Адский огонь

Виктор Сбитнев

Герой романа «Адский огонь» – Альберт Нидерквель, журналист частной газеты «Курьер». Редактор посылает его на Гриву, где странным и страшным образом горят избы одиноких старух. Причём горят вместе с хозяйками, которых жестокие злоумышленники привязывают простынями к кроватям. Огонь – главная тема во всём романе. Это и огонь, в котором погибают старушки, и алчный огонь, который разъедает людей изнутри, выжигая в них всё человеческое. Но добро побеждает, оно делает лучше и самих героев романа.

Глава семнадцатая. Тернистая дорога на Северо — Восток

Собирались не более получаса, а потом, пообещав на вахте вернуться к концу недели, выехали из Заиграева по шоссе на Северо-Восток. По-прежнему накрапывал дождь, в связи с чем впереди над остывающим, ещё совсем летним лесом поднимался розоватый туман. На пригорке перед опушкой Альберт без труда разглядел семейку крупных красных мухоморов и выходящих из лесу грибников с полными корзинами. Но заговорил с детства любивший лес журналист совсем о другом:

— Зря я этого лейтенантика щуплого про городскую наружку не спросил, про тот «жигуль», который ко мне за Городом привязался и от которого потом к Витьке в психбольницу пришлось прятаться. Интересно, их это люди или нам с тобой здесь ещё кого-то ожидать? Если всё же последнее, то расслабляться нельзя, ибо, как сказал наш президент, медведь просто так тайгу не отдаст.

— Не совсем точно. — Стал поправлять журналиста полицейский. — Он, Альберт, сказал более определённо: «Медведь свою тайгу никому не отдаст!». Только я не считаю каких-то там браконьеров, которые незаконно реализуют лес, хозяевами тайги. Почему? А хотя бы потому, что они всех боятся, со всех сторон видят для своего преступного ремесла угрозу. По-моему, гораздо опасней, если за тобой следили губернаторские парни. Вот в их числе могут быть настоящие профессионалы, и скорее всего, не местные, а приезжие, из той же Москвы или Питера. Кстати, я так и не понял КГБэшников: одни за тобой следят, а другие их за это отчитывают… Они что, тоже не могут водку поделить, как Чапаев с Фурмановым?

— Ну, вроде того. — Подтвердил догадку капитана журналист. — Мой приятель полковник Братов и начальник Управления ФСБ генерал-майор Берзин — старые советские волки, работавшие ещё под Крючковым. У них один взгляд на вещи, они всегда считали Америку и Запад нашими главными стратегическими противниками и не терпели ни Ельцина, ни его выскочек типа Куликова и Грачёва. Последнего их сторонники в Москве хотели отдать под суд за чеченские преступления, но он скоропостижно помер. Может, и помогли ему в этом? А недавно у нашего Берзина появился новый первый заместитель, молодой полковник из Питера. Говорят, претендент на его, Берзинское, место. И, понятное дело, что он начал свою игру, под прикрытием сверху, разумеется. Ну, и набирает себе единомышленников, в основном из молодых офицеров, жаждущих сделать, как и он сам, быструю безболезненную карьеру. Вишь, как он со мной — «Базарить иди на базар!», хотя наверняка знает, что я — спецназовец, имею боевые награды, но для него всё это пустой звук, побрякушки. Он ни пороха, ни тем более крови не нюхал и верит лишь в карьерный рост да в презренный металл. Такие ухоженные мальчики, как он, в бизнес не идут, потому что рисковать боятся, а в стабильные госконторы типа прокуратуры и ФСБ, наоборот, приносят своё нарушающее всякую законность рыночное мировоззрение. Ну, нельзя с таким складом идти в силовые структуры! И ведь, что досадно, берут гадов и на эту работу, в военные тайны посвящают, выдают оружие, доверяют агентуру. А потом вдруг оказывается, что министр обороны Сердюков — всего лишь «талантливый менеджер», которого окружают не менее талантливые поэтессы, художницы. Ну, прямо не военное ведомство ядерной державы, а «поэтессы пушкинского круга», блин! Все верят в силу Рынка, но пребывают в роскоши исключительно на бюджетные деньги. — Между тем, Альберт уже свернул с асфальта на военную бетонку, которую лет сорок назад, если не больше, в этих местах проложили ракетчики.

— Слышь, Алик, притормози малость, — попросил Семён, — Я отлить в гостинице не успел. Уже полчаса, как терплю. Альберт убрал газ, и внедорожник, как бильярдный шар в лузу, закатился в обросшую мелким сосняком «лысину» на краю дороги. Лысина при ближайшем рассмотрении оказалась огромной нестандартной плитой (и где только такую удалось достать!) со следами многолетних костров. Альберт тоже вышел из машины и сказал с пониманием дела:

— Здесь наверняка солдатня на учениях греется, в зимнее время. Под бронёй колотун, на броне ещё и ветер студёный, — вот они, молодцы, и придумали. Костры вон из вершинника палят, которым окрест браконьеры весь лес загадили, а с боков сосенки их от ветров закрывают. Я как вспомню эти армейские зимы, так у меня сразу и ноги, которые я тогда сильно проморозил, немеют, и из носа, как у дворового пацана, начинает течь.

— Солдат, конечно, нынче смышлёный пошёл! — Охотно согласился Семён. — Но, знаешь, у меня этот твой «жигулёнок» из башки никак не выходит. Впрочем, этот лейтенант нам мог и не ответить или наврать. Как проверишь? Здесь наверняка они используют совсем другие машины, а лиц их ты наверняка не видел…

— Нет. Во-первых, далековато было, а во-вторых, — стёкла у них на авто — затемнённые, — отвечал Альберт, отъезжая от выемки. В это время где-то совсем рядом, в чаще, треснул характерный ружейный дуплет. Семён выглянул в раскрытое окно и стал пристально всматриваться в ближайший поворот. Поворот был крутым, градусов под шестьдесят, а потому Альберт снизил скорость до минимума, чтобы в случае чего дать заднего хода. За поворотом, в такой же примерно выемке, какую они только что миновали, стояла кофейная «Нива — Шевроле». Сидящих в ней видно не было.

— Вроде, пустая? — Поделился своим первичным наблюдением капитан.

— Либо ушли в лес, либо лежат на сиденьях, — ответил журналист. — Третьего не дано. Давай так, Сёма. Ты валяй за руль и пистолет из кобуры достань да патрон загони в ствол, а то не успеешь, если что…

— Уже достал и взвёл. — Зло отвечал полицейский. — Ты, смотрю, меня за чудака на букву «м» держишь! А я, между прочим, уже троих особо опасных арестовал… со стрельбой.

— Прости, дружище, просто у меня оружия нет, вот я и нервничаю, — извинился и стал осторожно спускаться на грунт Альберт. — В спецназе всё время либо «АК», либо «Стечкина», а то и «Кедр» при мне, а тут лишь охотничий ножик на заднице. Хоть бы травматику этот ваш майор из разрешительного отдела дозволил. Нет, говорит, хватит с тебя и газового. Всё, иду, секи внимательней. Не нравится мне этот «Шевроле»! Ещё не дойдя до машины нескольких метров, Альберт почувствовал в ней какое-то слабое шевеление, словно дуновение лёгкого ветерка. С одной стороны, Альберт понимал, что за ним, возможно, наблюдают через зеркало заднего вида, но с другой — сомневался в этом, поскольку из положения лёжа в такое зеркало на дороге, скорее всего, ничего не видно. Тем не менее, ему предстояло совершить последний решающий пасс. И он, поначалу осторожно пригнувшись к вязкой глинистой дороге, затем всем телом лёг на неё и, извиваясь словно змея, пополз к машине, сознавая, что здесь, возле задних колёс, — мёртвая зона, и теперь из салона «Шевроле» его уж точно не видно. Заглянуть внутрь автомобиля через боковое заднее окно было делом полсекунды. Намётанным взглядом Альберт тут же определил, что в машине находится всего один человек, который полулежит на сиденье водителя и делает тщетные усилия сесть, что ему никак не удаётся. Резко подавшись вперёд, Альберт распахнул правую переднюю дверь и глянул в лицо откинувшегося на пассажирское сиденье мужчины. Оно было белым, как мел, с пузырящейся дорожкой крови на подбородке. Широко открытые глаза с ужасом смотрели на журналиста. Подав раненому успокоительный знак, Альберт стал осторожно приподнимать его сразу отяжелевшее тело и затем выносить из залитой кровью кабины. Укладывать мужчину на густой придорожный брусничник ему уже помогал подоспевший Семён. Мужчина был в камуфляже с зачехлённым топориком у пояса. Он по-рыбьи шевелил губами, видимо, пытаясь что-то сказать. Наконец, склонившийся к самому лицу закамуфлированного капитан услышал булькающие звуки:

— Оне убёгли… в лес. Стреляли в кого-то… потом. Идите тады, а я — всёк!.. В кар… кар — мане грудном… всё… амба! — И мужчина закатил глаза.

— Обморок! — Констатировал Альберт, тут же пальпировавший лежащему сонную артерию. — Пульс есть, но вялый. Давай, Сёма, расстёгивай ему куртяй. Судя по пузырям изо рта, лёгкое у него задето, только вот интересно с какой стороны?

— С правой, слава Богу, — прошептал сосредоточенный Семён, уже успевший разрезать на раненом футболку до самого горла. — Но проникновение двойное. Лезвие узкое, похоже на заточку, но, может быть, и надфиль. А вообще, зэковский почерк!

— То, что с правой, вселяет надежду, хотя, например, у моего друга, юмориста Юры Семёнова с правой стороны — сердце, но он неповторимое явление для всей области. Но реально сейчас опасней другое — большая кровопотеря! Если бы рука или нога, тогда бы жгут — и все дела, а тут… Звони в Заиграево, лучше Веткину. Он неотложку там быстрее организует. Держи вот мой спутниковый, — Альберт сунул Семёну свой чемоданчик. — Так быстрее выйдет. После этого он достал из грудного кармана расстёгнутой на раненом куртки липкий от крови сотовый и зелёное удостоверение, разлепив которое, они с Семёном узнали, что на брусничнике — егерь Шароватов Юрий Васильевич, пятидесяти пяти лет от роду.

— «Скорую» вызвал? — Нервно спросил Альберт.

— Веткин сказал, что сам выезжает. У него жена в аккурат районную неотложку возглавляет. И, слава Богу, дома после дежурства отдыхает… отдыхала, то есть. Скоро будут здесь. Но боюсь, не дотянет, — участливо посмотрел на егеря Проектор. И Альберту вдруг подумалось: «Вот, если бы все менты такими были! Как бы легко и просто жилось в нашем Отечестве! И не надо никаких экстренных совещаний при президенте, никаких специальных экспериментов на далёких окрайках России, ни особых зон, да и эта конъюнктурная фраза — „Находится на личном контроле“ отмерла бы сама по себе. Да и милицию не было бы никакой нужды переименовывать в полицию».

— Семён, достань из аптечки нашатырь! — По праву старшинства распорядился Альберт. — Давай его очухивай, а иначе, точно, не дотянет! И они спешно задвигались. Семён уже рвал из аптечки вату, а Альберт пытался не дать Шараватову захлебнуться собственной кровью. В это время в лесу ещё дважды выстрелили.

— Ни хрена, прорвёмся! — Осторожно сжимая виски раненому, зло проговорил Альберт. — Кто это там сказал, Семён? По-моему, Джек Лондон. «Что бы там ни случилось, держите всегда на Запад!». А мы, блин, русские. И держим всегда на Восток.

— Привет, мужики! — Здоровался, примерно, через час возбуждённый майор Веткин. — Под сто двадцать гнал, дважды чуть в сосняк ни влепился! А в это время жена Веткина уже начала хлопотать над истекающим кровью егерем. Появилась капельница и капроновый контейнер с кровью (наколку группы и резуса Семён успел заметить возле левой егерской подмышки и сообщить Веткину). Это, как потом оказалось, и спасло Шароватова от неминуемой смерти. Скоро появились носилки, и наколотого врачом Веткиной Шароватова загрузили в машину.

— Даша, — бережно потянул за рукав жену Веткин. — В запарке забыл тебе представить коллег. — Это, — кивнул он в сторону Проектора, — Семён Борисович, капитан из областного уголовного розыска. А это… — повернувшись в сторону Альберта, Веткин неожиданно замешкался.

— А это Альберт Эдуардович Нидерквель, — поспешил прервать неловкую паузу Семён. — Он самый лучший городской журналист из «Курьера». Кстати, тоже капитан, только фронтового спецназа! Майор удовлетворённо крякнул, а его жена с чувством пожала журналисту руку и сказала с явным одобрением:

— А я смотрю, повязка на раненом как надо наложена, а этому учиться — не переучиться!

— В Горах учились гораздо быстрее, чем здесь, на равнине. — Как будто даже виновато глянув на Веткину, сказал Альберт.

— Всё, время! Поехали! — Рубанул воздух рукой Веткин и проворно полез в кабину запускать двигатель «Форда» и разворачиваться на узкой дороге.