Спокойных дней не будет. Книга II. Все, что захочешь

Виктория Ближевская

Повзрослевшая Соня пытается расширить границы своего мира. Теперь у нее есть дочь, работа, новые друзья и враги. И любовь, которую Соня и Илья сдерживали годами, вырывается на свободу. Но для счастья обоим недостаточно тайных свиданий. Илья, готовый положить мир к ее ногам, видит, как она ускользает из-под его власти, и, изводясь ревностью, дает опасное обещание, выполнить которое почти невозможно. А их взаимное чувство, как затерянный в океане остров, подвергнется штормам и нелегким испытаниям.

Глава 2. Семейный обед

За овальным столом в синей гостиной семья уже давно не собиралась в полном составе. Но обстановка начала накаляться еще до того, как съехались все приглашенные. Очередной фортель выкинула Марина, без предупреждения заявившаяся в родительский дом с новым поклонником, чем вызвала настороженное недоумение матери и подчеркнуто-добродушную усмешку отца. И даже обычно миролюбивая Соня, перед самым обедом столкнувшись с Ильей в коридоре, огрызнулась, стоило ему упомянуть о ее работе.

Левушка, выступивший зачинщиком обеда, был облачен в светло-серый щегольской костюм и пестрый шелковый галстук. Он готовился сделать официальное заявление и постоянно взглядывал на часы, словно ждал звонка или знамения.

Красивая и моложавая Роза, все утро тщательно прятавшая следы возраста на лице, как наседка суетилась вокруг стола, отдавая последние распоряжения обслуги. Илья, занявший свое место во главе стола, старался не встречаться глазами ни с кем из присутствующих.

— Кто-нибудь начнет разговор? Или будем сидеть, как замороженные? — первым подал голос Левушка, постучав вилкой о край бокала. — Марина, ты о чем молчишь?

— А чего вы от меня ждете? Мне тут не особенно рады.

— Деточка, что ты! — всплеснула руками огорченная Роза. — Мы счастливы, когда вы приезжаете нас навестить.

— Мама, неужели не видно, что сегодняшний прием теплым не назовешь. — Марина недвусмысленно воззрилась на отца, но тот и бровью не повел. — Хозяин меня не жалует.

— Чушь! — отрезал категоричный хозяин дома. — Твоя болезненная мнительность ни на чем не основана. Я тебе слова поперек не сказал.

— Вообще ни слова.

— Чего ты добиваешься?

— Справедливости, папочка. Ты мог бы обращаться поласковее с моими друзьями.

Илья пожал плечами и уткнулся в свою тарелку, не желая продолжать глупые пререкания с дочерью. Марина каждый раз требовала от отца справедливости. Это была ее коронная фраза, тогда как он знал, что речь идет всего лишь об очередной выходке, на которую ему предлагалось смотреть сквозь пальцы. Справедливость в его понимании была не в том, чтобы дать дочери свободу разрушать свою жизнь, а в том, чтобы вовремя указать ей на ее ошибки и в случае неповиновения решить вопрос волевым вмешательством. Вступать с ней в дискуссию о взаимоотношении отцов и детей, тем более, в присутствии посторонних, он не собирался.

— Вот видишь, мама! — взвилась дочь в ответ на его демонстративное молчание. — Разве я придумываю?

— Давайте-ка сменим тему, дорогие родственники, — примирительно сказал Левушка, добровольно взяв на себя роль рефери. — Соня, что у тебя нового? Как работа?

Соня с рассеянным видом накручивала на палец блестящий локон, будто общий разговор ее не касался.

— Прекрасно, спасибо, — сухо отмахнулась она, вспомнив обмен любезностями с Ильей.

— И это все, что ты нам расскажешь?

— Да, Соня, как это тебя угораздило? — повернулась к ней Марина. — Впрочем, думаю, эта блажь скоро выветрится. С твоим образованием на такой унизительной должности.

— Мое образование тут ни при чем. И унизительной работы не бывает.

— Бывает, бывает, — запротестовал Левушка, как будто вспомнил что-то, но продолжать не стал.

— Мне сделали одолжение, взяв на работу без опыта, — продолжила Соня, холодно пропустив его реплику.

— Если бы ты обратилась ко мне, сестренка, я без всякого опыта взял бы тебя к себе, — высказался самонадеянный наследник. — Мне очень нужны толковые помощницы.

— Ко мне, если позволишь, — без интонации поправил сына Илья, не поднимая глаз от стола. — Обратилась бы ко мне в поисках работы.

— Конечно, к тебе, — без должного почтения уступил Левушка. — Нам никогда не забыть, папа, что компания твоя.

— И решение о найме моей сестры принимаю или не принимаю тоже я, — с легким нажимом продолжил Илья.

— Мы ведь говорим не о твоих привилегиях, а о Сониных перспективах, — попытался вырулить из неожиданного поворота Левушка. — Ей нужно смотреть в будущее.

— Меня устраивает мое будущее, — повысила голос Соня, возмутившись, что ее обсуждают, как предмет обстановки. — И мне нравится моя работа.

— Неужели? — ехидно заметил Илья и уперся в нее испытующим взглядом. — Весь день на побегушках: подай, принеси, пошла вон.

— Ошибаешься, — сказала она, глядя в стену поверх его головы. — У меня работа не хуже, чем у всех.

— С каких это пор тебе нравится, как у всех?

— С недавних. — Она почувствовала, что разговор, прерванный в коридоре, готов вернуться к новому витку напряженности. — Но я не хочу продолжать в таком ключе.

— Илья, дети так редко собираются вместе. Неужели нет темы, которая была бы интересна всем?

Роза, как обычно, искала компромисс, волнуясь за детей, которым нередко доставалось от главы семейства. В присутствии Марининого воздыхателя, который только и успевал переводить взгляд с одного говорящего на другого, Илья был сдержан. Но Роза не сомневалась, что его накопленное раздражение в любой момент может принять форму ядерного гриба.

— Не я предлагал тему, — буркнул он. — Разговаривайте на здоровье, я не мешаю.

И с этими словами над присутствующими повисло гнетущее молчание. Внезапно в комнате громко зазвучала фуга, и все головы дружно повернулись к гостю.

— Марина?

— При чем здесь я?!

— Алло? — сказал гость и отвернулся от стола. — Да, конечно. Обязательно буду. Ну, ты же знаешь…

Его приглушенный баритон отодвинулся на задний план, и над столом возвысился голос Ильи.

— Неужели трудно было предупредить?

— Я просила выключить звук, но Витя ждал звонка, — огрызнулась дочь.

— Ты даешь, старушка! В чужой монастырь со своим уставом… — встрял с нотацией Левушка. — Тогда не удивляйся, что ему здесь не рады.

— Мой собственный телефон выключен, между прочим. Вот! — Она схватила со скатерти миниатюрный аппарат и, зажав его в руке, продемонстрировала темный дисплей присутствующим. — Все видели? Папа?

— Может, что-то важное, — встала на сторону незадачливого поклонника дочери Роза.

— Простите, я жду звонка, — извинился пропустивший дискуссию Виктор и положил аппарат справа от тарелки. — Я вам помешал?

— Это был еще не он, не самый важный звонок?

— Папа!

— Не уверен, что вас поставили в известность, но у нас за столом не принято вести телефонные переговоры, — сухо сказал Илья и выразительно посмотрел на дочь. — Есть время для бизнеса и время для семейного обеда.

— Время войне и время миру, — не удержалась Соня.

— Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме, — процитировал вслед за ней Левушка, блеснув кругозором.

— Вы еще помолитесь, черт бы вас драл! — возмутилась Марина. — Протестанты недоделанные.

— Перестань ругаться как базарная торговка!

На этот раз Роза сочла нужным осадить дочь.

— Марина мне сказала, — вклинился в перебранку Виктор. — Но это на самом деле очень важно.

— Важнее, чем моя дочь?

Илья смотрел на незваного гостя с той едва заметной ехидной ухмылкой, которая дорого обходилась и домочадцам, и подчиненным в офисе.

— Извините, я не понимаю…

— Ради бога, не надо, Илья! — первой почувствовала опасность Соня. — Не хотите ли еще вина, Виктор? Сегодня на столе прекрасное вино. Где ты берешь его, Роза?

— Помилуй, Соня, ты же не пьешь. Откуда тебе знать, какое вино? — в тон главе семьи сказала Марина, проворонившая возможность парировать отцовские нападки на своего поклонника.

— Не пью. — Соня виновато улыбнулась гостю, чувствуя на себе тяжелый взгляд Ильи. — Это мой большой недостаток.

— Очень редкий, — откликнулся мужчина, радуясь возможности поддержать нейтральную беседу. — Даже у женщин.

— И единственный у нее, между прочим, — как заправская сваха многозначительно поднял бровь Левушка. — Она у нас эталон.

— Да уж, — хмыкнула старшая сестра. — Остальные на ее фоне просто скопище пороков.

— Ты преувеличиваешь, — мягко возразил гость и снова повернулся к Соне. — Это жизненная философия?

Она неопределенно пожала плечами, вовсе не рассчитывая развивать тему крепких напитков и всего, что с ними связано.

— Я как-то пробовала вино и выпила больше, чем стоило.

— Когда это ты напилась? — заинтересовалась бесцеремонная Марина.

— Однажды. Это неважно, — вдруг смутилась Соня, перехватившая яростный взгляд брата.

— И что было дальше? — теперь уже не выдержал Левушка. — Тяжелое похмелье окончательно отвратило тебя от поклонения веселому Бахусу?

Илья, не отрываясь, смотрел на сестру. Он видел, как шевелились ее губы, и вспоминал другие слова, сказанные на далеком острове. Зеленые ленты в растрепавшихся косах, золотой браслет на щиколотке, трудный подъем вверх, темноту итальянской ночи и несостоявшееся грехопадение. Ее обозленный голос, выкрикивающий обидное, несправедливое. Глухой стук занывшего сердца, запертую дверь…

–… и поняла, что трезвая голова куда лучше, чем все итальянские вина, — донесся до него Сонин голос по другую сторону стола.

— Не повезло с любовником. — Марина была разочарована тем, что настоящего откровения не будет. — Был бы достойный мужик…

Илья сидел мрачнее тучи и теребил угол крахмальной салфетки, но в разговор не вступал.

— Поверить не могу, Соня, — сказала вконец расстроенная Роза. — Как ты можешь так легкомысленно относиться к своему здоровью!

— Должна же я была хоть раз в жизни побыть легкомысленной, — попыталась отшутиться она, стараясь не смотреть на брата.

— Нет, вы только послушайте! Ты знал об этом?

— Откуда мне знать! — Илье пришлось выбраться из своего окопа и отвечать на неудобные вопросы. — Она же делает все, что захочет, не спрашивая меня.

Соня почувствовала, как захлебнулось сердце, вернувшееся на миг в душную сицилийскую ночь, и приняла вызов.

— А если бы я тебя спросила?

— Пьяная женщина — легкая добыча для мерзавца? — встрял развеселившийся Левушка. — Бросай пить, вставай на лыжи?

— Не лезь! — рявкнул неожиданно вышедший из себя хозяин дома, и сын обиженно замолчал и покрутил головой, как совенок, ища сочувствия у окружающих.

— И все-таки? — не сдавалась Соня.

— Ты прекратишь издеваться, Софья?

Все участники обеда в недоумении следили за их перепалкой, даже не догадываясь о глубинной сути конфликта.

— Давай поймем сначала, о чем речь! Начни ты.

— Все играешь? Как… — Он едва не проговорился об острове, но вовремя перестроил фразу. — Как дешевая актриска.

— Ты хотел сказать не актриска. Не стоит стесняться! — источая яд, сладко улыбнулась она, чтобы не разрыдаться на глазах у всех.

— Я знаю, что я хотел сказать, — сквозь зубы процедил глава семьи и, обернувшись к Розе, отчеканил: — Она может поступать, как ей заблагорассудится! Это не моя забота.

— А чья?

— Она замужем.

— Но ведь ей нельзя ни капли! Ты должен…

— Должен? — Он возвысил голос, и всем в комнате стало не по себе. — Не много ли я всем должен? А кто-то из вас что-нибудь должен мне?

— Илья, мы же говорим о Соне.

— Я нянька ей или сиделка? — взорвался он, выведенный из себя их единодушным непониманием.

— Разве я сторож брату своему?

Соня не позволила себе упустить подвернувшийся шанс, и все головы, как по команде, повернулись к ней. Оброненная цитата в контексте разговора обрела множество смыслов. Соня подобралась, почувствовав горящий взгляд брата, и на этот раз никто из присутствующих ее не поддержал. Несмотря на то, что все боялись хозяина дома, все же они его любили и не могли обвинить в неоправданной жестокости. Впрочем, и она не могла.

После неловкого молчания домочадцы и гость потихоньку вернулись к содержимому своих тарелок, и инцидент был замят. Ей простили грубую выходку все, кроме Ильи, который затаил обиду, хоть и опустил глаза раньше остальных.

— Сегодня все спятили? — на излете скандала поинтересовалась Марина, оставившая за собой последнее слово старшей дочери. — Далась вам Библия. Осталось только, чтобы Лев Ильич объявил, что собирается стать раввином.

— Спасибо, что напомнила. — Левушка взял инициативу в свои руки. — У меня есть важное сообщение.

— Для тебя или для семьи? — съехидничала сестра.

— Надеюсь, для всех. — Он обвел собравшихся сияющим взглядом. — Я женюсь.

— Еще один! — Илья отложил столовые приборы и откинулся на спинку стула, всем своим видом демонстрируя, что обед безнадежно испорчен. — Все никак не наиграешься?

— Мама, зачем он все время меня цепляет? — выкрикнула принявшая намек на свой счет Марина и вцепилась в запястье Виктора.

— Мариночка, почему ты решила… Разве речь о тебе?

— Он никому шагу не дает ступить! — истерично пожаловалась та. — Особенно мне.

— На сегодня еще не хватит пошлых сцен? — устало спросил глава семейства и подпер кулаками подбородок. — Какая-то массовая истерия.

— Это не в твой огород, а в мой, — снова подала голос Соня.

— Мне будет позволено в этом доме самому объяснять свои слова, или за меня это будут делать другие?

— Твоя задача, Лева, не выбирать подругу жизни, а оправдывать оказанное доверие, — не пожелала угомониться Соня, чувствуя, как в ней с новой силой разгорается обида.

— Вы что, сговорились сегодня? — чуть не плача, возмутился Левушка. — Дайте мне продолжить! Я встретил девушку, с которой собираюсь связать свою жизнь. И меня не интересует чье-то мнение на эту тему, потому что это мне жить с ней. Ссориться, мириться, заводить детей.

— Уже и до детей дошло? — предположил мрачно настроенный Илья, метнув в Соню многозначительный взгляд. — Иначе, зачем тебе понадобилось собирать всех так поспешно.

— Я женюсь, потому что люблю ее.

— Давай-ка уточним. Ты ее любишь и хочешь на ней жениться, но не факт, что ты на ней женишься. До того, как объявлять об этом, как о решенном деле, не помешало бы привести ее ко мне.

— Обязательно, Лев Ильич, — поддакнула ехидная Марина. — На смотрины. Только будь уверен, что после такого обеда, она сбежит от тебя, не оглядываясь. С ней даже не придется проводить воспитательную беседу.

При напоминании о беседе Соню передернуло. От Розы и Виктора не укрылось ее помрачневшее лицо и прищуренные глаза, пока остальные были заняты новой перепалкой.

— Да уж, сынок, — с вкрадчивой мягкостью сказал Илья. — Послушай сестру. Она знает, о чем говорит. Ее собственные поклонники каждый раз сбегают, как трусливые шакалы.

— Илья, я тебя прошу! — осторожно укорила его Роза. — Я ничего такого не помню.

— А ты выгораживай ее, старайся! И сыночка под свое крылышко прими с его беременной подружкой. Ты хоть знаешь, где он нашел свою спутницу жизни?

— Где?

— В моем офисе! Он не пропустил за два года ни одной юбки. Вы думали, он по ночам работает? Как же! Он раскладывает этих смазливых сучек прямо на столах! Я все не собрался проверить слухи. И вот вам, пожалуйста: барышня ждет ребенка и хочет свадьбы. Готовься стать бабушкой во второй раз.

— Это правда, Лева? Твоя подруга ждет ребенка?

— Разве это так важно, мама? С каких это пор вы не любите детей?

— С рождения Беллы, естественно. — Соня уронила с колен салфетку. — Спасибо за обед. Мне пора.

— Софья, обед не окончен! Сядь! — рявкнул Илья, и она, вздрогнув от грубого окрика, повиновалась.

— Перестаньте поддевать друг друга. — Роза почувствовала, что ее миротворческая миссия летит ко всем чертям. — Наш сын сообщил о намерении жениться. Это серьезный шаг, который требует участия всех нас.

— Мама, чтобы жениться, мне не требуется ни чье участие.

— Тогда тебе повезло, — усмехнулась Соня. — Надеюсь, ты сумеешь сохранить свою независимость.

— Роза права, — словно не услышав только что прозвучавшие реплики, заключил Илья. — Мы поговорим об этом после обеда в моем кабинете. Без посторонних.

— Это не семья, а казарма! — возмутилась было Марина, но под суровым взглядом отца быстро прикусила язык.

— Собираешься ли ты летом везти Беллу к морю?

Роза, как могла, старалась вернуться в русло непринужденного разговора, натыкаясь то и дело на выставленные со всех сторон копья.

— Да, она поедет на виллу с няней.

— А ты сама?

— А я присоединюсь к ним на пару недель в августе.

— Всего две недели! Когда ты успеешь пообщаться с ребенком?

— Так положено, ты знаешь, — вздохнула она. — Меня не отпустят на больший срок.

— В этом недостаток работы «на дядю», — сквозь зубы бросил Илья.

— Ничего, я переживу, — не взглянув в его сторону, парировала Соня.

— Как же ты будешь без нее? — снова заговорила о малышке Роза. — Одна в пустой квартире.

— Не в пустой. Она ведь замужем, — напомнил Илья и с наигранным удивлением поднял бровь. — Кстати, а где Николай?

— Он вернулся с дежурства, — со всей искренностью, на которую была способна, соврала она. — Ему надо выспаться.

— Бедняжка, он так много работает!

Сочувствие Розы Соня пропустила незамеченным и повернулась к брату, пытаясь сгладить свои предыдущие выпады.

— Кстати, я хотела спросить тебя, можно ли я отправлю к морю и Никиту?

— Дом твой, делай, что хочешь, — буркнул он. — Подожди, а я знаю, кто такой Никита?

— Настин сын. Он хорошо ладит с Беллой.

— Хорошо ладит… Настя тоже собирается ехать?

— У нее что ни день, то аврал. Она, возможно, в июле вырвалась бы на пару недель. Ей тоже нужно отдыхать.

— О ней ты печешься больше, чем об остальных, — проворчал он.

— Она нуждается в моей поддержке, тогда как остальные прекрасно обходятся без меня.

— Иллюзия. Еще одна иллюзия.

Они посмотрели через стол друг другу в глаза, и Соне до дрожи захотелось снова стать маленькой девочкой, ждущей его с работы.

— Похоже, папа боится, — как бы между прочим заметила Марина, — что мы гуляем на слишком длинных поводках и не успеем вовремя подбежать, когда прозвучит команда «к ноге!».

— Тебе бы следовало подарить строгий ошейник, — сказал отец, отводя глаза от оцепеневшей Сони.

— Ага, с электрошоком! — встрял Левушка, не простивший родным испорченного обеда. — Нам всем он бы не помешал. И курс послушания со строгим инструктором. А потом уже будем улучшать генофонд под строгим надзором. Папа-заводчик и элитные отпрыски.

— Лева, не надо. — Соня с укором поглядела на обычно лояльного Левушку и почти физически ощутила, как снова завелся Илья. — Хватит на сегодня склок. Давайте поговорим о чем-нибудь приятном.

— Похоже, у нас в семье не у всех совпадают понятия приятного и отвратительного, — вздохнул Левушка.

— А когда ты познакомишь нас с невестой? — спросила Марина.

— Мы договорились обсудить это позже, — напомнил Левушка и искоса взглянул на Илью.

— Может, приедете вместе ко мне на обед? — не сдавалась Марина, тоже покосившись на молчащего отца. — И Соня с Николаем.

— Прекрасная мысль. Спасибо, сестренка.

— Боюсь, что я без Николая. Если, конечно, регламент вечера позволяет.

— Не проблема, можешь без него. Да, я прослушала. А что с ним?

— Он много работает, — терпеливо повторила Соня. — Приходит домой уставшим.

— Не он один работает. Впрочем, я забыла, что он у тебя уже старый.

— О чем ты только думала, когда замуж выходила, — участливо вздохнул Левушка.

— Наверное, он отменный любовник, если она все еще не сбежала от него.

Марина внимательно осмотрела Соню, словно рассчитывала найти в ней подтверждение своей догадке.

— Это уже ни в какие рамки! — вспыхнула Соня.

— Да-да, — поддержала ее Роза. — Это их личное дело.

Марина улыбалась, пока отец тщательно изучал содержимое своей тарелки, словно разговор его не касался вовсе.

— Это дело семьи, мама. Да брось, Соня, мы же не ханжи. Правда, папа?

— Уж ты-то точно! — хмуро согласился Илья, даже не взглянув на дочь.

— Так что, Соня, вы уже перешли на раз в месяц?

— Тебя это не касается!

— Смотрите-ка, не возразила и не похвасталась. — Марина обвела присутствующих победным взглядом. — Значит, и ты подтверждаешь статистику?

— Мы все в той или иной мере подтверждаем статистику.

Держаться в рамках корректных ответов для Сони становилось все тяжелее. К тому же, по выражению лица брата было очевидно, какие мысли бродят в его голове.

— Статистика в этом вопросе неуместна, — объявил Левушка, своеобразно поддержав Соню. — Но если бы я был на месте твоего мужа…

— Где? — изумилась Марина, и все присутствующие взглянули на залившегося краской Льва Ильича.

— А то вы не знали, что я много лет был влюблен в нее, — забормотал он, смущенный пристальным вниманием.

— Что за ребяческая выходка, Лева! — недовольно скривилась Роза.

— Почему же, пусть расскажет. Это даже забавно.

Глава семьи отложил вилку, скрестил руки на груди и с нарочитым вниманием приготовился выслушать откровения сына. Марина, почуявшая очередной скандал, с вызовом посмотрела на Соню.

— Не про мужа, так про инцест!

Соня не смела осадить Марину в присутствии хозяина дома, а он, как назло, молчал. И под гнетом его молчаливого осуждения она чувствовала себя коварной соблазнительницей, явившейся разжечь костер соперничества между отцом и сыном.

— Да вы все посмотрите на Соню, посмотрите! Какой мужчина не хотел бы быть с ней? — О чем подумали женщины, Соня не знала, но в глазах мужчин она прочла согласие с этим неуместным заявлением Левушки. — Она хороша собой, умна, блестяще образована. У нее мягкий характер и здоровое чувство юмора. Она в состоянии постоять за себя и при этом готова стать поддержкой своему спутнику. Что еще надо для полного счастья? Я не знаю никого, кто бы отозвался о ней плохо. Подростком я часто думал, как было бы здорово, если бы мы не были близкими родственниками. Будь между нами еще хотя бы одна ступень родства, я бы рискнул просить ее руки.

— Лева! Что ты несешь! — вскрикнула Соня и залилась краской.

— А что такого? Маринка со своим извращенным воображением представляет, как мы с тобой в доктора играли. Ничего предосудительного, сестрица. Я был тайно влюблен в нее. А она была влюблена в свои книжки.

— Какие глупости, Лева! Марина тебя провоцирует. Ей нравится ставить эксперименты на людях.

— Да и пусть! Она столько раз поддевала меня, что я хожу за тобой хвостом. Только не говори, что ты этого не видела. Ведь женщины всегда чувствуют.

— Я ничего не чувствовала, я была просто ребенком. — Оправдываясь, она боялась поднять глаза на членов семьи, как будто ее уличили в тайном разврате. — Мы просто дружили, да.

— А я столько лет надеялся на взаимность! — притворно возмутился он. — Ревновал тебя к книгам и к папе.

— Ого, вечер перестает быть томным, — тут же встряла Марина, и Илья метнул в нее разъяренный взгляд.

— Только Соне разрешалось сидеть в его кабинете с утра до вечера с книжкой. И ее папа баловал больше всех.

— Так ты определись, кого к кому ты ревновал, — поддела его Марина. — Что было важнее: юная дева или папино расположение?

— Зато теперь ты бываешь чаще в его кабинете, чем я, — вымученно улыбнулась Соня, ухватившись за возможность изменить направление беседы.

— И, к сожалению, не всегда это приносит радость, — с ностальгической грустью в голосе вздохнул Левушка, словно отца не было за столом. — Чаще меня вызывают на ковер.

— Надо отдать тебе должное, в последние месяцы все реже, — наконец подал голос хозяин дома.

— Спасибо, папа! — Левушка постарался придать своему тону теплых интонаций, готовясь к разговору после обеда. — Я учусь у тебя.

— И на кой мне твое «спасибо»? — Илья недовольно дернул плечом, отметая изъявления благодарности. — Я же, по вашей версии, тиран и деспот. Сволочь последняя.

Никто не посмел принять этот вызов. Илья обвел присутствующих тяжелым взглядом, и все члены семьи, один за другим, покорно опустили глаза. Гость не удостоился даже взгляда.

Обед завершился в напряженной тишине. Каждый опасался услышать в свой адрес колкость и не сдержать ответной колкости. Илья поднялся первым, уронил с колен салфетку, но не нагнулся за ней, а просто посмотрел вниз так, словно возле ножки стула разверзлась пропасть, отделив его и от стола, и от салфетки, и от сидящих за столом людей.

— Спасибо за обед, родственники. — Четверо восприняли эти слова, как издевку, но Роза потянулась к нему извиняющейся улыбкой. — У тебя прекрасный повар, дорогая.

И хозяин, как король, покидающий наскучивший рыцарский турнир, степенно вышел, оставив им поле для игр.

— Наконец-то можно вздохнуть, — первой опомнилась Марина. — Я даже вкуса еды не чувствовала, пока он сидел напротив.

— Еда была отличная, — неловко попытался сгладить ее резкость Виктор.

— Сегодня какие-нибудь магнитные бури в атмосфере? — Левушка обратился к матери, словно выпрашивал неблагоприятный прогноз. — Все как с цепи сорвались.

— Это я виновата, — созналась Соня. — Я невольно завела его еще до обеда.

— Хватит изображать мученицу! — неожиданно взъярилась Марина и швырнула на скатерть десертную вилку. — Почему ты всегда пытаешься брать вину на себя? Уж не лишай нас возможности тоже раскаяться и приобщиться к сонму святых!

— О чем ты?

— А разве к истинной святости мы придем не через искупление грехов? — Соня дернула головой, словно получила пощечину. — Знакомые слова? Да, я на прошлой неделе имела счастье пообщаться с твоим мужем. У него то ли крыша едет, то ли вы там вообще непонятно чем заняты. Думаешь, я поверила, что он так изводит себя работой?

— Ты ждешь, что я стану оправдываться?

Соня заняла оборонительную позицию, но Марина была уверена в своей правоте на все сто и шла вперед, подобно отцу, сметая преграды на своем пути.

— Ты стыдишься его, не так ли? Потому и мое приглашение приняла в одиночку. Эта роль тебе не к лицу, Соня. Вся эта бледность, худоба, темные круги под глазами, приглушенные печальной иронией чувства…

— Я всего лишь сказала, что была резка с Ильей перед обедом.

— По-твоему, он злится и расстраивается только из-за тебя? Ты — центральная фигура на шахматной доске?

Соня не ответила, словно окаменела. Она была всего лишь маленькой испуганной пешкой, готовой отдать жизнь за своего гордого, но такого уязвимого короля.

— Девочки, вам-то что делить? — Сидящий между ними Левушка распахнул руки, как рефери, разводящий боксеров. — Лучше помолитесь за меня. Мне сейчас влетит по первое число. Мама, он вымачивает розги в солевом растворе?

— Отец переживает за тебя, — вздохнула Роза. — Ты бы повременил с женитьбой. Время сейчас не очень подходящее.

— Для отца неподходящее? Ну, так мы с ним по биоритмам в принципе не совпадаем. Что мне блаженство, ему — лютая смерть.

— Не смей говорить таких гадостей об отце! — возмутилась она.

— Да, Левушка, это уже перебор, — огорчилась за главу семьи Соня. — Осторожнее со словами.

— Простите, я не в себе. Наверное, мне стоило сбежать и тайно обвенчаться с предметом своей страсти. Потом повалились бы в ноги суровому батюшке, выпросили бы родительское благословение.

— Когда придет мое время, я так и поступлю, — словно забыв о существовании Виктора, отчеканила Марина. — И за благословением не приду. Пусть он добивается моего расположения, а не наоборот.

— Так нельзя, Марина, — укорила ее мать. — Он мужчина. Разве можно ждать от него компромиссов?

Оба мужчины в комнате посмотрели на нее с одинаковым неодобрением, но не решились вступить в спор, возможно, по единственной причине: она была гораздо старше и знала о мужчинах что-то свое. Или думала, что знает.

— Вспомни деда, — неохотно попросила Соня. — Он так и не пришел мириться.

— На твоем месте я бы не поднимала эту тему. Мы все знаем, почему он не пришел, — огрызнулась Марина.

— Спасибо, я помню свою роль в истории семьи.

— Соня, никто тебя не винит. Марина хотела сказать не это.

Роза бросила на старшую дочь возмущенный взгляд.

— Жаль, что мы перестали понимать друг друга, — внешне спокойно продолжила Соня, но по ее тону было слышно, что ей наскучила роль семейного психолога. — Не думаю, что нам есть смысл встречаться в ближайшее время.

— Хочешь сказать, что ты смертельно обижена? — с неохотой спросила Марина, когда поняла, что перегнула палку.

— Хочу сказать, что не следует меня ждать на следующей неделе.

В ответ Марина пожала плечами.

— Глупо! Я не то имела в виду. Просто папа… Да, ладно! Я была не права. Извини. — Но Соня поднялась со своего места, избегая встречаться глазами с присутствующими. — Так ничего и не скажешь?

— Все уже сказано. Спасибо за обед, Роза.

Соня через силу улыбнулась хозяйке дома, ободряюще кивнула бледному в ожидании неприятного разговора Левушке, доброжелательно посмотрела на Виктора. Марина с обидой хмыкнула, но унижаться не стала.

— А мне пора на экзекуцию… — цепляясь за сочувствие собеседников, снова заскулил Левушка.

— Сначала перекурим. Для храбрости, — предложила Марина, нуждающаяся в поддержке не меньше брата, но стыдящаяся это показать.

— Соня, ты уже уходишь? — спросил Левушка.

— Пока нет. Иди, кури. Я зайду в кабинет на несколько минут. Хочу извиниться.

— Ты права, девочка, — одобрила ее Роза, понявшая тщетность любых попыток угомонить детей. — Он будет рад.

— Как же, оценит он! Подлиза, — по-детски прошептала Марина, прижав подбородок к груди и исподлобья глядя на выходящую Соню.

— Ну, ты и стерва, сестрица! — Левушка ткнул ее локтем под ребра. — Думаешь, у нее своих проблем мало? Нашла к кому прицепиться.

— Нечего мне нотации читать. Заведешь своих детей и воспитывай их, сколько влезет. Так вы идете курить, или я одна?

— Перед смертью не накуришься, — вздохнул Левушка.

Виктор, в сторону которого Марина перестала смотреть с конца обеда, поднялся и взялся за спинку ее стула.

— Прости, дорогой. — Она милостиво кивнула и подала ему руку. — Я не хотела тебя подставлять, но ты же видишь, в каком серпентарии я живу.

Соня не потрудилась постучать. Просто толкнула дверь и оказалась на пороге знакомого кабинета. Илья курил в приоткрытое окно и не повернулся в надежде, что гость уйдет. Она решительно пересекла комнату и легко забарабанила ногтями по сияющей крышке стола, но не смогла привлечь внимание брата, сосредоточенного на привычном пейзаже за окном. Не дождавшись приглашения, Соня опустилась в хозяйское кресло, и оно едва заметно скрипнуло и повернулось на четверть оборота к окну.

— От тебя я этого не ожидал, — сказал он и поднес руку с сигаретой к лицу.

— Я сама от себя не ожидала.

— Кто угодно… Я уже привык. — Его глухой голос частично терялся в звуках с улицы, и Соне приходилось прислушиваться. — Роза всегда на их стороне, даже если говорит обратное. Сплошное лицемерие. Но ты…

— Я такая же, как все, — вздохнула она.

— Ты была другая.

— Ты ошибся во мне.

Он крутанул в пепельнице тлеющий окурок и обернулся. Она смотрела в пол у своих ног и водила ладонью над инкрустированной поверхностью стола, как будто от узора шел жар, и она опасалась обжечься. Почувствовав его взгляд, она остановила руку и медленно подняла глаза. Сначала в поле ее зрения попал подлокотник кресла, потом — расстегнутый пиджак со сбившимся галстуком и в последнюю очередь — твердо сжатые губы над гладко выбритым тяжелым подбородком. Посмотреть выше она не решилась.

Он сделал шаг к столу. Она медленно поднялась с незаконно занятого места. Расстояние сократилось куда больше, чем она рассчитывала, и отступить было некуда, если только упасть обратно в кресло. Она качнулась назад, предчувствуя, что эта единственная возможность избежать неотвратимого, но он тоже понял, что она ускользает, и остановил ее бегство. Ее напрягшиеся плечи под его руками опали. Твердые пальцы медленно подползали к ее шее, на ходу решая, взять ли на себя роль палача или погладить и ободрить. Но, не приняв окончательного решения, замерли у выреза платья.

— Соня?

Она все еще не смела заглянуть ему в глаза. Илья смотрел сверху вниз, и она почти физически чувствовала его вопрошающий взгляд.

— Прости меня, я виновата, — прошептала она. — Я не должна была…

Она заторопилась объяснить, чего ей не стоило делать сегодня за обедом, попыталась защититься стеной извиняющихся слов, увести разговор в область непредумышленного преступления и условного наказания.

— То есть тот вечер в горах был твоей ошибкой. Все случилось, потому что я напоил тебя?

Его пальцы дрогнули и угрожающе преодолели шелковый край выреза, но вовремя остановились, задумчиво погладили одну ключицу, потом другую.

— Не надо, не вспоминай.

Соня запаниковала, переступила с ноги на ногу, словно нащупывая путь к бегству, и отчаялась, когда наткнулась носком туфли на его ботинок. Места для маневра не осталось.

— Тебе не повезло со спутником? И мой приезд был ошибкой? И когда я…

— Когда ты? — перебила его она, возводя новую стену взамен только что рухнувшей. — Это я оказалась безответственной девчонкой, которая не хотела думать о последствиях. Мне очень жаль, что тогда мой эгоизм…

Она перестала следить за собственной мыслью и выстраивать фразы, складывая слова по кирпичику. Она набрасывала их бесформенной грудой, как возводят хлипкую баррикаду неумелые рабы. Только бы не замолчать, не позволить себе лишнего. Не позволить ему…

— Мы говорим о разных вещах, — прервал ее Илья голосом раздраженного экзаменатора, вписывающего «неуд» в зачетку лодыря.

«Если сейчас кто-нибудь войдет… Господи, пусть кто-нибудь войдет!» Еще одного экзамена на целомудрие она не выдержит.

— Ты просил меня забыть.

— И ты, конечно, забыла?

— Нет.

Темно-синий галстук придвинулся ближе, потерял светлые вкрапления и расплылся. Терпеливые руки гладили ее шею, ласкали подбородок. Мужчина вынудил ее поднять голову, произнести это «нет» еще раз глазами, губами. Одна его ладонь скользнула по ее спине, словно приглашая на танец. Сонины глаза метнулись вниз, надеясь остановить его руку, и снова вернулись к его лицу, моля о пощаде. Он покачал головой, отказав ей в этой просьбе, и на нее накатила волна знакомого запаха. Его пальцы неторопливо прошлись по ее нижней губе. Она до последнего не хотела закрыть глаза, но, наконец, сдалась. Он убрал руку и поцеловал ее, но через несколько секунд отпустил, почти оттолкнул, чтобы, ничего не поясняя, потребовать немедленного решения.

— Когда?

— Вечером, — не задумываясь, прошептала взволнованная Соня. — В девять.

— Где?

— На углу Большой Никитской и Никитского бульвара.

— Почему там?

Она смогла его удивить, разбавила торопливый диалог тягучей паузой.

— Не знаю. Там хорошее место. Я люблю…

Он, не дав ей договорить, снова стиснул ее в объятиях, теперь увереннее, сильнее, исполненный надежды и вожделения. Но на этот раз она первая прервала поцелуй, заторопилась домой.

— Ты не обманешь меня? — спросил он, наблюдая, как она вытирает бумажным платком губы с размазанной помадой, чтобы не быть случайно разоблаченной.

— Я и раньше не обманывала. Я боялась.

— А теперь что изменилось? — усомнился в ее искренности Илья.

— Все изменилось, — уклонилась от ответа она.

— Ты хочешь, чтобы я, как мальчишка, удовольствовался этой неопределенностью?

— Не будет никакой неопределенности, — пообещала Соня.

— Тогда, может, останешься на чай?

Илья, до конца не поверивший словам, пытался удержать ее при себе, проследить ее путь из этого кабинета до самого перекрестка Никитской и бульвара. Она отказалась и сразу заговорила о другом, вернув его к почти утратившему оттенок обиды и горечи семейному обеду.

— Ты ждешь Левушку?

— Да, нам надо обсудить ситуацию.

— Позволь ему самому решить.

— Что? — Илья изумился, как быстро женщина сменила бессловесную роль робкой наложницы на уверенное амплуа повелевающей госпожи. — Это еще почему?

— Посмотри на меня. — Он воззрился на нее, как будто искал в ее фигуре объяснение этой перемене, но она пояснила: — На мою жизнь. Не заставляй его совершать ошибку. Пусть он выберет сам, пусть мучается, страдает, любит, ругается. Пусть ошибется, если на то воля свыше, но, по крайней мере, не возненавидит тебя. А ты не потеряешь доверие единственного сына.

Илья не хотел раньше времени думать о предстоящем разговоре, потому что думал о женщине, которая будет ждать его в машине вечером. И спросил о ней.

— Ты ненавидишь меня, Соня?

— Иногда хотела бы. — Она ответила так быстро, что это не могло быть игрой. — Но ничего не выходит. А еще говорят, что от любви до ненависти один шаг, но именно он мне никогда не удается.

— Порой я уверен, что тебе удалось.

— Это знаковая система. У тебя она одна, у меня другая.

— Что это?

Он наморщил лоб, пытаясь уследить за ее образами.

— Кошка и собака. Одна машет хвостом, приглашая поиграть, другая ощеривается в ожидании нападения.

— Ясно. Значит, все твои слова…

Все было куда сложней, но объяснить ему это не представлялось возможным в силу тех же разных знаковых систем. Осталось только напустить тумана, что она и сделала.

— Иногда были правдой, иногда — реакцией на непонимание. Любовь бывает не менее жестокой, чем ненависть. И ты, настаивая на подчинении, бываешь очень суров. — Она гнула свою линию, вернувшись к разговору о Левушке. — Покажи ему, что ты его любишь и готов доверять, и он постарается оправдать твое доверие, поверь мне.

— Зачем тебе роль миротворца, Соня? — Илья все еще не был уверен, что она на самом деле повзрослела. — Разве мало у тебя своих проблем? Оставь эти мне.

— Затем, что я хочу сегодня увидеть тебя счастливым. — Она пожала плечами, извиняясь за столь утилитарный подход. — У меня своя выгода. А если ты не отпустишь его…

— Довольно. Я понял.

Он твердо решил не говорить с ней о делах.

— Я знаю, ты будешь мудрым. Кто-то должен первым простить обиды и уступить. Он слишком молод для компромиссов. Прошу тебя, милый.

Она вернулась к нему с середины комнаты, приподнялась на цыпочки, прикоснулась к щеке легким родственным поцелуем и исчезла за дверью, оставив его в предвкушении вечера.

Марина сидела на перилах открытой веранды, выходящей из гостиной во внутренний двор, пока Роза хвасталась перед гостем оранжереей, и смотрела на французский парк, разбитый под чутким руководством модного ландшафтного дизайнера.

— Марина, — окликнула сестру Соня, подойдя близко.

Та вздрогнула, скользнула по Соне прохладным взглядом и снова уставилась на стриженые кусты.

— Прости меня, я вела себя глупо.

— Да ладно, забыли уже, — отмахнулась Марина, уставшая от конфликтов этого дня.

— Если ты не против, я бы хотела прийти.

Соня заключила ее в объятья, предотвратив очередную язвительную реплику. Марина, оторопев от проявления нежности со стороны обычно отстраненной Сони, нерешительно сомкнула руки у нее за спиной. Соня взволнованно дышала ей в висок, и она явственно ощутила запах отцовского одеколона, смешавшегося с диоровским ароматом.

— Примирение на высшем уровне все-таки состоялось? — подозрительно сощурилась она, когда Соня чуть отодвинулась, давая понять, что объятия пора завершать.

— Я попросила прощения.

— Ты ни в чем не провинилась. Он все время давит, вынуждая тебя защищаться.

— Но сегодня я защищалась слишком грубо и использовала недозволенный прием.

После разговора с Ильей ее не мучили угрызения совести, но посвящать его дочь в подробности она не могла.

— Разве в этой игре есть правила?

— Не знаю, может быть.

— Вот и я не знаю. А догадайся почему? — Соня пожала плечами, и Марина выдала ей свое нехитрое открытие: — Да потому что нам не преподавали правил. Может, их и нет вовсе. Нас с детства учили беспрекословно подчиняться и идти за отцом, потому что он знает дорогу. Ты — идеальный ученик, лучший последователь, Лева всегда пытается усидеть на двух стульях, а я…

— Тебя подчиняться он так и не научил, — грустно улыбнулась Соня. — Ты постоянно борешься с ним, идешь по бездорожью.

— Это мой способ выжить.

— Ты не хочешь видеть, как вы с ним похожи.

— Брось, это вы с ним похожи. А я сорная трава на газоне.

— Нет, Маришка. Я бы и хотела быть такой, как он, только мне не дано. А ты хоть и упорствуешь в своем противоборстве, а все равно по всем статьям его дочка.

Это замечание одновременно и разозлило Марину и польстило ей. В ответ она воспользовалась любимым отцовским вопросом с той же самой язвительной интонацией.

— Неужели?

— Однажды ты увидишь, что вы с ним по-настоящему близкие люди, — с легкой завистью сказала Соня.

— Вот только бы это случилось попозже. Во всяком случае, я не хочу быть похожей на него.

— Главное, чтобы не слишком поздно.

— Я не собираюсь ломать себя ему в угоду, — фыркнула Марина. — Но ты… Посмотри, куда ты загнала себя в этом твоем идеальном подчинении! Разве о такой жизни ты мечтала, когда пересказывала мне любовные истории из книг?

— Я уже давно приняла разницу между книгами и реальностью.

— Хочешь сказать, что стала мрачной реалисткой? Это тоже на его совести. Он заставил тебя воплощать его представления о жизни.

— Ерунда, у меня был выбор, — поморщилась Соня.

— Твой выбор все эти годы — это его воля. А если ты не отдаешь себе в этом отчет, тем хуже. Взять, к примеру, твоего мужа…

— Ох, не надо снова о семейной жизни! — воскликнула Соня. — Дай мне отдохнуть от этих мыслей.

— Все так плохо?

Марина окинула сестру подозрительным взглядом, надеясь услышать в ответ чистосердечное признание, но она явно недооценила Соню с ее умением промолчать о своих истинных чувствах.

— Могло бы быть лучше.

— Откуда взяться хорошему? — возмутилась сестра. — Ты сунула голову в петлю и надеешься, что висеть может быть удобно. Есть разные способы решить проблему.

— Но нет универсального рецепта.

— Кроме развода — ни одного. Но ты, похоже, не хочешь ничего кардинально менять. Или боишься, что скажет папа? — язвительный тон возвращал их к началу обеда, но Соня не поддалась на провокацию.

— Я и так знаю, что он скажет.

— О, да, уж он выскажется! — Марина была уверена, что знает, о чем думает отец, но вдруг загорелась новой мыслью: — Слушай, у меня идея! Есть прекрасный молодой человек, как будто специально созданный для тебя.

— Ты с ума сошла! Мне никто не нужен.

— Лучший способ избавиться от депрессии — начать с кем-то встречаться. Если не для секса, то хотя бы для души. Впрочем, почему надо себе и в сексе отказывать?

— Я не могу, Мариша. Это не для меня.

— Именно для тебя. Представь, что есть человек, который сможет помочь тебе забыть о проблемах. Тебе нужно где-то выпускать пар, иначе заработаешь депрессию, нервный срыв или еще какую-нибудь гадость. Он давно просит познакомить его с хорошей молодой женщиной. Как я раньше не подумала!

— Но почему ты решила, что я ему понравлюсь?

— Да нет ни одного мужика, которому ты бы не понравилась! — безапелляционно заявила она. — Не знаю, что ты о себе думаешь, но у тебя при всех достоинствах есть кое-что, что может затмить любых красавиц.

Она многозначительно замолчала и принялась разглядывать Соню, словно та была выставлена на аукцион на невольничьем рынке. Иногда таким взглядом смотрел на нее Илья.

— Ну, не томи! О чем речь? — занервничала Соня.

— Ты у нас умная и хитрая. Откуда в тебе это, я понятия не имею. Ты умеешь молчать и слушать, а мужчины это страсть как любят.

— Насчет ума я бы поспорила, — вяло воспротивилась польщенная Соня. — А вдруг мне просто нечего сказать?

— Ты хочешь и со мной пококетничать? — усмехнулась Марина. — Я знаю, о чем говорю. Давай соглашайся. Я вас познакомлю хоть сегодня.

— Нет-нет, что ты! — испугалась ее решимости Соня. — Это не мое.

— У тебя другое высокое предназначение?

— Возможно, — усмехнулась неверная жена, вспомнив о предстоящей встрече вечером на бульваре.

— Помнишь, как ты в еще школе мне сказала, что хочешь учиться, чтобы служить красоте, справедливости и истине.

— Я такое сказала? — Она на миг задумалась. — Это слишком высоко для меня, прямо кредо французской революции. А Бастилию я брать не собиралась?

— Ладно тебе, не прибедняйся. Думаю, в своем любимом Древнем Риме ты была бы жрицей в храме.

— Ничего себе комплимент! — рассмеялась Соня. — Да они же в большинстве культов целыми днями предавались разврату!

— Да? Надо же, ничего не помню из истории! Это ты у нас «ученый муж», а у меня ничего, кроме цифр на банкнотах, в голове надолго не задерживается. Но тебе бы точно не помешало предаться этому самому разврату. Мой протеже тебе поможет.

— Он что, мужчина по вызову?

— Ну ты придумала! Он пару лет назад потерял жену, ударился во все тяжкие, но так и не смог задержаться ни с одной юбкой. Денег у него с избытком, но ему, видишь ли, требуются душевные отношения, а ты это умеешь.

— Я не хочу соревноваться с его покойной женой. Она всегда будет лучше.

— Тем, что умерла? — хохотнула циничная Марина, и Соня обрадовалась, что воспитательный процесс закончился на такой оптимистической ноте. — Так что ты будешь делать? — отсмеявшись, спросила Марина, заметив в окно приближающихся Виктора и Розу.

— Вернусь домой.

— Это понятно. А со своей жизнью?

— Может, еще не пришло время что-то менять?

— Соня, не трать понапрасну годы. Все равно ты придешь к пониманию, что придуманную другим человеком жизнь прожить не сможешь. Придумай ее себе сама.

— И она пойдет так, как я захочу? — усомнилась Соня.

— Безусловно!

— Не думала, что ты у нас идеалистка. — Она снова шагнула вперед и обняла Марину. — Еще почище меня. Спасибо тебе, Мариша. Я тебе очень благодарна.

— Да за что?

Марина прижалась к ней щекой. Остался только диоровский запах жасмина, отцовский одеколон выветрился, а вместе с ним и острота обиды. В этот момент дверь в гостиную открылась, и обе девушки поспешно отодвинулись друг от друга.

— Вы уже уходите? — вежливо поинтересовался Виктор, когда Соня направилась к двери.

Она протянула ему на прощанье руку, потом поцеловала Розу, еще раз поблагодарив за прекрасный обед и пообещав заехать на следующей неделе, махнула от двери Марине.

Окна хозяйского кабинета выходили на другую сторону дома, и она представила, как отец и сын с трудом продираются сквозь принципы и упрямство, чтобы заключить, наконец, перемирие. Но мысли ее тут же сбились на вечернюю встречу на бульваре, и заторопились в гардеробную. «Что надеть?» Потом они снова вернулись к поцелую в кабинете, к разговору за столом, к выпускному вечеру много лет назад.

— Стоп! — вслух сказала она себе, задержавшись перед автоматическими воротами и кивнув в стекло охраннику. — Еще раз сначала: что же надеть?