Спокойных дней не будет. Книга II. Все, что захочешь

Виктория Ближевская

Повзрослевшая Соня пытается расширить границы своего мира. Теперь у нее есть дочь, работа, новые друзья и враги. И любовь, которую Соня и Илья сдерживали годами, вырывается на свободу. Но для счастья обоим недостаточно тайных свиданий. Илья, готовый положить мир к ее ногам, видит, как она ускользает из-под его власти, и, изводясь ревностью, дает опасное обещание, выполнить которое почти невозможно. А их взаимное чувство, как затерянный в океане остров, подвергнется штормам и нелегким испытаниям.

Глава 3. Первая ночь

Машины подкатили к перекрестку бок о бок и остановились у полустертой черты, и одинаковая мелодия из двух приемников наполнила пространство между ними. Соня помахала рукой приветливому водителю. Загорелся зеленый, и они стартовали колесо в колесо, пересекли площадь, притормозили у тротуара, пропуская друг друга к месту парковки. Сзади яростно загудели. Соня проехала вперед и заглушила двигатель. Через минуту Илья открыл водительскую дверь и вместо приветствия указал вглубь салона.

— Двигайся. Я поведу.

— Почему это ты? — надула щеки Соня, но послушно перебросила ноги через рычаг селектора, скользнула в пассажирское кресло и одернула задравшуюся юбку.

Илья с недоверием проследил за ее ловким движением, которое казалось подозрительно привычным, и сел за руль.

— Что ты сказала дома?

— А ты?

— Соня!

Илья настаивал на ответе, а она позволила себе несколько секунд поупрямиться, но быстро сдалась.

— Я сказала, что еду к Насте и могу задержаться.

— А что ты сказала Насте?

— Что встречаюсь с коллегами, а Николаю это не нравится. Поэтому, если он вдруг спросит…

— В общем, обманула всех, — жестко подвел итог Илья.

— Кроме тебя, — парировала она и вспыхнула улыбкой, сводившей весь диалог к шутке. — Куда мы едем? В отель?

— Нет, в квартиру.

— К тебе?

У него была квартира в городе, огромная, шириной в целый этаж и высотой в два, шикарная и на Сонин вкус не слишком жилая. Там раз в неделю ночевала Роза после встречи с подружками, и изредка он сам оставался неподалеку от офиса перед утренними переговорами. Не может быть, чтобы он вез ее в этот дом. Илья свернул на Садовое, и она поняла, что не ошиблась. Похоже, у него на уме было другое тайное гнездышко, о котором Соня ничего не знала.

— Я недавно купил еще одну.

— Зачем? — удивилась Соня.

— Считай это вложением капитала.

— Ясно. Для женщины?

Он нахмурился и кинул на нее неодобрительный взгляд.

— Для себя.

— Ну, конечно! — В ее голосе явственно звучало недоверие. — У тебя кто-то есть, я знаю.

— У меня всегда кто-то есть. Я так живу.

Илья вскользь посмотрел на Соню и встретил в ответ ее погрустневший взгляд, мерцающий в свете проносящихся мимо огней. Она поджала губы, удерживаясь от обидного комментария, и принялась со скучающим видом искать другую радиостанцию. Теперь придется приложить немало усилий, чтобы разубедить ее. И почему женщины так хотят расставить точки, где не следует?

— Глупо ревновать меня, Соня. Между тобой и другими целая пропасть.

— Каждая из них свободна любить тебя? — не удержалась от сарказма Соня. — Я правильно улавливаю разницу?

— Они хотят моих денег и возможностей, купленных за деньги. С ними все ясно с самого начала. А относительно тебя, я, видимо, заблуждаюсь.

Он говорил холодно и сухо. Соня с преувеличенным интересом рассматривала мелькающие неоновые вывески. Илья расслабился и закурил, привыкнув управляться с ее машиной.

— А где квартира?

Слева высилась и подмигивала огнями громада сталинской высотки.

— На Малой Бронной, рядом с Патриаршими, — сказал он и снова искоса взглянул на сестру.

Она вздохнула, и он наклонился и поцеловал ее, на этот раз в знак примирения. Сзади снова засигналили, рявкнула милицейская «крякалка», требуя освободить дорогу.

— Не возьму тебя в водители, — засмеялась Соня, когда он обернулся, пытаясь разглядеть нетерпеливого нахала. — Ты не следишь за знаками и слишком близко подъезжаешь к другим машинам.

— Какого черта им всем нужно! Как ты вообще ездишь по Москве?

— Стараюсь не трепать себе нервы. Особо агрессивных пропускаю.

— Куда, скажи на милость, можно торопиться в выходные в девять вечера?

— На свидание? — по-женски изобретательно предположила она. — Как мы с тобой.

Илья ухмыльнулся и погладил ее колено. Она поймала его руку, переплела свои пальцы с его и нежно сжала. Он высвободился из ласкового плена, включил поворотник, и через пару минут они въехали во двор, окруженный старыми домами.

Старые петли жалобно скрипнули, впуская новых жильцов в подъезд. На лифте висело объявление о внеплановом ремонте. Илья провел свою гостью по сумеречной лестнице на третий этаж и, открыв неприметную дверь с серой обивкой, вошел в темноту квартиры первым.

— Сейчас найду выключатель — Через несколько секунд в коридоре мигнул и вспыхнул свет. — Черт, они уже начали!

Любопытная Соня шагнула через порог и ахнула от изумления.

— Здесь ремонт?

Она никогда в жизни не видела такого погрома. Казалось, квартира долгое время находилась в зоне активных боевых действий. Соня подняла глаза вверх, оглядывая стены и потолок, покрутила головой, как сова, и остановила вопросительный взгляд на брате. Но его лицо снова стало непроницаемым.

— Смотри под ноги, девочка. Похоже, здесь прошла вражеская авиация.

Он двинулся вглубь дома и по дороге раздавил большой кусок известки, который припудрил его черный ботинок серой пылью. Подавленная и разочарованная, она пошла за ним следом походкой журавля в болоте, осторожно переступая через кучи мусора на полу. Илья остановился посреди огромного зала и со злорадным интересом воззрился на высоченные потолки с осыпавшейся лепниной.

— Что это, Илюша? — жалобно спросила она, оглядывая голые стены.

— Я знаю не больше тебя, — неожиданно грубо огрызнулся он. — Сейчас разберемся.

Но у нее пропало всякое желание разбираться. Она вернулась в коридор и ткнулась в первый попавшийся дверной проем. Балконная дверь была подперта грязной доской. Соня прошла между двух куч строительного мусора, оттолкнула доску и ступила на улицу. Мимо нее в квартиру хлынули звуки ночного города и запахи наступающего лета. Унылое шуршание проносящих по улице машин сменялось целой вереницей автомобильных гудков. В соседнем дворе заныла сигнализация. Женский голос откуда-то сверху позвал невидимого Сережу домой и сорвался на истерической ноте. Возвращаться в комнату и участвовать в процессе обследования этого полуразрушенного храма любви ей не хотелось. Она оперлась локтями о перила и прислушалась. Илья передвигался по квартире, открывая и закрывая двери, зачем-то включил отчаянно завизжавший кран.

Внезапно ею овладела полная апатия. Очевидно, у него далеко идущие планы на это «уютное гнездышко». Где он обычно встречается с женщинами? Наверняка держит номер в отеле. Комфортные апартаменты для продажной любви. Предупредительные швейцары в шинелях с золотым шитьем, вечно улыбающийся портье, фигуристая горничная, готовая угождать гостю. Кровать под балдахином, зеркала, забитый выпивкой бар и сменяющие друг друга девицы в кружевных чулках.

Одну такую она однажды встретила в его кабинете через год после замужества, когда просто забежала без звонка. Секретарше были даны распоряжения относительно кофе, а он казался смущенным и нервным, и она не сразу поняла, в чем дело. Сидела в кресле у низкого столика и что-то самозабвенно рассказывала, закинув ногу на ногу. Он то и дело бросал косые взгляды на ее слегка задравшуюся юбку, а она забавлялась, поддразнивая его откровенностью позы. В конце концов, Соня смилостивилась и оправила подол, и в эту минуту без стука вошла эффектная девица, из тех, которые так легко велись на его деньги, прикрывая алчный интерес бурным сексуальным влечением. «Вот и я, дорогой!» Девица в черных чулках, резинки которых выглядывали из-под короткой юбки стального цвета, и в блузке с таким глубоким вырезом, что если бы она наклонилась, ей бы нечего было больше скрывать. Илья слишком быстро поднялся, не подготовленный к встрече двух таких разных женщин. Соня осталась сидеть, а та, другая, поначалу не знала, куда девать руки, но, в конце концов, подперла ладонями поясницу, задрала подбородок, приняв воинственную позу рыночной торговки, и возмущенно посмотрела на хозяина кабинета. В сравнении с ее броской, выставленной на продажу красотой, Соня проигрывала, как юная статистка проигрывает только что выпущенной из рук гримера примадонне. Девица сразу оценила свое преимущество и наслаждалась замешательством соперницы, бесстыдно разглядывая ее с головы до ног. Обстановка стремительно накалялась. Илья, избегая смотреть на сестру, сказал своей протеже что-то резкое, она съязвила в ответ. Соня, не желающая присутствовать при выяснении отношений, поднялась в тот миг, когда он подчинил себе ситуацию и представил ее бесцеремонной гостье. И сразу же бледная Офелия стала настолько значительнее, что пришлая красотка смешалась, бросила на нее ненавидящий взгляд и отступила в сторону, пропуская ее к двери, как собака, поставленная на место грозным окриком. Соня нашла в себе силы тепло попрощаться с братом, прижалась на миг щекой к его щеке, имитируя родственный поцелуй и со злорадством почувствовала, что он волнуется и сравнивает ее теплое объятие и стервозную стать гостьи. Инстинкт подсказывал, что этот раунд остался за ней. Илья на пороге кабинета ревниво наблюдал, как она с величественным спокойствием пересекала просторную приемную под любопытными взглядами присутствующих.

Захваченная воспоминаниями, Соня не услышала, как он вышел на балкон и остановился позади нее. Мысли неохотно перетекли в сегодняшний день. Она вздохнула, но не изменила позы, лишь переступила с ноги на ногу, как застоявшаяся в стойле лошадь.

— Черт знает что, — сухо поделился своими выводами мужчина и положил тяжелую руку ей между лопаток, но Соня недовольно мотнула головой и оставила его без ответа. — Ты сердишься? Хочешь уйти? Я не знал.

— И все равно я хочу уйти.

Он болезненно отреагировал на капризные нотки в ее голосе. Рывком развернул ее к себе и приблизил злое лицо. Она невольно подалась назад, но кроме боли там, где его пальцы намертво сомкнулись на ее плечах, не добилась ровным счетом ничего.

— Отпусти!

Он чуть ослабил хватку и потянул ее за собой.

— Идем!

Они пробрались по коридору мимо ямы в полу и оказались в комнате, где, как ни странно, был выметен мусор, а прямо посреди чудом уцелевшего паркета стояла огромная кровать с высоким резным изголовьем из красного дерева. Синяя простыня свешивалась с обеих сторон почти до пола. Угол одеяла был призывно отогнут.

Соня поискала взглядом стул или вешалку или хотя бы гвоздь на стене.

— А куда мы повесим одежду?

— Бардак! — сказал он, не ответив на вопрос. — Они сказали, что начали избавляться от мебели. Здесь был какой-то клоповник, рассыпавшийся в прах советский антиквариат. Я распорядился купить кровать. Но я не думал, что они уже начали ремонт. Прости, Соня, я не хотел, чтобы было так.

Она вымученно улыбнулась и попробовала обмануть его напускным весельем.

— Можно считать это романтическим приключением.

— Хорошо, поедем в гостиницу, — в ответ рассердился он.

При упоминании гостиницы на них повеяло дешевым мотелем для случайных любовников из американских мелодрам. Соню передернуло от отвращения.

— Останемся. Только бы руки помыть.

— В ванной я еще не был. — Он редко сомневался в правильности принятого решения, но сейчас был именно тот случай. — Надеюсь, эти горе-строители не все сломали.

По крайней мере, вода в ванной комнате была, хотя на стене не оказалось раковины, а на месте сливной трубы в полу зияла склизкая дыра. Они вместе наклонились над посеревшем от времени и упавшей штукатурки чугунным корытом, соприкасаясь руками под вялой теплой струей.

— Здесь много места, — желая его ободрить, сказала Соня. — Когда ремонт закончат, будет здорово.

Ее внимание приковала шершавая стена с наполовину осыпавшейся кафельной плиткой, а он разглядывал нежный женский профиль на фоне одинокого розового прямоугольника с детской переводной картинкой посередине. На картинке, уложив младенчески пухлые ручки на широкую голубую юбку, прямо на него с ехидной усмешкой смотрела золотоволосая принцесса.

— Что ты увидела?

Под его внимательным взглядом Соня смутилась, стряхнула воду с пальцев, не надеясь на полотенце, но Илья забрал ее мокрые руки в свои и приложил под пиджаком к рубашке. Женщина высвободилась, обняла его за шею и тронула губами губы, приглашая начать вечер. Он прижал к себе податливое тело и забрался ладонью под юбку, а потом отстранился и повел свою спутницу через освещенный коридор в комнату с брачным ложем, где под высоким лепным потолком покачивалась пыльная лампочка.

Они разошлись по разные стороны кровати и, повернувшись спиной друг к другу, стягивали с себя одежду, как подростки, лишенные родительской опеки. Он в какой-то момент захотел увидеть Соню обнаженной, но не посмел, вдруг устыдившись собственной наготы. Она первая нырнула под одеяло и прищурилась на яркий свет.

— Хочешь, выключу? — спросил он, предположив в ней стыдливость далекой девичьей поры.

— Не надо, пусть останется.

Под одеялом он нащупал ее замерзшую руку и потянул к себе. Соня по-детски устроилась щекой на его плече, и он никак не мог решиться пойти дальше этого целомудренного объятия.

— Ты все еще сердишься?

— С чего ты взял?

— Перестань отвечать вопросом на вопрос.

— Какая разница, где быть, если с тобой.

Он вздохнул и не поверил.

— Были места куда удобнее, но ты ими не воспользовалась.

— Когда это было! Но если ты сейчас же не поцелуешь меня, я точно рассержусь.

Он годами жил ожиданием этой ночи, но посреди чужого разоренного уюта все оказалось слишком обыденно: договорились, встретились, разделись. Лампочка продолжала раскачиваться, мягко высвечивая пустые углы, и кровать плыла под ними в холодных синих волнах шелка.

— Ты не хочешь меня, Илюша? — Он в бешенстве подумал, что тело подводит его в самый неподходящий момент, когда ее губы задрожали, а между бровей залегла скорбная морщинка. — Все плохо. Ты не хочешь…

— Да с чего ты взяла! — Преисполненный отцовской нежности, неуместной в такой интимный момент, он принялся стирать мокрые дорожки с ее щек. — Ты моя красавица. Никто не сравнится с тобой.

Слова брались откуда-то сами, прорастали сквозь несоответствующую страсти разруху, распускались пышным цветом, как розовый букет, извлеченный из шляпы фокусника. Но она не верила словам, отворачивалась и лила горькие слезы, как безутешный ребенок.

— Все должно было быть не так, не так, — твердила она, тряся упрямой головой.

— А как? — не выдержал он, позволив ей озвучить собственный сценарий любовной игры.

— Не спрашивай!

Она всхлипнула в последний раз и закрылась от него локтем.

— Ну уж нет! — Илья бесцеремонно применил силу и развел ее руки в стороны. — Рассказывай.

— Это стыдно.

— Ты лежишь здесь голая, как и я. А тебе, видите ли, воспитание не позволяет рассказать о своих фантазиях? Или все дело в квартире?

— Да нет же! — Соня перестала плакать и робкими пальцами погладила его висок. — Не в квартире. В тебе.

— И что я сделал не так?

— Я миллион раз представляла, как ты ласкаешь меня.

— А я что же, был груб с тобой? — изумился он, но она насупилась и как в рот воды набрала. — Софья, если мне придется вытягивать из тебя по одному слову, мы дождемся рабочих.

— Я покажу.

Она провела пальцем от мочки уха до ключицы, и Илья отметил, как она закрыла глаза и сдержанно вздохнула. Он залюбовался ее приоткрывшимися губами и рассыпанными по подушке локонами и убрал руки с ее плеч, давая ей свободу. Соня нашла его ладонь и положила к себе на грудь, легонько надавила сверху. «Черт возьми, да она же соблазняет меня!» Эта шальная мысль пришлась как нельзя кстати.

— Помнишь, в горах?

В ее шепоте звучала робкая надежда влюбленной женщины, что мужчина помнит все слова, ощущения, минуты, впаянные в цепочку их любовных встреч, как помнит их она. На секунду он встревожился, что они опять не поймут друг друга. Но память услужливо включила кинопленку сицилийского вечера, и перед глазами поплыло воспоминание о бесполезной шнуровке, о шелковистой коже под широкой юбкой, о запахах, звуках, прикосновении прохладного камня и обжигающего дыхания. Он словно вернулся на годы назад, приник губами к ее груди, опустил руку на внутреннюю сторону ее бедра и двинулся вверх, поглаживая, останавливаясь, дразня. Она задышала чаще, обхватила его шею ладонью. Он устремился выше, губами к губам, бедрами к бедрам. Она почти сразу поймала спокойный ритм и начала двигаться вместе с ним, словно всю жизнь знала эти движения, эти поцелуи. Сквозь марево своих ощущений он удивился ее осторожной сдержанности и стремлению угодить.

— Соня? Что опять стряслось?

— Скажи, что любишь! Почему ты никогда не говоришь?..

На этот раз она не оттолкнула, но он навсегда усвоил прежний жестокий урок.

— Люблю? Да я не знаю, как жил все эти годы без тебя, без твоих губ, без этой груди!

Он привык обходиться без лишних слов. Разве что в далекой молодости, в нереальном теперь прошлом. Но сказанное им сейчас отворило в ней потайную дверь, выпуская звуки и желания. Она застонала, на этот раз не только отдаваясь, но и требуя что-то для себя, и он не выдержал страстного напряжения и овладел ею, прижимаясь губами к тому самому заветному месту на шее, между мочкой уха и ключицей.

— Я люблю тебя, Илюша, — проворковала она, когда он разжал руки и с выпрыгивающим из груди сердцем оказался на соседней подушке, и потерлась щекой о его плечо. — Очень.

— И я тебя люблю.

Илья заслонился свободной рукой от бьющего из-под потолка света и умолк. Она заговорила первой, и он только теперь заметил, что даже ее негромкий голос разбивается гулким эхом о голые стены.

— Давай выключим лампочку. И сможем наблюдать огоньки за окном.

Он не уловил смысла в рассматривании огоньков, но покорно поднялся и проследовал под ее неотрывным взглядом к двери.

— Чего ты смотришь? — недовольно буркнул он, щелкнув выключателем.

— Все еще не могу поверить, что у нас все было.

— Ничего еще у нас не было, Сонька!

Он услышал, как она блаженно заулыбалась в темноте, принимая его хвастливое утверждение как обещание, и, вернувшись в кровать, потянулся обнять ее, как будто боялся выпустить надолго. Она прижалась бедром к его боку и положила руку ему на грудь.

— Как думаешь, который час?

На стенах не было часов. Его собственные лежали в кармане пиджака, пиджак — в ногах постели, а подниматься отчаянно не хотелось.

— Думаю, хорошо за полночь. Хочешь уйти?

— Хочу остаться с тобой в безвременье. Ты спешишь?

— Нет. А ты?

Она с неохотой вспомнила о муже и семейном долге, и он почувствовал перемену в ее настроении и насторожился.

— Отвезти тебя домой?

— Как ты легко сдаешься! — Она вонзила ногти в его плечо и с веселой угрозой склонилась над ним. — Спешишь избавиться от меня?

— Напротив.

— Я хочу любить тебя прямо сейчас. Теперь твоя очередь признаваться в своих заветных желаниях.

— Вот еще! — отмахнулся он.

— Я буду искать, а ты скажешь.

— Искать? — не сразу понял Илья и вздрогнул от первого прикосновения. — Сонька, что ты творишь!

— Скажи мне, что я на правильном пути! — фыркнув от смеха, потребовала она.

Он не смел пошевелиться, чтобы не спугнуть обморочный восторг. Напрасно он опасался неудачи. Тело благодарно откликалось на ее ласки, позабыв о времени, возрасте и предписанных запретах, а она, насмехаясь над условностями, тешилась его беспомощностью.

— Тебе не нравится?

Ее взлохмаченная голова вынырнула из-под одеяла. Он вздрогнул от неожиданности. Вот мерзавка! Ведь знает, не может не знать…

— Продолжай! — выдохнул он и подтолкнул ее обратно.

Она вернулась к поиску творчески и самозабвенно, и он осязал то скользящую прядь волос, то бархатные прикосновения пылающей щеки, то несмелые пальцы и неспешные губы. Ему хотелось не только ощущать, но и видеть, что происходит, но оба тонули в каскаде ее рассыпавшихся волос. Ими владела чувственность, которую они сдерживали так долго, и неизведанные закоулки ее фантазий. Иногда она нетерпеливым движением отводила волосы от щеки, сбиваясь с блаженного ритма. Тогда он успевал разглядеть сосредоточенное лицо, блуждающий огонек бриллианта, закованный в обручальное кольцо, и опять все тонуло в волнах соскользнувших волос, открывая путь в новые миры. Когда она сама готова была шагнуть в безбрежный океан наслаждения, и пленительные касания потеряли начальную сдержанность, он успел перехватить хрупкое запястье.

Соня повернула к нему отрешенное лицо, и мужчина потянул ее на себя. Она угадала его нехитрый умысел и, помедлив, опустилась сверху, закинув тонкие руки за голову и удерживая на весу копну волос, как нагая купальщица, входящая в темную лагуну. Он поторопил ее, но она закусила губу и замерла, распаляя его желание. Он любовался ее стройным телом и не смел пробудить ее к жизни. Наконец, Соня очнулась от своих грез и тронулась в долгий путь. Ее ресницы были плотно сомкнуты, а уголки губ подергивались, будто сдерживали улыбку. Чужое, незнакомое лицо. Ожившая языческая маска. Богиня сладострастия, застигнутая случайным путником за исполнением ритуального танца. Если бы он мог думать или сравнивать… Внезапно она издала сдержанный вздох, и Илья, поддавшись древнему инстинкту, притянул ее к себе, наклонил, как упругую ветку, нашел сухие губы, прошелся ладонью по груди. Водопад черных волос накрыл их обоих, но она оттолкнулась от него: «Не мешай!» А, спустя несколько мгновений, сама повалилась к нему на грудь. В эйфории от обретенной свободы он перевернул ее на подушку, осыпал поцелуями и взял уже почти расслабленную, покорную, отдающую остаточный жар страсти.

Позже, когда он вытянулся рядом, стряхнув наваждение, как прилипшую паутину, она дала ему время угомонить сердце и снова устроилась на его плече, утверждая новую привычку.

— На этот раз я была эгоисткой.

— Я тебя прощаю.

Она мелодично рассмеялась, и он, представив, как эти же ласки она дарила пять лет подряд другому мужчине, удачливому сопернику, подхватил ее ладонь, успокоившуюся на его бедре, и прижал к губам. А потом мысленно шагнул в девичью спальню с упавшей на пол книжкой, услышал звон пастушьего колокольчика, вспомнил губы со вкусом сицилийского вина и затосковал о потраченных впустую годах. Она проникла в его горькие мысли по извилистой тропинке женской интуиции и тихонько замурлыкала, касаясь губами плеча.

— Я берегла себя для этой ночи с тобой.

— Ты спишь с другим, — с укором напомнил он, как солдат, вернувшийся с войны к теперь уже бывшей жене.

— Но такого со мной не было прежде, — призналась она ему в утешение.

— Ты манкируешь супружескими обязанностями?

— С ним все не так.

— А как?

— Замолчи! — Она притворно рассердилась и тут же рассмеялась, без зазрения совести пользуясь тем, что силы его почти покинули. — Как будто ты вправе спрашивать об этом. Ничего не было до тебя, слышишь?

— Это до тебя ничего не было, — не покривил душой Илья и скользнул губами по ее волосам, пахнущим осенними яблоками, а она вновь замурлыкала и потерлась об него, как кошка.

— Ты чудовищный лжец! А как же все эти толпы красавиц… Но теперь так будет всегда. Всегда!

Женщина, торжественно повысив голос, еще раз повторила последнее слово как подвенечную клятву, и мужчина ощутил полынный вкус вечности, обретенной слишком поздно. Возможно, она ждала от него других признаний, и ему следовало сказать, что ночь с ней — это все, чего ему не хватало в жизни, но вместо этого он возразил:

— Ошибаешься, девочка. Это больше не повторится!

— Почему? — растерялась Соня. — Разве тебе было плохо?

— Потому что больше ты никогда не будешь обладать мной, — проворчал Илья, пряча улыбку. — Это мужское дело — быть сверху и брать.

— Ах, вот оно что! — Она расхохоталась и откинулась на подушку, приглашая его осуществить обещанное. — Все, что пожелаешь, мой господин. Где пожелаешь. Когда пожелаешь.

— Так и будет.

Без тени сомнения он прижал ее к себе и подумал, что сын был прав, говоря, что ее мог бы пожелать любой мужчина. Но теперь она никогда не достанется любому. Он сам будет владеть ею, и никто больше не встанет у него на пути. Дав себе это обещание, он как будто сбросил груз лет. И тут же ощутил непреодолимое желание закурить.

— Увы, нужно ехать, — со вздохом вспомнила Соня и попыталась сдержать зевок. — Завтра на работу.

— Сегодня, — напомнил он, удерживая ее голову. — Ночь уже на исходе.

— Неправда. — Она поерзала, устраиваясь, как зверек в норе, но все еще продолжала думать о неимоверном усилии, которое требовалось, чтобы оставить его. — Сейчас я встану и оденусь.

— Ты уговариваешь меня или себя?

— Просто поцелуй меня, — не уловив иронии, попросила она, прежде чем безнадежно провалиться в сон. — И я пойду.

— Кто сказал, что я тебя отпускаю?

— Поцелуй… Пожалуйста…

Он прижался губами к теплой макушке, высвободил затекшее плечо, уложил свою маленькую девочку на подушку и укутал в одеяло. Она покорно снесла его родительские причуды, и только когда он отодвинулся, любуясь безмятежной картиной, шумно и невнятно вздохнула:

— Поцелуй…

Он улыбнулся ее жадной настойчивости, нашарил в кармане пиджака сигареты и отправился курить за дверь.

Они проснулись почти одновременно. Она заворочалась, что-то заворчала, замурлыкала по-кошачьи, потянулась гибким телом, заиграла лопатками, а потом снова свернулась калачиком. Вслед за ней и он открыл глаза, оглядел осыпавшуюся кое-где лепнину, стены с клоками обоев, парадно блестящее синее одеяло, подсвеченное солнцем из пыльного окна. Следы разрушения проступили еще явственнее и теперь окружали их со всех сторон, а кровать была ковчегом, затерявшимся в их новом мире для двоих.

Соня лежала на боку, прислушиваясь к звукам за спиной и стараясь угадать, что он делает. Наконец, он услышал робкий голос.

— Все это было с нами ночью? Или тебя здесь нет? Скажи что-нибудь, Илюша.

— Что сказать?

Она стремительно обернулась на звук его хрипловатого голоса, прильнула, поцеловала и отодвинулась, стараясь поймать выражение его глаз.

— Ничего! Я и сама знаю, что это был не сон.

— Не сон. Если мы, конечно, помним одно и тоже.

— Хочешь сличить наши воспоминания?

— Пожалуй, что не рискну. Иначе мы оба опоздаем на работу.

— А день вчера начинался не очень, — некстати вспомнила Соня.

— Особенно для меня, — мрачновато кивнул он, и Соня с видом нашкодившего щенка сдвинула брови домиком и уткнулась носом в его бок.

— Давай полежим еще немного. Все равно я уже не успею переодеться.

— Да никто и не заметит твой помятый наряд.

— О, ты не знаешь мира офисных клерков! — возразила она, удивляясь его мужской непонятливости. — Еще как заметят. Особенно те, кому не следует.

— И много таких?

— Да весь мир! — Соня рассмеялась, не желая ни обманывать, ни говорить правду, и снова приблизилась на опасное расстояние, приглашая продолжить ночную игру. — Ты все еще любишь меня или это было только вчера?

— Все еще люблю, — задумчиво отозвался Илья.

— Как мило!

— Только сейчас я не могу. Время на исходе.

— А хочешь?

— Пытаешься получить тайную власть не просто над моим телом, но над моими желаниями? Безраздельно править, распалять жажду и сама же удовлетворять?

Она уставилась на него, как ночная птица, застигнутая врасплох рассветом. То, что еще не оформилось в ее влюбленной голове, было сформулировано им с точностью финансового аналитика, предсказывающего завтрашний взлет акций.

— Неужели я смог тебя удивить?

— Откуда ты знаешь обо мне больше, чем я о себе?

— Зачем же ты сознаешься в том, о чем мне не следует знать! — шутливо укорил ее опытный любовник. — Другая женщина влепила бы мне пощечину за такие слова.

— Это твоя идея, — предупредила она и шутливо занесла над ним руку.

Он перехватил ее кисть, сжал так, что она поморщилась, притянул к губам и поцеловал раскрытую ладонь.

— И это все? — не сдавалась она, подув на запястье, где остались следы пальцев.

— Другая бы заставила меня бегать за ней, упрашивать, извиняться.

— Есть женщины, за которыми ты стал бы бегать?

— Пока не попадались.

Он усмехнулся этому наивному вопросу и легонько щелкнул ее по носу.

— Тогда какой же путь выбрать мне?

— Будь собой.

— Но если ты все знаешь обо мне, — не сдавалась упрямица. — Если я все равно уже открытая книга, и ты пролистаешь меня за час, за одну ночь…

— Я не стану торопиться и буду открывать тебя медленно, читать и перечитывать каждую страницу, каждую строчку. Буду учить наизусть твои маленькие хитрости и возвращаться к прочитанным фрагментам, чтобы снова окунуться в них. Кое-что я постараюсь забыть, а что-то забыть не смогу.

— Ты сводишь меня с ума, — зашептала она, распахнув потемневшие от страсти глаза с сияющими зрачками. — Я не представляла, что ты умеешь так говорить! Кто кого соблазняет?

— Точно не я! Тем более, сейчас, когда пора собираться.

Из его голоса исчезли глубокие нотки обольщения. Теперь с ней говорил практичный бизнесмен, ни на минуту не забывающий о работе и ценящий время превыше всего.

— Нет, постой! — запротестовала женщина.

Но он снял ее с груди, как расшалившегося котенка, и переложил на подушку. Она взглянула на часы на его руке и обиженно надула губы. Илья поцеловал ее в уголок рта и сел на край кровати, оглядывая пустынный пейзаж вокруг.

— Мне надо принять душ, — закапризничала она. — Я не могу ехать на работу в таком виде. От меня за версту несет грехопадением.

— Ночью ты не жаловалась. Ладно, посмотрю, что можно придумать.

Горячая вода из крана не исчезла, и он, сняв со стены перекрученный душевой шланг, принялся отмывать грязь и штукатурку с эмалированной поверхности. Под грязью обнаружились кляксы ржавчины. Мутный водоворот с громким хлюпаньем исчезал в черной дыре водостока. В углу на осколке разбившегося кафеля обнаружился бледно-зеленый обмылок, и хозяин квартиры тщательно счистил с него прилипшие соринки и оставил на краю ванны ожидать Сониного прихода. «Наверное, приблизительно так и выглядит хваленый рай в шалаше», — усмехнулся он и пошел за Соней.

Она уже надела туфли, но прикрыть наготу не пожелала. Только волосы были закручены в узел и схвачены на затылке большой заколкой. Едва он вошел, она поднялась, демонстрируя ему всю себя, но он по-деловому оглядел ее от каблуков до кончиков волос и поманил за собой. Они продвигались по разоренной территории, как саперы, лавируя между пакетами с мусором, кучами вывернутого паркета и пыльными курганами.

— Помнишь, какая героиня у Булгакова открыла дверь в квартире на Патриарших в одних туфлях?

— Нет, — буднично ответил он, не загружая голову художественными бреднями. — Маргарита?

— Гелла. Она была ведьмой.

— Ты льстишь себе. До настоящей ведьмы тебе еще расти и расти.

Она тихонько чертыхнулась, и под ее каблуками захрустела штукатурка.

— Я постараюсь.

Ванная была наполнена паром. Соня с довольным видом улыбнулась и оттеснила его плечом. Он понадеялся услышать от нее слова восхищения или хотя бы благодарности, но она с некоторой брезгливостью провела ладонью по краю тесной лохани, уселась на край, легким движением скинула туфли и оказалась внутри.

— А полотенце?

— Я принесу тебе простыню.

— Это подождет.

Она протянула ему душ и подставила спину под колющие струйки. Вода разбивалась о ее плечи и фонтанчиками брызгала в разные стороны.

— Ты бы снял брюки, а то будешь весь мокрый.

Но Илья раскусил ее коварный замысел, и Соня хмыкнула, уличая его в трусости, и протянула ему скользкий обмылок. Он помотал головой и попытался дезертировать.

— Соня, я не делал этого со времен твоего детства.

— Не мылся? — деланно подняла брови она и хихикнула. — Просто попробуй, вдруг понравится.

Мало что могло сравниться с прикосновением к ее коже, с тягучими струйками, сбегающими по ее спине, с пенной вуалью на ее груди и искорками света, играющими в мокрых волосах. И если бы не приходилось торопиться на работу, он бы присоединился к ней и продлил бы вчерашний вечер на тысячи вечеров. Она нежилась в его заботливых руках, улыбалась, встречая его взгляд, целовала его, едва его щека оказывалась в доступной близости, и закрывала глаза, делая вид, что не причастна к этой детской забаве. Когда последние мыльные пузырьки исчезли в прозрачном водовороте у ее ног, он заторопился в спальню за простыней, чтобы перевести дыхание и вернуть мысли в нейтральную плоскость. К счастью, разрушенный быт квартиры быстро избавлял от неуместных желаний. Когда он вернулся, Соня сидела на дне ванны, подтянув к груди колени и упершись в них подбородком, и смотрела прямо перед собой немигающим взглядом. Одна из намокших прядей сбегала вниз по плечу.

— Я вспомнила сон, — не меняя позы, сказала она. — Ты веришь в сны?

— Я их не запоминаю. Вставай, я принес полотенце.

— Ты меня обманул.

— Когда?

— Там, во сне.

— Я никогда тебя не обманывал, даже во сне.

— Обманул. — Она подняла голову и так жалобно посмотрела на него, что в первую секунду ему захотелось извиниться за себя в ее сне. — И я умерла.

— Этого не случится, Соня. — Он вернулся в реальность разрушенной квартиры и едва смог сдержать подкатившее раздражение. — Вставай.

Она поднялась, как речная нимфа, явившаяся одинокому путнику посреди мрачной чащи. Илья укутал ее в простыню и отнес в комнату, перекинув через плечо, как ковер с похищенной невестой. Ее волосы колыхались за его спиной, а под руками приятно ощущалась упругая округлость ягодиц. Ему пришлось самому вытирать ее и даже одевать, а она стояла на кровати, как манекен, и даже не пыталась помочь. В раздевании женщин он поднаторел за столько лет, но как надевать на них многочисленные предметы туалета совершенно не представлял. В конце концов, он запутался в ее белье, отчаялся и встряхнул ее, как платье.

— Да что с тобой! Откуда эта кислая мина? Чем я провинился перед тобой?

Она опустилась на колени, оказавшись вровень с его лицом, обняла за шею.

— Мне страшно, Илюша.

— Пока ты со мной, тебе ничто не угрожает.

Соня уклонилась от поцелуя и, пока он ходил в ванную за ее туфлями, быстро оделась и спустила ноги с кровати.

— Пойдем?

Вслед за ним по протоптанной дорожке она выбралась из квартиры на лестницу и застучала каблучками по выщербленным ступеням.

— Господи, как же хорошо!

Она подняла руки, словно поклонялась взошедшему солнцу, и потянулась всем телом вверх, будто готовилась взлететь. Илья стоял рядом с зажатой в пальцах сигаретой, щурясь от яркого света и ее красоты. На обуви у обоих были следы побелки, но Соня сияла чистотой и свежестью, а он чувствовал себя старым вампиром, выброшенным судьбой на солнечный остров. Случайные прохожие с интересом воззрились на странную парочку, направившуюся из неприметного подъезда прямиком к мерседесу.

— Хочешь за руль? — спросила она, остановившись перед капотом, и протерла ладонью слегка запылившуюся звезду.

— Нет уж, сама разбирайся с сумасшедшими.

Он с одобрением наблюдал, как она управляется с большой машиной. Большинство женщин, которых он знал, предпочитали выходить из услужливо распахнутой задней двери. Или возвышаться над дорогой в громадных внедорожниках, где можно почувствовать себя настоящим танкистом и уповать не на мастерство водителя, а на страх и почтительное отношение других участников движения. Но он знал, что Соня одинаково успешно справлялась и с его старым гелендвагеном, и с маленькими спортивными машинами, прижатыми брюхом к земле и при каждом нажатии акселератора грозно рыкающими, как потревоженный пещерный лев.

Часы показывали только восемь тридцать, и у них еще была уйма времени, чтобы позавтракать перед началом первого дня рабочей недели.

— Остановись вон там. Хоть кофе выпьем, — сказал он, указав ей на витрину кафе.

В кафе было занято только два столика. Они прошли к большому окну с видом на бульвар. Вальяжный официант небрежным жестом смахнул с влажной скатерти несуществующие крошки, подал меню и отступил к барной стойке. Через минуту Илья позвал его снова и заказал яичницу с беконом, поджаренный тост и кофе. Соня попросила кофе без сахара, а к нему тост с красной икрой и другой с семгой.

— Утро было чудесным, милый.

— Не в пример ночи?

Она ласково коснулась его руки и впервые обратила внимание на множество мелких царапин, покрывающих его широкое обручальное кольцо.

— Будь моя воля, на земле навсегда воцарилась бы ночь.

Он усмехнулся, захваченный внезапным образом широкой кровати, парящей в беззвездном пространстве с обнаженной Соней на покрывале.

— Я бы успел тебе надоесть, — с привычным скептицизмом констатировал он.

И тотчас подумал, что именно сейчас она задаст вопрос: «Когда?», и ему придется кроить напряженный график, придумывать место для встречи, изобретать романтическую обстановку. Но она ничего не спросила.

— Тебе не в тягость твоя работа?

— Нет, совсем нет, — солгала она. — Я рада, что могу куда-то приложить свою энергию. Все-таки жизнь под домашним арестом не для меня.

— А муж?

— Он тоже много работает, пишет книгу. Утром я ухожу раньше него, а вечером мы встречаемся за ужином, делимся впечатлениями. И он очень привязан к Белле.

Она сочиняла свою семейную жизнь прямо на ходу, не опасаясь быть пойманной на лжи. Истинное положение дел было известно только ей, домработнице и няне. Но обе женщины даже под пытками не выдали бы добрую хозяйку, поэтому за сохранность этой тайны она могла не беспокоиться.

— Значит, все хорошо?

— Да, все прекрасно, — не сводя с него искренних глаз, заверила она. — Особенно теперь.

Он кивнул и принялся вызванивать водителя. Когда на столе появился завтрак, Илья набросился на него с жадностью растратившего силы самца. Соня протерла принесенную чайную ложку салфеткой и принялась аккуратно снимать икру с тоста.

Илья нахмурился, искоса уловив неодобрение официанта, но Соня только пожала плечами. Когда икра закончилась, она с непринужденной грацией стянула с хлеба кусочек рыбы и, скатав ее пальцами в маленький рулет, с удовольствием отправила в рот.

— Ты же с голоду умрешь до обеда! — не выдержал он, имея в виду не манеры, а последствия.

— Мне не хочется.

Она поднесла блестящие от жира пальцы ко рту, но вовремя спохватилась и тщательно вытерла их салфеткой. Он с сожалением посмотрел в тарелку с остатками ароматной яичницы и тоже отложил вилку, устыдившись разыгравшегося аппетита.

— Это, конечно, твое дело, с кем ты будешь проводить время там… — вдруг вспомнила она и поджала губы.

Ревность делала ее невозможно сексуальной. Он не ответил, нашел ее прохладную ладонь, лежащую на влажной скатерти, погладил и заговорщицки наклонился через стол.

— Хочешь заняться дизайн-проектом? Твоему вкусу я доверяю.

— Боюсь, у меня нет времени.

Соня отняла руку и помрачнела. «Я совью там любовное гнездышко, а он станет таскать туда шлюх. И на вопрос, кому принадлежит идея, кто купил мебель, он ответит: „Моя сестра“, и это будет правдой. А я ничего не смогу сделать, потому что у сестры еще меньше прав, чем у любовницы». Они с отстраненным видом сидели друг напротив друга и не знали, о чем говорить. Нежность, вожделение, страсть — все это кануло в ушедшую ночь, осталось в воспоминаниях. На дневном свету их настигло сознание совершенного греха. Соня прятала глаза, а он продолжал смотреть на нее и знал, что наступают трудные времена. Со щедро оплаченными женщинами было безопасно и незамысловато. Они не вмешивались в его дела, не смели ревновать к жене и давать советы по поводу отношений с сыном. Он платил им столько, сколько считал возможным: деньгами, удобствами, возможностями. И ничем, кроме этого. Он не тратил себя и не давал напрасных обещаний о будущем. Но Соня в один миг завладела всем, что принадлежало ему, и им самим в придачу, и теперь его атаковали сомнения, разумно ли она распорядится полученным богатством. Она не просто перешла в категорию любовниц. Она так и осталась его давней ошибкой, темным грехом, упоением и страстью. Он шел к ней так долго, что уже перестал верить в возможность дойти, но, получив ее, осознал, что наслаждение призрачно, и все может рухнуть в одночасье.

— Твоя машина. — Она указала за окно и сверилась с часами. — Уже можно разбегаться.

Прощание получилось легкомысленным, словно двое приятелей встретились на минуточку за столиком, перекинулись парой ничего не значащих фраз и снова готовились разойтись по своим дорожкам до новой случайной встречи.

— Ты иди первым, а я за тобой. Даже хорошо, что я проехала вперед. Незачем афишировать.

Он выложил на стол деньги и поднялся, не желая затягивать прощание.

— Не забудь переодеться, — материнским тоном напомнила Соня и тут же расцвела от приятных воспоминаний. — А я пойду расческу куплю. Или постригусь.

— Я тебе постригусь! — Он положил руку ей на плечо и нежно сжал. — У тебя восхитительные волосы.

— Иногда они так мешают.

— А иногда помогают.

Он не хотел возвращаться мыслями к ночным ласкам, но фраза вырвалась сама, и они улыбнулись, как заговорщики из одной масонской ложи, узнающие друг друга в толпе простых смертных. Соня изобразила губами нежный поцелуй и дружески похлопала брата по руке.

— Иди уже, Казанова.

Илья направился к двери, на ходу осматривая посеревшие края манжет. Внезапно Соня окликнула его, и он встретил ее взгляд, исполненный ожидания и надежды.

— Ты забыл мне что-то сказать. — «Началось!» — мелькнула у него ядовитая мысль, но тут же ретировалась. — Про Левушку.

— Ах да, про Левушку. Он в конце месяца женится.

— Значит, ты скоро станешь дедушкой.

Илья покосился в сторону утренних посетителей кафе. Кое-кто уже начал прислушиваться к их диалогу, но искушение было слишком велико.

— Не так страшно стать дедушкой, как спать с бабушкой.

— Двоюродной, — уточнила она, смеясь. — Это не считается.

— Еще как считается, старушка.

— Вот мерзавец, — ласково сказала она ему вслед и вспомнила об официанте, топтавшемся поодаль. — Принесите еще кофе и счет.