4
На следующий день часам к восьми утра Никита услыхал издавна знакомые ему звуки, которые доносились со стороны двора Буториных. Там кто-то пилил дрова двуручной пилой.
Никита спросил у матери:
— А кто у тети Лены может дрова пилить? Они что, позвали кого-то?
— Не знаю, — ответила мама, — сходи сам, посмотри.
Никита вышел со двора, перешёл улицу, и по протоптанной тропинке пошагал к дому Буториных. Там действительно вовсю кипела работа: на рогатых старых козлах лежало толстое бревно. Дед Николай и Светлана, упершись левыми руками в это бревно, таскали туда-сюда большую двуручную пилу, которая звонко пела при движениях работников. А на лавочке сидела Елена Васильевна и наблюдала за процессом. По двору распространялся смолистый запах опилок.
— Здравствуйте. Бог в помощь! — сказал Никита, облокотившись снаружи на калитку, — Вам работник в помощь не требуется?
Дед Николай перестал тянуть пилу на себя, распрямился, и посмотрел, сощурившись, в его сторону.
— Это кто ж у нас такой помощник? Горбунов Никита, что ли?
— Угадал, дед Николай! Это я и есть. А что же вы никого не позвали в помощь? Я бы не отказал!
Светлана смахнула пот со лба. А Елена Васильевна с усмешкой сказала:
— Ну, здравствуй, сынок! А ты пилу тягать ещё не разучился?
— А Вы проверьте!
— Ну, заходи.
Никита распахнул калитку и, войдя во двор Буториных, крепко пожал руку деду Николаю. Потом он, приветливо кивнув Светлане, снял с себя борцовку, обнажив загорелый крепкий торс, и предложил ей посторониться. Почесав пальцами свою отрастающую бородку, и поплевав на ладони, он ухватился за рукоятку пилы и сказал:
— Я готов.
Дед Николай посмотрел на него хитрым глазом и негромко проговорил:
— Ну-ну!
Ухватив свою рукоятку, он плавно потянул пилу на себя. Никита ответил таким же плавным встречным движением. Пила равномерно заходила туда-сюда, оглашая окрестности весёлым звоном. Из распила обильно сыпались сосновые опилки. Скоро бревно было распилено, и тяжёлая чурка, отвалившись, гулко стукнулась о землю.
Николай Алексеевич одобрительно произнёс:
— Молодец! Не забыл!
Никита ногой катнул в сторону упавший тяжёлый чурбан, и они с дедом вместе переставили обрезок бревна на козлах так, чтобы было удобно пилить дальше. Пила снова ритмично и звонко запела. Минут через сорок все привезённые брёвна были распилены, и лежали во дворе большой кучей выше человеческого роста. Баба Лена увидев, что работники подустали и хорошенько вспотели, сказала внучке:
— Светик, ты бы кваску принесла! Они, чай, не откажутся. Верно же?
Оба работника согласно закивали головами, а Светлана быстро подскочила и скрылась за дверью в дом.
Дед Николай, присев на лавочку рядом с женой, заметил:
— А ты, парень, молодец! Навык не потерял! Я-то думал, ты не выдержишь, спасуешь! А ты — нет! Смог, однако!
Никита смущённо пожал плечами и ответил:
— Привычка к тренировкам! Я по три раза в неделю в спортзал хожу железо тягать, да ещё каждое утро пробегаю по десять километров.
Скрипнувшая дверь дома выпустила на крыльцо Светлану с запотевшим глиняным кувшином и парой таких же кружек. Она подала кружки деду и Никите, налила в них квас, и они оба крупными жадными глотками выпили свои кружки до дна, обливаясь холодными струйками терпкого кваса.
— Николай Алексеевич, — спросил Никита, — а колоть дрова мы сегодня будем?
— А ты сможешь?
— Ну, хоть начать!
Дед рассмеялся:
— Да ты, брат, орёл, как я погляжу!
Светлана, пожалев Никиту, тихонько высказалась:
— Не надо, Никит! Ты же так упадёшь от усталости!
— Вот, ещё! — сосед не стал отступать, — Где у вас колун?
Дед Николай кивнул головой в сторону, где Никита увидел торчащий из большого старого пня колун. Он качнул его за длинную рукоятку и выдернул из пенька. Потом на пень приспособил свежераспиленный чурбан и, высоко замахнувшись, резко опустил колун. Чурбан развалился почти точно пополам, а половинки упали в стороны.
Дед Николай даже крякнул:
— Ух, ты как! Хорошо-о! Ну, гляди! Как устанешь — бросай. Не горит, чай!
Никита промолчал, поднял с земли и поставил на пень упавшую половинку.
Новый замах был таким же. Удар! И половинка развалилась до основания. И дело пошло.
Светлана усадила деда рядом с бабушкой, а сама стала подбирать и складывать только что порубленные дрова в поленницу.
Минут через двадцать Никита услышал со стороны калитки голос мамы:
— Эй, соседи! Вы что это? Дармового работника нашли? Он у меня вчера и так уже всю картошку окучил!
Елена Васильевна обернулась на голос и с улыбкой ответила:
— Здравствуй, Люсь! Хочешь, мы ему заплатим?
Людмила Петровна вошла во двор, негромко стукнув калиткой.
— Здравствуй, Лен! Привет, Коль! И ты, Света, здравствуй!
Никита, усмехнувшись, продолжил колоть дрова, резко с выдохом вонзая тяжёлый колун в обрез чурки.
Елена Васильевна решила остановить это дело:
— Ну, ладно! Никита, ты давай уже отдыхай. А то эдак, и впрямь тяжело.
Она встала с лавочки и пошла навстречу старой подруге. Они обнялись, и хозяйка повела гостью к крыльцу.
Людмила Петровна поинтересовалась:
— Ну, ты как, Лен? Здоровье, смотрю, получше?
— Ага. Немного полегчало. Кашель поменьше. Слабость отступила. Это всё Коля! Он меня вчера в баньку затащил. А потом чаю с шишковым вареньем. И, ты смотри, вроде отпускать начало!
Николай, сидя на лавочке, проговорил:
— Давно надо было так полечить, по-нашему, по-деревенски. А ты, Люсь, за сыном пришла?
— Да, нет! Так, просто. Полюбопытствовать: как вы тут поживаете? А то, мы что-то давненько не видались! Ты вот, Коля, глядь, уже и дрова на зиму запасать начал.
— Ну, это мне с Тимохой да Иваном по знакомству в лесничестве гиблого лесу отписали, как ветеранам, после того, как хороший украли.
И дед весело рассмеялся:
— Так бы я, как и все, поближе к зиме занялся. А тут, вишь, повезло: Никита твой в помощники пришёл. Мы бы без него долгонько проваландались!
Людмила Петровна бросила на сына тёплый взгляд и сказала, посмотрев на Елену Васильевну:
— Он, Лен, ты слышь, задумал домой возвращаться. Говорит, что мне тут одной плохо. Только ему, что же, службу бросать в Питере-то? Сорвать подружку свою сюда, в деревню?! Я думаю, это он горячится.
Елена Васильевна, грустно качнув головой, ответила:
— Слышала я. Мне Светланка моя сказала. Ну, не знаю. Я бы на твоём месте не спешила его отговаривать. Здесь ему, конечно, жить победнее будет. Только и тебе без него ведь никак уже нельзя. Разве не так? Мы уж с тобой, подружка, совсем не те девчата, что раньше!
И она невесело засмеялась.
Людмила Петровна присела рядом с Еленой Васильевной, помолчала, вздохнула, и ответила:
— Оно, конечно, так! Да, что же он, будет из-за меня себе жизнь нормальную поганить?
— Ну, почему это поганить? Может, у них с женой и тут всё сложится? Смотри, какой он у тебя работящий?!
А Никита тем временем подошёл к колодцу, вытащил из него ведро воды, отошёл к изгороди, наклонился, и вылил его на себя целиком, весело фыркая от наслаждения.
Светлана, догнав его, протянула лохматое полотенце. А он с удовольствием обтёрся насухо, и натянул на себя свою борцовку.
Потом они оба вернулись к крыльцу, и присели на лавочку: Никита — рядом с матерью, а Светлана — с бабушкой. Разговор стариков продолжался ещё какое-то время неспешно и негромко, словно ручей журчал. А молодёжь молча слушала, поглядывая на своих стариков.
Николай Алексеевич был не очень высок ростом и худощав. На его сухом морщинистом лице светились светло-серые глазки с хитроватым прищуром. Он, присев на обрезок бревна, достал из кармана пачку сигарет «Прима» без фильтра, вынул одну и размял её в своих жёлтых от табачного дыма пальцах. Чиркнув спичкой о коробок, прикурил, прищурился, выпустил изо рта серо-голубую струю крепкого табачного дыма, и спросил:
— Никит, а Никит! Ты там, в Питере до кого уже дослужился-то?
Никита взглянул на него, и, улыбнувшись, ответил:
— Старший опер уголовного розыска в одном из районных управлений.
— А по званию кто?
— Майор полиции.
— Майор! Ишь, ты! И как там тебя, уважают?
Никита задумался на секунду:
— Да, я, как-то, не спрашивал. Наверное! У нас там ребята нормальные, сработанные. Друг друга не подставляем. А что? Вы это к чему спросили?
Дед задумчиво выпустил ещё одну струйку дыма.
— К чему? Да к тому, что, если поспешишь с переводом, можно и ошибиться. Знаешь, как бывает? Народ вокруг, ты говоришь, хороший. А начальство? Так себе? Ты из-за начальников своих и уйдёшь со службы! А о ребятах своих потом жалеть не будешь?
Никита помолчал, отведя глаза в сторону. Четыре пары глаз смотрели на него с любопытством.
— А про начальство-то как догадались? Вроде, я и не говорил ничего! Только, не это главное. Просто, я и в самом деле хочу вернуться домой! Мой дом здесь! И поэтому, мне здесь очень хорошо!
