по персоналу удержал ее ладони в своих и покачал головой, глядя с осуждением и нежностью.

— Я минут десять успокоиться не могу, как вспомню ее лицо.

— А я решил, что ты плачешь.

— И плачу тоже, как видишь, — наморщила нос она. — Политическая проститутка! И это только потому, что я сказала, что заявка из консалтинга на новые блокноты поступила раньше и уже подписана начальством. А она лично считает, что я дискриминирую их по политическому признаку.

— По половому. — Шеф все еще сжимал ее теплые пальцы, пользуясь неожиданной возможностью. — Все думают, что ты благоволишь мужчинам в костюмах и галстуках, а стоит населить консалтинг дамами, благоухающими, как куст герани, ты бы и близко к ним не подошла.

— Ну, в этом есть свой резон, — спрятала загадочную улыбку Соня и отняла руки.

Александра Васильевича затошнило от легкого приступа ревности.

— У тебя появились привязанности в этом племени костюмированных аборигенов?

— Мне с мужчинами проще работать.

Она небрежно заправила за ухо волосы, и у него отлегло от души.

— И никаких романтических бредней?

— Что это ты так печешься о моей нравственности? — с подозрением прищурилась она.

— Скорее, о своем душевном равновесии. Мне спокойнее, когда ты сидишь напротив, а не носишься сломя голову по этажам.

— Тогда переведи меня на должность твоей секретарши.

— Я опасаюсь слишком быстро тебе надоесть.

— Похоже, ты сам не знаешь, чего хочешь.

На это ему нечего было возразить. Он все время приглашал ее на совещания в отделе или на личные консультации, как он называл их встречи в его «аквариуме» под наблюдением семи пар глаз. Меньше всего ему, проработавшему много лет в этой компании, требовались советы неоперившегося офис-менеджера. В название этой должности слово «менеджер» вкралось по чьей-то прихоти. Соня никем не управляла, а лишь обеспечивала непрерывный трудовой процесс в офисе, что подразумевало находиться одновременно в нескольких отделах и быть в курсе последних событий.

— Или просто не хочу того, что знаю.

Она пропустила мимо ушей его фразу, придав ей наименее значимый статус.

— В мире нет совершенства.

— Есть. Ты — совершенство.

Снова захватив в плен ее руки, он попробовал на ней всю силу нескромного комплимента. И в который раз убедился, что лесть не имела над ней никакой власти.

— Ты меня недостаточно знаешь.

— Давай поужинаем сегодня, и у меня появится шанс…

— Ах, Саша, опять ты о своем. — Она скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула. — У меня ребенок.

— А у меня двое. Твоя дочурка может побыть сегодня с няней лишних пару часов. — Он присел на край ее стола и заглянул в пустую чашку. — Хочешь, принесу тебе кофе?

— Только этого не хватало! Появишься на людях с моей чашкой, и сразу пойдут разговоры, что я — наглая «политическая проститутка». — Соня опять хихикнула. — И использую тебя, как официанта.

— Боишься, идиотских сплетен?

«Все уже давно сплетничают, — вздохнул про себя Александр Васильевич. — А мне что до этого? Ни опровергнуть, ни подтвердить…»

— Пусть думают о нас с тобой в контексте дружбы.

— Тогда не откажи другу в дружеском ужине. — Он был решительно настроен довести дело до конца. — Выбери любой ресторан!

— Макдональдс, — выпалила она и оглянулась на дверь, за которой послышались голоса. — Встретимся вечером на стоянке.

— Ты смеешься?

— Давай обсудим потом.

Александр Васильевич вошел в свой кабинет в тот миг, когда толпа сытых и благодушных сотрудников ввалилась в комнату.

— Соня, ты на диете? — прокричал от двери Кирилл. — Ты и так тощая, как форель после нереста. Сегодня давали говядину с черносливом. Если поторопишься, еще застанешь.

— Дел было много.

Соня сдержанно потянулась и одернула юбку.

— Тебя проводить?

Оказавшийся рядом Кирилл поклонился и подставил ей локоть.

— Обжора, тебе все равно не дадут вторую порцию.

— Ну, и ладно. Зато добрая фея пожертвует в пользу голодающего суп, или жалкий салат, или и то, и другое вместе. Голодающий будет благодарен.

— Он только что уговорил два салата помимо своего обеда, — крикнула им вслед одна из сотрудниц. — И даже «спасибо» не сказал.

— Не верь завистникам, — заныл Кирилл. — Ты же меня знаешь. Ради тебя я готов на все.

— В следующий раз твой суп я отравлю, — пообещала злопамятная коллега.

— Вот видишь, все хотят моей смерти, а я не хочу умирать голодным!

— Сколько же ты можешь съесть? — рассмеялась Соня.

— А сколько ты можешь предложить? — Кирилл, как всегда, готов был отчаянно торговаться. — Еды и денег много не бывает.

Они вышли в коридор, провожаемые добродушным хихиканьем коллег.

— Кстати о лишних деньгах, — вдруг посерьезнел Кирилл и взял ее под руку. — Ты можешь вложить их в выгодное дельце и получить назад с процентами.

— Тогда у меня будут не только лишние деньги, но и лишние проценты, — рассмеялась Соня, догадавшись, куда он клонит.

— Да, тяжело тебе, — протянул Кирилл, но тут же нашел удачное решение. — А проценты пожертвуй. Без-воз-мезд-но.

— Так что опять стряслось?

— Мне послезавтра платить кредит. А все на мели.

— И я — последняя надежда?

— Ты — воплощенная проницательность. И последняя надежда, конечно.

— Значит, ты ведешь меня в столовую не из-за супа?

— Как ты такое могла подумать! Чтобы я был таким корыстным, что ради презренного металла отказался от супа? Никогда! Еда — это святое.

— У тебя, наверное, нарушен обмен веществ. — Соня оглядела его оценивающим взглядом. — Не может нормальный человек столько есть!

— Ты пытаешься испортить мне аппетит? — Кирилл кивнул кому-то из проходящих коллег и теснее прижал к себе Сонин локоть. — Можешь хоть мышей на столе препарировать, это мне не помешает.

— Бедные мыши! Ладно, давай поговорим о презренном металле.

Она безуспешно пыталась высвободить руку, но Кирилл был непреклонен и, не сбиваясь с заданного курса, вел ее прямиком в столовую.

— А что о нем говорить? Его нужно или зарабатывать или тратить.

— А не пробовал сначала зарабатывать, а потом тратить? — усмехнулась она.

— Я никогда не смогу заработать столько, сколько хочу потратить.

— И сколько ты хочешь потратить послезавтра?

— Сколько я должен банку? — Он свободной рукой почесал затылок, сделав вид, что подсчитывает, но она знала, что у него была фантастическая способность запоминать цифры. — Сорок тысяч без нескольких копеек.

— Это еще по-божески, — почти с облегчением вздохнула сердобольная Соня. — В прошлый раз тебе нужно было восемьдесят пять, если не ошибаюсь?

— Восемьдесят шесть пятьсот. Для доброго самаритянина у тебя слишком хорошая память.

Он вздернул светлые брови и театрально нахмурился.

— Не жалуюсь, — согласилась она, пока он составлял на ее поднос полный комплексный обед. — Так в чем проблема? Бизнес не идет?

— Идет, но вяло, — пробурчал он и сквозь зубы выругался. — В прошлые выходные нас кинул клиент. Обещал забрать свою железяку и расплатиться, а теперь все телефоны молчат. И ни продать ее, ни денег получить. Я подозреваю, что она вообще в угоне.

— Не связывался бы ты с такими типами.

Они расположилась в полупустом зале, и она передала ему суповую тарелку, а сама принялась за цветную капусту, сложенную аппетитной горкой.

— Да кто мог подумать!

— Ладно, падший ангел. — Она знала, что не обеднеет, если одолжит ему денег. — Завтра привезу.

— Благодетельница, — запричитал Кирилл, не забывая орудовать ложкой в куриной лапше. — Барыня, что бы я без вас-то…

Соня с улыбкой покачала головой и пододвинула к нему салат.

Александр Васильевич безуспешно пытался читать принесенные на подпись документы. Одно за другим в почтовый ящик упали два сообщения. Он по диагонали просмотрел оба и решил, что ответит позже. Накануне отпуска работать не хотелось. Уже было выбран курорт на испанском побережье и куплены путевки. Жена готовилась оставить на распродажах всю свою зарплату, и он не собирался ей мешать. У нее был трудный год: болезнь отца, два финансовых скандала на работе и постоянная угроза сокращения. Она имела право на роскошный отдых в дорогом клубном отеле и в предвкушении поездки была нежна с ним, как в первый год совместной жизни. А таких лет набралось почти пятнадцать.

Директор по персоналу провел мышкой по коврику, и курсор переместился в верхний угол окна. «Создать новое сообщение» — подсказала кнопка с конвертиком, и он, еще не думая о последствиях, щелкнул на ней. «Дорогая Соня!» — первые слова показались ему неудачными. «Милая Соня!» Нет, это чересчур интимно. Какая же она, эта Соня? Он задумался и вычеркнул определение. Имени вполне достаточно, остальное додумает сама. «Не знаю, зачем решил написать тебе. В эпистолярном жанре я не силен. Я рад, что ты согласилась поужинать со мной. Мне кажется, что нам есть, что обсудить. Наши отношения давно уже переросли…» Тут он запнулся и стал подбирать слова, чтобы выразить, во что переросли их отношения и куда им следует расти дальше. Но написать об этом оказалось непросто. Дальше предстоящего вечера его мысли не шли, и воображение отказывалось рисовать перспективы. Зато вечер он смог живописать себе в таких подробностях, что тут же решил вычеркнуть последнюю фразу, чтобы не искушать судьбу. «За прошедшие месяцы мы стали хорошими друзьями, а друзьям требуется время, чтобы поддерживать отношения. Надеюсь, мы проведем приятный вечер в уютном месте. До встречи. Саша». Не раздумывая слишком долго, он отправил письмо адресату и вздохнул с облегчением. Ей, конечно, будет приятно получить это письменное подтверждение его дружеских чувств. Он закрыл почтовую программу и с энтузиазмом взялся изучать бумаги.

После обеда Соня не сразу вернулась в отдел. Она навестила программистов, одарив каждого комплектом из двух ручек, лично проверила, как в маркетинге барахлит проектор, и, записав симптомы, отправилась к телефонистам договариваться о переброске двух номеров. Когда она уселась за свой стол и включила монитор, в почтовом ящике ее ждало пятнадцать сообщений. Среди них она заметила сообщение от шефа, но взялась отвечать на письма в порядке поступления.

Александр Васильевич вернулся из приемной генерального директора в прекрасном расположении духа. Ему было позволено взять к себе в отдел психолога, который займется решением возникающих в коллективе затруднений и этим снимет с его многострадальной жилетки дополнительную нагрузку по впитыванию жалоб. Последняя история противостояния не прошедшего испытательный срок консультанта и его начальника окончательно сломала желание директора по персоналу быть буфером в конфликтах. Теперь осталось дать распоряжение о размещении вакансии — и дело в шляпе.

Он успел позабыть о своем письме, но отчаянные знаки, которые подавала ему через стекло Соня, вернули его мыслями к предстоящему вечеру. Он коротко кивнул, и Соня, захватив из ящика какую-то папку, вошла и присела на край стула, не сводя с него подозрительно суженных глаз.

— Что-то случилось?

— Ты сошел с ума? — с лицом участливого доктора спросила она, не меняя позы. — Мы однажды обсуждали, что у техподдержки есть возможность читать переписку.

— Но я не думаю…

— И я не думаю, что надо давать повод подозревать, что наши рабочие отношения стали значить гораздо больше. Тем более что они и не стали.

— Мне хотелось сказать тебе что-то приятное.

— Приятное? Скажи мне это здесь и сейчас без свидетелей. Не думаю, что твой кабинет прослушивается.

Он стремился к свободному полету, а она настаивала на строгой субординации. Он не понимал, зачем скрывать то, что для всех давно очевидно: они симпатизируют друг другу, и эта симпатия не регламентирована корпоративными правилами. Так же, как и не запрещено писать дружеские письма или отправиться в кино после рабочего дня. Но теперь она сердилась, и его мечты осыпались, как крыша карточного домика. Безжалостный Сонин взгляд прожигал дыру в его любимом галстуке.

Конец ознакомительного фрагмента.