Мишкина война

Виктор Карпенко, 2023

Мишкина деревня затеряна в краю лесов… Но и сюда приходят фашисты, устанавливая свои порядки – например, забирают зерно, увозя его в Германию и обрекая жителей на голод. Конечно, многие местные ушли в сопротивление. И вот здесь Мишка оказался незаменим. Никто лучше него, сына лесника, не знает окружающую местность. Спрятать беззащитных мирных жителей на острове, затерянном среди болот, или незаметно провести разведку – вот его вклад в победу над врагом. Для среднего школьного возраста.

Глава 2

Соколовка

1

Оставив корову в леске за огородами, Мишка пробрался вдоль малинника к крайней избе. Увидев тетку Марию, копошащуюся на грядке, он прошипел:

— Теть Мань, фашистов в деревне нет?

Всплеснув от неожиданности руками, она так же тихо ответила:

— Стоят, ироды! В правлении колхоза разместились. Человек двадцать. А ты чего прячешься? Ты же Соколовский…

Мишка вылез из малинника.

— Мои-то как? — присев рядом с теткой Марией, спросил Мишка.

— Живы-здоровы…

— Не пограбили?

— А чего с них взять? Дома-то пусто…

— И то верно, — согласился Мишка. — Ну ладно. Пойду домой.

— Иди, сынок, иди. А я тут грядку дополю и тоже пойду в хату, — скорее для себя, нежели для Мишки, проговорила тетка Мария и углубилась в работу.

Мишка перебежал через улицу и огородами прокрался на собственный двор. Почему прятался ото всех, и сам не знал, чувствовал только, что так надо.

Вот и знакомое до боли крыльцо, скрипучая входная дверь, сени…

— Катюня, это ты? — раздался голос матери.

— Нет, матушка, это я.

Мишка стремительно вбежал в горницу и припал к ее груди. Татьяна Ивановна, нежно обняв сына, тихо прошептала:

— Вот и дождалась. А Володька где?

Растерев кулаком слезы, Мишка ответил:

— В армию записался. Поди, уже воюет…

— Как — записался?! — воскликнула мать. — Ему же только через месяц семнадцать исполнится…

— Сказал, что комсомолец и ему совесть не позволяет прятаться за чужими спинами…

— Весь в отца. Тому тоже совесть не позволяет жить как все — вот и ушел добровольцем. А нам что делать? Немцы вон всех мужиков, кто не ушел из деревни, подгребли и в амбаре колхозном заперли. Ждут какого-то коменданта.

— Откуда знаешь?

— Да там Никифор, возьми его нелегкая, среди немчуры ошивается. Он и сказал.

— А что Дмитрий Петрович? Не ушел из деревни?

— Нет. С мужиками в амбаре. Да что мы всё о ком-то, ты, поди, голодный…

— Поем, — согласно кивнул Мишка, — но потом. Мама, а тетка Анюта дома?

— А зачем она тебе? — насторожилась Татьяна Ивановна.

— Лёшку ее фашисты убили… — Мишка отвернулся, пряча слезы. — Колонну беженцев бомбили, и мы под бомбежку попали… Как ей теперь об этом сказать?

— Да-а… — перекрестилась матушка. — Горе-то какое! Он же у нее единственным был. Что свет в окошке… А тут такое…

— Так тетка Анюта дома? — повторил свой вопрос Мишка.

— Нет. Ушла следом за вами в райцентр. Говорила, что сын ее у сестры двоюродной ждать будет… А теперь видишь, как дело вышло…

Помолчали.

— И еще… — чуть помявшись, продолжил Мишка. — Я тут, возвращаясь, коровку приблудившуюся встретил. Вымя во! — показал он руками. — Ее бы подоить да пристроить куда…

— Корова-то не казенная? — сдвинула брови мать.

— Нет. Я посмотрел: ни на ушах, ни на боках клейма нет. Потерянная она.

— А коли хозяин сыщется?

— Откуда ему взяться? Я корову ту за селом Купцовом нашел. А село пусто. Ушел народ из Купцова, а скотину фашисты увели.

— Так что же делать? — засуетилась Татьяна Ивановна, ища чистое ведро. — В деревню-то ее вести нельзя — немцы прознают, заберут. Всю скотину побрали… Как теперь жить? — сокрушалась мать. — Только у училки вашей, немки, хозяйство не тронули.

— Это у Эльвиры Рудольфовны?

— У ней. У учительницы немецкого языка, — уточнила Татьяна Ивановна. — Я готова. Веди, сынок.

Корова встретила их протяжным, густым ревом.

— Бедненькая, — засуетилась мать вокруг буренки, — тяжело-то ей как, недоенной… Сейчас, милая, я тебе помогу.

Обтерев мокрой тряпицей соски, мать склонилась над ведром. Через мгновение до Мишки донеслось: бзинь! Бзынь! Это белые молочные струйки ударили в дно ведра. Бзинь! Бзынь!

Вскоре ведро наполнилось.

— Что с коровкой-то делать? — обернулась мать к сыну. — Куда ее спрятать? Корова не велосипед — припрятал — и стоит. А тут животина… Ее и пасти надо, и кормить, и поить, и доить… Забот с коровой по горло!

— А может, к деду Пантелею, в сторожку?

— Это к которому? Бывшему лесничему?

— К нему!

— Справится ли? Стар… А за коровкой уход нужен. Я в сторожку не набегаюсь, далеко.

— А больше некуда. Не немцам же ее отдавать. Уж лучше тогда пустить на мясо! — решительно тряхнул головой Мишка.

2

Дорогу к домушке деда Пантелея Мишка знал — не раз ходил с отцом к нему за медом. Утром следующего дня он, напоследок покормив буренку сваренной матерью прошлогодней картошкой и свеклой, повел ее малоизвестными тропками в лесную глушь. Почему дед Пантелей выбрал это место, Мишка не знал и боялся спросить об этом старого лесничего. Его-то и сменил Мишкин отец четыре года тому назад. И все эти четыре года немало отходил Мишка с отцом по лесным тропам, просекам, дорогам, любя и познавая лес и его обитателей.

Ближе к полудню он вышел на полянку, на окраине которой стояла вросшая в землю по окна избушка. Говорят, что раньше в ней жил старец Никита, ушедший от людей в лесные дебри.

Дед Пантелей, как всегда, сидел на лавочке у завалинки и дымил трубкой.

Подойдя ближе, Мишка поздоровался.

— Нечасто ко мне народец наведывается… С чем пожаловал?

— Я, дедушка, к вам с величайшей просьбой: примите коровку. — Не ходя вокруг да около, как хотел раньше, Мишка в лоб сказал о главном. И лишь после этого пояснил: — Жаль животину. В деревне оставлять нельзя, немцы заберут. А пустить под нож — жалко, больно хороша!

— Эко ты какой хозяйственный! В кого только, не припомню.

— Так я же Мишка Давыдов, Ивана Николаевича сын.

— Вона как! А я гляжу, кого-то ты мне напоминаешь… Значит, Ивана Давыдова сын. А что отец-то не пришел?

— Воюет. В первый же день ушел в райцентр в военкомат… И старший брат ушел. Я бы тоже пошел воевать, да, говорят, мал еще!

— Ничего. Мал золотник, да дорог.

— Так что с коровкой-то? — задал Мишка мучивший его вопрос.

— Оставляй, есть кому присмотреть. Я теперь не один здесь. Народец, от немцев бегущий, просит приютить, а я не против. Пусть, чего там… Лес прокормит. — И, помолчав, спросил: — Ты вот-ка что мне скажи: как там Дмитрий Петрович поживает, председатель ваш?

— Не знаю. Как вернулся из райцентра, его еще не видел. Председателя и всех мужиков деревенских немцы побрали и в амбар колхозный заперли под охрану.

— Плохо! — крякнул дед Пантелей. — А ты мог бы ему весточку передать?

— Передам. Давайте, дедушка, — с готовностью отозвался Мишка.

— Ты на словах передай ему, чтобы он соглашался на всё, что ему немцы предложат. Пусть не геройствует. Ни к чему это… Коровку привяжи вон к тому колышку, а потом зайди в сараюшку. Там кринку с медом возьми. Домой отнесешь. Мед-первоцвет. Душистый, ото всех болезней! Всё! Иди!

Мишка, прихватив кринку с медом и распрощавшись с дедом, поспешил в обратный путь. Без коровы получалось намного быстрее, но все равно путь был неблизок. Мишка шел и все думал, как передать весточку Дмитрию Петровичу и что значит «соглашайся на всё»? А если ему предложат что-либо непотребное?

3

Все утро Мишка таился вблизи амбара. Видел, как менялись часовые, как два немца занесли бидон с водой, как женщины, собрав нехитрую снедь для своих мужей и братьев, через старшего фашиста из охраны передали ее в амбар.

Мишка понимал, что, сколько бы он ни наблюдал за амбаром, приблизиться к нему не удастся.

Ближе к полудню фашисты засуетились. Как выяснилось позже, в Соколовку прибыл комендант — капитан Зиберт. Где-то через час всех запертых в амбаре выгнали и поставили на площади, перед зданием правления колхоза. Мужики и молодые парни — а их Мишка насчитал более трех десятков — стояли молча, глядели угрюмо, исподлобья, и только дядька Никифор суетился перед толпой бывших колхозников, подравнивая первую линию. Баб и девок постарше тоже пригнали на площадь, а детвора прибежала сама, мелькала между стоявшими и даже забегала в толпу, где были их отцы. Вместе с ними проскользнул к мужчинам и Мишка. Протиснувшись между плотно сгрудившимися мужчинами, он оказался позади председателя колхоза. Потянув его за руку, тихо позвал:

— Дмитрий Петрович!

— Чего тебе? — не оборачиваясь, спросил председатель.

— Я от деда Пантелея. Он просил передать, чтобы вы соглашались со всеми предложениями немцев.

— Понял! А теперь беги отсюда, — строго наказал Дмитрий Петрович.

Вскоре на крыльцо правления поднялись двое немцев и сопровождавшая их Эльвира Рудольфовна — учительница немецкого языка и классная руководительница Мишкиного класса.

Как только шум на площади стих, учительница произнесла:

— Жители деревни Соколовка! К вам обращается комендант Соколовского округа капитан Зиберт. — И тут же начала переводить гортанные выкрики немецкого офицера: — Я, капитан Зиберт, назначен командованием организовать и поддерживать в округе порядок. В округ включены деревни Соколовка, Щипачёво и село Хлебное. Мы вас освободили от коммунистов, и теперь вы живете на землях великой Германии! Вы обязаны трудиться! Поставлять рейху хлеб, мясо, птицу… Кто не будет подчиняться нашим законам, того ждет строгое наказание! Работать будут все! У вас был колхоз, и вы работали на Советы! Теперь у вас будет хозяйство по заготовке зерна и других продуктов, и поставлять вы их будете германскому вермахту! Покидать деревню запрещается! За нарушение этого моего приказа — расстрел! Кто такой Щеглов? — перевела Эльвира Рудольфовна и посмотрела на бывшего председателя колхоза. — Подойди!

Дмитрий Петрович вышел из толпы. Высокий, широкоплечий, с проседью в густых темных волосах, он смотрелся богатырем в сравнении с щуплым немецким капитаном.

— Я тебя назначаю старостой в Соколовке. Теперь с тебя спрос за все: за порядок, за хлеб, за выполнение моих распоряжений!

Дмитрий Петрович, кивнув переводчице, сказал:

— Переведите: «А могу я отказаться?»

И тут же услышал в ответ:

— Можешь, но тогда за нарушение моего приказа ты будешь расстрелян!

— Я согласен! — ответил Дмитрий Петрович, чем вызвал шум неудовольствия. Повернувшись к жителям деревни, он выкрикнул: — Или вы хотите, чтобы вами руководил Никифор?!

Толпа стихла.

«Как в воду глядел дед Пантелей», — подумал Мишка.

В деревне поговаривали, что бывший лесничий с нечистью знается, потому знает все и про всех. Но Мишка в эти бабские сплетни не верил, ибо не раз бывал на заимке и с интересом разговаривал с приветливым и мудрым стариком.

Вечером Дмитрий Петрович пришел в дом к Давыдовым. Усадив Мишку напротив, сказал:

— Рассказывай!

— Что рассказывать-то?

— Рассказывай о том, как выполнили приказ по перегону скота, а потом уж и о поручении деда Пантелея.

Мишка не торопясь, обстоятельно поведал о перегоне колхозного стада в райцентр, подробно остановился на налете немецкой авиации на колонну беженцев, о гибели Лёшки и о решении деда Семёна продолжить перегон остатка колхозного стада с пастухами из соседнего хозяйства. Рассказал он и о найденной корове, и о том, что привел ее на лесную заимку.

— Ничего не забыл? Все передал, о чем просил Пантелей Александрович? Это важно! — поднял вверх указательный палец председатель, а ныне староста Соколовки и, когда Мишка кивнул, продолжил: — Ты дорогу-то до сторожки хорошо помнишь? Ночью найти сможешь?

— Если надо будет, найду! — уверенно произнес Мишка.

— А если со стороны райцентра, лесами?

— Смогу, — заверил паренек. — С отцом не раз хаживал.

— Тебе сколько лет, герой?

— Двенадцать…

— Что же, вполне взрослый. Тогда у меня к тебе дело, — понизил голос Дмитрий Петрович. — Мальчишек в деревне осталось немало. Ты подбери двоих-троих, но самых крепких и смекалистых. Одного из них, скажешь мне кого, своди к деду Пантелею. Он должен знать дорогу так же хорошо, как и ты. — И, повернувшись к притихшей Мишкиной матери, сказал: — Ты уж не обессудь, Татьяна Ивановна, но завтра я к тебе двух немцев на постой приведу. У вас дом крепкий, три комнаты… а мне сорок солдат немецких определить надо.

— Да как же так, Дмитрий Петрович, у меня же дети… — всплеснула руками Мишкина мать.

— Всё так. Только у тебя муж добровольцем ушел на фронт, и немцам это известно. Никифор, гнида, донес! И к тому же я не знаю, сколько они у нас простоят… Месяц-два… Так что потерпишь. А если боишься за детей, то можешь пожить в баньке — сейчас ведь лето. Ну всё! До свидания! Мне еще надо к вашим соседям зайти.

4

Мишка сидел на крылечке и думал: «Что же это получается: пришли немцы, убили наших солдат, беженцев на дороге бомбили, Лёшку убили! Устанавливают свои порядки, а мы их должны выполнять? Ну нет! Так дело не пойдет! Вернутся отец с Володькой, спросят: „Ты что здесь делал? Фашистов привечал? Мы воевали, а ты в баньке прятался!“ Надо сколотить отряд, как в Гражданскую, дед рассказывал, и действовать. Пусть председатель колхоза им служит, а я их бить буду». И так Мишка разозлился, что до полуночи не спал, все думал, как он фашистов бить будет.

А утром Дмитрий Петрович привел двух немцев — молодых, здоровых, регочущих по поводу и без всякого повода. Очень они Мишке не понравились. Но, глядя на них, он призадумался: как с такими здоровыми ему справиться? — и понял, что без помощи колхозных мужиков с ними не совладать. Оружие надобно и патроны…

А тут еще одна проблема возникла: председатель, а ныне староста, пришел не один. Его сопровождал дядька Степан — на плече винтовка и на левом рукаве повязка с буквой «Р». Уже позже Мишка узнал, что «Р» означает «полицай», а начальником у них колхозный бригадир Александр Николаевич Шумов. Вот и разберись тут: один — староста, другой — начальник полиции. Да и в полиции большинство мужиков из деревни, только двое незнакомых.

Шло время, но ничего не происходило: ни в деревне, ни в доме. Фашисты, которых звали Отто и Альберт, тоже вели себя тихо, приходили только переночевать.

Мишка, как и советовал ему Дмитрий Петрович, уговорил Кольку Спирина и Родьку Смирнова вступить в свой отряд. Он их уже дважды сводил по маршруту «Соколовка — сторожка» и «райцентр — сторожка», объяснив ребятам, что это первое их задание. Теперь он планировал провести мальчишек ночью. Чтобы легче было идти, Мишка наметил ориентиры: в одном месте сломал березку, в другом — натаскал веток, в третьем…

А вот с третьим местом случилась незадача: только Мишка вознамерился перепрыгнуть через ручей, как под берегом увидел лежащего на боку солдата. Пересилив страх, он приблизился. Солдат был уже неживой. Засохшая кровь указала место, куда попала пуля — прямо под левую лопатку. Мишка внимательно оглядел убитого и обнаружил под телом солдата приклад винтовки. Осторожно перевернув его на спину, он с трудом вытащил из рук погибшего оружие. Затем так же осторожно отстегнул пояс, на котором висел подсумок с патронами. Пересчитал: девять штук. Из-за голенища сапога выглядывала рукоять ножа. Мишка вытащил и его. «Пригодится!» Не найдя ничего в карманах, он решил похоронить солдата. Закрыв тело лапником, он обрушил нависший над ним берег ручья, а затем с помощью ножа нарезал дерна и им тщательно обложил бугорок. «Спи, солдат!»

В эту ночь Мишка провел ребят по маршруту и рассказал про погибшего красноармейца. Показал спрятанную неподалеку от этого места винтовку и патроны.

— Нам бы еще оружия и патронов побольше, тогда бы мы показали фашистам где раки зимуют, — расхрабрился Родька.

На что Колька спокойно рассудил:

— Оружие — это хорошо, но из него надо еще уметь стрелять. А мы ни разу не стреляли. Я только в райцентре из воздушки в тире стрелял. Но воздушка не боевая винтовка…

— Я стрелял из отцовского ружья несколько раз, а вот из винтовки ни разу, — признался Мишка. — Надо бы поучиться, да патронов всего девять. Выпулим, а воевать чем?

Решили, что надо наведаться в дубовую рощу. Там, говорили деревенские мужики, на окраине шел бой, а значит, может быть и оружие. На том и порешили.

Только на третий день мальчишки сумели выбраться на поиски оружия. Один Колька знал, где находится эта роща, и вывел соратников точно на место, не плутая. Мальчишки были разочарованы: они ничего не нашли, лишь несколько земляных холмиков, пока не заросших травой, да искореженную пушку. А вот на обратном пути наткнулись на место еще одного боя. Находки обнадеживали: три винтовки, два немецких автомата, пулемет, целый ящик гранат, два цинка^[2] и много патронов россыпью, а главное — совсем новенький немецкий мотоцикл с коляской. Колька со знанием дела прочитал надпись на бензобаке: «БМВ».

— Вот это да! — восхищенно зацокал языком Родька. — А на люльке-то, смотри, рогатина. Это крепление для пулемета. Ай да мы! Ай да молодцы! Теперь постреляем вволю!

— Молодцы-то молодцы… Да только что со всем этим делать? — развел руками Колька.

Мишка, как командир, хотя его никто не назначал и не выбирал, рассудил по-хозяйски:

— Грузим оружие в коляску и катим мотоцикл поближе к деревне. Возле пруда есть разваленная банька. Там под бревнами и спрячем.

— Ага! А если кто увидит? — возмутился Колька.

— Так мы же ночью!

— Меня ночью батя не отпустит, а хватится, так и налупить может.

— Ничего, мы с Родькой вдвоем управимся. Там уклон. Так что под горку покатим, — успокоил друга Мишка.

Так и сделали. В сгущающихся сумерках пришли на место хранения собранного оружия, загрузили его в мотоциклетную коляску и, напрягая все силы, покатили мотоцикл к баньке. Во время одного из привалов решили не откладывать на потом, а с завтрашнего дня приступить к учебной стрельбе.

5

Мальчишки уходили подальше, чтобы из деревни не было слышно выстрелов. В лесу нашли ложбинку, поставили вместо мишеней две доски и по ним стреляли. Патроны экономили для грядущих дел, потому больше щелкали вхолостую. Из немецких автоматов потарахтели всего по одному разу, и то для ознакомления.

Но все это продолжалось недолго. Однажды встретил Мишка старосту, и Дмитрий Петрович как бы между прочим поинтересовался: не знает ли он, кто это в сосняке, что под Рогачёвом, оружием балуется?

— Неужто слышно? — вырвалось у Мишки.

Староста выразительно посмотрел на подростка и тихо сказал:

— Из Соколовки не слышно, а вот из Рогачёва слушок пришел. Так ты не знаешь?

— Нет, дядь Дима. Не слышал, — затряс головой Мишка.

— Ну-ну, коль узнаешь кто, мне скажи…

— Скажу. Обязательно скажу, — уже на ходу заверил Мишка, а сам подумал: «Как же, скажу! Нашел дурака! Но с учебой надо заканчивать, а то ненароком попасться можно!» — решил он и о встрече в тот же день рассказал друзьям.

В решении прекратить на время тренировки они его поддержали.

Вечером того же дня староста пришел к Мишке во двор. Увидев паренька, поманил его пальцем. И, когда тот подошел, тихонько спросил:

— Немцы в доме?

— Нет. Еще не приходили.

— Вот и ладно. Завтра с утра мы с тобой едем в райцентр. Подходи к моему дому часикам эдак к шести. Оденься потеплее. Возвращаться тебе придется ночью. — И, сделав многозначительную паузу, продолжил: — И не одному. Людей, что приведет Тимоха — он тоже едет с нами, — отведешь на заимку к деду Пантелею. Встретишься с Тимохой у брошенной мельницы. Знаешь где? Так вот, будет темно… Увидишь людей, к тебе идущих, свистнешь. В ответ услышишь два свистка. Все понял? Матери я скажу, что ты вернешься через двое суток.

— А почему через двое? Я же до сторожки мигом… и утром уже в Соколовке…

— Там узнаешь почему… И не опаздывай! — строго наказал староста.

«Что же это за дело? — размышлял Мишка над заданием. — Ждать, встретить и провести неизвестных мне людей через лес на заимку, да еще и ночью. Непростое задание… — И, уже засыпая, решил: — Будет время — схожу за винтовкой, что спрятал у ручья. Так, на всякий случай!»

Примечания

2

Цинк — здесь: железная коробка или ящик, где хранятся патроны для стрелкового оружия (воен.).