100 великих литературных героев

Виктор Еремин, 2009

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Литература Древнего мира

Гильгамеш

С определенной долей условности Гильгамеша можно назвать первым в истории литературным героем. Любопытно, что в нем нашли отражение наиболее часто повторяемые в веках черты популярнейших образов, рожденных человеческой фантазией. В сказаниях о Гильгамеше появились и особенно распространенные литературные типажи, с которыми мы в тех или иных вариациях встречаемся во множестве произведений всех времен и народов. Прежде всего, это верный друг главного героя, падшая женщина-соблазнительница, благородная самоотверженная мать.

Известны пять шумерских сказаний о Гильгамеше: «Гильгамеш и гора бессмертных», «Смерть Гильгамеша» (другое название «Гильгамеш в подземном мире»), «Гильгамеш и небесный бык», «Гильгамеш, Энкиду и подземный мир» и «Гильгамеш и Агга». Согласно традиции, эпос был записан со слов урукского заклинателя Синликеуннинни.

Открытие табличек, на которых были начертаны тексты, произошло в XIX в. В 1839 г. молодой английский дипломат Остин Генри Лейард заинтересовался курганами в Месопотамии. Под его руководством были раскопаны прославленные древние города Ниневия и Нимрод. В Ниневии был обнаружен дворец VII в. до н. э. с библиотекой царя Ашшурбанипала (около 20 тыс. глиняных табличек). Та часть библиотеки, в которой находились таблички с эпосом о Гильгамеше, была обнаружена в 1853 г. сотрудником Лейарда Хормуздом Рассамом. Наука археология в те годы еще только зарождалась. Обращение с найденными реликтами зачастую было варварское. Так случилось и с библиотекой Ашшурбанипала. Груды табличек лопатами засыпали в ящики и в таком виде переправляли в Британский музей, где они и валялись не прочитанными не одно десятилетие.

Библиотека Ашшурбанипала была оценена только после расшифровки клинописи, осуществленной преимущественно стараниями английского дипломата и разведчика Роулинсона.

Потребовалось почти двадцать лет, чтобы были дешифрованы таблички с эпосом о Гильгамеше. В 1872 г. Джордж Смит, ассистент Роулинсона, объявил на собрании Общества Библейской археологии, что обнаружил среди ассирийских табличек, находящихся в Британском музее, рассказ о Всемирном потопе. Это была знаменитая 11-я табличка из ассирийского собрания эпоса. Вскоре после этого выступления Смит опубликовал «Халдейский отчет о Потопе» и краткое описание эпоса.

Особую роль в судьбе «Эпоса о Гильгамеше» сыграла американская археологическая экспедиция из университета Пенсильвании. Началась она в сезон 1888/89 г. под руководством Джона Питерса на кургане Ниффер в южном Ираке.

Экспедиция нашла около 40 тыс. табличек с клинописью. Среди них были несколько с древнейшими версиями цикла о Гильгамеше на шумерском языке.

Имя Гильгамеш обычно переводят как «предок-герой». Конечно, так могли бы звать только легендарного правителя. Но на основании ряда обнаруженных источников многие ученые утверждают, что герой — лицо историческое. Немецкие археологи, работающие в Ираке, даже объявили в 2003 г., накануне нападения НАТО на Ирак, что в ходе раскопок в местах, где, согласно «Эпосу о Гильгамеше», располагался город Урук, обнаружили могилу Гильгамеша на дне высохшего русла реки Евфрат. Начавшаяся война прервала работу ученых.

Если мы будем говорить о содержании всех сказаний о Гильгамеше в целом, то получим представление о характере царя Урука в развитии. Вначале он предстает самовластным, невоздержанным деспотом, нещадно заставляющим верноподданных трудиться на строительстве крепостных укреплений города и отнимающим у них жен. Боги послали к Уруку дикого человека Энкиду, способного противостоять Гильгамешу. Коварный царь первоначально вознамерился ослабить врага, подослав к нему блудницу Шамхат. Энкиду поддался чарам женщины, которая привела его в город. Произошедшая далее битва между героями завершилась совершенно неожиданно — недавние враги подружились.

Затем друзья совершили поход в Ливанские горы против свирепого чудовища Хумбабы — властелина кедровых лесов и любимца могущественного бога Энлиля. По утверждению ряда литературоведов, начиная с этого сюжета Гильгамеш стал богоборцем и истинным героем, равным древнегреческому Прометею (что особо ценилось в советское время). Хумбаба был окружен семью магическими оболочками, данными ему богом Энлилем. Но герои вырубили волшебные кедры, которые являлись хранителями силы Хумбабы, и чудовище погибло — с каждым новым поваленным деревом Хумбаба лишался силы его оболочек, а вместе с ними и жизни.

Наблюдавшая за героями богиня Иштар воспылала страстью к Гильгамешу и предложила ему свою любовь. Однако герой отверг богиню, напомнив о погубленных ею любовниках и мужьях. Таким образом, если согласиться с трактовкой сказания Томасом Манном, Гильгамеш воспринял домогательства Иштар как оскорбление его мужского достоинства.

Гильгамеш и Энкиду со славой вернулись в Урук. Но по воле богов Энкиду вскоре умер. С этого времени Гильгамеша стали терзать мысли о грядущей смерти. Герой знал, что в мире есть единственный бессмертный — родственник Гильгамеша Ут-напишти. Царь решил найти его и узнать тайну вечной жизни, а потому отправился в странствование.

Видимо, здесь необходимо сделать важнейшее отступление. Начиная чуть ли не с первого художественного произведения, созданного человеком, вопрос о смерти, жизни и бессмертии стал главным вопросом творчества. Таковым он остается и по сей день. В эпосе о Гильгамеше впервые прозвучал единственный и неоспоримый ответ на него, обыгрываемый в литературе со всех сторон, но при этом не изменивший своей сути.

Много подвигов довелось совершить герою, прежде чем он добрался к Ут-напишти. Наконец Гильгамеш переправился в ладье через воды смерти на остров блаженных, где и нашел вечно живущего. В древности боги решили наказать людей и уничтожить всех потопом. Между собой они договорились не сообщать людям о грядущей гибели. Но хитроумный бог Эа послал своему любимцу Ут-напишти сон, в котором повелел ему построить большой ковчег, приготовить его к плаванию и взять с собой в путешествие всю семью и по паре каждого зверя и каждой птицы. После потопа собрался совет богов, которые сами были перепуганы разразившейся катастрофой, и в знак благодарности Ут-напишти за спасение человечества и всего живого даровали ему бессмертие.

Подвиг Ут-напишти оказался столь велик, что вряд ли кто из людей мог еще когда-либо совершить нечто равное. Так что Гильгамеш не мог более рассчитывать на бессмертие.

Отвергая вечную жизнь и саму надежду на нее, Ут-напишти в разговоре с героем воскликнул:

Разве навеки мы строим домы?

Разве навеки мы ставим печати?

Разве навеки делятся братья?

Разве навеки ненависть в людях?..

Упорствуя, Гильгамеш попытался избавиться от смерти с помощью цветка вечной молодости, но старания его оказались тщетными.

Эпос о Гильгамеше завершается следующими словами:

И прибыли они в Урук огражденный.

Гильгамеш ему вещает, корабельщику Уршанаби:

«Поднимись, Уршанаби, пройди по стенам Урука,

Обозри основанье, кирпичи ощупай —

Его кирпичи не обожжены ли

И заложены стены не семью ль мудрецами?»

Часто говорят, что завершение поэмы весьма туманно и не поддается трактовке. Но согласно традиции, слова эти разъясняются следующим образом.

Вернувшись в родной Урук, герой увидел, как вокруг города вырастают возводимые по его приказу стены, и понял, что бессмертие человека — в делах его, что не телесная оболочка, а память потомков даруют смертному вечность. Таков и есть единственный верный ответ на вопрос о смерти и бессмертии человека. Иное дело, какое это бессмертие — славное или подлое. Впрочем, все равно оно остается бессмертием.

Медея

Медея — могущественнейшая среди людей, но бессильная против человеческой неблагодарности, всем существом своим отдавшаяся безграничной любви, но преданная и брошенная любимым, совершившая чуть ли не все самые омерзительные преступления по законам рода человеческого, но не только не осуждаемая, а более того, возвеличиваемая художниками и поэтами… Воистину страшная героиня древних мифов и шедевров мировой драматургии. Предательница Отечества, братоубийца, детоубийца, цареубийца — Медея оказалась вне суда Божьего и человеческого, но по сей день остается жертвой богов, втиснувших в сердце ее яростную страсть любви. Именно из образа Медеи берут свои истоки такие земные героини последующих времен, как Манон Леско, Эмма Бовари, Екатерина Измайлова, Анна Каренина и многие-многие другие. Но при этом ни одна из названных не может возвыситься до дочери Ээта, ибо страсть их низменна и самоубийственна, тогда как страсть волшебницы превысила могущество личного и возросла до возмездия бесстрастного и неумолимого Рока. Не человеческой мести, пусть даже такой симпатичной для читателя, как у графа Монте-Кристо, а высшего возмездия, осуществившегося через человека, но доступного только небесным силам.

Согласно мифам, дочь колхидского царя Ээта и самой Гекаты — богини мрака, ночных видений и чародейства, — Медея от рождения была волшебницей.

Когда в Колхиду приплыли за золотым руном аргонавты, они оказались в опаснейшем положении, поскольку коварный царь Ээт намеревался погубить чужестранцев. Однако героям помогали богини Афина и Гера. По их просьбе бог Эрот пронзил сердце Медеи стрелой любви к вождю аргонавтов Ясону, который обещал царевне непременно жениться на ней. В литературе всегда акцентируют внимание на том, что клятва любви была дана юношей из расчета и без искреннего чувства. Как бы там ни было, но волшебница помогла аргонавтам похитить руно.

После этого Медея, прихватив своего юного брата Апсирта, бежала с греками из Колхиды. Дорогой, чтобы задержать преследователей, Медея убила брата, разрубила его тело на части и разбросала их по морю. Ээт был потрясен злодеянием, прекратил погоню и повелел собрать останки сына, чтобы предать его честному погребению.

Погоню продолжил небольшой отряд колхов. Они настигли преступников на острове феаков, где царствовал Алкиной. Согласно древним законам, царь должен был выдать Ээту беглую дочь, но Ясон и Медея спешно сочетались браком, после чего царь потерял все права на чужую жену.

Аргонавты торопились в Иолк, где царь Пелий в обмен на золотое руно должен был отказаться от престола. Однако коварный властитель не собирался держать свое слово, более того, за время отсутствия Ясона он убил отца и всех родственников героя. И вновь за дело взялась Медея: она убедила наивных дочерей Пелия, что если те зарежут дряхлого старика, разрубят его труп на части и сварят в котле, то он воскреснет молодым и сильным. Глупые девицы так и поступили, но обещанное воскрешение не состоялось.

За цареубийство Ясон и Медея были изгнаны новым царем Акаетом из Иолка и поселились в Коринфе у царя Креонта, где счастливо прожили десять лет. За это время у них родились два сына — Мермер и Ферет.

Ясон тяготился обществом Медеи и, в конце концов, решил развестись с ней и жениться на дочери Креонта Главке.^[2] Медея и ее сыновья должны были отправиться в изгнание. Однако волшебница не пожелала смириться со своей участью. Она прислала в дар новобрачной заколдованное одеяние, и Главка, надев его, сгорела заживо вместе с царем Креонтом и всеми, кто в тот час оказался в пиршественном зале. Ясон спасся, выпрыгнув в окно. Малолетних сыновей своих Медея убила собственными руками на глазах мужа, а потом унеслась на колеснице, запряженной крылатыми конями.

Ясон, по одной версии, покончил жизнь самоубийством, по другой, погиб под обломками обветшавшего корабля «Арго». В любом случае последние годы жизни он был бездомным и побирался, бродяжничая из города в город.

Медея же улетела в Афины, где вскоре вышла замуж за царя Эгея, которому родила сына Меда. Когда в Афины пришел Тесей, сын Эгея и трезенской царевны Эфры, Медея, опасаясь, что афинский престол унаследует Тесей, а не ее сын, убедила мужа отравить пришельца. Однако Эгей узнал в Тесее родного сына и приветствовал его, а Медее и бедному Меду пришлось бежать из города, спасаясь от мести Тесея.

Царица с сыном вернулась в Колхиду, где к тому времени был свергнут с престола ее отец царь Ээт. Мед убил узурпатора и вернул власть деду.

Удивителен конец мифа о Медее. По воле богов она живой была перенесена на Острова Блаженных! Там волшебница вышла замуж за великого Ахилла и остается его верной супругой по сей день.

Судьба Медеи тем или иным образом вдохновила на творчество трех величайших древнегреческих трагиков — Софокла, Эсхила и Еврипида. Самой прославленной из них стала трагедия Еврипида (485/484 или 480–406 гг. до н. э.) «Медея».

Драматург жил в эпоху наивысшего расцвета афинской демократии (прошедшего под знаком победы греков в знаменитых греко-персидских войнах) и ее окончательного загнивания. Творчество Еврипида в значительной мере связано с так называемым «веком Перикла» (444/443—429 гг. до н. э.). Первая драма его была поставлена в 455 г. до н. э., но только четырнадцать лет спустя, в 441 г. до н. э., он одержал наконец победу в состязании трагических поэтов.

Самая ранняя из достоверно известных Еврипидовых трагедий «Алькеста» относится к 438 г. до н. э. Остальные шестнадцать дошедших до нас трагедий написаны Еврипидом между 431 и 406 г. до н. э. Трагедия «Медея» обычно датируется 431 г. до н. э.

Любопытно, что современники не очень благоволили к великому соотечественнику. Почти за пятьдесят лет своей творческой деятельности Еврипид всего четыре раза удостоился первого места в состязаниях трагических поэтов.

В 408 г. до н. э. драматург решил покинуть родные Афины и переехал жить ко двору македонского царя Архелая, который задумал собрать у себя самых выдающихся писателей и поэтов Греции. Однако прожил Еврипид в Македонии недолго: он умер, оставив не вполне завершенной свою последнюю трилогию. В 405 г. до н. э. ее поставил в Афинах сын (или племянник) трагика, и трилогия принесла Еврипиду пятую, уже посмертную победу.

Потрясает решение образа Медеи в одноименной трагедии Еврипида. Драмы, основой сюжета которых становилась месть, создавались в Древней Греции и до Еврипида. В Древнем мире вообще была более распространена история о том, что детей волшебницы побили камнями жители Коринфа, впавшие в ярость в связи с убийством Креонта. Наверняка первые зрители «Медеи» ожидали от трагедии чего-нибудь подобного. Начало пьесы обещало именно такую развязку. Медея явно готовилась погубить Ясона и его невесту…

И тут Еврипид пришел к немыслимому до него постижению глубин психологии. В страданиях своих Медея вдруг поняла, что беда ее не в разлучнице Главке, случайно вставшей на ее дороге, но в том, что она безоглядно любила и любит Ясона, а она все эти годы была безразлична возлюбленному, который только использовал волшебницу в личных целях. Когда же потребность в услугах Медеи прошла, ее просто выкинули, как ненужную вещь. И тогда Медея восстала, восстала против изменника, а еще больше — против вонзенной богами в ее сердце безоглядной любви. Решение волшебницы стало таким же жестким и суровым, как и вся ее предыдущая жизнь, — Медея задумала истребить плоть изменника на земле, чтобы больше нигде и никогда не возродился он в новом обличии. И это уже должно было стать Возмездием, а не мелкой женской местью, превращалось в суровую форму самоубийства и самоотречения во имя разрушения воли богов.

Таков был Рок, а приговор его и приведение в жизнь этого приговора оказались в руках пораженной открытием предательства женщины. Медея казнила собственную Любовь во всех ее ипостасях. Разве после этого кто-то посмеет осуждать такую детоубийцу? На такой оценке Медеи настаивал и сам Еврипид. Вникнем в заключительный диалог трагедии:

Ясон: — Ты львица, а не жена! Ты демон, которым боги меня поразили!

Медея: — Зови, как хочешь, но я ранила твое сердце.

Ясон: — И собственное!

Медея: — Легка мне моя боль, когда вижу я твою.

Ясон: — Твоя рука их убила!

Медея: — А прежде того — твой грех.

Ясон: — Так пусть казнят тебя боги!

Медея: — Боги не слышат клятвопреступников.^[3]

С этими словами Медея улетела из Коринфа.

Трагедия Еврипида оказала сильнейшее влияние на развитие мировой драматургии в последующие века. Драмы Сенеки (I в.), П. Корнеля (1635), трилогия Ф. Грильпарцера «Золотое руно» (1818–1824), Ж. Ануя (1946), каждая со своими оттенками, по следам Еврипида трактует древний миф. Только Ануй попытался осудить Медею, представив ее как злобную всеразрушающую силу, гибелью своей (Медея в пьесе кончает жизнь самосожжением) принесшую безразличному к несчастьям преступницы окружению несказанное облегчение.

В медицине определен «комплекс Медеи», который характеризуется стремлением матери убить собственных детей, чтобы отомстить мужу. Бесспорно, это примитивная трактовка мифологического образа, живущего законами неизбежности в мире, где нет и не может быть добра или зла.

Одиссей

Как и большинству людей времен архаики, Гомеру был свойственен фатализм, а потому судьба человека представлялась ему заранее определенной свыше. И герои его великих поэм живут и действуют в мире, предписанном им богами и предсказанном прорицателями. Поэтому говорить об их характерах и самостоятельных действиях довольно сложно — каждый более похож на символ, чем на реального живого человека. Исключение составляют лишь богоборцы, и первым среди них стоит царь Итаки Одиссей.

Правнука бога Гермеса и внука «самого вороватого из людей» Автолика древние греки даже по отцу предпочитали связывать с еще одним величайшим жуликом их народа — с Сизифом, который обманом овладел дочерью Автолика Антиклеей. Именно от этого бесстыдника, а вовсе не от законного мужа — Лаэрта, и родила Антиклея сына Одиссея.

Мифологический герой Одиссей, видимо, существовал задолго до Гомера, но преимущественно как хитрец и обманщик. Поэт (или его безвестные предшественники) сделал Одиссея героем Троянской войны.

Оракул предсказал царю Итаки: «Если ты отправишься под Трою, то вернешься домой только через двадцать лет одиноким и нищим».^[4] И тогда Одиссей сделал первую, яркую попытку противостоять року — когда за ним приехали цари Агамемнон, Менелай и Паламед, он притворился безумцем и в бедной крестьянской одежде, никого не узнавая, стал пахать землю. Однако боги надоумили Паламеда выхватить из рук стоявшей рядом Пенелопы младенца Телемаха и посадить его перед плугом. Одиссею пришлось спасать сына и признаться в своей хитрости.

О дальнейших подвигах Одиссея трудно рассуждать и делать какие-либо выводы, поскольку о своей судьбе герой знал заранее, и, чтобы с ним ни случалось, он всегда помнил, что непременно вернется домой.

Обычно с именем Одиссея связывают долгие, зачастую бессмысленные скитания по свету, которые непременно заканчиваются возвращением домой, где путника ждут и любят близкие люди. Таково наказание и прощение высших сил их любимцу, вздумавшему бунтовать против рока.

Одиссей правил на Итаке много лет, пока не был убит не признавшим его во время ссоры сыном от Кирки Телегоном. Невольный отцеубийца, Пенелопа и Телемах отвезли останки царя на остров Кирки, где и был совершен обряд погребения. Телегон женился на Пенелопе, волшебница даровала им бессмертие и перенесла на Острова Бессмертных. Сама Кирка вышла замуж за Телемаха, который тоже стал бессмертным. От этого брака родился Латин^[5] — эпоним латинян и всего латинского.

Тримальхион

«Быстрыми и верными шагами приближаемся мы к тому времени, когда людей, получивших классическое образование, станут показывать на ярмарках, как ацтеков. А между тем еще очень нестарые люди помнят то время, когда античные авторы жили среди нас и в мало-мальски интеллигентном кругу: о Вергилии говорили, как о старом знакомом, независимо от того, каково было отношение к нему на школьной скамье».^[6]

Мог ли представить себе почтенный Б.И. Ярхо, что придут времена, когда о классическом образовании россияне вообще забудут, а на потеху публике на ярмарках вот-вот станут показывать просто гуманитарно образованных людей.

В далекий век классического образования «Сатирикон» Петрония входил в обязательную программу обучения. Его знал каждый гимназист, а имя одного из главных героев книги Тримальхиона было нарицательным, обозначая выскочку, о каких говорит старинная поговорка: «из грязи — в князи». В нашей стране (впрочем, как и в большинстве стран мира) уже скоро столетие заправляют делами Тримальхионы, так что для России этот литературный герой особенно интересен и несет в себе особый общественный знак.

Гай (или Тит) Петроний по прозвищу Арбитр (ум. 66) был приближенным императора Нерона (37–68). Тацит в «Анналах» рассказывает, что Петроний «проводил день во сне, ночь в делах и жизненных утехах; если другие достигают славы своим добрым рвением, то он приобрел ее праздностью: его считали не мотом и расточителем, как это обычно бывает с прожигателями жизни, а мастером изысканных наслаждений. Непринужденная и несколько небрежная вольность его слов и поступков сообщала им привлекательный оттенок откровенной непосредственности. Однако в должности проконсула Вифинии, а затем и консула, он проявил энергию и деловитость. Затем, вновь погрузившись в пороки — или в подражание порокам, — он принят был в самый узкий круг приближенных Нерона, как арбитр изящества, и Нерон находил подлинное наслаждение и негу только в тех излишествах, которые получили одобрение Петрония».^[7] Это вызвало зависть Тигеллина, всесильного любимца императора. После раскрытия заговора Пизона Тигеллин постарался возбудить подозрения против своего соперника. Петроний «не стал длить часы страха или надежды» и совершил самоубийство.

«Сатирикон» был создан Петронием в конце жизни. Литературоведы определяют жанр этого произведения как сатирический роман низменно-бытового содержания. Ничего подобного в античной литературе не было создано ни до Петрония, ни после него.^[8]

Как предполагают ученые-антиковеды, «Сатирикон» состоял примерно из 20 книг. До наших времен дошли только фрагменты, начиная с 14-й (или 13-й) книги. Поэтому судить в целом о романе не представляется возможным.

К сожалению, в конце XVII в. некий Франсуа Нодо^[9] объявил, что им обнаружен полный «Сатирикон», и опубликовал якобы переведенный им текст, наполнив его эротическими сценами, в том числе и однополой любви. С этого времени роман повсюду переиздается только в версии Нодо: как обычно мотивируют издатели, — ради целостности произведения. Приходится признать, что даже в библиотеке А.С. Пушкина сохранилось французское издание «Сатирикона» с текстом Нодо. В России только в издании 1924 г. впервые вписанные в книгу тексты французского офицера были выделены особыми квадратными скобками, посредством чего подлинник Петрония оказался обособленным в так называемом «целостном» варианте.

Содержание романа Петрония (без вставок Нодо) вкратце примерно таково.

По Римской империи путешествуют, перебиваясь случайными доходами, два молодых жулика-любовника — Энколпий и Гитон. Рассказ ведется от имени Энколпия, который до появления на сохранившихся страницах книги осквернил храм, ограбил виллу, совершил убийство, был гладиатором. Сам юноша утверждает, что его преследует бог Приап, оттого он и мытарствует по свету.

Во время своих опасных и печальных странствий Энколпий и Гитон постоянно попадают в сложные ситуации и сталкиваются с одиозными личностями из различных слоев общества.

Во время одного из таких приключений, спасаясь от преследования разбойников, Энколпий, Гитон и их приятель Аскилт (еще больший прощелыга, чем жуликоватая парочка) попали на пир к богачу Тримальхиону.^[10] «Пир у Тримальхиона» является самым большим отрывком из подлинной рукописи «Сатирикона».

Даже еще не появившись перед читателем, он уже предстал перед ним фанфароном и дураком. Один из его лизоблюдов восторженно сообщил Энколпию, что у «изящнейшего из смертных» Тримальхиона «в триклинии (столовая комната. — Ред.)… стоят часы, и (к ним) приставлен особый трубач, возвещающий, сколько мгновений жизни он (Тримальхион. — В.Е.) потерял».

Кем же был этот мнящий себя утонченной и одухотворенной личностью лысый старикашка в красной (то есть очень дорогой) тунике? Бывший раб, сирийский мальчик, служивший для любовных развлечений своих хозяев. Он стал любимцем господина, который отпустил красавчика на волю и даже оставил ему наследство. Тримальхион распорядился состоянием наилучшим образом — плутовством, обманом и хамским напором он нажил себе еще большее состояние, чем необычайно возгордился. Свою житейскую хитрость и хваткость он счел за возвышающую его надо всеми мудрость. Свое презрение к человечности, совести и благородству Тримальхион выразил в лично сочиненной им эпитафии на собственное надгробье: «Он вышел из маленьких людей, оставил тридцать миллионов сестерциев и никогда не слушал ни одного философа».

Нет, Тримальхион не стал злодеем, ему даже было свойственно природное добродушие, но каждый его шаг определялся спесью новоиспеченного богача, который в душе так и остался рабом, а потому умирал от страха и зависти перед любым, пусть даже нищим, вольным человеком. Оттого, полагая себя мудрецом и знатоком всех сторон жизни, он непроизвольно представал перед читателем заурядным богатым самодуром, не знающим, какую еще роскошь выставить на обозрение окружающих его ничтожеств или какое еще чудачество выкинуть, чтобы те же ничтожества затем восхищались его оригинальностью и неповторимостью.

Такой же была и Фортуната, жена Тримальхиона, — спесивая, жадная до умопомрачения, в любой момент готовая устроить мужу-жлобу безобразный публичный скандал.

Тримальхион, как и подобало новоиспеченному хозяину жизни, был уверен, что является докой и в искусствах. На глазах у толпы нахлебников он, не раздумывая, сочинил эпиграмму, переврав при этом все законы древнеримской поэзии, какие только можно было переврать:

То, чего не ждешь, иногда наступает внезапно,

Ибо все наши дела вершит своевольно фортуна.

Вот почему наливай, мальчик, нам кубки Фалерн.

Окружение немедленно обсудило достоинства «высокой поэзии» хозяина и пришло в восторг…

Почти две тысячи лет прошло со времени написания «Сатирикона», а мир-то, оказывается, не изменился! Каждый день видим мы сегодня сцены из гениального творения Петрония, и несть этому конца.

Образом Тримальхиона Петроний четко высказал гениальную мысль, которая стала явью только через пятьсот лет, но какой страшной явью!!! Нет будущего у общества, опорой которому является раб и хам, которому диктуют законы бытия раб и хам, в котором властвуют раб и хам. Римский народ погиб навечно и безвозвратно. После него остались только великая история и великая культура, созданные вольными людьми и самозабвенными патриотами. Но явились тримальхионы и сожрали будущее римлян без остатка. А для истории пятьсот лет — одно мгновение.

Эту великую заповедь Петрония необычайно глубоко понял и донес до своего зрителя гений мирового кинематографа режиссер Федерико Феллини в фильме «Сатирикон».

Антигона

Хрупкая упрямая Антигона — один из ключевых образов мировой литературы и, пожалуй, одно из главных действующих лиц мировой истории. Миф об этой жертвенной царской дочери далеко не самый увлекательный и не значительный в ряду восхитительных творений древних греков. Нередко о нем вообще забывают многочисленные пересказчики античных преданий.

Но несмотря на это, именно Антигона оказалась героиней самых значительных трагедий величайших творцов разных эпох и народов — Софокла, Еврипида, Расина, Альфьери, Гёльдерлина, Брехта, Ануя!.. Малосильный с виду монстр в прелестном обличии, посредством красивой, ни к чему не обязывающей болтовни о жертвенности, семейном долге и естественном законе разрушающий основополагающие устои общественной жизни и утаскивающий за собой в могилу все святое — и любовь, и материнство, и мир, и благоденствие. Никакая власть, никакое насилие не в состоянии остановить этого Нильса с волшебной дудочкой, уводящего людей в бездны Аида.

Напомним, что сам Аристотель опирался в «Риторике» на образ Антигоны при рассуждениях о двух категориях законов справедливости и несправедливости. Что сам великий Г.В.Ф. Гегель рассматривал образ Антигоны при разработке своей теории государства. И что нынешние либеральные демократы в противовес учению Гегеля видят в Антигоне символ верховенства личности над обществом, человека над государством, индивидуальной воли, «данной свыше Богом», над тиранством.

Обратимся первоначально к мифологической Антигоне. Дочь падшего по воле рока несчастного фиванского царя Эдипа и его матери-жены Иокасты дважды появляется в греческих сказаниях. Первый раз в рассказе о царе Эдипе она сопровождает ослепшего отца в добровольное изгнание. Видимо, в начале пути Антигона была еще подростком, поскольку «странствовали они много лет по разным странам», пока не нашли приют в Аттике, в городе Колоне, где эринии затравили беглого царя до смерти. Антигона оплакала отца-брата и вернулась в Фивы.

Во втором мифе Антигона уже девица на выданье, и ее полюбил двоюродный брат по материнской линии Гемон. Любовь молодых людей только разгоралась, когда произошли следующие события.

После ухода Эдипа в изгнание царствовать в Фивах стали его сыновья, братья-близнецы Этеокл и Полиник. Они договорились править поочередно — один год Этеокл, второй год — Полиник. Но через год Этеокл отказался уступить трон брату, обвинив Полиника в заговоре на покушение на его жизнь.

В ответ Полиник набрал войско в городе Калидоне и пришел под фиванские стены. Осада была долгая и кровавая. Наконец Полиник, чтобы прекратить резню, предложил решить спор единоборством. Этеокл принял вызов. Во время схватки братья нанесли друг другу смертельные ранения.

Новым царем Фив стал дядя Антигоны по материнской линии Креонт, отец Гемона. Ему удалось изгнать врагов. Победители с честью похоронили царя Этеокла. Но следом Креонт совершил святотатство (по меркам древнегреческого общества) — в наказание за предательство, совершенное Полиником, который привел под стены родного города завоевателей и погубил этим множество невинных фивян, царь запретил под страхом смертной казни хоронить тела погибших врагов, дабы в назидание возможным в будущем предателям их сожрали дикие звери.

Антигона не захотела смириться с поруганием останков одного из ее братьев. Ночью девушка похитила тело Полиника и предала его погребальному огню.

Узнав об этом, Креонт призвал сына своего Гемона и велел ему закопать нареченную невесту живьем в могилу. Молодой человек притворился, будто готов исполнить волю отца, сам же поспешил обручиться с Антигоной и отправил жену в горы к пастухам. Там Антигона родила сына, которого в честь супруга назвала Гемоном.

Прошло время, мальчик подрос. Креонт по-прежнему благополучно правил Фивами. Однажды Гемон-младший пришел в город, чтобы участвовать в погребальных играх, и был опознан дедом по родимому пятну в виде змея, которое было у всех потомков Кадма.^[11] Царь немедля приговорил юношу к казни. Бессильный спасти сына, Гемон убил Антигону за то, что она отпустила несчастного в Фивы, а затем покончил с собой.^[12]

По другим версиям, Гемон не успел спасти Антигону. Девушку заживо замуровали в пещере, где она покончила с собой. Молодой человек тоже лишил себя жизни.

Креонт правил недолго. Возмущенный его святотатством и надругательством над останками погибших, на Фивы напал герой Тесей. Город был взят штурмом. Креонта заточили в темницу, а тела погибших передали их родственникам.

Как видим, ничего особенного в этой истории нет. И вряд ли она привлекла бы чье-то внимание, если бы не появилась трагедия Софокла «Антигона».

Великий древнегреческий драматург Софокл родился в 496 г. до н. э. в семье зажиточных афинян. Жизнь его прошла в эпоху судьбоносных войн и грандиозных побед, наивысшего расцвета и падения Афин. Достаточно сказать, что драматург был другом Перикла и входил в круг достойнейших людей, окружавших великого правителя, — историка Геродота, философов Анаксагора и Протагора, скульптора Фидия.

«Благополучное детство и отрочество в зажиточной семье; прекрасное воспитание, включавшее в себя всестороннее развитие тела и ума, последнее благодаря широкому знакомству со всей предыдущей поэзией греков, от Гомера до Эсхила. В день Саламинской битвы шестнадцатилетний Софокл возглавлял хор юношей, славивших победу, сопровождая торжественный гимн игрой на лире. В своих ранних трагедиях (первое его выступление на афинской сцене относится к 470 г. до н. э.) Софокл сам исполнял главные роли, он очаровывал зрителей изяществом телодвижений при игре в мяч и искусством игры на кифаре. Когда поэту было немногим за пятьдесят лет, его избрали на ответственную, требовавшую кристальной честности должность казначея в Афинском морском союзе. Поставив свои драмы в течение всей жизни не менее тридцати раз, он в двадцати четырех случаях удостоился первого места и ни разу не занял последнего. Сохранился полулегендарный рассказ о том, как даже в погребении Софокла сказалась милость богов: к спартанскому царю Агису, осаждавшему в конце Пелопоннесской войны Афины, явился-де во сне бог Дионис, повелевший ему не мешать совершению похорон любимца афинского театра, и Агис действительно не стал чинить этому никаких препятствий!»^[13]

Впервые перед зрителями трагедия была исполнена примерно в 442 г. до н. э. Это было время наивысшего расцвета Афин, но уже тогда Софокл предчувствовал катастрофу, которая последовала в ходе необычайно быстрого загнивания афинской демократии.

Споры вокруг Софокловой «Антигоны» ведутся уже две с половиной тысячи лет, но конца им нет. Видимо, ближе всех к разрешению загадки этой пьесы подошел Гегель, усмотревший в трагедии столкновение равно справедливых принципов: интереса государственного и интереса семейного; обе стороны в равной мере правы и одновременно неправы в силу своей односторонности.

В современной литературе часто можно найти утверждение, будто Гегель заблуждался, что в трагедии есть единственная победительница — Антигона, своей гибелью предопределившая неизбежный конец тирана, поправшего все законы богов и справедливости. Обычно именно с этих позиций и рассматривается образ героини.

Однако если мы внимательнее познакомимся с текстом трагедии, то для непредвзятого читателя становится ясным, что единственным положительным (и жертвенным) героем трагедии является Креонт — человек, во имя Отечества и своего народа в одиночку пытающийся противостоять богам и толпе самовлюбленных, сосредоточенных только на своих вздорных желаниях эгоистов. И первая среди таковых — словоблудливая Антигона. Девицу интересуют только ее личные, оторванные от реальности фантазии, и никакие уговоры и разъяснения не в силах остановить ее разрушительные антиобщественные выпады. Фактически Антигона в еще большей степени предательница, чем ее погибший братец, ради престола наславший на фивян головорезов.

Почему-то, обсуждая образ Антигоны, критики обычно забывают о простых жителях Фив и вспоминают о них только для того, чтобы объявить о косвенной поддержке горожанами действий Антигоны. А ведь всю трагедию Креонт говорит именно о необходимости мира в Фивах и, следовательно, о жестоком наказании предателей, дабы предупредить возможность новых предательств.

Выше мною были названы имена великих драматургов разных времен и народов, кто обращался к образу Антигоны в своих произведениях. Рассматривать их по отдельности не имеет смысла, поскольку они в различных вариациях повторяли идеи Софокла.

Гораздо интереснее, на мой взгляд, трактовка образа Антигоны дана в одноименной пьесе Жана Ануя.

Жан Ануй родился в 1910 г. в Бордо в семье портного и скрипачки. Когда юноше исполнилось пятнадцать лет, он переехал в Париж. В 1928 г. Жан женился на актрисе Монелль Валентин. Видимо, с помощью супруги с начала 1930-х гг. Ануй стал работать секретарем режиссера Луи Жюве. Тогда-то у него и зародилось желание добиться успеха с помощью драматургии. Первая пьеса «Горностай» была написана Ануем в 1932 г. С этого времени по 1960 г. включительно драматург с завидным постоянством создавал по одной пьесе в год.

Первый успех пришел к Аную в 1937 г., когда в Париже была поставлена его пьеса «Путешествие без багажа».

Драматург не оставлял свою деятельность и в годы Второй мировой войны. В оккупированном нацистами Париже им были написаны пьесы по мифологическим сюжетам, в том числе «Эвридика» (1942) и самая прославленная пьеса Ануя «Антигона» (1943). «Антигону» поставили в том же году, и жертвенность героини была расценена тогда как призыв к сопротивлению.

Необходимо также упомянуть пьесу 1948 г. «Медея», где Ануй рассказал о судьбе женщины, которая стала преступницей во имя неразделенной любви.

Умер Жан Ануй в 1987 г. в возрасте семидесяти семи лет в своем доме в Лозанне.

«Антигона» Жана Ануя была необычайно популярна в Советском Союзе. Ставили ее все театры — от академических до самых низкопробных любительских. Чтобы объяснить столь необычную популярность этой пьесы, процитирую весьма знаменательные слова из недавнего интервью известного политика: «Мы выросли на “Антигоне” Ануя, Ануя-диссидента, Ануя-антифашиста».

Слова эти принадлежат Валерии Новодворской.

Образ Антигоны по Аную современные российские диссиденты трактуют примерно так. Антигона решает вопрос не погребального характера. Она пойдет на смерть из-за отвращения к грязной политической кухне, к государственному лицемерию, ко всеобщему заговору конформизма. Погребение Полиника для героини только предлог, тем более что останки Этеокла и Полиника смешались. Креонт исключительно в демагогических и педагогических целях приказал половину плоти (якобы останки патриота) с почестями похоронить, а другую половину (якобы останки предателя) бросить в пустыне на съедение хищникам. Все это условно, кроме одного: власть лжет, и требует эта власть, чтобы ложь называли правдой под страхом смерти.

Филемон и Бавкида

Благочестивые, любящие и верные друг другу супруги есть во многих мифах и религиях мира. Одной из самых знаменитых стала пара Филемон и Бавкида — герои античных мифов, рассказ о которых вошел в великую поэму Овидия Назона «Метаморфозы».

Поэма была написана в так называемый второй период в творчестве поэта: 1–8 гг. Это пора зрелости Овидия, когда он окончательно решился перейти от любовной лирики к более крупным литературным формам и создать поэму в гекзаметрах.

Будучи самым молодым из поэтов эпохи «золотого века» древнеримской литературы, Овидий оказался в весьма затруднительном положении. Казалось, что самые значительные темы были уже разработаны его предшественниками — Вергилием и Горацием, не говоря уже о Гомере.

И тогда Овидий решил писать поэмы о древнеримских богах, переложив в стихи многочисленные малые мифы народов Средиземноморья — преимущественно греков и римлян. Так появились «Метаморфозы», благодаря которым мы в основном и знаем столь подробно античную мифологию.

Обычно принято считать, что поэт смог всерьез заняться поэмой «Метаморфозы» ок. 2 г. до н. э. Если это так, то в 2002 г. исполнилось две тысячи лет со времени начала работы над поэмой. В 15 песнях «Метаморфоз» рассказано о различного рода мифических превращениях, начиная с создания мира из хаоса вплоть до апофеоза Юлия Цезаря, чья душа, согласно распространенному поверью, переселилась в комету, появление которой совпало с погребальными играми в честь диктатора.

Поскольку метаморфозы так или иначе присутствуют почти во всех античных мифах, поэма превратилась в свод мифологии, а в последней своей трети она излагает греческие и римские исторические легенды. Всего при написании поэмы использовано свыше 200 мифов о превращениях; все они тщательно связаны друг с другом либо общностью персонажей, либо генеалогией, либо местом, либо временем действия; важнейшие эпизоды идут в условной последовательности мифологической хронологии.

В восьмую книгу «Метаморфоз» вошла история о Филемоне и Бавкиде. Это ликийский миф, но Овидий перенес его действие во Фригию.

Юпитер и Меркурий вознамерились испытать людей на благочестивость, для чего отправились под видом странников по селениям Фригии. И что же?

Сотни домов обошли, о приюте прося и покое,

Сотни к дверям приткнули колы…^[14]

Приняли путников только в самом бедном, жалком домике с камышовой крышей. Жили в нем благочестивые старики — Филемон и Бавкида.

…Легкою стала

Бедность смиренная им, и сносили ее безмятежно.

Было б напрасно искать в том доме господ и прислугу,

Все-то хозяйство — в двоих; все сами: прикажут — исполнят.

Прожили они в бедности всю жизнь, в ней и состарились. Но путников приняли с великой честью — сами омыли ноги своим гостям (обычно в обеспеченных домах это делали рабы), все, что было съестного, подали на стол.

Неожиданно на столе появился сосуд с вином, и тогда поняли Филемон и Бавкида, что дом их посетили бессмертные боги. Испугались они, стали просить прощения за нищенский прием…

Но боги решили наградить их за благочестие и гостеприимство. Тогда попросили старики, чтобы сделали их стражами храма Юпитера, но более всего молили о том, чтобы позволили им умереть в один миг, дабы не оплакивали один другого. Так все и стало.

Нечестивых жителей Юпитер наказал потопом, и на месте их домов сделалось болото. А домишко Филемона и Бавкиды превратился в храм.

Когда старикам пришло время умирать, превратились они в деревья: Филемон стал дубом, а Бавкида — липой. Их имена со времен Овидия считаются символом верности и трогательной любви «до гробовой доски».

Впоследствии, вдохновленный «Метаморфозами», написал поэму о Филемоне и Бавкиде Ж. Лафонтен. И.-В. Гёте во второй части «Фауста» использовал их образы как символ крушения старого уютного мира.

В русской литературе часто сравнивают с Филемоном и Бавкидой старосветских помещиков Н.В. Гоголя. Но, на мой взгляд, необходимо прежде всего обратиться к житиям наших православных святых и вспомнить о благочестивых и неразлучных св. Петре и Февронии, хранителях семейного очага.

Древнерусская «Повесть о Петре и Февронии Муромских» была написана русским монахом — писателем Ермолаем Еразмом^[15] по устным преданиям второй половиной XV в.

Феврония была дочерью бортника из деревни Ласково Рязанской земли. Она славилась добродетелью, великим умом и прозорливостью. Муромский князь Петр одолел в битве летучего змея, но тот, издыхая, опрыскал князя своей ядовитой кровью. Петр тяжело заболел. Феврония взялась вылечить его, но при условии — после излечения Петр возьмет Февронию за себя замуж. Князь исполнил ее желание.

Боярские жены не захотели принять простолюдинку и заставили своих мужей добиться того, чтобы князь прогнал свою жену. Но сила любви одержала верх. Чтобы не было разлада, Петр отказался от княжения, и они с Февронией ушли из Мурома. Изгнание длилось недолго — бояре передрались между собой за власть, и горожане уговорили изгнанников вернуться и править ими.

Петр и Феврония единовременно приняли иноческий чин, и Бог даровал им «…един час будет преставление…»

Еще при жизни святые приготовили себе общий гроб, где их тела отделяла только тоненькая перегородка. Но бояре решили, что не гоже, если инок и инокиня будут лежать в одном гробу и в одной могиле. Решено было похоронить их в отдельных гробах и в разных монастырях. Но сколько ни разделяли их друг от друга, на следующее утро покойные оказывались в общем гробе.

День памяти свв. Петра и Февронии — 25 июня (8 июля по н. ст.) — в старину отмечался как день семейного очага и влюбленных. После развала Советского Союза усилиями средств массовой информации нам был навязан католический День св. Валентина. (26 марта 2008 г. на заседании комитета СФ по социальной политике был учрежден новый государственный праздник 8 июля — в День покровителей святых Петра и Февронии: Всероссийский день супружеской любви и семейного счастья. — Ред.)

Примечания

2

В некоторых вариантах мифа Главку зовут Креусой.

3

Еврипид. Трагедии. В 2-х т. Т. 1. М.: Наука—Ладомир, 1999.

4

См.: Грейвс Р., вышеуказанное издание.

5

Эпоним — дающий чему-либо свое имя.

6

Цитируется по: Петроний Арбитр. Сатирикон. М.—Л., 1924. Предисловие Б.И. Ярхо.

7

Все цитаты из Тацита даются по книге: Тацит. Сочинения в 2-х т. Т. 1. Анналы. Л., 1969.

8

Иногда ошибочно сравнивают «Золотого осла» Апулея с «Сатириконом»; это произведения совершенно разных жанров.

9

Нодо Франсуа (ок. 1650 — ок. 1710) — французский офицер; объявил, что нашел полный текст «Сатирикона» в небольшом, не названном им монастыре.

10

Имя Тримальхион имеет несколько переводов, наиболее точные — «трижды противный» или «трижды мерзавец».

11

Кадм — легендарный основатель Фив.

12

Данный вариант мифа об Антигоне взят из вышеназванной книги Роберта Грейвса, исследовавшего практически все версии этой истории.

13

Софокл. Трагедии // Вступительная статья: Ярхо В. Софокл и его трагедии. М., 1988.

14

Софокл. Трагедии // Вступительная статья: Ярхо В. Софокл и его трагедии. М., 1988.

15

Еразм Ермолай (р. в 1510-х гг. — умер около середины XVI в.)русский писатель, публицист, церковный деятель.