Листья падали…

Виктор Серов

«Среди множества ремесел и искусств, воздействующих на человеческую душу, нет силы более доброй и более беспощадной, чем поэзия. Она все может. Я утверждаю: она сильнее ядерной бомбы – разрушающее и творящее слово, пропитанное кровью любящего сердца, светом духа. Нет подчинения более добровольного и более неодолимого, чем подчинение поэзии. Нет любви более вознаграждаемой, чем любовь к поэзии. Любящий поэзию – дважды поэт!»

Виктор Серов

пгт. Максатиха

Как будто о себе…

В чужих стихах, на книжной полке пыльной

Терялся я, плевав на сон и ночь,

И до утра, в словесном изобилии,

От серой скуки плыть пытался прочь.

Я ждал свой ветер, но меня носило

И прибивало вновь к моим пескам,

А я всё грёб, пока хватало силы,

На свет столпов к далёким маякам…

Сводило руки, боль сковала шею,

Застыла соль в углах опухших глаз —

Ну вот, приплыл… плясали свето-тени,

А на столе смеялся Пушкин А.С…

О, берег мой — пусть ты бываешь скучен,

Но за спиной всегда родной причал

И мой язык — великий и могучий,

Опять влечёт меня в мой океан.

И вновь на сон плевав и на усталость,

Я, словно старый, мудрый книжный червь,

На пыльной полке с рвением копаюсь,

Чтоб убежать от скуки и от нерв…

Я пришлю тебе осень…

Я пришлю тебе осень

Не в письме — бандеролью,

Ту, далёкую — в просинь,

Где мы были с тобою.

Где тебя провожал я…

Адрес тот же? Я помню.

Где когда-то желали

Быть навеки с тобою.

Я букет из кленовых

Тебе листьев отправлю —

Тех, бордово-палёных…

Помнишь, как мы играли?

Помнишь, как запускали

По реке наши звёзды? —

Мы тогда и не знали,

Что разлуки так слёзны…

Я пришлю тебе дождик —

Соберу его капли,

Погрусти со мной тоже —

Не дожди виноваты.

Не ветра, не морозы —

Сами портим погоду…

Я пришлю тебе розы

За ушедшие годы.

Я пришлю тебе зиму

И рассветы, и лето…

И немую картину,

И письмо без ответа.

Не пиши мне — не надо,

Пусть останется осень,

Лишь она мне отрадна,

Только с ней довелось мне…

Только с нею спокойно —

Листья в вальсе кружатся

И прощаясь достойно,

Мне под ноги ложатся…

Сегодня так модно — вокзалы и Осень…

Я видел тебя — ты была у вокзала,

Встречала кого-то… наверное Осень…

Когда-то другая вот так вот стояла…

А я-то всё думал, что ветер уносит.

А я-то всё думал, что листья шуршали…

Теперь же ветра не плащи развевают,

А гонят по небу сырые печали

И вечером грусти с перронов смывают.

Опять ты встречаешь, а может и вовсе

Бежишь — да бежишь, — от кого? Не от Лета?

Сегодня так модно — вокзалы и… Осень,

И модно бежать не дождавшись ответа…

Знаю, что не тропа ведёт…

Не из прошлого, не с грядущего —

Почерпну покой с настоящего, —

Не хочу забвенья тщедушного,

Не люблю тщеславно манящего.

Если в этот век довелось дойти,

Значит дыбы в прошлом не сдюжили,

А вперёд чертям уже нет пути —

За спиной же лет уж с три дюжины.

За спиной не вздор, не отвал в ножах,

А дороги в камнях да в рытвинах,

И в зачёт — не чёрт, а любовь в межах

Не весной в полях — ненасытная…

И в грядущем, там, не понять что ждёт —

Понимаю суть лишь рассветную, —

Знаю только, что не тропа ведёт,

А мечта о звёздах заветная…

Ты такою далёкою кажешься…

Ты такою далёкою кажешься —

Через мир, чрез годы, столетия,

Это фото с тобою не вяжется,

А звонки… в тишине междометия.

И проказник ветер полуночный,

Мне твоим дыханьем не кажется,

Я безсонным веком замученный,

Жду, когда же пепел уляжется…

Я с тобой как-будто на паперти

И молю о прошлом и будущем —

Где-то в том межвременье взаперти

За тобой я брёл твоим служащим.

По сей день там волей-неволею,

Недосказанным словом и мыслями —

Ты мне кажешься ночью безсонною,

Но… я знаю, что это безсмысленно…

Нервы

То в забытое, то в ненужное,

То неверием лбы сдираются,

Только нервы звенят натужные,

Да пружины часов сжимаются.

И на всё — про всё, мало времени,

И на гору взбираться — ветрено…

Будто всё в ночи, да по темени,

Или был рождён преждевременно.

Или просто надо быть каменным

И без нерв, без чувств и без племени,

Чем пылать с рождения пламенем

И бросаться жизненным семенем.

Чем долбиться в стену безмолвия,

Да о ревность жечься беzпочвенно…

Только жизнь-то будет-ли полная,

Если сменит вдруг полномочия?..

Лучше так уж пусть, чем гранитною,

Пусть тягучий нерв надрывается,

Чем остаться костью забытою

Над которой ветры стебаются.

Лучше пусть трещат лбы от ревности

И часы в поре остановятся —

Лучше так, чем молча в безвестности,

Где в пустом немое не полнится…

Румяна холодных закатов…

Румяна холодных закатов

Печалят задумчивый взгляд…

Так было наверное надо —

Уйти, без оглядки назад.

В упадок пришло основанье

Раскатанных ревностью чувств —

Не нужно пустых обещаний,

Не нужно подсаливать грусть…

Разлука — немая награда, —

Кому только — мне иль тебе?

Морозят холодные взгляды

Своей укоризной извне.

Закаты свели нас когда-то,

Теперь же разводят мосты…

— Так значит мосты виноваты?

А мне всё казалось, что ты…

Возможно, кому-то ответят когда-то…

«И кажется всё не со мною и мимо…» А. Медникова

Возможно, кому-то ответят когда-то —

Не трубно, не гласно, а шёпотом — тихо,

С нутра, словно эхо отдастся: «Куда ты?

Куда ты бежишь потаенное лихо?

Постой! Разве можно вот так вот, с наскоку? —

Умерь настроенье своё и вопросы.

Не время, ни тело, ни шаг однобокий —

Ничто в этом мире не вымолят слёзы.

И стоит-ли в память и в письма цепляться,

Когда за спиною две равные жизни —

Быть может в одной и хотел бы остаться,

Но только не в той, где погода капризна…

Не проще-ли просто идти без коллизий —

Вперёд ведь всегда направлений несчётно…»

— Молчи! — ты ответишь, — не надо сюрпризов!

Я просто задал тот вопрос мимолётно…

Листья падали…

Листья падали в руки Осени

Цветом меди и жёлто-красные,

Покрывались с рассветом росами,

Янтарями светились ясными,

А в обед иссыхали замертво

Став под вечер сухой коростою,

По ночам обмерзая мраморно,

Разметаясь утрами в росстанях…

Облака убегали белые

В безконечные дали дальние,

Косяки поднимались смелые,

Пели песни в пути печальные,

Всё тянулись в просторы южные

И в последствии возвращались все,

От того, что юга не нужные,

Что ветра развернулись уже к весне…

Листья падали в небо Осени,

Как кораблики в стыни ясные,

Бороздили ручьи, полосили,

В берега залипали грязные.

Солнце грело совсем по вешнему —

Даже вороны пели радостно…

И уже зеленят олешины,

И комарики вьются гадостно…

Леший

Летний сон, ни на что не похожий —

Спящий лес, земляника вокруг.

Я здесь был — не чужой, не прохожий,

Тишина, что любой слышно звук…

Треснул сук — осторожно и тихо

Зверь прилёг за валежник на мох.

Волк, енот — неизвестное лихо?

Лес исторг вдруг усталости вздох.

В ельнике, от внезапности «ухнув»,

Сучья срезав, поднялась сова

И в орешнике сослепу рухнув,

Малость дёрнулась и замерла.

Чу! — опять — где-то тихая поступь,

Скрежет шишек и шелест травы.

Вдруг пульнул кто-то ягодной горстью

Мне в лицо, хохотнул и завыл…

И опять тишина — ни движенья,

Даже ветер с чего-то притих.

На щеке я почувствовал жжение,

А потом вдруг тычок… Что за псих?

Я крутнулся на месте и обмер,

Предо мною — как проще сказать —

Человек, только будто он помер,

Но не стлел — стал травой обрастать.

Голова на булыжник похожа,

Там, где темечко, ящерка спит,

А лицо — нет, скорей даже рожа,

Так похожа на метеорит.

Как пещеры, два глаза бездонных —

Не мигая смотрел на меня,

Руки, словно коряжник замшёный,

А на шее обвилась змея.

Хохотнул…

— Что обделался парень?

Ты расслабься, не трону тебя.

Да не бойся — живой я, не камень,

Любопытен ты стал для меня.

— Бродишь по лесу — шишки пинаешь,

Ничего не сбираешь с собой.

Можь грибы, что съедобны, не знаешь?

Так давай покажу — я не злой.

— Ты поешь земляники — ей много!

И черники с собою сбери.

Но кустами не рви — я здесь строго

Охраняю владенья свои.

Заскрипел, повернулся мохнатый,

Лес рукою-корягой обвёл —

На пеньках появились опята,

И «лисичками» мох весь расцвёл.

Чуть подале, у самой дорожки,

Как солдатики стройные, в ряд,

В бурой шляпке, на толстенькой ножке,

Как один — «боровые» стоят.

— Что ты замер? Ступай, не стесняйся!

Побери сколько надо с собой.

Мало будет — ещё возвращайся,

Посидим, поболтаем с тобой.

— Что молчишь — говорить-то умеешь?

Меня ваши прозвали — Лешак.

Мать-честна! — я смотрю ты бледнеешь?

Да присядь. Не волнуйся ты так.

Я присел на отвал у дороги

И свалился без чувства на мох…

— Что и этот «откинул здесь ноги»?

Дышит вроде. Ещё не издох.

— Ладно, пусть оклемается малость,

Подойду когда в чувство придёт.

Надо ж, к людям почувствовал жалость.

Может час-через-два и пройдёт?

Леший встал у засохшей берёзы,

Головою прижался к стволу

И, из глаз будто брызнули слёзы

На сухую кору-бересту…

Летний сон — ни на что не похожий.

Сосны ветер качают на юг…

— Странный «этот» какой-то «прохожий»,

Долго спит — не пришёл бы каюк.

— Эй, мужик, не замёрз на землице?

Вечереет уже, комары.

Может брызнуть немного водицей?

Эй, енот — принеси мне воды!

Я очнулся — зудела вся шея,

Лоб горел, словно Солнце ожгло.

— Что задумался — трудно поверить?

Помнишь что с тобой произошло?

Я вскочил — надо ж, думал приснилось! —

И пошёл без оглядки вперёд.

Лес шептал, Солнце быстро садилось…

— Не беги же, постой идиот!

Силы словно окончились сразу —

Я присел на пенёк у тропы.

Десять сов словно «ухнули» разом…

— Выпей на ко холодной воды!

— Пей же, пей, да ступай себе с миром!

Вот, черники набрали тебе

И, с грибами возьми вот корзину —

В лес заглядывай чаще ко мне.

— Ну иди. Далеко, а ты пеший,

Тропка еле видна впереди.

Помнишь кто я?

— Конечно! Ты Леший.

— Что не так — ты меня не суди!

…Был-ли сон, или вправду случилось —

Вновь хочу навестить этот бор.

Сказка ночью сегодня мне снилась,

С Лешим, будто, я вёл разговор…

Чай покрепче заварю зимним вечером…

Чай покрепче заварю

Зимним вечером

И по чашкам разолью —

Делать нечего,

Будем до ночи сидеть

Грызть сухарики

Подливая разговор

Из заварника.

Проболтаем допоздна —

До полуночи,

Забредёт в окно Луна:

— Пьёте чудики?

Все нормальные уж спят —

Вы всё «чешете».

Может гостя к вам заслать —

Дядьку Лешего?

Пусть согреется чайком

За компанию.

Самовар уже остыл?

Так запаливай!

И вареньице неси —

Неча жадничать!

Что «залип-то» у печи —

Не начальник, чай.

Ну а где же Домовой —

Не позвали что-ль?

Что мотаешь головой,

Ну зови — изволь!

Чтобы ночку скоротать

Было весело,

Нам компанию собрать

Нужно тесную…

Мы сидели до утра —

Чай да пряники,

Подливали теплоты

Из заварника,

А когда Луна ушла,

Леший кланялся,

Домовой — тот у себя,

Приосанился…

Мы же с милой на печи,

На матрасике,

Грели спины да клячи

До двух часиков,

А заснули как к утру,

То согрелися —

На протопленной печи

Куда денешься.

…Кот к обеду разбудил —

Размяукался,

Кто-то под окном бродил,

Но не стукался,

Я потопал открывать

Босым, ножками,

Отворил — не дать-не взять —

Бабка Ёжка там…

Чай покрепче заварю

Зимним вечером

И по чашкам разолью —

Делать нечего,

Соберу гостей в дому,

Всю «нечистую»…

Чай от чая не помру,

Крепкий — выстою!

Мне дали шанс услышать тишину…

Мне дали шанс услышать тишину,

Что в Храме Жизни Боги охраняют —

Я покидая город и войну,

Иду в тот Храм… меня там понимают.

Меня там ждут — когда я прихожу,

Встречают древа вечные величием.

Здесь, наконец, себя я нахожу

Под маской снов и жалкого двуличья.

Здесь наконец я струны отпущу

И спящий Дух мой крылья мне распрямит,

И над Землёй мятежной я взлечу

Чтоб видеть то, что город затмевает.

И буду ветер слушать, буду петь —

Не в голос, нет, — душа поёт иначе,

И буду долго, долго ввысь лететь,

Пока мой Дух мятежный не заплачет…

Потом я только на земь упаду

И в мхах усну под кровлею сосновой,

И отдохнув, на войны побреду

Мир исправлять нещадный, и суровый…

Понедельник. Утро…

Понедельник. Утро. Полная маршрутка.

Люди в грязных масках… Странное кино.

Серое на сером (Стенли Кубрик будто) —

Логику, мотивы вызреть не дано.

Странная планета… Понедельник этот…

Лишь один в маршрутке с выбритым лицом.

Осознанье — где ты? — странного сюжета,

Виделось такое в фильмах пред концом.

Виделись и улиц медленно бредущих

В масках, с номерами… отрешённый взгляд,

И немых маршруток в понедельник ждущих…

Был один там бритый — шёл не наугад.

Шёл не в стаде серых и дышал свободно,

И кормил свободных булкой голубей,

На него смотрели взглядом псов голодных

Особи, что в масках были посерей…

И в маршрутке этой (как и в фильмах жутких)

Люди стали маски грязные снимать,

И к концу маршрута — в понедельник утром,

На запреты свыше было всем плевать.

И кидали люди номера и маски

В мусорки, не пряча чистое лицо.

Люди сознавали, что живут не в сказке,

А как в фильмах жутких с жутким же концом…

После же — во вторник, утром, все маршрутки

Ехали без масок — весело, светло,

Говорили громко (в СССР как-будто)

И смотрели в окна как заведено…

Просыпались люди в сером, грязном мире,

Запускали разум в головах своих,

Рисовали Солнце на стенах в квартирах

И осознавали — Мир их для живых!..

Поэту крылья даны с рожденья…

Рождённый ползать, летать не может,

Но для поэтов даются крылья —

Когда б искали бы искру божью,

Её частицу в стихах открыли б…

К высотам чистым взлетая слогом,

Реализуясь в бумаге смертным…

Роптали те же (понять-то сложно) —

Послать нам проще… с попутным ветром!

Крутили крылья взлетавшим к небу

Не дав увидеть зари рожденье…

Кричали даже: «Не слово — хлеба!»

Сжигали книги — вот наслажденье…

Потом со злобой золу топтали…

Боялись что-ли за всё отмщенья?

А что поэту? Открыты дали…

И даже в слоге есть воскрешенье.

И даже падшим — как осознанье,

(будь каждый всуе помянут позже!)

Бывает снится… пусть понимание,

Что мысль — слово, дойти не может.

Для них полёты — былая сказка

И даже боле… стихи как слёзы.

А что до смертных — к чему подсказки,

У них под «синькой» скупые грёзы…

В финале долгом напутствий масса,

А в каждой мысли и смысл двоякий —

С рожденья крылья даны… Прекрасно!

Летать вот только не может всякий…