Оллвард. Разрушитель миров

Виктория Авеярд, 2021

Холодная тьма сгустилась над Оллвардом. Даже Корэйн, скрывшаяся ото всех в портовом городке на побережье Долгого моря, явно чувствует ее дыхание. Вскоре истина откроется девушке: она последняя, кто остался в живых из рода Древнего Кора, – единственная надежда этого мира. Лишь ей под силу спасти империю от разрушения. Но Корэйн теперь не одна. С наступлением темноты к ней присоединятся новые союзники: ОРУЖЕНОСЕЦ, вынужденный выбирать между домом и честью. БЕССМЕРТНЫЙ, жаждущий отомстить тем, из-за кого он нарушил обещание. УБИЙЦА, кровожадная хищница, изгнанная из Гильдии. ВЕДЬМА, чья привычка говорить загадками скрывает дар прорицания. ФАЛЬСИФИКАТОР, за плечами которого темное прошлое. ОХОТНИЦА ЗА ГОЛОВАМИ в предвкушении новой крови. Вместе они должны противостоять жестокому врагу, непобедимому и исполненному решимости сжечь все королевства дотла. А также победить армию, которой свет еще не видывал.

Глава 4. Трусость бессмертной

— Домакриан —

Изо рта умирающей лошади шла пена, но он гнал ее вперед. Ее плечо было алым от запекшейся крови. «Моей крови», — думал он. Хотя со дня битвы прошло немало дней, его раны едва начали затягиваться. Он старался не думать о своем лице, вспоротом теми существами, теми чудовищами, воинами нечеловеческой армии, явившейся из мира, который он даже не мог вообразить. Он все еще чувствовал на себе их пальцы, сломанные ногти и кости, торчавшие из-под ржавых доспехов. Теперь они остались далеко позади, в сотнях миль за его спиной. Но Домакриан все равно то и дело оглядывался назад, широко раскрыв изумрудные глаза.

Он не мог сказать, как ему удалось спастись. Он знал лишь, что вскочил на лошадь одного из Соратников; остальные воспоминания стерлись, оставив только отголоски звуков, размытые цветные пятна и неясные запахи. Он скакал днями напролет. Королевства проносились мимо, сливаясь друг с другом; холмы сменялись возделанными полями, которые уступали место лесу, а затем снова холмам. Наконец он начал узнавать пролетавшие мимо ландшафты. Миновав горы Монарион и Монариан — Звезду и Солнце, — он свернул в скрытую от посторонних глаз долину. Поросшая тисовыми деревьями, она тонула в тумане, а извилистая серебряная лента реки Аванар делила ее на две части. Он был сыном и принцем этой земли и знал ее наизусть.

Калидон.

Айона.

Родной дом.

«Осталось недолго, — думал он, надеясь, что лошадь выдержит. — Уже совсем скоро».

Дом слышал, как оглушительное биение лошадиного сердца становится реже. Он ударил ее ногой еще раз.

Остановится либо ее сердце, либо твое собственное.

Туман начал отступать, и из него проступил видэрийский город Айона, раскинувшийся на скалистых кряжах в том месте, где Аванар впадал в Лохлару — Рассветное озеро. За долгие столетия дожди и снега окрасили город в серо-коричневую гамму, и все же он сохранил свою величественность. Здесь жили тысячи бессмертных; сотни из них родились еще в Глориане и были старше самой Айоны. Королевский дворец, называемый Тиармой, с гордостью стоял на остром, как нож, краю кряжа, под которым виднелись одни только скалы.

Город окружала поросшая мхом оборонительная стена. Она была хорошо защищена: по всей ее длине стояли натренированные стрелки в зеленых одеждах, различить которых было почти невозможно. Они сразу же его узнали: их острое зрение позволяло им отлично видеть даже на большом расстоянии.

Принц Айоны возвращался домой, окровавленный и одинокий.

Лошадь забралась на кряж и, миновав ворота, остановилась у дворца правительницы. Когда Дом спрыгнул со спины кобылы, та упала на землю. Ее тяжелое дыхание замедлилось, а через несколько мгновений вовсе затихло. Древний вздрогнул, услышав последний удар ее сердца.

Стражники обступили принца, не произнеся ни слова. У большинства из них были золотистые волосы и зеленые глаза; в тумане их лица казались абсолютно белыми. На их кожаных доспехах виднелся величественный олень — символ Айоны. Его можно было увидеть повсюду: на барельефах, мантиях и броне ионийцев. Гордый и недосягаемый, он окидывал своим всевидящим взглядом весь город.

«Мое поражение перед ним как на ладони», — думал Дом.

Мучимый стыдом, он прошел в открытый зев вырезанных из дуба дворцовых дверей. Кто-то вложил в его руку тряпицу, и, приняв ее, Дом попытался стереть с лица засохшую кровь. Его раны горели и саднили; некоторые снова начали кровоточить. Он не обращал внимания на боль, как и подобало бессмертным.

Но его пальцы ощущали под тряпицей изорванную плоть.

Должно быть, я выгляжу как чудовище.

Прожив в Тиарме пять сотен лет, Дом успел хорошо ее изучить. Он быстрым шагом проходил один зал за другим, минуя арки, соединявшие между собой разные части дворца и крепости. Пиршественный зал, розарий, расположенный в самом центре, зубчатые башни и коридоры, которые вели в жилые комнаты, — все это расплывалось в его сознании.

Он рыдал в этих каменных чертогах лишь однажды. В тот день, когда он осиротел, оставшись на попечении правительницы.

Сейчас он прикладывал все усилия, чтобы не разрыдаться во второй раз.

Кортаэль, друг мой, я подвел тебя. Я подвел Оллвард, подвел Айону. А еще я подвел Глориан. Я не смог защитить все то, что мне по-настоящему дорого.

Он добрался до тронного зала слишком быстро и застыл перед дверьми в два его роста высотой, искусно вырезанными из ясеня и дуба рукой бессмертного мастера. Символы многочисленных поселений Древних перетекали друг в друга, словно вода. Здесь можно было увидеть невозмутимого гишанского тигра, черную пантеру Барасы, парящего ястреба Таримы, грациозного коня Хизира, у ног которого притаилась хитрая сирандельская лиса, барана Сайрина, чью голову украшали витые рога, огромного медведя Ковалинна, стоявшего на задних ногах, песчаного волка Салахэ и акулу Тиракриона с двумя рядами острых, как кинжалы, зубов. Над ними возвышались два оленя-близнеца, гордо выпятившие грудь и соприкасавшиеся неправдоподобно ветвистыми рогами. Всего несколько дней назад Дом выходил из этих дверей рядом с Кортаэлем, на суровом лице которого была написана решимость. Тогда сердце его друга еще билось.

Как бы я хотел вернуться в прошлое. Как бы хотел их предупредить. Он стиснул зубы так сильно, что послышался скрежет кости о кость. Как бы мне хотелось, подобно смертным, обрести веру и ощущать, что их души находятся рядом со мной.

Но бессмертные видэры не верили в призраков, и Дом не был исключением. Когда стражники распахнули двери, он вошел в парадный зал в одиночестве, не сопровождаемый никем и ничем, кроме своего горя.

Путь к трону был долгим. Дом ступал по зеленому мрамору, натертому до зеркального блеска, а по обеим сторонам от него возвышались колонны. Они обрамляли углубления в стенах, в которых располагались статуи богов Глориана. Почитаемые Древними божества остались в далеком мире, за пределами досягаемости тех из них, что были заперты в Варде. Вот уже тысячу лет их молитвы оставались без ответа.

И все же Дом молился.

Правительница, приходившаяся Дому тетей, ожидала его, сидя на возвышении в дальнем конце зала рядом с тремя советниками. Сьеран служил королевским голосом, а Торэкель — кулаком. Один был ученым, а другой — воином. В то время как у Сьерана были длинные пепельно-серебристые волосы, Торэкель стригся коротко, но оставлял на висках короткие пряди, которые заплетал в косички — бронзовые с проседью. Оба носили одежды из тонкого шелка и темно-зеленые мантии с серебристой каемкой. Даже Торэкель не утруждал себя тем, чтобы надеть броню.

Третьей советницей была принцесса Рия — его родная кузина и наследница трона. Внешностью она разительно отличалась от матери: она была крепкой, широкоплечей девушкой с темными волосами и черными глазами. При себе Рия, как всегда, держала меч.

Правительница, одетая в свободное серое платье с каймой из вышитых бисером цветов, сидела не шевелясь. Несмотря на холод, царивший в тронном зале, на ней не было ни мехов, ни мантии. Правители Древних любили носить короны, но незатейливый венец в ее светлых волосах едва ли отличался от пары обычных кварцевых заколок. Ее сиявшие, словно жемчужины, глаза были обращены в неведомую даль. Когда-то правительница видела свет нездешних звезд и до сих пор помнила Утраченный Глориан.

На ее коленях лежала живая ветвь ясеня, зеленые листья которой были обмыты серебристым утренним светом. Так велел обычай.

Она не сводила с Дома непроницаемого взгляда. Он приближался к трону, склонив голову, не смея посмотреть ей в глаза. «Она видит меня насквозь, — думал он. — Как делала это всю мою жизнь».

Оказавшись напротив правительницы, он опустился на колени, и все его мышцы нещадно заныли в знак протеста. Пусть видэры были бессмертны, они все же ощущали боль — как телесную, так и душевную.

— Я не стану спрашивать тебя, как именно они погибли. Я вижу, что их смерть тяжким грузом лежит на твоих плечах, племянник, — сказала Изибель, правительница Ионы.

— Я подвел вас, миледи, — срывающимся голосом произнес Дом.

— Ты выжил, — проговорила Рия сквозь сжатые зубы. На ее лице лежала печать скорби.

«Я не могу понять, зачем я выжил, когда другие пали в бою». Перед его глазами пронеслись образы Соратников. Некоторые уже начали стираться из его памяти, но только не лица видэров — и, безусловно, не лицо Кортаэля, которого он знал с рождения.

Великие герои жестоко убиты, однако Домакриан по-прежнему ходит по этой земле.

Торэкель подался вперед, не сводя с принца синих глаз. Несколько сотен лет назад он учил Дома обращаться с мечом и луком. Он был неприветливым воином тогда и оставался им и сейчас. Дом мысленно подготовился к тому, что его ждет допрос.

— Что с Веретеном? — спросил он, и его голос эхом отразился от стен.

Дому показалось, что его снова ударили кинжалом и повалили на землю. Но он заговорил, превозмогая удушливую волну стыда.

— Сорвано еще до нашего прибытия. Проход открыт. Это была западня.

Торэкель шумно вдохнул.

— И что из него появилось?

— Армия существ. Прежде я никогда не видел ничего подобного.

Они были обожжены и сломлены, но все же живы. Если это можно назвать жизнью. Они снова расцарапывали его плоть в клочья и разрывали на части его Соратников.

— Они состояли из плоти и крови, точно люди, но…

— Они пришли не из этого мира, — подсказал Сьеран, глядя на него серьезным взглядом. Он явно искал в памяти обрывок забытого знания, который бы им помог. Его взор потемнел. Что бы он ни вспомнил, ему это не понравилось.

Правительница подняла серые глаза.

— Веретено открыло проход в Пепельные земли — сожженный, расколотый мир, полный боли и ярости, — произнесла она. Сьеран и Торэкель побледнели и обменялись холодными взглядами за ее спиной. — Когда-то давно этот проход закрылся раньше прочих: мир треснул, и его Веретена разрушились. Существа, которые там остались, живы лишь наполовину; их тела обезображены и прожжены до костей. Страдания свели их с ума, и теперь те, кто когда-то были людьми, едва ли отличаются от зверей.

— Как мы и опасались, — пробормотал Дом, скрипя зубами от осознания еще одной, более жуткой, истины. — Это не дело рук Таристана из Древнего Кора. Он лишь слуга. Орудие, подчиненное чужой воле.

У Дома перехватило дыхание.

— Это Асандер. Всему виной Тот, Кто Ждет. Это Он.

Эти имена — тлетворные, ядовитые, не предназначенные для того, чтобы называть их вслух, — оставили во рту Дома привкус зла. Его слова произвели на присутствовавших сильное впечатление: глаза Сьерана и Торэкеля округлились, а Рия изумленно приоткрыла рот. Они думают, что я сошел с ума.

— Тот, Кто Ждет не может попасть в мир, который не был расколот, — проговорила правительница мягким, успокаивающим тоном. Но в ее глазах блестел страх.

— Значит, Он попытается его расколоть, — резким голосом произнес Дом. — Он хочет нас завоевать.

Правительница отпрянула назад. Ясеневая ветвь трепетала в ее дрожащих руках.

— Тот, Кто Ждет, Расколотый Король Асандера, Дьявол из Бездны, Бог среди Звезд, Красная Тьма.

Она прерывисто вздохнула. От каждого из этих имен веяло холодом.

— Он демон, который любит лишь одно: сеять разрушения. Бездна — его единственная природа.

Дом приказал себе подняться на ноги. В его сознании кружились жуткие образы: вскрытые Веретена, новые армии, кровавая резня по всему Оллварду. Но в то же время он ощутил прилив решимости.

— Воины нашего мира, доблестные видэры, еще могут дать отпор существам из Пепельных земель — равно как и из Асандера. Мы прогоним прочь всех, кто посмеет сюда явиться, — сказал он, приподнимая подбородок. — Но нужно действовать сейчас же. Сьеран, известите о случившемся правителей других поселений. Торэкель, Рия, ваши воины…

Изибель поджала губы.

Дом осекся.

— Настоящая угроза — вовсе не армия Асандера, — сказала правительница, глядя на дочь. — Тот, Кто Ждет стремится поглощать.

Взгляд Изибель смягчился. Она обращалась к своему единственному ребенку, и весь остальной мир перестал для нее существовать.

— Веретена открывают проходы между мирами, но в то же время служат неприступными стенами, которые их разделяют. Если найти достаточное количество Веретен и вскрыть их, они непременно столкнутся друг с другом. Именно так Он и завоевал Пепельные земли. Он уничтожил границы мира и разрушил фундамент, на котором тот зиждился.

Правительница сжала ветвь так сильно, что костяшки ее пальцев побелели.

— Только подумай. Вард и Пепельные земли, уничтоженные и порабощенные Тем, Кто Ждет.

Рия положила ладонь на рукоять меча.

— Этому не бывать!

— Боюсь, что это неизбежно, — ответила ее мать.

Несмотря на холод, царивший в тронном зале, в жилах Дома вспыхнул огонь.

— Отложите ветвь и возьмите в руки меч! — потребовал он. — Вы обязаны оповестить как правителей других видэрийских поселений, так и смертных монархов. Призвать всех без исключения!

Сьеран тяжело вздохнул.

— А что потом?

Дом ощущал, как его охватывает отчаяние.

— Уничтожить войско мертвецов, — прорычал он и скрипнул зубами, уподобляясь дикому зверю. — Захлопнуть Веретено. Закопать Таристана в землю. Забросить Того, Кто Ждет обратно в Его ад. Положить всему этому конец!

Изибель изящно поднялась со своего трона, обводя пляшущим взором раны на лице Дома. Он застыл, когда она сделала несколько шагов по направлению к нему, вытянув руку вперед. Остановившись перед Домом, она провела пальцем по ране, протянувшейся от линии его волос до челюсти. Уголок его рта был надорван, а бровь — рассечена пополам. Он чудом не лишился левого глаза.

— Так странно видеть кровь на коже видэра, — ошеломленно прошептала она.

У Домакриана из Айоны похолодело сердце. Впервые в жизни он почувствовал ненависть к кому-то, в чьих жилах текла видэрийская кровь. Все было гораздо хуже, чем ему казалось.

— Вы боитесь, — глухо произнес он, сверля ее осуждающим взглядом. — Вы перепуганы до смерти.

На лице Изибель не дрогнул ни один мускул.

— Мы уже потерпели поражение, мой дорогой. Я больше не стану отправлять своих людей на верную гибель. Тебе не найти ни одного правителя, который на это согласится.

«Будьте прокляты всеми богами», — подумал он, сжимая кулаки.

— Мы все погибнем, если будем бездействовать. Мы — жители Варда в той же мере, как и другие народы.

— Ты знаешь, что это не так, — печально произнесла Изибель, качая головой. — Нас ждет Глориан.

Дом начинал завидовать смертным. Они умели приходить в ярость, кричать и злословить, терять над собой контроль и поддаваться примитивным эмоциям. Как бы ему хотелось тоже быть способным на такое.

— Глориан утрачен для нас, — выдавил он.

Тетя снова протянула руку к его лицу, но он отстранился, словно капризный ребенок.

Он выпрямил спину, поворачиваясь к крылатой статуе Балера. Этот бог покровительствовал воинам и, как считалось, мог внушать людям храбрость. «Даруй смелости этим бессмертным трусам», — мрачно подумал он.

— Веретена непросто привести в равновесие. Когда проход был уничтожен, мы потеряли возможность вернуться домой и теперь обречены провести свой долгий век в этом мире, — невозмутимо продолжала она. — Но по мере того, как Таристан будет охотиться за Веретенами и пытаться их вскрыть, границы начнут слабеть. Откроются проходы, как новые, так и старые. Пусть мне и хотелось бы, чтобы это было не так, но Оллвард погибнет, а его Веретена сгорят. Однако мы можем отправиться на поиски Перепутья — или даже самого Глориана — и вернуться на родину.

Дом потрясенно развернулся к ней лицом.

— И оставить Вард на верную гибель.

— Оллвард обречен.

Ее лицо посуровело, становясь непреклонным, словно гранит.

— Ты не видел Глориан. Я не рассчитываю на то, что ты поймешь, — глухо произнесла она, снова опускаясь на трон.

Дом посмотрел на Рию и увидел в ее глазах отражение своего негодования. Однако принцесса молчала, сложив руки на коленях. Она чуть заметно качнула головой сначала в одну сторону, а потом в другую. Было понятно, что она пытается сказать.

Остановись.

Он оставил ее совет без внимания. Его сдержанность дала трещину.

— Так, значит, гибель Соратников была напрасной.

Он провел ногтями по лицу, сдирая с кожи засохшую кровь. Зеленый мрамор усеяли алые звездочки.

— Выходит, что вы трусливы, миледи.

Торэкель вскочил на ноги, обнажив зубы в злобной гримасе, но правительница жестом приказала ему сесть. Она не нуждалась в защите, находясь в собственном дворце.

— Мне жаль, что ты так считаешь, — мягко произнесла она.

В сознании Дома гремели голоса и воспоминания, сражаясь за то, чтобы быть услышанными. Последний вдох Кортаэля. Его пустые глаза. Павшие видэры. Лицо Таристана, Красный маг, армия Асандера. Вкус собственной крови. А потом его мысли перенеслись к легендам о Глориане и об отважных, благородных мужчинах и женщинах, которые отправились в Вард. Об их величии и победах. Об их силе, превосходящей любую другую в этом мире. Все это ложь. Все это ничего не значит. Все потеряно.

Он развернулся спиной к правительнице — и к своей вере в мир и самого себя. Ему казалось, что мраморный пол пришел в движение, словно превратившись в зеленое море. Все его мысли были о близнеце Кортаэля и о том, как стереть проклятую ухмылку с его губ. Нужно было положить этому конец в бою у храма. Убить его или умереть самому. По крайней мере, тогда я не услышал бы этих кошмарных слов и избежал бы разочарования.

— Что ты собираешься делать, Домакриан, сын моей возлюбленной сестры? — проговорила Изибель ему вслед. Голос правительницы звучал глухо, словно на него давили десять сотен лет ее правления. А еще в нем слышалось отчаяние. — Разве в твоих жилах течет кровь Древнего Кора? Или, может быть, у тебя есть Веретенный клинок?

Единственным ответом Дома был стук его сапог.

— Значит, ты уже потерпел поражение! — крикнула она. — Как и все мы. Нам необходимо покинуть этот мир, прежде чем он погибнет.

Принц Айоны не замедлил шага и не обернулся.

— Мужчины и женщины, превосходившие меня во всем, погибли напрасно, — произнес он. — Будет справедливо, если я последую за ними.

Несколько часов спустя принцесса Рия нашла его в конюшне Тиармы. Он яростно трудился, вычищая стойла и разбрасывая вилами сено.

Будничная работа помогала забыться, пусть ее и сопровождал омерзительный запах. Дом не позаботился о том, чтобы переодеться: на нем по-прежнему оставались кожаные штаны и изорванная мантия. Он даже не отчистил с сапог грязь, налипшую на поляне возле храма; возможно, на них была и запекшаяся кровь. Его светлые волосы рассыпались по плечам, а несколько прядей прилипли к израненной половине лица. У него за поясом висел опустошенный до дна винный бурдюк. Дом ощущал себя так же отвратительно, как и выглядел, а выглядел он просто кошмарно.

Он чувствовал осуждающий взгляд Рии спиной, поэтому не стал утруждаться тем, чтобы к ней обернуться. Он хрипло вздохнул, вонзил вилы в тюк сена и, не напрягаясь, перебросил его в ближайшее стойло. Сено ударилось о каменную стену и разлетелось по полу. Конь, стоявший в углу, недовольно моргнул.

— Ты всегда знала, когда нужно промолчать, кузина, — усмехнулся он, снова взмахивая вилами. Он представил, что следующий тюк — это тело Таристана, и проткнул его зубьями насквозь.

— А ты, похоже, не выучил этот урок, — ответила она. — Равно как и тот, где рассказывалось о тактичности.

Дом закусил губу, снова ощутив вкус крови.

— Я воин, Рия. Тактичность — это роскошь, которую я не могу себе позволить.

— А я, по твоему мнению, кто?

Он вздохнул и обернулся к той, которую мог бы назвать сестрой.

Принцесса изменилась. На ее поясе по-прежнему висел меч, но в остальном она выглядела другим человеком. Шелк уступил место стали, а украшенные драгоценными камнями локоны превратились в туго заплетенные косы. Она уперлась руками в ремень портупеи, выжидательно глядя на Дома. Зеленая мантия Айоны ниспадала с ее плеча, прикрывая кольчугу, нагрудник и поножи. Рия была наследницей престола, поэтому она умела сражаться не хуже остальных, а зачастую даже лучше. Ее доспехи — с оленьими рогами на груди — были искусно выкованы и идеально на ней сидели. Покрашенная в зеленый цвет сталь сияла в пыльном свете конюшни.

В груди Дома затеплилась робкая надежда, но ему инстинктивно захотелось задушить ее в зародыше.

— Куда ты собралась? — настороженно спросил он.

— Ты слышал, что сказала мать: она не станет отправлять своих людей на верную гибель, равно как и другие правители, — сказала она, поправляя латные перчатки. Тонкая улыбка, игравшая на ее губах, блеснула озорством. — Я решила, что нужно убедиться в ее правоте.

Искра надежды вспыхнула и разгорелась. Вилы выпали из рук Дома, и он потянулся к кузине, чтобы ее обнять.

— Рия…

Доспехи не сковывали ее движений, и она легко увернулась от его руки, сделав проворный шаг в сторону.

— Не трогай меня! Ты воняешь!

Эта шпилька нисколько не задела Дома. Рия могла говорить или просить у него что угодно, как ни страшно было это осознавать. Я бы голышом станцевал на улицах Айоны или женился на смертной женщине, если бы она согласилась помочь лишь при таком условии. Но Рия ничего не просила взамен. Глубоко в душе Дом знал, что она никогда бы этого не сделала.

— Сначала я поеду в Сирандель, — сказала принцесса и быстро зашагала по конюшне, вынуждая Дома последовать за собой.

Она осматривала коней наметанным взглядом, заглядывая в каждое стойло в поисках проворного скакуна, который отвечал бы ее требованиям.

— Сирандельцы потеряли в этой битве троих. К тому же лисы бывают такими вспыльчивыми. Говорят, это связано с рыжим цветом волос.

Стремительным шагом принц подошел к стене, где висела амуниция для лошадей, и закинул на плечо седло. Крепкая промасленная кожа блестела на свету.

— Тогда я начну с Салахэ. Песчаные волки охотно вступают в бой.

Рия стащила седло с плеча кузена.

— Оставь переговоры мне. Слабо верится, что для такой задачи тебе достанет красноречия.

— Ты обезумела, если думаешь, что я останусь здесь, — сказал он, преграждая Рие путь. Она снова увернулась. Сгрудившись в дальнем конце прохода между стойлами, конюхи следили за их перепалкой. Дом слышал их перешептывания, но они его не заботили.

— Я такого не говорила, — в голосе Рии прозвенел упрек. — Собрать войско, чтобы противостоять Веретенам, — это одна задача. Очень может быть, что она невыполнима. Но есть еще и другая: захлопнуть эти самые Веретена. Мы обязаны их закрыть, если хотим, чтобы у Оллварда оставалась хоть какая-то надежда на спасение.

Ее поиски подошли к концу: она остановилась у знакомого стойла, в котором дожидался всадника личный скакун ее матери. Эту угольно-черную лошадь растили в пустынях Айбала, обучая развивать невероятную скорость. При взгляде на кобылу, рожденную в песках, в глазах Рии блеснула неестественная для нее жадность. В следующее мгновение принцесса снова повернулась лицом к своему кузену и взяла в руки его ладонь.

— Тебе понадобятся кровь Древнего Кора и Веретенный клинок.

Перед взором Дома предстал образ юноши с добрым и теплым взглядом. Поверх его кольчуги была накинута зеленая, расшитая золотом мантия. Оруженосец. Эндри Трелланд. Дитя Аскала.

— Я сумею отыскать клинок, — мрачно произнес Дом. Надеюсь, что сумею.

Рия нахмурила смуглый лоб.

— Каким образом? В сокровищнице хранилось лишь два меча, и теперь оба они у Таристана. В других поселениях нет…

— Я отыщу клинок, — повторил он. В его голосе звенела решимость.

Несколько мгновений Рия вглядывалась в его лицо, а затем медленно кивнула. Дому оставалось лишь молиться, чтобы она оказалась права, доверившись ему.

— А вот кровь… — вздохнул он, прислоняясь спиной к стене.

Видэр провел рукой по лицу, в первый раз за все время, прошедшее со дня боя у храма, забыв о своих ранах. Они тут же напомнили ему о себе, взорвавшись острой болью. С губ Дома сорвалось ругательство.

— Кортаэль был последним отпрыском своего рода. Если где-то и существуют его дальние родственники, у нас нет никаких зацепок, чтобы их обнаружить. Поиски иной ветви этого генеалогического древа займут долгие месяцы, а быть может, и годы. Сыновья и дочери Древнего Кора стерты с лица земли.

— Сыновья и дочери, — задумчиво протянула Рия, искривив губы в подобии усмешки.

Она подошла к айбалийской песчаной лошади и провела рукой по спине животного. Кобыла ответила ей приветственным ржанием.

— Они весьма немногочисленны, это верно. Но уверен ли ты, что род Кортаэля прервался? Есть вещи, о которых он не рассказывал даже тебе, кузен.

Несмотря на печальные обстоятельства, Дом широко ухмыльнулся.

— Поверь мне, я наслышан о твоих тайных свиданиях с этим смертным, равно как и половина Айоны.

— Помимо меня, у Кортаэля из Древнего Кора было множество женщин, как видэрийских, так и смертных.

С ее губ сорвался смешок, прозвучавший печально и глухо. Смерть Кортаэля отразилась не на одном Доме. Он ясно видел груз потери, свисавший с плеч Рии, словно плохо подогнанный доспех. Подобная тяжесть была для нее непривычна, да и для большинства видэров тоже. Они не знали, что значит умирать или терять тех, кого они любили.

Дом подскочил на месте, когда рука Рии коснулась его здоровой щеки. Ее пальцы были прохладными и нежными, несмотря на мозоли, образовавшиеся за несколько столетий. Его снова охватила тоска, только на этот раз он печалился не о своей участи, а о кузине, которой предстояло в одиночестве скитаться по всему Варду.

— Не отчаивайся, Домакриан, — сказала она, по-своему трактуя выражение его лица. — Не только видэры исследуют генеалогию Древнего Кора.

Рия всегда опережала его, когда они работали в библиотеке под надзором ученых и дипломатов. Также и сейчас: он смотрел в ее темные глаза несколько долгих секунд, прежде чем его озарило понимание. Он сморщил нос в отвращении. Намек Рии вызвал у него приступ дурноты.

— Что за глупость! — просипел он.

Рия, стоявшая спиной к лошади, ничуть не смутилась.

— Что ж, хорошо, что мы не глупцы. Ну, по крайней мере, я.

— Я не стану этого делать. — Он покачал своей златокудрой головой. — Я им не доверяю.

Ресницы Рии вздрогнули. Она начинала терять терпение.

— Мы ничего не знали о Таристане, и посмотри, что из этого вышло, — проговорила она сквозь сжатые зубы. — Ты можешь просмотреть все библиотечные свитки до единого, можешь расколоть череп Сьерана и покопаться в его содержимом, но это не поможет тебе вовремя найти еще одного отпрыска Древнего Кора. И ребенка Кортаэля тоже. Он об этом позаботился.

Дом ощутил новый прилив дурноты.

— Ребенка, — выдавил он в изумлении.

«Незаконнорожденного ребенка, — осознал он. — Кортаэль не был связан узами брака — или все же был? Возможно, я не знал о своем друге чего-то еще? Того, что он не считал нужным мне сообщить, потому что мучился от стыда или недостаточно мне доверял? Пусть этот смертный погиб, оставшись гнить в земле, Дом почувствовал, как его накрывает новая волна тоски и жгучего гнева.

— Прекрати. У нас нет времени на твои печальные размышления, — резко произнесла Рия.

Он нахмурился, и его раны тут же отозвались болью.

— Я не трачу время на печальные размышления.

— Ты тратишь на них годы, — отрывисто проговорила она. — Кортаэль рассказал мне во время своего набега на винный погреб. Это произошло, когда он сам был еще юнцом.

— Жаль, что я об этом не знал.

Дом снова подумал о том, как хорошо было бы верить в призраков.

Рия закусила губу.

— Ты же знаешь, какой он человек. Каким человеком он был, — сказала она, с трудом заставляя себя говорить о Кортаэле в прошедшем времени. — Он считал себя видэром и делал все, что мог, чтобы убедить в этом нас всех. Он просто не мог признать, что способен совершать те же ошибки, что и любой другой смертный. Он так сильно хотел быть похожим на нас.

Дом действительно все это знал. С самого детства Кортаэль сражался против своей природы. Он делал вид, что его не беспокоят раны, стужа и голод. Отказывался спать, потому что видэры могли обходиться без ночного отдыха. Он говорил на видэрийском не хуже остальных жителей Айоны. Он владел им настолько хорошо, что однажды признался Дому, что видит сны на их языке, а не на своем родном. Мы стали братьями, словно он и правда был бессмертным. Если бы только не его кровь, его проклятая кровь, которая привела его к гибели.

— Это все, что мне известно. — Рия положила руку ему на плечо, вырвав его из плена воспоминаний. — Но будь уверен, они знают гораздо больше.

— Что ж, хорошо, — неохотно уступил он, словно ребенок, которого долго уговаривали съесть полезный, но невкусный ужин. — Я это сделаю.

Меня утомляет одна только мысль о том, что мне предстоит.

Рия смотрела на него, изогнув бровь, словно он был подростком ста лет от роду, впервые пришедшим на тренировочную площадку.

— У тебя есть предположения, с чего можно начать?

Дом выпрямил спину, вытягиваясь во весь грозный рост. Его фигура заполняла собой дверной проем.

— Разумеется. Я выслежу одного убийцу, а потом выбью из него всю нужную информацию.

— Замечательно. Только сначала тебе стоит сходить к лекарю, — произнесла она, с отвращением прикасаясь к его рубашке. Решив, что этого недостаточно, она демонстративно ее понюхала. — И принять ванну.

Он ответил кузине кривой улыбкой и погрузился в молчание, давая ей возможность подготовиться к пути. Она оседлала песчаную лошадь в мгновение ока. Мнение Дома не изменилось за долгие годы: она делала это слишком быстро. Он не сводил с кузины взгляд, и она отвечала ему тем же. Во всем ее облике сквозила непреклонная решимость. Дом не стал спрашивать, почему она отправлялась в путь. Возможно, мать отдала ей тайный приказ, несмотря на слова, прозвучавшие в тронном зале. Или, быть может, принцесса проявляла непокорность, граничившую с предательством. В любом случае он не хотел этого знать.

— Доброго пути, кузина, — проговорил он. — Будь осторожна.

В его памяти вспыхнули все кошмары, увиденные им всего несколько дней назад. Их пальцы и челюсти тянулись к его бесценной Рие. «В отличие от меня, она не потерпит поражения. Я не потеряю и ее тоже», — пообещал он себе.

«Но тебя не будет рядом», — прозвучал в его голове собственный голос. От этой мысли он вздрогнул всем телом.

Либо Рия не заметила его ужаса, либо ей хватило благородства не заострять на нем внимания. Она с легкостью вскочила в украшенное оленьими рогами седло. Песчаная лошадь нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, готовая пуститься в бег.

— Я всегда осторожна, — отозвалась она. Ее глаза светились в предвкушении путешествия — и от осознания того, что она предпримет его ради великой цели.

Дом снова пожалел, что не может выражать свои чувства, как делают это смертные. Как бы ему хотелось обнять кузину и сказать, как много для него значит то, что она поверила ему и решила действовать. Чувства застряли у него в горле, грозя его задушить.

— Спасибо тебе, — только и смог выдавить он.

Ее ответ был так же остер, как и ее меч. Дом не ожидал от нее меньшего.

— Не благодари меня за то, что я поступаю правильно — пусть это и несусветная глупость.

Дом склонил голову и вышел из конюшни, освобождая Рие путь.

Но она медлила, застыв с одной ногой в стремени и вперив взгляд в лошадиную шею. Сияние ее глаз померкло.

— Я не знала, что у него есть близнец, — едва слышно прошептала она. — Мне не было известно, что… что мать их разлучила.

— Мне тоже, — ответил Домакриан. Как и Рия, он тщетно пытался осознать произошедшее. — Как и самому Кортаэлю, пока это чудовище не явилось из тумана забвения.

— Она наверняка считала, что поступает как должно. Она хотела защитить и воспитать лишь одного наследника Древнего Кора. Боялась, что иначе Вард погрузится в междоусобные распри.

Дом кивнул, пусть и считал иначе. Глубоко в сердце он знал, что правительница сделала это ради себя и ради Глориана. И ни для кого больше.

Рия надежнее уселась в седле, и в ее взгляде снова проступила стальная воля. Она воплощала в себе идеальный образ неистового воина, храброго и благородного.

— Да пребудет с тобой Эктхейд, — проговорила она, оглядывая кузена сверху вниз.

Бог дороги, путешествий, а также потерянных и обретенных вновь вещей.

Дом кивнул.

— Да хранит тебя Балер, — произнес он в ответ.

Словно на крыльях Балера, она понеслась на запад.

Сменив одежду и стерев с тела грязь, Домакриан из Айоны поскакал на юг. Никто не пытался его задержать, и никто не сказал ему слов прощания.