Новые рассказы о прошлом

Виктор Михайлович Житинкин

Автор книги длительное время проживал на территории демократической Германии, служа в Советской армии. Общение с немцами было постоянным. Все отложилось в памяти у автора и, спустя годы, превратилось в рассказы и истории.

Варькина подружка

Выходной день для офицера — понятие риторическое, особенно, если живет этот военный рядом с местом, где он служит. Бывает, конечно, изредка, что проведешь дома в кругу семьи целый день, а дети, наскучавшись по отцу, так прилипнут к тебе, что целый день находишься только рядом с ними, стараясь выполнить любое желание крохотных дочек.

В будни как бывает? Ни свет, ни заря бежит офицер в казарму, когда детишки еще спят, а по вечерам возвращается он, бедный, в полночь-заполночь, а детишки-то уже спят. О каком участии отца в воспитании своих детей в таких условиях может идти речь? Единственное, что только материально он семью может обеспечить, жены офицеров за границей обычно не работают, нет для них работы. Да еще детям своим подаришь что-то наподобие клички — «офицерская дочка» или «офицерский сынок», что, в принципе, означает — избалованный, привередливый ребенок, строящий из себя черт те что. А я хочу сказать, что даже при таком однобоком воспитании из офицерских детей, в конечном счете, получаются неплохие люди. Думаю, что весь секрет тут в хорошей подготовке матерей к воспитанию детей. Ведь почти каждая из женщин в военных городках имеет высшее образование, а это педагогическое, юридическое, медицинское и другие. Тем более что эти женщины, сами по себе, люди самоотверженные, стойкие, а не хлипкие, поскольку разделили участь мужей, вечных скитальцев

Утро в тот выходной началось, как обычно, поспать, как можно дольше, чтобы отоспаться до следующего выходного, не получилось. Дети проснулись раньше меня и шумным гомоном наполнили нашу небольшую двухкомнатную квартиру.

Младшая дочь, совсем еще маленькая, лежала в кроватке, но она часто выражала свое несогласие с чем-то своими криками. Старшенькая дочка, соскучившись по отцу, влезла на кровать, села верхом на меня и принялась открывать своими пальчиками мои, еще спящие глаза, зажимать нос. Ну, какой тут сон может быть?

Окончательно проснувшись, я занялся воспитанием своей старшей дочери — Варвары, младшая в нем еще не нуждалась. Я почитал ей хорошую книгу, побыл некоторое время логопедом, поучил выговаривать некоторые труднопроизносимые слова, но ребенку все это очень быстро надоело. Она упорхнула от меня и, вскоре, после небольшого завтрака, одевшись для прогулок, она выскользнула за дверь, сопровождаемая потоком маминых наставлений, а ей и дела мало, на улице уже слышны крики ее друзей, таких же, как и она, девчонок и мальчишек.

Незаметно проходит время в выходной день. Помог жене убраться в квартире, да сходил в магазин за продуктами для обеда. Только вернулся, жена интересуется:

— Варьку не видел на улице, давненько что-то не слышно ее.

— Когда туда шел, видел ее на карусели. Они с девчонкой какой-то в красном платьице там были. А обратно шел, недалеко тут, в догонялки с этой же девочкой играли.

Жена на время успокаивается, занимаясь младшей дочерью, гладит пеленки, распашонки, пока та спит.

С обедом помогал я. Опять же, пока отбивные готовил, да по мясу молотком колотил, разбудил ребенка. Пришлось нянчиться. Ничего не поделаешь. Удивительно даже, как только со всем этим справляется Валя, моя жена, когда меня нет дома. Ведь всегда к моему приходу и обеды, и ужины готовы, в квартире чисто и убрано, дети одеты опрятно. Да! На такое способны только женщины, да и то не все.

Из кухни стали доноситься ароматы, чувствуется, что скоро обед. Последний раз стукнула ложка о стол, все готово. Открыв окно, Валя кричит:

— Варя, домой! Обедать!

Точно так же, в далеком беззаботном детстве, и моя мать, кричала меня, приглашая или на обед, или просто загоняя домой, чтобы усадить за уроки, когда я уже учился. Моим детям это только предстоит, но все повторяется, все так же: и материнская любовь, и забота, и хлопоты целый день и даже этот родной протяжный крик в открытое окно. Варвары все нет. Валя выглядывает в окно и не кричит, как в первый раз, а спокойно говорит:

— Варя, ты что, меня не слышишь?

Значит, дочь где-то рядом с домом, просто ее что-то задерживает или кто-то.

Вскоре дверь с шумом раскрывается и в квартиру вваливается Варя, таща за собой за руку такую же, как она, чумазую девчушку в красном платьице. Обе русые, обе голубоглазые, они даже чем-то похожи друг на друга.

— Это — Ася! — кричит дочь, оправдываясь, а заодно и, знакомя нас с девочкой. — Она будет со мной кушать.

— Ну-ка, марш в ванну, мыться! Обе, обе! — говорит Валя, выталкивая девчат из кухни и направляя их к умывальнику. Девочки по очереди залазят на маленький стульчик, чтобы достать до текущей из крана воды, грязь течет и капает с маленьких ручонок, грязь же размазывается и по их счастливым, но грязным мордашкам. Моя жена своей рукой смывает грязные подтеки с девчоночьих лиц и обтирает их мягким махровым полотенцем. Обе девочки садятся за маленький столик, журнальный столик, накрытый для двоих, и начинают уплетать за обе щеки, поглядывая друг на друга.

— У нас гости, — говорит мне Валя. — Так, что придется повременить немного с обедом. Кстати, не знаешь, чья это девочка? Я, вроде, видела ее на этой же карусели. Вроде, на Младову похожа, наверно, это и есть дочь начфина полка.

— Она плохо умеет говорить, — поясняет нам дочь. — Она говорит, а ничего не поймешь. Только Ася, Ася и все. Только она все понимает. Я ей говорю: «Пойдем кушать», а она головой вот так машет. Варвара начинает изображать девочку, которая согласилась с ней пообедать, согласно кивая головой.

Наевшись, дети моментально исчезают за дверьми и, скоро их крики и громкие возгласы слышны откуда-то от карусели, любимого занятия ребятишек.

Пообедав, я заваливаюсь на кровать, захватив с собой охапку газет и журналов. Младшая дочь спит, напившись материнского молочка, и этим, просто, нужно воспользоваться. Валя тоже использует эти минуты. Она спешит во двор на лавочку, чтобы пообщаться со своими знакомыми и подругами, такими же, как и она, женами офицеров, обремененными теми же самыми заботами. Все идет своим чередом. Мне даже удается слегка вздремнуть, прикрыв лицо газетой.

Меня будит резкий детский плач. Это проснулась младшенькая дочь. Она в недоумении, куда же все подевались? Она тут же закатывает скандал, кричит громко, долго и надсадно, но без слез. Мне не хочется звать Валю, хочу дать ей отдохнуть, но у меня ничего не получается, дочь продолжает требовать маму. Я всячески ублажаю ее, но крики становятся громче и, наконец, их слышит сидящая на лавочке возле подъезда, Валя.

Ребенок моментально успокаивается. А все дело-то, оказывается, в мокрых пеленках. Я понимаю ребенка, ну, кому же охота лежать мокрому.

— Что, не мог пеленку сменить, — корит меня жена.

— Да откуда мне знать, что там сыро. Она же не говорит об этом, — пытаюсь оправдаться я.

— Чаще нужно с детьми быть, а то знаешь только одних солдат. Занимался бы детьми, даже по интонации плача сообразил бы, что произошло.

На такие убедительные доводы у меня, конечно, возражений не находится. Что мало, то мало мы с детьми бываем, хорошо, что еще узнают нас как-то дети.

— А ты знаешь, Варя-то наша так с этой девочкой в красном и носится. Подружились, не разлей вода. Только я кого не спрашивала, не знают, чья она. Да и имени такого никто не слышал. Вроде кто и начнет вспоминать, да к выводу приходит, что у Тургенева в повести есть такое имя. А Варя кликнет ее: «Ася! Иди сюда!», та и бежит к ней. Значит, так и зовут девочку — Ася.

Конец ознакомительного фрагмента.