Между закатом и явью

Виктория Александрова

Ночь сгущается над миром, ночь захватывает сердца и души. И одолеть ее способны лишь те, о ком говорит Пророчество. Но удастся ли верно истолковать предсказание и избежать ловушек на пути к спасению?Рушится целый мир, и на фоне его грядущей гибели так ли важны поиски счастья и личные переживания самих героев?Конрад-маг, рыцарь Алиен и лесная ведьма вновь противостоят злу: внешнему и тому, самому страшному, которое внутри.

ГВЕНДОЛИН: Ученица чародея

На самом деле, его приезд стал для меня настоящим сюрпризом, хотя я и ждала его столько дней. — Смешно?

Просто трудно было поверить, что он, маг и чародей, известный далеко за пределами Западного леса, снизойдет до какой-то деревенской ведьмы, услышит ее зов и явится на встречу. Признаюсь честно, все во мне затрепетало, когда я увидела его, такого неожиданно молодого, как мне вначале показалось, и незнакомого, совсем-совсем другого, нежели в моих представлениях.

И я смотрела, широко раскрыв глаза…

Как он остановил серого в яблоках коня, не доезжая нескольких шагов, и взглянул на меня долгим-долгим взглядом, казалось, впитывающим всю мою душу. Как затем усмехнулся веселой, но вместе с тем, пугающей улыбкой, не выказывая ни удивления, ни толики вопроса, словно наша встреча — нечто само собой разумеющееся и оговоренное давным-давно.

Я ни словом, ни жестом не дала ему почувствовать свое замешательство, и постаралась выглядеть спокойной. Мама сказала бы, что во мне умерла актриса. Во всяком случае, кажется, он поверил в мою игру, не замечая ни моего смущения, ни трепета перед ним. Кажется — или поверил?

Почему эти, незначительные, вроде бы, детали были так важны для меня? Так сразу не объяснить. Пожалуй, это станет понятным из дальнейших событий.

Итак, я пригласила его в дом, не преминув заметить боковым зрением красноречивый взгляд, которым он окинул меня с ног до головы. Все-таки, все мужчины одинаковы, маги они или нет.

Войдя в низкие сени, он приостановился, привыкая к неяркому свету, затем проследовал за мной на кухню, одновременно служившую гостиной и моей лабораторией — святая святых любой уважающей себя ведьмы.

Он уверенно, как дома, сел на один из стульев у застланного скатертью стола. Его руки с длинными пальцами легли на колени, и он — весь внимание — повернулся ко мне. Вдруг показалось — а может, просто так легла тень — что он значительно старше, чем привиделось мне сначала. Суровое лицо утомленного странника, кое-где прорезанное неглубокими морщинами, густая щетина на подбородке…

— Итак?.. — произнес мой гость. В его голосе звучал столь долго сдерживаемый вопрос, что мне он показался даже рассерженным.

Я села напротив и изобразила самую чарующую улыбку, на которую была способна.

— Пожалуйста, не торопитесь. Отдохните с дороги, перекусите. У нас еще будет время для разговоров, — мягко произнесла я, и тут же почему-то оказалась на полу — табуретка каким-то непостижимым образом выскользнула из-под меня, а Конрад мгновенно навис надо мной угрожающей тенью.

— Не время для шуток, ведьма! Ты звала — я пришел. Но я, действительно, очень тороплюсь. Так что хватит увиливать и перейдем к делу.

В какой-то момент мне даже показалось, что он готов вытрясти из меня ответ силой, но это меня почему-то не испугало. Я слишком долго ждала, чтобы отпустить его прямо сейчас.

— Гвендолин, — мягко поправила я его, —

— Меня зовут Гвендолин. А вы ведете себя невежливо.

Его глаза секунду смотрели на меня изучающее, затем он протянул мне руку, подымая с пола.

— Думаю, можно на «ты», — произнес он, так же внезапно меняя тон, —

— Как-никак, мы все-таки коллеги.

Переход от гнева к спокойствию был настолько неожиданным, что испугал меня куда больше. Похоже, предсказать перепады его настроения абсолютно невозможно!

— Хорошо, ястреб, — ответила я, отряхивая платье, —

— Перейдем на «ты». Так как насчет обеда?

— Ладно, давай, — он махнул рукой, —

— Неси свою стряпню.

И я подчинилась, внутренне усмехаясь. Не то, чтобы я очень рассчитывала на свои силы, но попытаться-то все равно стоило.

Конрад съел до конца свою порцию и попросил добавки. Я с улыбкой поднесла ему еще. За обедом мы почти не разговаривали, только смотрели друг на друга, и это походило на молчаливую дуэль, короткий обмен невидимыми ударами.

— Очень вкусно. Спасибо, — мой гость встал из-за стола и зашагал по кухне, то плечом, то головой задевая невидимые паутинки чар, сотканные мной специально по такому случаю. Он их не замечает! Не может быть! Я мысленно потирала руки.

Конрад резко остановился посреди кухни:

— Вот только готовишь ты гораздо лучше, чем колдуешь!

Я замерла, не зная, что от него ожидать в следующий момент.

— Думаешь, я не отличу на вкус приворотного зелья?! Или не замечу, чего ты здесь понавешала? Думаешь, твоя паутина может задержать меня здесь?! Очаровательная наивность, — он вдруг расхохотался, и я с облегчением поняла, что он больше не сердится.

— Зачем ты снилась мне? — маг снова оказался рядом.

— Затем, чтобы увидеть тебя, ястреб.

— А зачем тебе видеть меня?

— Чтобы говорить с тобой…

Наши зрачки встретились, соединившись бездонным колодцем, и я ощутила, как проваливаюсь во тьму, но все еще продолжала отчаянно хвататься за самый край.

— Так говори! — его пальцы охватили мое горло и сжались, но не сильно, словно предупреждая. Мягкие кошачьи лапки, играющие с пойманной птичкой.

Я все-таки удержалась, балансируя на прозрачной кромке, разделяющей меня и не-меня. Но дальше… Дальше произошло то, чего я меньше всего ожидала: он поцеловал меня…

Рассвет разбудил нас, серый и безжалостный. Ночь уходила: удержать ее было, увы, невозможно. Бесполезно было просить ее повременить еще немного. Вместе с ней собрался уходить и он… А я вдруг поняла, что сердце мое вот-вот разорвется пополам, и еще поняла, что просьба моя окажется теперь бессмысленной и невыполнимой вдвойне, чем могла быть до этого… Что же я наделала!

Он, поднявшись с постели, взглянул на меня с улыбкой, впрочем, теперь уже какой-то мягкой и усталой.

— Так говоришь, приворотные чары, да? — спросил он, коснувшись моей щеки, —

— Будем считать, что они подействовали.

Я молча смотрела, как он одевается, борясь с душащим меня комом в груди. Наконец, когда маг повернулся ко мне спиной, что-то внутри не выдержало, и, прорвав невидимую плотину, слезы прямо-таки хлынули из глаз.

Конрад слегка поморщился, снова посмотрев на меня:

— Вот только не надо этого. Не выношу женских рыданий.

— Пожалуйста, не уходи! — я схватила его за руку, позабыв про стыд. Мне казалось, я просто не переживу этого. Неужели он настолько жесток и циничен?!

— Пожалуйста, у меня есть к тебе одна просьба!

Он остановился, не отнимая руки.

— Одна? Какая же?

Я всхлипнула несколько раз, пытаясь побороть слезы. Наконец, мне это удалось, и, сжав руки в кулаки, я заставила себя произнести то, о чем едва смела мечтать:

— Ястреб, возьми меня в ученицы.

Мои слова даже мне самой показались настолько дерзкими, что я бы не удивилась, рассмейся он в ответ. Но он остался совершенно серьезен. Взял меня за подбородок, заглянул в глаза.

— Сколько тебе лет, Гвен?

Он впервые назвал меня так, и от одного этого слова у меня по спине пробежали мурашки. И все же я не растаяла окончательно и не дала эмоциям заглушить голос рассудка.

— Двадцать три, — солгала я, не моргнув глазом, и тут же сообразив, что он все равно мне не поверил. Но не могла же я признаться, что этой весной мне только исполнилось семнадцать!

— Ты для этого искала встречи со мной? — продолжал маг, между тем, все так же серьезно.

— Да, — и теперь я была абсолютно искренна.

Действительно, я хотела с ним встретиться именно по этой причине… до недавних пор… до сегодняшней ночи… «Что же я натворила?!» — снова воскликнула я мысленно. И не смогла ответить самой себе.

— Прости меня, Гвен. Я, на самом деле, не имею ничего лично против тебя. Но я не беру учеников и никогда не брал. Может, когда-нибудь, в далеком будущем, когда глубокая старость не позволит мне слишком далеко отойти от камина и любимого кресла-качалки…

Шутливым тоном он пытался смягчить свой отказ, но все-таки это был отказ, какая бы форма ему не придавалась, и какую же боль он вызывал! Ведь сейчас я теряла все: надежду, что согревала меня все эти дни, пусть иллюзорную, но все же возможность когда-либо достичь настоящих высот магии под руководством самого великолепного — о, я не обманывалась на его счет! — из чародеев, и… свою только что обретенную любовь.

Я видела, как полыхают, сгорая, последние обломки моей прекрасной мечты, и не могла сдержать стон.

Конрад еще раз взглянул на меня и повернулся к двери.

— Мне, и вправду, нужно спешить, — произнес он, шагнув к порогу, —

— Я и так слишком задержался. Впрочем, — он на секунду остановился, чтобы стереть застывшую слезинку с моей щеки, —

— Я не жалею об этом, — и нежная усмешка сделала его губы невероятно желанными.

Но я отвернулась, чтобы не смотреть на него, чтобы не видеть этих насмешливых глаз и поднятой в прощальном жесте руки. В моем рукаве остался последний козырь. Интуиция подсказала, что самое время вытащить его на свет. Я не представляла себе всей его силы, но — сейчас или никогда!

— Я знаю, кого ты ищешь, — тихо произношу я, но от моих слов он вдруг вздрагивает и замирает на месте, как от удара.

— Повтори, что ты сказала?!

— Я знаю, кого ты ищешь, — послушно говорю снова.

Он смотрит на меня в упор, зрачки — как наконечники стрел, и ни намека на недавнюю нежность и сожаление в этих сжатых, узких губах. Я не понимаю, что за струну только что задела, но вижу, что путь выбрала верный. Что же — пусть возненавидит меня, если хочет!.. Но не прогоняет…

— Кого же? — нет, не ненависть и не гнев в этих словах. Другое. Но что? — Желание? Страсть? Внезапная, яростная надежда?

Способна ли я дать ему то, чего он так жаждет?

— Ты ищешь одного рыцаря, — произношу я и вижу, как его щеки заливает смертная бледность.

— Ну да, конечно, — словно в забытьи бормочет он, —

— Как я мог позабыть! Наведенными были только сны, лишь сны. А мое видение, видение этого места — было моим собственным, было одним из знаков!

В эти минуты он походил на безумного, и я не поняла ни слова из того, что он говорил. И не успела бы понять, потому что в следующую секунду он налетел на меня, словно хищная птица, каковой, впрочем, и являлся.

— Ты знаешь, где искать?! — Ты знаешь! — он уже не спрашивал, он утверждал.

— Нет, — честно ответила я, —

— Но мне известно, кто знает.

В эту минуту я поняла, что держу его душу в своих руках, держу очень крепко, и тайная радость залила меня, словно огнем.

— Что ж, — выдохнул он и взглянул на меня с выражением, которое я опять не смогла понять, хотя всегда читала чужие лица, как книги, —

— Я недооценил тебя. Ты победила. Пока. Все-таки, вынужден признать, у тебя есть кое-какие способности. Можешь считать себя моей первой ученицей. Собирай вещи. Мы едем немедленно.

— Куда? — я едва не плясала от ликования

— На край света, конечно же! — он улыбнулся, и в его улыбке опять промелькнул оскал хищника, —

— Показывай дорогу.

Давно остались позади любимые, знакомые с детства места. Исчез за поворотом мой маленький дом, на который я даже не оглянулась; уезжая — никогда не оборачивайся на то, что покидаешь навсегда. Я знала, что больше не увижу этих высоких сосен, и солнечных полян, и не вдохну летний воздух, напоенный ароматом хвои. Я была уверена в этом так же твердо, как и в том, что за все необходимо платить. Мне было безумно грустно, и сердце грызла тревога, но я знала — это лишь первая из жертв, которые придется принести, если я хотела чего-то добиться. А я хотела.

Конрад ехал рядом со мной, и снова его облик неузнаваемо изменился. Теперь он был почти стариком. Он сказал: «Так нужно. Это одно из условий нашего договора. Не стоит привлекать лишнего внимания, а мы его обязательно привлечем, путешествуя в том виде, как есть. Поэтому пускай тебя лучше принимают за мою дочь. Дочь чародея, сопровождающая престарелого отца, ни у кого не вызовет вопросов. И я смогу так же легко и беспрепятственно учить тебя всему по пути. Кроме того, есть еще один момент, о котором ты сама прекрасно знаешь. Можно быть либо любовницей, либо ученицей — но не одновременно! Выбирай».

Ход его мыслей был безупречен — не придерешься. И я со всем согласилась — а что мне оставалось делать? Кажется, это должно было превратиться со временем в мою вторую большую жертву, в мое наказание. Постоянно находиться с ним рядом, иногда даже касаться его, ловить каждое слово и каждый жест, благоговеть перед ним и делить все тяготы и опасности дорожной жизни — и не сметь даже взглянуть на него по-другому, иначе, чем с дочерней почтительностью. — Худшего испытания он не смог бы измыслить!

И чародей, действительно, не щадил меня. Его требовательность превосходила всякие границы, а эксцентричные выходки порой доводили почти до слез. Иногда даже сложно было сказать: намеренно он это делает или случайно. Но я не собиралась отступать от своего, стараясь не жаловаться, и бывало порой, что чувствовала себя вознагражденной сторицей, когда он держался со мной, как с равной, что бывало, впрочем, далеко не часто.

Так, в первый день после отъезда, Конрад завел со мной разговор о конечной цели нашего пути (на самом деле, естественно, промежуточной, — конечной только на данном этапе, и как он предполагал — для меня; о собственной конечной цели он никогда не говорил).

— Куда мы все-таки направляемся? — спросил чародей, покачиваясь в седле в такт шагам своенравного жеребца, —

— Кто поможет в моих поисках? Теперь можешь смело говорить об этом.

Я слегка склонила голову и взглянула на него из-под полуопущенных ресниц. Мне была хорошо известна сила этого взгляда. Но он, кажется, остался равнодушен.

— Мы едем к той, кого именуют Хозяйкой Леса или Госпожой. Она может дать ответ на твой вопрос. И еще на многие другие, важные для нас, вопросы, — сказала я.

— Разве я не сумел бы отыскать дорогу без твоей помощи?

— А разве я сказала бы тебе тогда, к кому мы направляемся? — Нет. Ее находят только те, кто должен найти. А меня она ждет.

— Понятно, — только и произнес он.

Мы долго ехали по болотистой низине, всматриваясь вперед сквозь низко стелющийся туман. Сырость все плотнее окутывала нас. Временами казалось, что воздух с трудом проникает в легкие, но это была всего лишь иллюзия, и мы медленно продолжали путь, который уводил нас в неизвестность.

— Ты ведь понимаешь, что после того, как мы отыщем Хозяйку Леса, необходимость в твоей помощи отпадет? — спросил вдруг Конрад, и я поразилась его прямоте.

— Но мы ведь можем очень долго ее искать, — ответила я, —

— А для тебя, как я поняла, дорог каждый день… Поэтому мы можем заключить своеобразный договор: я привожу тебя к Госпоже как можно быстрей, но до этого ты даешь мне слово, что позволишь следовать за собой и дальше.

Он усмехнулся. Усмешка мелькнула и пропала в длинной седой бороде.

— Цепкий котенок!.. Конечно, я могу дать тебе слово. Хоть тысячу слов. Но что помешает мне его нарушить? Как ты уже поняла, я никогда не признавал таких понятий, как «благородство», «честь», «верность клятве», а всегда действовал в соответствии с тем, что казалось мне наиболее разумным в данный момент. Увы, я не рыцарь!

— Да, я знаю, — кивнула я, прикусив губу.

И каждый из нас остался при своем. После этого разговора наши отношения обострились еще больше, с каждым днем все сильнее напоминая некий молчаливый поединок. Никто не хотел уступать, никто не спешил открывать свои карты. И по-другому, видимо, было нельзя.

Пока мы ехали через земли, еще не потревоженные злыми силами, хранящие свою уникальность и красоту. Они казались постепенно тающими островками в мире, где воцаряется хаос и черная магия. Если в один прекрасный день темные волны захлестнут и их, то, конечно, утратит смысл и наше путешествие, и моя учеба у ястреба, и все планы и устремления, и даже надежда, которая, как говорят, умирает последней. Конечно, я не была дурой, чтобы не понимать этого, и не собиралась затягивать путь к домику Госпожи до бесконечности. Ведь пока еще не все было потеряно и бороться имело смысл.

Мы проезжали Вайедолон, славящийся своим искусством выращивания цветов, и нас окружили холмы, полные такого небесного благоухания, что, кажется, даже Конрад слегка потерял голову и на время забыл о своей роли строгого учителя. Вокруг нас, заполняя все видимое пространство, колыхались белые розы. Расходясь на четыре стороны света, издалека поля казались покрытыми морской пеной, и, словно вода, обтекая нас белыми бурунами, разбивались у ног наших лошадей тысячами нежных лепестков цветочного прибоя.

Мы проезжали Гонг — город, почти целиком выстроенный из чистого серебра. Его статуи горели на солнце так, что было больно глазам. А ветер, попадая в плен многочисленных флюгеров и ажурных полупрозрачных башенок со шпилями, создавал музыку, переливчатую, словно радуга. И цокот лошадиных подков по серебряным мостовым был похож на приветствующие нас литавры.

Мы проезжали Монтрей — довольно странное место, даже на фоне прочих неописуемых чудес, место, где сочеталось множество несочетаемых вещей: где облака иногда садились на землю, застывая, как сахарная вата; в прудах обитали певчие рыбы; деревья вырастали за одну ночь и покрывались диковинными плодами в течение часа; а иногда даже, говорят, шли дожди из виноградных улиток. Место, настолько чарующее своими экстравагантными небылицами, что мне хотелось бы остаться там навсегда…

Но мы продолжали путь, проезжая все эти дивные края, с каждым днем приближаясь к цели. И с каждым днем замечая, как все темнее становится западный горизонт. Иногда ко мне подкрадывался незнакомый доныне страх, и я старалась поменьше смотреть в ту сторону. Мой же спутник вел себя абсолютно хладнокровно. Казалось, его не трогает окружающая красота, и не пугает сгущающийся на западе сумрак. Только одно чувство владело им все это время: маниакальная настойчивость двигаться вперед. И он ехал, почти без передышки, не давая отдыха и мне.

Однажды в дороге нас застигла сильнейшая буря. И, как это обычно случается, поблизости не оказалось подходящего укрытия, кроме подозрительного вида руин то ли замка, то ли какой-то обвалившейся старой башни. Ветер обрушивал на нас стены воды, пытаясь сбить с ног, и нам не оставалось иного выхода, как спрятаться среди рассыпающихся камней.

Мы выбрали местечко посуше, куда не доставали струи дождя, и развели небольшой костер, чтобы просушить одежду. Вокруг царил полумрак, озаряемый только редкими всполохами огня, да вспышками молний. Но я готова была поклясться, что мы здесь не одни. И чувствовала себя как-то неуютно, словно незваная гостья в чужом доме. Сидя у костра, я помешивала угли корявой веткой, как вдруг из темного угла на меня воззрились чьи-то оранжевые глаза. Я схватила Конрада за руку, он повернулся туда, где одна за другой зажглись еще шесть пар живых огней с полыхающее-черными точками зрачков внутри.

— Не бойся, — шепнул маг, —

— Это саламандры. Создания настолько редкие, что я и не думал, что когда-нибудь доведется их увидеть. Наверное, их привлекло пламя нашего костра. Главное — не шевелись, и они не причинят нам вреда.

Я постаралась последовать его совету, следя одними глазами, как из темноты появляются семь подвижных пурпурных существ, больше всего похожих на ящериц с короткими хвостами. Они окружили наш костер, подобравшись совсем близко, и замерли совсем как настоящие ящерицы, когда они греются на солнце. Только были они покрупнее, и казалось, что от них самих исходит жар.

— Если тебе удастся приручить хоть одну, — прошептал мне Конрад в самое ухо, —

— Все саламандры будут служить тебе и всегда придут на твой зов.

— Это испытание? — произнесла я одними губами.

— Можешь считать, что так.

Я понятия не имела о том, как приручают саламандр, но вызов был брошен, а я его приняла. Вновь окинув взглядом неподвижно припавшие к земле фигурки, я потянулась к костру. Огонь не всегда обжигает, мне известно это давно, и сейчас рука моя беспрепятственно погрузилась в пламя. Боли я не почувствовала. Но вот горящие угли… Я зажмурилась, когда мои пальцы сомкнулись на одном из них. В воздухе начал распространяться запах, который трудно с чем-нибудь спутать — запах горящей плоти. Но я уже держала уголек на раскрытой ладони, протянув его одной из саламандр. Та колебалась — долго, как мучительно долго! — пока на руке вздувался чудовищный ожог. Время растянулось для меня просто невыносимо, хотя, на самом деле, прошло едва ли больше минуты. А потом так же неожиданно быстро саламандра подбежала ко мне на своих коротких лапках, и уголек исчез в ее маленькой красной пасти. Она глотнула, на мгновение блаженно прикрыв глаза, а затем ее огненно-алый язычок лизнул мою обожженную ладонь. И вмиг боль утихла, а ранка тут же стала затягиваться. Я бы и сама не поверила в такое, если бы не увидела собственными глазами.

Потом ящерка еще раз лизнула уже заживающую кожу, а когда она отбежала, в моей руке осталось лежать маленькое колечко. Оно словно бы состояло из живого огня, полыхающее, текущее, переливающееся, но совершенно не горячее наощупь.

— Поздравляю, — улыбнулся Конрад, —

— Кольцо Саламандры. Теперь в любой момент ты сможешь позвать их. Ты им понравилась!

— А если бы не понравилась? — поинтересовалась я.

Улыбка мага стала еще шире:

— Они бы тебя сожгли.

Я не поняла, говорит он серьезно или снова издевается надо мной. В любом случае, я не могла сдержать возмущения:

— И ты с таким равнодушием говоришь об этом! Мог хотя бы предупредить!

— Но ведь они этого не сделали, правда? — он повернулся спиной, доставая из дорожной сумки еду, нимало не обращая внимания на мой потрясенный вид. Да человек ли он вообще?! Иногда я в этом сомневалась.

Мои же новоявленные слуги — или друзья? — сплотились возле меня в тесный кружок и, не мигая, пожирали меня глазами, словно ожидая дальнейших указаний. Я несколько минут подержала кольцо в воздухе, разглядывая его, а затем надела на безымянный палец. Оно пришлось как раз.

— Вы свободны, — сказала я и кивнула, —

— Можете идти.

Саламандры моментально развернулись и все, как одна, растворились в сырой темноте, вспыхнув пару раз, словно искры.

Конрад расхохотался:

— А из тебя бы вышла неплохая королева! Как величественно это у тебя получилось! И имя у тебя, кстати, вполне царское — Гвендолин. Никак не для простой колдуньи.

Я даже не стала ему отвечать. Пусть говорит сам с собой, если ему охота.

Конрад не обратил ни малейшего внимания на мою реакцию.

— Ну что же, — произнес он, спустя какое-то время, —

— Кажется, наши вещи просохли. Пора в путь.

И мы стали собираться, хотя я чувствовала себя совершенно разбитой. «Из железа он, что ли?» — в который раз мелькнула в голове мысль.

Нет, конечно, он был не из железа, и тоже нуждался в отдыхе. И как ни старались мы избегать людных мест, следующую остановку пришлось делать в пригородной гостинице.

Хозяйка довольно любезно показала нам наши комнаты, расположенные рядом на втором этаже. Обстановка была непритязательной, но много ли надо усталому путнику! Кровать, небольшая тумбочка, стол у окна. Я заглянула к Конраду: у него все было примерно так же.

Я смыла с себя дорожную грязь и переоделась, а затем мы с ним вместе спустились в просторный зал, чтобы поужинать. Следуя за Конрадом, который сутулился, опираясь на посох, словно и в самом деле был стариком, я чувствовала, что против воли притягиваю к себе множество взглядов. Я опустила глаза, стараясь не замечать обращенного на меня внимания, и села рядом со своим учителем за низкий дубовый стол. Мгновенно возле нас возник мальчуган, одетый в идеально чистый фартук:

— Что будете заказывать?

— А что здесь можно выбрать? — поинтересовался Конрад.

Пока он обговаривал блюда, я не спеша огляделась по сторонам. Зал был полон. Звяканье тарелок, ложек, бокалов, равномерный гул голосов, временами прерываемый выкриками, когда кто-то подзывал прислугу. Все как будто были заняты своими делами. И лишь из-за соседнего стола на меня беззастенчиво пялились две пары глаз. Темноволосый парень, лет, наверное, восемнадцати-девятнадцати, и рядом с ним однорукий мужчина с неприятным, перерезанным шрамами, лицом. Впрочем, оба они не вызывали у меня симпатии. Развязные манеры, неприкрытые оценивающие взгляды, с которыми они следили за мной…

Я отвернулась, обратив все свое внимание на тарелку с едой. Но куски застревали у меня в горле: я постоянно чувствовала на себе их глаза.

— Эй, старик! — высоким голосом вдруг выкрикнул парень, обращаясь к Конраду, который даже не глянул в его сторону, —

— У тебя красивая дочка! Следи за ней повнимательней!

И оба захохотали, видя, как мои щеки заливаются краской.

— Уйдем отсюда! — шепнула я своему спутнику.

— Ты, разве, не голодна? — спросил он, по-прежнему, не отрываясь от тарелки.

— Что-то аппетит пропал, — ответила я.

Краем глаза я продолжала наблюдать за соседним столом. Двое мужчин о чем-то переговаривались, бросая на нас короткие взгляды, но больше к нам не обращаясь.

— Ладно, — вздохнул Конрад, —

— Сейчас пойдем. Потерпи минут пять.

Он, как будто ничего не замечая, расправился со своей порцией и в три глотка осушил бокал.

— Сколько с нас? — спросил у подошедшей обслуги и выложил деньги на стол.

Мы поднялись из-за стола и вернулись в комнаты, каждый — в свою. Несмотря на усталость, мне что-то не спалось. Те липкие взгляды не выходили у меня из головы. Я не стала задувать свечу, и, не раздеваясь, легла в кровать, прямо на покрывало. Отчего-то было не по себе. Мама обычно называла это «предчувствиями» и говорила, что я, обладая такой же способностью, как и у нее, всегда буду предупреждена об опасности заранее. До сих пор так оно и оказывалось. Я старалась дышать неслышно и молча ждала.

Наконец, ожидания мои оправдались: где-то неподалеку скрипнула половица, и осторожные шаги приблизились к моей двери. Я сунула руку под подушку, нащупывая кинжал.

Конечно, можно было бы закричать, позвать на помощь Конрада… Но я до сих пор злилась на него, а еще мне хотелось доказать, что я и сама кое-чего стою.

Между тем дверь в мою комнату бесшумно приотворилась, и на пороге возник силуэт. В полумраке было плохо видно, но мне показалось, что я узнаю в нем того самого темноволосого наглого юнца, что так беззастенчиво разглядывал меня сегодня. Я затаилась, крепче сжав рукоятку. А незваный гость на цыпочках приблизился ко мне. Вот он уже навис надо мной, обдавая винными парами — видно, здорово «набрался», прежде чем решиться на подвиг. Вгляделся в мое лицо — я ощутила это сквозь сжатые веки, но продолжала притворяться спящей. Он постоял какое-то время, словно в нерешительности, и вдруг кинулся на меня. Но я была готова к нападению, и мгновенно вывернулась из-под него, а лезвие моего кинжала оказалось прижато к пульсирующей вене на его шее. Это, и в самом деле, оказался мой недавний знакомец. Он совершенно не ожидал того, что произошло, и сейчас в неровном свете свечи я увидела, как в почти бессмысленных глазах зажегся огонек страха.

— Думал, я не сумею постоять за себя? — прошипела я ему в ухо, —

— Сейчас ты медленно встанешь, выйдешь за дверь и уберешься отсюда. Но только медленно! — и для большей убедительности я слегка ткнула его острием кинжала. На коже выступила капелька крови, и он затрясся.

— Н-н-не убивай меня! По-пожалуйста!

И все-таки я допустила непростительный промах. Увлеченная нашей содержательной беседой, я совсем перестала следить за дверью, позабыв о том, что мой посетитель был не один. Как оказалось, зря. Потому что в следующую секунду мелькнула чья-то грузная тень, и кто-то с силой ударил меня по голове. На какие-то минуты я отключилась, а когда открыла глаза, то поняла, что безоружна, и более того, — привязана к кровати. Кроме всего прочего, во рту у меня был кляп, и я при всем своем желании не могла позвать на помощь.

Теперь в комнате находились двое. И во втором я, с дрожью отвращения, узнала однорукого.

— Ну, что, — произнес он, с ухмылкой приблизив свое красное лицо к моему, —

— Теперь-то будем сговорчивей?

Если бы я могла говорить, он услышал бы много лестного о своей персоне, но я сумела лишь изогнуться и слегка пнуть его в живот.

Он охнул, отшатнувшись.

— Ничего, — проскрипел он в ответ, —

— Мы здесь одни, а папочка давно видит десятый сон. Вряд ли он примчится тебе на помощь. Впрочем, если бы и явился старикашка — для него же хуже!

Я сжала зубы, мучительно пытаясь вспомнить хотя бы одно заклинание, не требующее произнесения вслух, и тут — как вовремя! — дверь с грохотом распахнулась, и словно картинка, на пороге возник Конрад, будто окруженный ореолом героя. Он больше не был стариком, и от его взмаха посохом оба негодяя отлетели в другой конец комнаты.

Трудно выразить словами, как я была рада его видеть! Впрочем, у меня во рту, по-прежнему, находился кляп, а на запястьях — веревки, и потому я могла лишь молча наблюдать за происходящим, не имея возможности принять личное участие, хотя у меня и чесались руки.

Конрад, меж тем, распахнул окно, впустив в комнату прохладный ночной воздух, и легко, будто тюк с сеном, перебросил однорукого через подоконник. Откуда-то снизу послышался тяжелый удар об землю и сдавленный стон. Второй же сообщник не стал дожидаться расправы, и пока мой учитель и защитник возился с его приятелем, по-быстрому улизнул за дверь.

Наконец, маг приблизился к кровати и задумчиво взглянул на меня.

— Слушай, а может, тебя так и оставить? Гораздо меньше проблем и капризов…

Я замычала, отчаянно пытаясь вымолвить хоть слово, сжимая руки в кулаки.

— Ну, ладно, ладно, — произнес он, видя, что чаша моего терпения переполняется, —

— Сейчас, — и осторожно распутал веревки, стягивавшие мои запястья.

Я вскочила с кровати, тяжело дыша.

— Надо было сразу позвать на помощь, — словно бестолковому ребенку, разъяснил Конрад, —

— А что, если бы я, и вправду, спокойно спал?

— Я надеялась, что справлюсь…

— Надежда умирает последней.

Он зашагал по комнате взад и вперед, задумчиво потирая лоб, а я любовалась его ставшей вновь стройной фигурой и четким, словно чеканным, профилем.

— Все-таки, где-то я его раньше видел…

Однако вспомнить ему так и не удалось.

Остаток ночи, впрочем, прошел спокойно. Несмотря на пережитые волнения, я крепко проспала до тех пор, пока солнце, поднявшись высоко, не добралось до наших окон, залив комнату горячим оранжевым светом. День обещал быть по-летнему жарким.

Я встала, радуясь, что в кои-то веки удалось выспаться, умылась холодной водой из кувшина и отправилась будить Конрада, который, вопреки обыкновению, тоже проспал.

Конец ознакомительного фрагмента.