Эскизы к золотому ключику

Виктор Кобеев

Ранним утором таксист, ехавший по вызову, на окраине города нашёл труп молодой женщины. Муж погибшей, Анастасии Черновской, на которого падают первые подозрения, – журналист местного телевидения. В городе он хорошо известен своими горячими публикациями, в том числе и о связях криминала и работников правоохранительных структур. Что это? Банальная «бытовуха», о которой говорят соседи? Преступление, связанное с профессиональной деятельностью погибшей, или месть за попытку сказать правду?

Глава 5

Однако моим планам по поводу встречи с прессой сбыться оказалось не суждено. Как только я появился в приёмной главного редактора, секретарь тут же доложила о моём прибытии. Ждать пришлось совсем недолго. Через несколько минут я уже сидел перед газетным начальством.

— Что интересует нашу доблестную полицию на этот раз? — хозяйка кабинета была подчёркнуто вежлива, как и улыбка на её на лице.

— Ольга Владимировна, я бы хотел побеседовать лично с Ириной Соболей.

— Вас обеспокоила её заметка в газете?

— Естественно, и не только это.

— Что-то ещё?

— Конечно, но об этом я буду разговаривать лично с ней.

— К сожалению, не получится, Соболева улетела отдыхать в Турцию и вернётся только через неделю, — главный редактор торжествующе посмотрела на меня.

— Ещё вопросы?

— Да, конечно, — я положил на стол ксерокопию факса заявления Черновского.

— Я так и предполагала, — редактор, пробежав глазами текст по диагонали, вернула его мне. — Побеседовали, убедили…

— И не угадали, — в тон вставил я. — Однако прочли невнимательно, а редактору, тем более главному… — теперь была моя очередь поиграть на нервах, — мы вообще-то здесь не причём. Там же чёрным по белому написано кому и где Черновский сделал заявление. Уточняю — прокурору и в прокуратуре, а это другое ведомство, как вы знаете, у которого ни с кем тёплых отношений просто быть не может по определению. Особенно с нами — полицией. Бумагу можете оставить себе, хотя я обязательно пошлю вам ещё одну копию уже через канцелярию и заказным письмом, чтобы вопросов потом не было. И у меня очень большая просьба — как только Соболева появится на родной земле, пусть немедленно свяжется со мной, — я достал визитку из портфеля и протянул её главному редактору. — Подчёркиваю, — немедленно и в любое время, в интересах следствия и особенно её собственных.

Однако моя собеседница не выглядела обескураженной.

— Мы немного поторопились с выводами, приношу свои извинения… — совершенно спокойно заметила она. — Но понимаете, всё же наш коллега, и человек достаточно известный в городе, тем более, доставлен скорой помощью из вашего отдела.

— А что же с ним не переговорили после того как его отпустили из больницы?

— Мы пытались до него дозвониться, но он отключил телефон. Вот мы и подумали…

— Что мы давим на него? — продолжил я.

— Ещё раз извините, завтра в нашей газете будет разъяснение по этому поводу.

— А вот этого я попросил бы не делать.

— Но почему?! — на лице главного редактора отразилось нескрываемое удивление. — Мы же обязаны восстановить справедливость, если уж по нашей вине произошло искажение информации.

— Пока не нужно, — я сделал ударение на «пока». Придет время — обязательно напишите, но не сейчас. О моём сегодняшнем визите тоже распространяться особенно не стоит, секретарю скажите, что я приходил выяснять отношения, но не более того. И ещё раз прошу, как только Соболева окажется на родной земле, немедленно пусть найдёт меня, — я поднялся со стула, — прошу прощения, мне пора.

— Да, да, конечно я обязательно передам.

В дверь заглянула секретарь.

— Ольга Владимировна, завхоз венок привёз куда его?

— Наташа, в мою машину, на заднее сидение, если в багажник не войдёт.

Однако знакомые лица собираются на похороны, и незачем им знать, что и я буду там. Едва я припарковал машину около склада, ко мне подошёл Дима Зоркальцев.

Короткая стрижка под машинку, тёмные очки «капли», рубашка, под которой угадывалась оперативная кобура и наушник телесного цвета с витым проводом, уходившим за воротник — весь его облик словно бы кричал: — «Я сотрудник спецслужбы!».

— Ну, Дима, тебе только президента охранять. И габариты, и экстерьер — самое то! Наушник такой, где откопал?

— У деда своего взаймы взял, он слышит плохо, а это, — Зоркальцев показал пальцем на своё ухо, — слуховой аппарат. Я ещё портативный диктофон с собой прихватил. Так, для пущей важности, буду ходить вокруг и записывать то, что вижу, может и сгодится.

— Дима, где Егорыч, уже пора бы?

— Должен быть, на месте. Я звонил ему на сотовый, не отвечает.

— Ладно, выдвигаемся на исходную позицию, как говорят в армии. Будет твой Егорыч или нет, нам всё равно работать надо. Место помнишь, где мы были вчера? Давай туда, ходи кругами, сильно людям глаза не мозоль, но сделай так, чтобы тебя было видно. Всё понял?

— Да, конечно.

— Тогда вперёд, встречаемся здесь после того как всё будет закончено.

Зоркальцев, не торопясь двинулся вдоль центральной аллеи в сторону VIP квартала, а я достал фотоаппарат с телеобъективом из облезлого металлического кейса цвета хаки. На крышке было написано: — «Изделие фото снайпер» и внизу стояли цифры — 1975 инв. №118/75, что означало инвентарный номер и год выпуска. От старика «снайпера» остался только чемодан с пенопластом внутри, обтянутым зашарканным шинельным сукном, для того чтобы дорогая техника не болталась погремушкой. Хотя сам кейс был старше меня, но начинка! Совсем новенький «Nikon»! его и руках держать приятно, до того продумана эргономика. Перед «стрельбой» надо всегда проверять своё оружие. Несколько «выстрелов» для контроля изображения оказались совсем не лишними. Едва я взялся за регулировку баланса цветов, чтобы картинка получилась более естественной и чёткой, меня окликнул подошедший сзади Егорыч. Как он ухитрился появиться так бесшумно, для меня осталось загадкой.

— Здравствуйте, прошу прошения, задержался, — рабочий протянул руку для приветствия. — Пойдёмте со мной, машину пришлось оставить с другой стороны склада. Неприятность тут у нас приключилась… местные попрошайки передрались меж собой, пришлось растаскивать. Никогда такого не было! А тут, прямо на людях! Особого комфорта не обещаю, но запасную табуретку я на всякий случай в фургон засунул.

— Это те, на которые гроб ставят, перед тем как в могилу опустить?

— Ага, обычно люди с собой привозят, но и у нас есть, мало ли чего. Да вы не переживайте, я тряпкой протёр, там всё чисто.

То, что я перед собой увидел, через пару минут машиной назвать можно только при наличии буйной фантазии. Скорее — корыто с болтами на колёсах. Крылья, проржавевшие насквозь и задние двери фургона, связанные алюминиевой проволокой были всего лишь аксессуарами этого самоходного чуда, но никак не деталями автомобиля. Поймав мой вопросительный взгляд, Егорыч хмыкнул.

— Не мерседес, конечно, но ездит. Да вы не переживайте, пол не провалится под вами, я туда доски подложил.

Пару минут в «фургоне», и мы на месте. Егорыч развернул машину, так что через боковое окно мне была видна вся площадка возле выкопанной могилы. Хлопнула водительская дверь и землекоп направился к месту своей работы. Я приоткрыл окно и приготовился к наблюдению. Несколько панорамных снимков для того чтобы «пристреляться» оказались как раз вовремя. В самом начале аллеи показался траурный кортеж. Однако вместо ожидаемой длиннющей колонны по дороге двигались всего два автобуса с чёрной полосой вдоль борта, и десятка полтора легковых машин. Совсем не густо, я бы сказал. Прощальные слова, венки и комья земли полетели вниз, правда, их стука о крышку гроба слышно не было, далековато, но только не для оптики моего «телевика». В окуляр фотоаппарата как раз видно всё очень даже хорошо, вплоть до того какая помада у женщин, пришедших проститься с Черновской.

Кадр, кадр, ещё кадр. Замечательная штука цифровая техника, это не тридцать шесть снимков на плёнке, которую ещё потом и проявлять правильно надо и фотографии печатать. Можно штук пятьсот нащёлкать только зачем? Однако кашу маслом не испортишь и поэтому — щелчок, ещё и ещё. А вот и Дима на заднем плане. Всё правильно делает. Хотя молодой, но понятливый. Вроде бы и не на виду, а «вот он я». Погребение закончилось достаточно быстро. Там, где только что была яма, виднелся холмик свежей земли, обложенный венками и живыми цветами. В VIP апартаментах появился новый постоялец, который перебрался сюда надолго, точнее — навсегда. Я ещё раз просмотрел площадку вокруг могилы, и сделал несколько снимков. Народ потянулся к автобусам и вскоре площадка опустела. Около пирожка появился Егорыч. Он постучал по крыше фургона.

— Едем, — спросил землекоп?

— Давай к складу, там, где я оставил машину.

Однако мне пришлось ждать Зоркальцева некоторое время, прежде чем он появился.

— Дима, почему задержался?

— Решил немного подождать пока все уедут.

— Твои впечатления?

— Похороны как похороны, ничего необычного. Только муж её вел себя непонятно.

— Почему?

— Да как замороженный. Я подошёл немного поближе и всё видел своими глазами. Он ведь как робот.

— Дима, это, скорее всего, таблетки. Ему доктор выписывала успокоительное. Кстати, диктофон у тебя цифровой?

— Да, конечно.

— Файл с записью сбросишь мне на компьютер, когда приедем в отдел. Договорились?

Однако ни просмотреть фото с кладбища, ни, тем более прослушать запись наблюдения Зоркальцева мне не пришлось. Впереди ждал «разбор полётов» или как мы говорили — разбор пролётов.

— Чугунов, — окликнул меня дежурный, едва я оказался в вестибюле своего отдела. — Начальство распорядилось, чтобы ты, сразу, как появишься, шёл к шефу.

— Зачем, не сказали?

— Докладывать будешь по убийству в Лесном переулке.

Вот чёрт! Времени нет подготовиться, ну да ладно, что наработали, о том и расскажем.

— И так, все в сборе, приступим, — начальник отдела открыл свой блокнот, — прошу доложить состояние дела по убийству Черновской. Начнём с оперативной службы. Гусев, слушаю?

— Первое, — начал Палыч, — версия убийства не оставляет сомнения. Окончательное заключение судебно-медицинской экспертизы, которое мы получили вчера, говорит об этом прямо, жертва была ещё и задушена, видимо для гарантии. Работа по «горячим» следам результатов, к сожалению не дала.

— С мотивами разобрались?

— Пока нет, работаем…

— Вот кто работает, тот пусть и доложит. Что сделано. Чугунов…?

— Товарищ подполковник, — начал я, — семейно-бытовой конфликт исключать полностью не стоит, но этот вариант становится менее актуальным. Моё общение с Черновским говорит именно об этом. Что касается состояния аффекта…

— Назначение на судебно-психиатрическую экспертизу есть? — начальник посмотрел на следователя.

— Да, конечно, если всё нормально пройдёт, результаты будут не раньше чем через месяц

— Чугунов, продолжай.

— Так вот, по поводу аффекта, это маловероятно, на мой взгляд, хотя решать будут эксперты. Назвать Черновского хладнокровным и уравновешенным человеком я бы не решился. Отношения в семье пусть и не были идеальными, но утверждать то, что они были откровенно неприязненными, никак не могу. Характер травм, полученных погибшей, говорит о том же. Добивали с гарантией. Какой уж тут аффект.

— Параллельная семья или любовница у него есть?

— Пока об этом никто не говорил, но как рабочий вариант проверять будем. Что касается профессиональной деятельности журналиста, то моя личная встреча с Бромбергом, вчера вечером, говорит о том, что и это маловероятно. Он сам вышел на разговор, и более того обещал содействие в расследовании, потому, что, по его словам, такая ситуация серьёзно вредит легальному бизнесу.

— Ну, надо же какие люди! — впервые я увидел удивление на лице шефа. — Если Аркаша — Узбек засуетился, значит что-то не то. У него нюх на опасность лучше, чем у наших собак на взрывчатку. По месту работы погибшей информация есть?

— Я побывал, в строительной компании, где работала Черновская, и там ничего особенного. С начальством, как и с подчинёнными, отношения были нормальными. Недавно у них состоялась комплексная аудиторская проверка, серьёзных нарушений она не выявила. Правда, коллеги отмечали некоторую нервозность в поведении погибшей в последнее время, но тоже всё в пределах допустимого учитывая то, что она была беременна. Единственное что выпадает из общей картины благополучия — проблемы технического характера, но чтобы они каким-то образом… — я сделал паузу, чтобы подобрать нужное слово.

— Послужили причиной убийства — маловероятно, — закончил начальник. — Знаете, какое слово я слышу пятый раз за пять минут? «Маловероятно!» Маловероятно — то, маловероятно — это. А то, что сегодня похоронили молодую женщину и тот, кто её убил, гуляет на свободе! Это как? И мы до сих пор не можем определить, за что убили! А ведь прошла почти неделя. Именно это должно быть не просто маловероятно, а совсем невероятно. Для меня сейчас одно ясно, по «горячим следам» ничего не нашли, каких-либо стоящих мотивов нет, как нет и реальных подозреваемых. Единственный очень маловероятный подозреваемый, — взгляд шефа упёрся в меня — сам Черновский и на этом всё?! Мало! Катастрофически мало!

Сдаётся мне — если мы ловим пустоту сейчас, то стоит поискать в прошлом похожие преступления, те, что оказались не раскрытыми, в которых тоже не было видимых мотивов. Быть может, есть смысл классифицировать их по способу совершения или ещё как-то. Думайте, думайте! Вдруг всплывёт то, что окажется похожим, и что до сих пор не раскрыто. Быть может там, какие детали появятся. Чугунов, завтра давай в управление, поработай с базами данных, тебе помогут, я свяжусь с руководством. И всех касается, — шеф на секунду замолчал. Повторяю — всех, особенно розыск и участковых, это дело приоритетное, активизируйте свои оперативные контакты, ищите, ищите. В конце, концов, не мог убийца испариться, или не оставить следов. Чудес не бывает. Начальникам отделений в конце следующей недели доложить о состоянии дел, сейчас все свободны.

— Пойдём, расскажешь, что там было на кладбище? — Палыч распахнул дверь своего кабинета.

— Общее впечатление — никакое, — я присел на стул. — Народу было совсем немного, всё как обычно, VIP квартал, венки, цветы, временный памятник. За час управились.

— Снимки сделал?

— Да, конечно. Только просмотреть не успел. Дежурный сразу отправил сюда, как только меня увидел. Зоркальцев сделал запись на диктофон своих наблюдений.

— А это зачем?

— Пригодится, послушаем, быть может, что-нибудь появится интересное.

— Хорошо, иди, просмотри внимательно, то, что нащёлкал, послушай запись. Завтра с утра — в управление. Сегодня тебе определят в помощь человека, он поработает с базами данных. К завтрашнему утру, выборка будет готова, после действуй по обстановке. Вечером доложишь. Мне сейчас надо сделать справку для прокуратуры, всё занимайся, своими фотографиями, — Палыч уткнулся в экран монитора.

В коридоре ко мне подошёл Зоркальцев и протянул маленький чёрный диктофон вместе с проводом.

— Дима, сам скинуть на компьютер сможешь, а то пока я разберусь, что к чему…

— Без проблем, сделаем в пять минут.

Однако «пять минут» растянулись почти на два часа. То на моём компьютере не оказалось программы, которая читает запись именно в том формате, что и на диктофоне, ток ней потребовались ещё какие-то примочки, но когда, наконец, всё было сделано, и из небольших компьютерных колонок зазвучал уверенный и негромкий голос «спецагента» Зоркальцева, я испытал настоящее облегчение.

— Вот, что Дима, пока я сейчас буду смотреть своё «кино» в сопровождении твоей «оперы», а ты напиши рапорт на имя моего начальника о том, что делал на кладбище, на чём остановилось твоё внимание, ну, и так далее. Постарайся вспомнить все детали.

— Александр Сергеевич, зачем? Запись есть, фото тоже. Кому это надо, бумагу переводить?

— Следствию, Дима, следствию… Жду через час.

После того как за ним закрылась дверь, я перекинул все снимки с фотоаппарата на компьютер. И… поехали.

Пробные кадры перед работой, около кладбища, панорамные до похорон, на которых виден холмик свежей земли, рядом рабочие-землекопы перекуривают, перед тем как приступить к делу, на заднем плане Дима Зоркальцев, катафалк, машины, люди, люди, люди. Кто-то плачет, кто-то просто смотрит вдаль, Олег Черновский в черных очках, его коллеги, секретарь с работы Анастасии, Губина и ещё какие-то женщины, стоят небольшой группой, стоят отдельно. Рабочие начинают орудовать лопатами, венки, цветы, всё — финиш. Автобус разворачивается. Опять Зоркальцев в кадре, на заднем плане случайные прохожие, кажется всё. Ещё раз… и ещё раз. Нет, ничего существенного, всё как обычно в таких случаях. Послушаем, какими впечатлениями делится наш участковый, хотя и говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, но всё же — лишний шанс в деле не помеха.

«Местное время тринадцать часов, двадцать минут, я, участковый уполномоченный Зоркальцев Дмитрий Владимирович нахожусь на кладбище и присутствую на похоронах Анастасии Черновской. В десяти метрах передо мною группа рабочих из трёх человек, которые будут работать на погребении. В радиусе двадцати метров посторонних лиц не наблюдается. Тринадцать часов, двадцать пять минут. На центральной аллее появился траурный кортеж — два автобуса фирмы „Ангел“ легковые автомобили, госномера…, в похоронах участвуют сорок три человека двадцать мужчин, двадцать три женщины…» и тд. и тп. То же самое, что и на моих фото, в колонках раздался комариный писк диктофона, извещающий о том, что запись закончилась. Ага, кажется, всё. Но его вновь сменил голос Зоркальцева.

«Местное время четырнадцать часов двадцать минут. Погребение закончено, автобус и легковые автомобили направились к главным воротам. Слева от меня появился мужчина, судя по одежде местный бомж, направился к могиле Черновской. В радиусе тридцати метров посторонних не наблюдается. В боковой алее — случайные прохожие в количестве пяти человек, три женщины, двое мужчин. Справа от меня примерно в тридцати метрах женщина, ухаживает за могилой, убирает старые цветы. Четырнадцать часов сорок минут. Заканчиваю наблюдение».

Вот теперь действительно всё, в смысле хватит слушать и смотреть, пора домой. Я позвонил Зоркальцеву и обрадовал его тем, что рапорт, который он должен написать, буду читать завтра, а сейчас, сейчас есть хочется, просто жуть! Пообедать некогда было, ну, да ничего и ужин и обед можно совместить, тем более что совсем недалеко вполне приличное кафе — «Блок питания» называется. И недорого и вкусно, и народу там немного, поскольку в этом заведении питаются в основном студенты, а сейчас эта публика разъезжается на каникулы. Горячий лагман, приготовленный настоящим узбеком, большая кружка дымящегося нерастворимого кофе и салата а ля «греческий», зарядили мой организм практически на сто процентов. А вот теперь немного можно расслабиться и никуда не торопиться, а ещё что сегодня вечером опять футбол, до которого целых два часа. Однако радужные мечты о предстоящем вечере прервал телефонный звонок. Сначала мне показалось, что звонила жена, последние две цифры номера оказались одинаковыми. Я нажал кнопку, но в трубке раздался чужой голос.

— Алло, Александр Сергеевич?

— Да, слушаю.

— Туганова беспокоит, Зинаида Андреевна, помните? Мы живём в Лесном переулке. Вы искали Симоню?

— Да, конечно.

— Так вот, он вернулся.

«Ну, надо же! Не вперёд, не после!» — мелькнула мысль, однако я как можно более спокойно спросил.

— Чем занимается?

— В сарае дрова складывает.

— Спасибо за информацию, Зинаида Андреевна, скоро буду, — я отключил телефон.

Ну, если дровами занялся, то явно не сбежит до моего приезда. Уже хорошо. Когда я появился во дворе его хибары, Симоня действительно возился в сарае, перед дверью которого лежала куча наколотых дров. Увидав меня в дверном, проёме он замер на месте.

— Симоня, здорово! Ты, что встал как столб, выходи уже на улицу. Поговорить надо.

— Тьфу, напугал ты меня, Чугунов, — он вытер со лба пот рукавом. Пошли в дом, чего на улице торчать.

Его жилище к моему удивлению внутри на сей раз существенно отличалось от типового бомжатника. Разница была весьма заметна, между тем, что я видел здесь пару месяцев назад, и тем, что предстало моему взору, когда я переступил порог в этот раз. Голая нищета соседствовала с несвойственной подобным местам аккуратностью и чистотой. Кровать заправлена по струнке синим армейским одеялом, пол вымыт, и вся нехитрая посуда занимала своё место на самодельной деревянной полке возле печки. В углу тарахтел облупившийся от времени холодильник, который был, судя по всему старше меня.

— Проходи, садись за стол. Чай будешь? — Симоня пододвинул мне табуретку.

— Спасибо, меня не чай интересует.

— Как хочешь, а я налью себе.

— Ты где пропадал всё это время? — я устроился возле стола и достал из портфеля лист бумаги.

— А что такое, — хозяин усмехнулся, — ко мне вопросы есть?

— Конечно, ради чего бы я тащился сюда, да ещё после работы.

— Это твоё дело. Только я ничего не знаю, если ты про ту бабу, которую около болота нашли.

— Кто о ней рассказал, Симоня?

— Да все говорят. Как только я тут появился, мне сразу шепнули, что полиция ищет меня по этому делу. Я здесь не причём, потому что ничего не видел, и ничего не знаю. У своего родственника был всё это время. Он подтвердит, если что.

— Может ты и правильно сделал, что смотался вовремя, экспертиза показала, что эту женщину сюда привезли на машине, а вы весь вечер пили пиво на пару с Пантелеем, как мне известно.

— Уже доложили?

— Ага, так что давай рассказывай, зачем от меня бегаешь и что ты видел той ночью.

— Да говорю же, со страху смылся. Мало ли чего. Крайним меня сделать — ума много не надо. Знаю я вас. Вот я сразу и дунул от греха подальше. Если что, можешь Пантелея допросить, он всё скажет.

— Что видел, Симоня, как на духу, давай уже говори, не тяни время.

— Ноги в кустах видел.

— И всё?

— Ну да.

— Когда?

— На часы не смотрел, у меня их нет. Пошёл Пантелея на трамвай провожать. Он ко мне за картошкой приезжал. Я ему ведро насыпал, ну и помог добраться до трамвая.

— Какого трамвая, Симоня, ты что молотишь? В два часа ночи трамваи не ходят.

— Объясняю, тебе товарищ начальник Чугунов, трамвай — это товарняк, пустые вагоны из-под угля, которые маневровый тепловоз толкает ночью на станцию. Как раз там и живёт Пантелей. Обычно они минут пять стоят на путях, наверное, вагоны цепляют, а потом состав идёт дальше. Не пешком же через весь город нам топать.

— И что охрана ни разу вас не гоняла?

— Какая охрана? Ты что Чугунов? Вагоны из-под угля и пустые. Охранникам больше делать нечего?

— Что дальше было?

— Проводил Пантелея, иду домой и в кустах увидал туфли. Сразу понял, что покойник.

— Как понял?

— Так ведь, не шевелится, и вниз лицом лежит. Я бегом домой, отпустил Крекера с цепи и опять на «трамвай».

— И всё?

— Ну да. Какой смысл мне врать, сами знаете, я не причём.

Однако последняя фраза была сказана как-то уж очень неуверенно. А раз так… Играть в «злого — доброго полицейского» мне некогда, тем более что я в единственном числе.

— Ну, тогда гражданин Семёнов Владимир Ильич, мне сейчас придётся тебя доставить в райотдел для дачи показаний.

— С чего это? Вызывай повесткой, тогда и приду.

— Симоня, грамотным стал, да? А я ведь не сказал, по какому делу. Если ты помнишь, месяц назад кто-то забрался в трансформаторную будку и снял все шурушки из цвет мета с резервного трансформатора. И ведь током не убило! Кто бы это мог быть, такой умный? Как ты думаешь? Придётся очную ставку учинить тебе с приёмщиком металла.

Вот тут я слукавил. Уголовное дело возбуждать не стали ввиду незначительности ущерба. Подстанция отработала два срока, и стоимость её была как раз равна цене металлолома. Но Симоня об этом не знал. Энергетики не стали возиться с ремонтом старья и установили новенький оранжевый модуль, который вдобавок был напичкан автоматикой и закрывался на кодовый замок. Как говорится — «не было бы счастья…» Однако подействовало. Симоня изменился в лице.

— Может не надо, трансформатор-то был старый, да и поменяли его, сам знаешь. Теперь туда точно никто не залезет. А я, кажется, вспомнил.

— Ну да?!

— Когда я посадил Пантелея на «трамвай» и возвращался назад, — продолжал хозяин, — то решил немного срезать и пошёл по тропинке мимо забора, вокруг болота. Чувствую, собаки на лесоторговом складе чего-то разлаялись.

— Так может на тебя.

— Нет, они меня знают. Когда я почти добрался до дороги, то сначала из-за кустов увидал машину, которая стояла у обочины, а потом то, как мужик, достал из багажника что-то завёрнутое в плёнку, и поволок к болоту. Я подумал, может, мусор ночью выбросить хочет, хотел пугануть. А как увидал, что из полиэтилена рука свисает, то у самого ноги подкосились со страху. Знаешь, я присел в траву и залёг под куст вниз лицом.

— А зачем вниз лицом?

— Потому что человек чужой взгляд чувствует. Короче, лежу ни живой, ни мёртвый, а он положил свёрток совсем недалеко от меня. Я услышал, как он плёнку свернул и давай фонариком вокруг светить. Может что учуял. Ну, думаю — всё, мне крышка. Только в это время по переулку машина проехала. Он сразу фонарь и выключил. Потом ещё одна. Мужик постоял немного, и я услышал, как хлопнула дверь, и он уехал. Знаешь, страшно стало, когда увидел, что в кустах эта баба лежит. Я бегом домой, Крекера с цепи отпустил, чтоб с голоду не издох и опять на «трамвай». Тапки свои по дороге в мусорный контейнер сбросил, чтоб вопросов не было.

— А чего ты мне мозги пудрил? Что сразу не сказал?

— Была причина.

— Какая?

— Я бы не хотел об этом говорить.

— Послушай Семёнов… Я могу подумать, что укрываешь кого. Может, узнал, так говори не бойся, хуже уже не будет. А то ведь за сокрытие, сам знаешь.

— Ну да, знаю, знаю… — Симоня немного задумался, — ну не бери ты грех на душу, Чугунов, а? Нельзя мне.

— Грех будет, если не поймаем того, кто эту женщину убил. Вот это грех, она ведь ещё и беременная была.

— Что?

— А то, — на третьем месяце.

— Ладно, всё одно, — Симоня махнул рукой. — Слушай. Сон мне недавно был.

— Симоня, какой сон, ты что?!

— А ты слушай, если что хочешь узнать, слушай и не перебивай.

В его голосе появилось нечто такое, что действительно заставило меня замолчать.

— Так вот сон был, говорю. Будто я со своей бригадой поддаю.

— Ну да снится, то кому чего не хватает. А тебе конечно — водки.

— Так ведь я один остался из всей нашей бригады ликвидаторов, тех, кто работал в восемьдесят шестом в Чернобыле. Ну, ты послушай. В общем, сидим мы с мужиками где-то в саду. И стол такой большой, и на столе всё, понимаешь, есть. А бригадир наш, Иван Максимович, мне и говорит: — «Ну, вот, теперь мы все в сборе, ты Володя — последний, а наши давно уже тут. Мы здесь все на одной улице живём». Я глянул в сторону, а дома все такие ровные, красивые и возле каждого сад цветёт. Птицы поют, Знаешь, красота какая! А потом Максимыч посмотрел на меня, да и говорит, — для тебя дом пока не готов, повременить тебе придётся, но и ты смотри, языком много не болтай, где был, кого видел. От тебя зависит, когда твой коттедж до ума доведут, там сейчас сигнализацию делают».

— Семёнов, сны дело такое — когда сбываются, а когда и нет. И какая сигнализация на том свете? Я бы от тебя хотел услышать не об этом, а то какую машину ты видел и что за водитель был.

— Машина легковая, кажется тёмная. Толком не разобрал. Марки не знаю. А мужик, наверное, ростом с тебя, может повыше. Сам понимаешь, рассматривать было некогда. У меня к тебе будет одна просьба, сделаешь?

— Смотря что.

— Вот, — Симоня достал из ящика стола заклеенный бумажный пакет.

— Что это?

— Тут адрес написан. Если со мной что, отправь, ладно.

— Ты что помирать собрался?

— Знаешь, я не мальчик, чувствую — время подходит. С чего бы это я дома начал шмон наводить? Как думаешь? Правильно — не хочу, чтобы после меня люди всякую хрень разгребали. В этом пакете фотографии и тетрадка со сказками, которые я писал для своей дочки.

— Ну, ты даёшь, Симоня!

— А чего, удивляешься?

— Если честно — да.

— Не всегда же я вот так… жил. И семья была, и жена и дочка. Жили, правда, не особенно богато, но с хлеба на воду никогда не перебивались. Пару раз даже все вместе на юг к морю успели съездить в Анапу. Там море тёплое и для детей — самое то. Я тогда на стройке работал, в коммунальном техникуме заочно учился. Потом вот, оказался в ликвидаторах, а когда приехал домой, то моя ликвидация началась по-настоящему. Сначала вроде бы всё ничего, а потом болеть стал. Мне ещё повезло, даже квартиру успел получить, как чернобылец. Из общаги мы переехали в двушку, правда, не новую, но радости было! А потом скандалы пошли. Дальше — развод. Хату разменяли по-честному. Жене с дочерью — однокомнатную, а мне опять — общагу. После нашлись «добрые» люди, кинули, и я перебрался сюда.

— А пить бросить не пробовал?

— Знаешь, что доктор сказал? — будешь пить, умрёшь от водки, не будешь — от рака. Так от чего приятнее? Сам подумай. Жена замуж вышла второй раз, мужик ей, вроде, нормальный попался. У них всё хорошо и я никогда не лез в чужую жизнь. Теперь и дочка тоже замужем, только я её не видел уже года три. На свадьбу недавно звала, но я не пошёл. Стесняться будет такого отца. Зачем ей это? Здесь всё, что у меня осталось от той жизни, — он кивнул на конверт, — больше просить некого. Если нетрудно, сделай.

Конец ознакомительного фрагмента.