Семь кругов над Русью

Виктор Каирбекович Кагермазов, 2018

Книга повествует о временах, когда Русь в геополитической борьбе столкнулась с самой могучей державой древности Византийской империей. О том кто и как, а главное, зачем продвигал чужую веру на земли Руси. Книга рассказывает об укладе русичей, об их обычаях, о восприятии окружающего мира, о дворцовых интригах Византийского двора, о борьбе за престол. Книга написана на исторических фактах, хотя и дополнена версиями автора. Эта книга поможет читателю окунуться в прошлое, прочувствовать дух той эпохи.

Книга Первая

Чужой Князь

Глава Первая

Коварный замысел

969 год. Византийская империя. Константинополь.

Заканчивался день, солнце уходило за вершины холмов, лежащих к западу от Константинополя. У открытого мозаичного окна стоял император Никифор Фока, отпив из золотого кубка вина, он смотрел на темно-багровый диск солнца, погрузившись в свои мысли. На душе было тревожно, войско князя Святослава стояло под столицей Преславой, он сам натравил русов, хотел ослабить Болгарию, но не предполагал, что те так быстро одолеют болгар, и грозной тучей нависнут над империей. И эта угроза висела над головой, как скала, готовая обрушиться в любой миг, она беспокоила его, напоминала прошлое, когда войска славян не раз сотрясали Византию. В империи ещё не забыли, как князь Олег, прибивал свой щит на воротах Константинополя.

Как унижена, была Византийская империя! Как скрипя зубами, император Лев собирал дань со всех своих земель, и для кого, для варваров с Бореи!? Нет, такого ещё раз допустить нельзя. Никифор Фока ждал посланника, которого тайно отправил встретиться с неким Луткерием. Ждал с надеждой, ибо этот Луткерий в разговоре с проэдром бахвалился, что знает, как отвадить русов раз и навсегда ходить походами на Константинополь, и даже на отдалённые фемы империи.

За спиной послышались осторожные шаги.

— Смелее улум, давно жду тебя, второй уж кубок осушил! Пройди к столу, налей себе вина. Ну, рассказывай, ты говорил с Луткерием?

— Да, мой василевс, говорил, но этот пройдоха всё скользил, как угорь, одну шелуху мне поведал, я толком ничего не уяснил с его слов. Не сердись, ясноликий, но он всё же хочет встретиться именно с тобой! — не поднимая глаз, ответил Савва, начальник улума, тайной службы императора.

— Не много ли ему чести? Кто он такой, чтобы говорить со мной, императором Византии!? — надменно сказал Никифор Фока, затем уже просто спросил:

— Какое мнение у тебя сложилось об этом Луткерии? Говори, мне нужно знать о нём всё!

— Позволь, василевс, нет, не посоветовать, скорее, высказать своё мнение.

— Говори! — оборвал его Никифор Фока.

— Он необыкновенно умён, интриган, каких не сыскать, видит и понимает то, что другие могут не скоро понять, а главное он не просто видит слабости противной стороны, но и знает, как эти слабости использовать для своей выгоды. Ясноликий, обязательно выслушай его, я по своей службе хорошо разбираюсь в людях, Луткерий сущий дьявол, сама хитрость, сошедшая на землю! — запальчиво сказал Савва.

— Ну что же, Савва, готовь встречу, я стану говорить с ним!

— К встрече всё готово, он ждёт в охотничьем дворце. Я на всякий случай предусмотрел такой исход нашей беседы и подготовился, прости мне самовольство, но всё в твоих интересах, и в интересах империи.

— Хитрец! А ещё Луткерия хвалишь, ты сам кого хочешь, обведёшь! — то ли хваля, то ли укоряя, сказал Никифор Фока, затем добавил:

— Наверно уже и кони в упряжи стоят?

— Да, ясноликий, и кони готовы, и полсотни улумов, и даже факела, чтобы освещать дорогу, одно не учёл, василевс верхом поедет или в биге.

— Верхом, никаких повозок, всё должно быть в тайне! — прервал его Никифор Фока.

— Тогда твой любимый жеребец Клат ждёт, когда ясноликий возьмёт узду в свои руки, — вкрадчиво сказал Савва.

— Хитрец, ой хитрец ты, Савва! — хлопая улума по плечу, сказал Никифор Фока, накинув плащ, решительно приказал:

— Веди!

Они пошли к скрытому ходу, сделанному ещё два года назад по приказу Саввы, долго шли по узким, низким переходам, и вышли в дальнем углу дворцового сада, из выхода, спрятанного под скульптурой быка, подошли к небольшой двери.

Савва отрыл её ключом, вышел и осмотрелся вокруг, затем позвал императора.

— Проходи ясноликий всё в порядке.

— В порядке говоришь? Что же тогда эти двери только замок и охраняет? — упрекнул его Никифор Фока.

Савва подал знак криком совы. Из ниш, спрятанных за колоннами, отделились две тени, поклонились и вновь скрылись под стеной.

— Хорошо, Савва! Хорошо! Зря я тебя упрекаю, ты знаешь своё дело, но и я не оставлю без должного внимания твоё усердие! — сказал довольный император.

Впереди, через широкую улицу, доносился храп и фырканье лошадей, яркими пятнами в ночи светились факелы. Никифор Фока и Савва быстрым шагом направились к стоящим в свете факелов всадникам. Вскоре цокот сотен копыт разорвал тихую ночь, поднял спящих собак, отряд в чёрных одеяниях, словно огромный мерцающий змей, извиваясь, пополз в сторону гор. Всадники двигались быстро, по мере приближения к охотничьему дворцу, словно из ниоткуда, к отряду постоянно, через определённое расстояние присоединялось по несколько всадников.

— Это дозоры, василевс, — пояснил Савва.

Никифор Фока одобрительно кивнул, а про себя подумал.

— Хорошо, что я спас и взял к себе этого серба, надёжен, верен, умён, такой многого стоит, по возвращению надо наградить его щедро, по-императорски.

Отряд с ходу проследовал через заранее открытые ворота к самому входу во дворец. Никифор Фока, Савва и ещё четыре улума прошли в большой зал, стены которого были расписаны фресками со сценами охоты богини Дианы, здесь обычно после суеты Константинополя отдыхал император.

— Ясноликий сейчас примет гостя? Или — спросил Савва.

Никифор Фока перебил его.

— Конечно сейчас! Я не могу ждать, мне всё равно думы не дадут сомкнуть глаз, — ответил император.

Его жгло нетерпение, ему скорее хотелось увидеть этого загадочного Луткерия.

Послышались шаги, первым тихо вошёл Савва, прошёл и стал чуть поодаль от императора. За ним тяжело вышагивая, из темноты появился Луткерий, в длинном зелёном плаще с непокрытой головой, следующим вошёл его сопровождающий, по виду сарацин.

— Проходи, садись к столу, сейчас подадут вина — показывая жестом куда сесть, сказал Никифор Фока.

Луткерий приблизился, склонил голову в приветствии, но кланяться не стал. Савва, угадывая мысль императора, подвинул ближе к столу высокую серебряную подставку с горящей лампой. Только теперь Никифор Фока лучше разглядел гостя. Густые, с рыжиной волнистые его волосы спадали до плеч, на лбу их перетягивало зелёное очелье, шитое золотом, яркие зелёные глаза смотрели гордо, даже надменно, ровный прямой нос, чувственные губы, резко очерченные на его светлом, скорее бледном лице. Он был приятен, внешне его трудно было отнести к какому-нибудь народу, Луткерия можно было принять и за германца, и за скандинава.

Император рассматривал гостя, тот же, соблюдая правила, молчал, ждал, пока заговорит первым Никифор Фока.

— Как тебя встретили, Луткерий? Гостеприимство проявили, как подобает? — мягко спросил император, жестом ещё раз приглашая его за стол.

Вместо ответа Луткерий спросил:

— Мы что, василевс, будем говорить при посторонних?

Никифор Фока вскинул брови, и, глядя в глаза гостю, сказал:

— А тут только я и мой улум Савва, ему я доверяю, можешь говорить не таясь.

— Тебе видней! — бесцеремонно ответил Луткерий.

Наглость и самоуверенность гостя раздражала, и чтобы не впасть в гнев, император предложил:

— Перейдём к главному, я слышал, будто ты знаешь, как отвадить русов от набегов на Византию? Что же я готов выслушать тебя!

Уголки рта Луткерия дёрнулись в лёгкой усмешке, он отпил вина и начал медленно говорить:

— Василевс, где чаще всего поднимаются бунты в твоей империи, в каких провинциях? Вряд ли кто-нибудь это подмечал, а я знаю, там, где христианство ещё не укрепилось, либо ещё не пришло, там и частые восстания.

Никифор Фока усмехнулся, и спросил:

— И при чём тут Русь, не пойму!

Не обращая внимания на усмешку, Луткерий продолжил:

— Как ты думаешь? Почему император Великого Рима Константин принял христианство, король франков, германские кёнинги, другие господари? Заметь, василевс, не простые люди, а богатая знать, у которой власть, именно она, принимала решение, о принятии христианства! Почему?

— Ты что меня поучать или того хуже дурачить прибыл? — вспылил император.

— Имей терпение, василевс, во всём нужна выдержка, разве одержал бы ты столько славных побед во славу византийской империи, не будь у тебя железной выдержки. С твоего позволения, я продолжу говорить! Так вот, все эти конунги, короли и цари быстро поняли, что христианство учит в первую очередь смирению, покаянию, а если вера учит смирению, значит народ, исповедующий такое учение, постепенно станет мирным. Именно народ, а не те, кто им управляет.

— И что ты собираешься крестить этих воинственных русичей? — усмехнулся император.

— Да, так, василевс! Я собираюсь способствовать именно этому! — невозмутимо ответил Луткерий.

— Каким образом ты это исполнишь, они всех проповедников поднимают на смех, либо изгоняют прочь? — возразил Никифор Фока.

— Конечно, потому что вы всё пытаетесь окрестить народ, а надо крестить их знать, а лучше самих князей, если их обратим в христианство, то и простолюдины станут принимать вашу веру, а значит и вся Русь станет христианской! — горячо выпалил Луткерий.

— Это я понял, не пойму, как ты сможешь осуществить задуманное, не один их князь пока ещё не склонился к христианству, по силам ли тебе такое? — спросил император.

— Вот теперь мы подошли к главному! — сказал Луткерий, он встал, потёр ладони, и, расхаживая, продолжил рассказывать свой замысел:

— Если князь русов не хочет принять христианство, то мы заменим, вернее, подменим князя. Как всем известно, у их знати, впрочем, как и у всех, много любви на стороне, а за любовь надо платить, и часто очень многим. Прости меня, василевс, но помнишь ли ты всех своих женщин на ложе, ну, допустим в походе в Сирию? Скорее всего, нет! Скольким были сказаны ласковые, но не нужные слова!? Так вот, мы придумаем несуществующую жену их главного князя, будто у неё от него есть сын, будто этот сын находится пока в изгнании, но в нужное время он появится. Конечно, мы совершим подмену, возведём своего князя, который будет крещён прилюдно, а уже он понесёт христианство по всей Руси. Потом мы породним Византию и Русь, допустим выдав вашу племянницу за их князя. Сомневаюсь, что после этого руссы, станут воевать с империей!

Луткерий сел, налил себе вина и выпил. Никифор Фока молчал, он был поражён замыслом Луткерия, теперь он ясно понимал, кто перед ним и на что способен этот человек. Император был напуган, что ещё может прийти в голову этому страшному интригану? Одному Богу известно, на что способен его изощрённый мозг, но Никифор Фока виду не подал, и спокойно спросил:

— И что для этого надо?

— Золото, много золота, но гораздо меньше, чем империя тратит на сдерживание русов!

— Как много? У каждого своё понимание количества, кому-то и ста золотых много!? — пытался пошутить Никифор Фока.

— Если мы договоримся, то сначала надобно заплатить мне, я отправлю золото к себе, дальше я уточню, что и как. Вот здесь всё, что нам предстоит сделать! — и он протянул свиток.

Император взял свиток, прочитал и сказал:

— Что же, мы договорились!

Но мысли у Никифора Фоки были иные, в голове крутилось: «Какой коварный и опасный этот Луткерий, действительно, порождение дьявола. Побыстрей бы, избавиться от него, таких даже в друзьях опасно иметь».

Холодные глаза Луткерия после слов императора «мы договорились», блеснули лукавыми огоньками, в них был азарт. Он посмотрел на своего сарацина, тот вышел и вернулся с тремя кожаными мешками. Луткерий положил мешки перед императором Византии, и сказал:

— Надо наполнить их золотыми солидами!

— Ты прям как русич, это они измеряют всё мешками да коробами!

— Это говорит об их широкой натуре! — съязвил Луткерий.

— Или о чрезмерной любви к золоту, ведь золото — это меха, вино, кони!

— Или хорошее оружие! — добавил Луткерий.

Никифор Фока встал, показывая этим, что время встречи подошло к концу.

— Ты получишь всё, что надо. Твоими делами займётся Савва. Всё прощай, ты умнейший человек, Луткерий, но скажу прямо, в друзьях тебя я иметь не хочу!

— Что же, василевс, и я скажу тебе прямо, тот, кто привёл тебя к власти, тот и предаст тебя, убери его пока не поздно! — сказал Луткерий и, отвернувшись, пошёл к двери.

— Ты Иоанна Цимисхия имеешь в виду?

Луткерий не ответил, притопнул правой ногой, поднял руку и очертил ею круг.