Лига добровольной смерти

Виктор Сенин, 2015

Роман об эвтаназии, праве человека на благое умирание, на смерть. Эвтаназия сегодня широко обсуждается во многих странах, в том числе и в России. Есть государства, где такое право предоставляется больному. Однако не покидает тревога, опасение того, что может произойти в обществе, если эвтаназии будет дана «зелёная улица», а контроль со стороны власти окажется минимальным. Не превратится ли эвтаназия в доходный промысел, бизнес, когда за сердце, печень или почки, умышленно доведя человека до смерти, можно получить большие деньги, продав донорские органы чёрным трансплантологам? Найдутся, обязательно найдутся! – дельцы и воспользуются попустительством, преступной деятельностью врачей и займутся торговлей человеческими органами. Повествование в романе построено на реальности нашего времени. Это роман-предупреждение. Автор предостерегает об опасности, которая может произойти от вседозволенности и алчности и приведёт к гибели невинных людей…

Глава 4

Вспомнил Говард, как гостил у Колчина, и не сдержал улыбку. Приятные остались воспоминания. Проныра он, журналист Колчин, сквозь игольное ушко пролезет, если понадобится для дела, думал Говард, ожидая гостя в зале прилёта. Плохого в поступках Колчина не усмотрел. Такова доля журналистская: разбирать завалы. Выводить на чистую воду дельцов и негодяев, которых развелось за годы так называемой демократии. Говард хотел сказать дерьмократии, но сдержался. Если журналисты вроде Колчина не станут разоблачать различные пороки, то кто? Не стерпят, проявят презрение к злу и несправедливости, заявят об этом во весь голос. Последнее крайне важно для того, чтобы всё работало в жизни людей, и не зависело от случайных обстоятельств. Неравнодушные личности, вроде Колчина, они принимают чужое горе, как своё личное, и встают на защиту вопреки любым препятствиям.

И ещё подумал Говард об Ирине, которая заставила съездить в Мелихово, усадьбу Чехова в Подмосковье. Здесь писатель провёл лучшие годы, написал «Чайку». Бродили по тенистым аллеям, вышли к пруду. Гид пояснила: Антон Павлович при переезде из Москвы привёз полтораста карасей и линей.

— Есть обычай у русских — при переселении в новый дом или в новую квартиру пускать впереди себя кошку или петуха — своего «домового». Чехов запустил рыбок…

Длинные берёзовые аллеи вдоль Каширского шоссе долго провожали Говарда из Мелихово. И Рон, поражённый жизнью русской усадьбы, жизнью крестьян на просторе полей и лесов, долго думал о великом писателе, который знал цену человеческому благородству, достоинству и счастью…

На выходе показались первые пассажиры, среди них и Владимир: белая рубашка без галстука, модный пуловер с белыми и чёрными квадратами на груди, дорогие джинсы. Не оттягивает плечо дорожный кейс, что служит доказательством: человек привык кочевать, не любит обременять себя излишком багажа. Одет вроде просто, но по своему вкусу и понятию, уверенный, крепко сбитый, натренированный.

— Едем в гостиницу? — спросил Рон, когда они сели в машину.

— В гостиницу. Да, Ирина тебя вспоминает и передаёт поклон.

— Спасибо… Она — дивный человек. И дети ваши — Виктория и Ваня. Гаврики, как называет их мама.

— Иван в этом году на чемпионате отличился. Золотую медаль завоевал!

— Почему ты выбрал отель «Park inn»?

— Знакомым не хочу на глаза попадаться. Не то растрезвонят, что я в Упсале, а мне ни к чему…

— Ты правильно сделал, выбрав для командировки Упсалу. Не зря здесь короновались короли Швеции, здесь и похоронены. А какая красота в окрестностях!

— По этой причине доктор Тосс и открыл в Упсале пансионат Лиги Добровольной Смерти, — как бы между прочим ответил Колчин. — Город тихий, красивый. Река Фюрис течёт, а по берегам сады и парки, крупнейший в Скандинавии университет…

— Ты прилетел с намерением познакомиться с работой Лиги Добровольной Смерти? — догадался Говард. — Я то думал…

— Думал, что буду писать о работах Карла Линнея? Как пишут многие журналисты, посетив Упсалу? Или о золотой гробнице Эрика Святого?

— В городе есть и другие достопримечательности. Ты упомянул об университете. В нём, между прочим, преподавал астрономию Цельсий.

— Нет, брат. Хочу пожить инкогнито в пансионате Лиги, познакомиться с порядками, ритуальными обрядами добровольного ухода из жизни. В профессии журналиста, правда, иногда лучше помолчать.

— Твоё право молчать или говорить. Мы, шведы, не болтливы.

— В России Лига Добровольной Смерти добивается права на открытие пансионата. И доктору Тоссу удаётся сломить сопротивление. Появились сторонники эвтаназии не только среди врачей, но и в Государственной думе, в Совете Федерации. Наши российские законы трактуют проблему эвтаназии двусмысленно. С одной стороны, статья сорок пятая «Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан» однозначно запрещает проводить эвтаназию. Но с другой стороны, статья тридцать третья того же свода законов разрешает её.

— Рядовые граждане как смотрят?

— Смотрят сквозь пальцы. Меня не коснулось, и ладно. Но, если говорить серьезно, одни поддерживают, ссылаясь на опыт либеральных стран, другие боятся. Где гарантия, что смерти не предадут здорового человека, который встал кому-то поперёк дороги. В Перми молодая жена решила оттяпать у пожилого мужа миллионы, а врачи помогли ей. За солидное вознаграждение, конечно. «Мани» сегодня на первом месте. Всем хочется нажить капитал, обзавестись загородной виллой…

— Как у тебя… — не сдержался Говард.

— Как у меня! А порядок в обществе, бедность большинства семей — это моей персоны не касается. Новорожденных детей горе-врачи выдают за мёртвых, а затем продают на вес. Как мясо. Полкило — восемь тысяч долларов. Требуются детские тела для получения стволовых клеток. В одной из клиник в Украине нагрянувшая милиция обнаружила сто восемьдесят мертвых детей. А ты говоришь… Власть рубля довлеет, а не власть совести. Продают и детишек. Подбирают на вокзалах и в подворотнях, отмоют, в божеский вид приведут, и сбывают за границу. Призвать к ответу за них некому. Широкую огласку получило дело некоей мадам Фратти. Она из русских, зовут Надеждой. Так эта Надежда вывезла из России в Италию пятьсот пятьдесят восемь детей-сирот. Все эти сироты бесследно исчезли в клиниках по пересадке органов…

— Пока люди сойдутся во мнении, сто лет пройдёт.

— Сто лет… Сенаторы уже готовят законопроект о праве на эвтаназию. Откроют пансионат, а потом схватятся за голову. Хотели, как лучше, а получилось, как всегда.

— Ты правильно поступаешь. Лучше рассказать о Лиге и её порядках сейчас. Завтра поздно будет.

— Завтра будет поздно… Точно подметил. У нас по этому поводу так говорят: близок локоть, а не укусишь. Живём, играя в орлянку: орёл или решка. Надеемся на авось. Авось, повезёт.

Улица Скаргатан — тихая и малолюдная. Если пройти по ней к железнодорожному вокзалу, увидишь по пути отель «Park inn», в котором и остановился Колчин. Отель оправдывает название постоялого двора: рядом станция, ночной клуб «Каталин», по вечерам играет джаз. В скверике под клёнами стоянка для велосипедов. Спешат горожане на электрички до Стокгольма, оставляют велосипеды и уезжают на целый день. Велосипед в Упсале — основной вид транспорта. По этой причине не увидишь на улицах автомобильных пробок. Как не увидишь скопления машин во дворах и на тротуарах.

Народ в Упсале просыпается рано. С первыми криками галок люди спешат на станцию. В Упсале самая крупная в Скандинавии популяция галок, они кружат над крышами домов, над кафедральным собором, галдят на деревьях университетского парка и на старом городском кладбище, но город к птицам привык. Как привык рано начинать рабочий день.

Многие упсальцы трудятся в Стокгольме, и надо успеть приехать к открытию магазинов и кафе, расставить столы и стулья, приготовить посуду, достать из холодильников продукты и начать их разделку. В пути досыпают, знакомятся и влюбляются, обсуждают последние новости. Быт электричек субарбанитам привычен и понятен. Город сны видит, а люди поездов уже в пути; вечером город отдыхает, а люди поездов ещё в дороге — давно привыкшие друг к другу, похожие внешне по скромной одежде.

Поужинать Говард пригласил Владимира в греческий ресторан на берегу речки Фюрис, которая, изгибаясь по городу, катит тихие воды под мостами к озеру Меларен. С веранды ресторана открывается вид на кафедральный собор, приходскую церковь Святой Троицы и старую водяную мельницу. В тихом затоне с цветущими кувшинками крякали дикие утки. Семейство крякв с выводком подросших утят плавало среди цветов, вылавливая ряску. Селезень подавал голос, чтобы не разбегались утята.

— Хорошо у вас! — сказал Колчин, глядя на уток и отпивая из запотевшего бокала пенистое пиво. — Тишина и спокойствие, никто не спешит, не толкается… Нет гула машин. В Москве заторы на дорогах, нервные пешеходы на переходах. Куда ни посмотришь: машины, машины…

Он смотрел на шпили собора, построенного несколько веков назад в стиле французской готики, смотрел на речку, берега которой облицевали природными валунами. Вроде просто, но основательно, что создаёт вид крепостной стены.

— В Домском соборе, у нас его и так называют, похоронен король Густав Ваза с жёнами, Екатериной, и Маргарет. В капелле собора покоится прах короля Святого Эрика. Короля казнили датчане, — заметил Говард. — По преданию отрубленная голова Эрика скатилась вниз, и на том месте забил чистый родник. Он стал первым питьевым источником в городе.

— Видишь, и восемь веков назад короли и простолюдины оказывались равными перед лицом смерти… — Владимир помолчал, как бы раздумывая, рассказывать о цели командировки или воздержаться. — По дороге от аэропорта мы заговорили с тобой о моём задании. Как я догадался тогда, глядя на кислое выражение твоего лица, намерение рассказать о работе Лиги Добровольной Смерти не вызвало у тебя восторга.

— Смерть всегда безобразна. Отрубили королю голову — кровь, бездыханное тело. Сделали больному укол — кара не столь жестока, но всё равно мы видим труп. Вместо помощи, старания продлить и скрасить жизнь, идём по пути наименьшего сопротивления, путём казни. Да-да, казни! И тут жестоки в равной мере все: общество, власть, все мы, живущие на земле. Всё это своеволие отмечено Каиновой печатью, которой, как сказано в Библии, Господь заклеймил Каина после убийства им брата Авеля…

И замолчал, пережидая, когда официант уберёт со стола пустую посуду. По мнению Говарда, писать о Лиге Добровольной Смерти — неблагодарная затея журналиста. Волей-неволей, а вынужден затронуть главное — уход человека из жизни. Пусть добровольная, но это смерть со всеми вытекающими обстоятельствами.

— Вряд ли репортаж вызовет интерес у читателей, если не расскажешь о кровавых делах палачей, или как их там называют пристойно, о смертельных операциях, при виде которых холодеешь от ужаса. Но такое не напишешь. Лига не приоткроет завесу секретности, столько даёт красивой рекламы, что любой школьник расскажет о ЛДС, её милосердии. Загляни в Интернет, и получишь сотню полезных советов и рекомендаций по эвтаназии…

Эвтаназия, а проще — смерть во благо, разрешена в большинстве стран мира. Только в Нидерландах членами Лиги Добровольной Смерти стали свыше ста тысяч человек. Каждый сторонник добровольной смерти заполняет анкету и получает право в случае необходимости обратиться в Лигу за помощью. Со стороны посмотреть, религиозная секта. Что-то наподобие сообщества свидетелей Иеговы.

В США, штат Орегон, проведён референдум, в ходе которого жители штата поддержали акт добровольного ухода из жизни. Он разрешает врачам прерывать жизнь больных, по примеру Лиги дважды попросивших о милосердии в устной и письменной форме.

Нашлись последователи и в других штатах. В Мемфисе и Техасе эвтаназия — обыденный вид врачебного вмешательства. И бесконечные споры о правомочности такого акта притупили его восприятие. Ещё Монтень писал: «Смерть — не только избавление от болезней, она — избавление от всех зол. Это — надёжнейшая гавань, которой никогда не надо бояться и к которой следует стремиться. Всё сводится к тому же, кончает ли человек с собой или умирает; бежит ли он навстречу смерти или ждёт, когда она придёт сама; в каком бы месте нить ни оборвалась, это — конец клубка…».

— Если подобную операцию практикуют во многих странах, — сказал Колчин, — дойдёт и до России.

— Ты прав. Остановить трудно, — ответил Рон. — Демократия… Попробуешь запретить, народ выйдет на улицы с протестом. Как это случилось недавно в Вене.

— А митинг у стен нидерландского парламента в Гааге! Желающих прекратить страдания, физические и душевные, всё больше и больше. Прочти…

Колчин достал из папки, которую прихватил с собой, газету «Вечерняя Москва». На первой полосе жирным шрифтом выделялась заметка: «Мёртвый банкир найден в собственном бассейне».

«В собственном доме подмосковного посёлка Лесная Опушка милиция обнаружила труп управляющего Внешторгбанка Олега Жуковского. Признаков насильственной смерти на теле погибшего следователи не нашли. Судя по тому, что никаких следов взлома в доме не замечено, наружная система наблюдения никого из посторонних не зафиксировала, можно верить записке, её оставил на письменном столе покончивший с собой: «Устал от жизни»…

— Лига добровольной Смерти возложила на себя важную миссию, — продолжил Колчин беседу. — Лига облегчает уход человека, который влачит жалкое существование, от мук и страданий. Иначе и не думаешь, когда видишь еле передвигающегося на костылях. Невольно возникает мысль: зачем подобное существование? Может, помочь несчастному прекратить мучения? Но где гарантия того, что в пансионате Лиги всё делается по закону и добросердечности? Где гарантия, что из корыстных побуждений люди, кому не терпится завладеть наследством, виллой в Лондоне или на Лазурном берегу, не подкупят врача? А он обманным путём подтолкнёт больного к смерти…

— Надо преодолевать дурные инстинкты!

— Преодолеваем вторую тысячу лет, — чертыхнулся Колчин. — И не в силах преодолеть. Хотя право на эвтаназию пора узаконить. Нельзя судить человека, который помог близкому избавиться от мучений, проявив милосердие. Вспомни историю смерти француза Венсана Юмбера. Он многократно требовал предоставить ему право на смерть, но получал отказы…

История с Юмбером взбудоражила всю Францию. Парень попал в автомобильную аварию, сломал позвоночник и оказался парализованным. Он терпел невыносимые муки, истратил солидные суммы на лекарства, но никакой пользы. Парень упрашивал врачей прекратить его страдания. Сам он не в силах был подняться, пошевелить руками.

Официальное прошение об эвтаназии на имя президента Франции осталось без ответа. И тогда, пожалев сына, мать Венсана ввела ему смертельную дозу лекарства. Женщину арестовали, но вскоре освободили после общенациональных выступлений в защиту матери.

— А случай с тринадцатилетней Ханной Джонс из Великобритании? — продолжал Колчин. — Впервые в истории британской медицины девочка отказалась от лечения и через суд добилась права на смерть. Процесс в поддержку эвтаназии ширится, и его не остановить никакими запретами.

— Так что привело тебя в Упсалу?

— Никто не оспаривает благородную миссию Лиги Добровольной Смерти, — сказал Колчин. — Хочу сам убедиться и рассказать, что данная организация действует по закону и совести. Никакие деньги, никакие политические или коммерческие интересы не в силах поколебать в пансионате Лиги установленные доктором Тоссом правила добра и милосердия.

— Тебя гложет сомнение? Получается, ты никому не веришь!

— Жизнь такая, Рон. Доверяй, но проверяй. Людям импульсивным предоставь право спорить и полемизировать сколь угодно, сам же трезво анализируй события и факты, не трать попусту слова и энергию. Согласен со мной?

— Согласен…