И пришел жнец. Альфарг

Виктор Доминик Венцель, 2018

Может ли у светлого таланта быть своя темная сторона? Могут ли чудеса нести смерть и разрушение? Чем приходится платить за милосердие, и всегда ли добро, так бескорыстно, как кажется? В пятой части серии «И пришел жнец» , церковный умертвитель Кайетан Эйнард окажется в Тонгенене – маленьком южном городке, разрываемом борьбой за власть, заговорами и покушениями. Сможет ли герой спасти город от надвигающейся беды? Жернова Судьбы опять начали свой ход, перетирая брошенные на них жизни. Старые руины на окраине королевства Аинарде хранят много тайн. И иногда, эти тайны снова обретают кровь и плоть, чтобы однажды выбраться наружу.

3

На ночь ворота города запирались и открывались только с первыми лучами солнца, поэтому от идеи покинуть это дрянное место прямо сейчас пришлось отказаться. Черт его знает, какие идеи опять взбредут в голову известным лицам в Тонгенене, а что важнее, чего они захотят от меня. Жнецов часто, увы, слишком часто, принимают совсем не за тех. Для большинства обывателей, далеких от политики и религии, нет никакой разницы между лицензированным умертвителем, действующим от лица Церкви Атеизма, и пользующимся ее неприкосновенностью перед законом за отнятие жизни, и обычным наемным убийцей, устраняющим нежелательных людей за денежное вознаграждение. Конечно, так стало уже сейчас, последние сотни две лет. Раньше жнецы могли позволить себе и такие приработки, но Церковь быстро взяла дело в свои руки.

Довольно широко известны и те случаи, когда в древности жнецы убивали значимых политиков, вырезали целые гарнизоны и расправлялись даже с правителями. К примеру, тогдашний король Альфред Плешивый был прирезан именно жнецом два с половиной века назад во время приема у брадобрея. Но много воды утекло с тех пор, и Церковь ограничила жнецов в их возможностях.

Однако, подобная трансформация коснулась далеко не всех. В каждом королевстве и каждой стране, есть свои Церкви и Храмы Атеизма. Равновесие нужно соблюдать повсеместно, поэтому еще с начала веков, князья церкви основали свои оплоты по всему миру. Такие же жнецы, как я, орудовали и в Ашахане, расположившемся за гибельной пустыней, только там их именовали камалами. В Кальтберге их называли лагастами. В Южной Вербе — могильщиками. В Ортиарне — криомами.

В Ортиарне, жнецы активно участвуют в политической жизни и даже выступают личной гвардией тамошнего правителя. В Кальтберге являются элитарной кастой, единственно правящей в этой страной, а в Ашахане — находятся на одном уровне с городскими сумасшедшими. Культурное разделение перед Церковью всегда было громадным. Именно поэтому, в Ортиарне, к примеру, жнец вполне может заработать на жизнь выкашивая несчастных на заказ, а в Кальтберге такое событие карается смертной казнью. В Аинарде убийство на заказ, чаще всего, приводит несчастных жнецов в Эонар. Нашу тюрьму без стражи и дверей. Никогда не видел жнеца, который бы смог рассказать о своем заточении. Потому что обратно, они уже не выходят. Или выходят, но не они.

Я шел быстро, пребывая в самом мрачном расположении духа, перебегая улицы и сворачивая на перекрестках, в надежде найти хоть какой-нибудь приличный трактир или таверну, где можно было бы снять комнату на ночь. Оставаться в «Каменном брюхе» небыло никакого желания, поэтому я упорно шагал вперед, уныло вглядываясь в разномастные, но такие одинаковые вывески. Сувениры, мечи, лекарства, экзотические звери, одежда и обувь — все, что угодно, кроме самых обычных кроватей. Несколько раз я спросил дорогу у случайных редких прохожих, и мне стало известно, что только «Каменное брюхо» и главная таверна города «Корабль пустыни» принимают гостей и постояльцев ночью накануне праздника. Возвращаться назад не хотелось ни в коем случае, поэтому я начинал уже понемногу ненавидеть Тонгенен, когда вышел на центральную улицу, плохо освещенную тусклым светом гаснущих фонарей.

Эту улицу расчистили к предстоящей ярмарке, развесили гирлянды из цветов, перекрасили заборы и даже убрали мусор и следы пребывания плабесов, не смотря на то, что в городе эти следы попадались на каждом шагу. Поэтому группу из четырех человек я заметил сразу же. Они стояли в свете одинокого факела, одетые в кожаные жилетки, высокие сапоги и черные штаны с множеством карманов. Наголо бритые головы с уродливыми узорами татуировок, они никак не вязались со жнецами и я оглядел сборище с безопасного расстояния, но не замедлил шага. Рядом с бандитами стоял пустой экипаж, запряженный уродливой горбатой скотиной, которая тупо смотрела в мою сторону. Я прищурил глаза и послал плабеса к черту.

Вооружены головорезы были короткими дубинками, которые так часто используют на скотобойнях, и легкими метательными ножами, развешанными на длинных ремнях, что стягивали грудь. Такие ножи легко пробивают легкую броню. Выглядели они мрачно и злобно. Мне эти ребята не понравились сразу же.

Проблема была в том, что улица являлась сквозной, лишенной темных уголков и поворотов, поэтому один единственный путь пролегал точно рядом с мрачной компанией. Но немного выше, смутно угадывалось залитое светом здание, которое являлось, судя по всему, главным трактиром Тонгенена, а пропустить его я никак не мог. Город действовал мне на нервы, поэтому будь на месте головорезов даже галеамы с пандемониусами, я бы не изменил траекторию своего пути.

Я почти не удивился, когда услышал первый окрик из толпы. Кричали развязно и пьяно. Видимо, ребята не теряли времени даром.

Я обернулся, когда вместо окриков услышал шаги. Четверо неизвестных были уже рядом, обходя ровным неплотным кольцом. Смотрели они ничуть не умнее плабеса, да и выглядели сами не лучше. Один из головорезов, видимо, главный в толпе, вышел немного вперед, заложив большие пальцы за толстый кожаный ремень, блестящий рядами метательных ножей.

— Надо отзываться, когда зовут, — заявил он возмущенно и сплюнул под ноги. Глаза главаря были красными от недосыпа или перепоя, — Че мы тебя звать-то по сто раз должны, а?

Я молча смотрел на них, прикидывая в уме порядок действий в случае драки. А драка будет точно. Черт бы побрал эту пустынную дыру вместе с ее ярмаркой, ее плабесами и вот такими вот недалекими разбойниками.

— Че молчишь? — хмуро спросил главный. Его лицо выражало крайнее недоумение. Что было неудивительно для недоумка, — Че не отвечаешь?

— Что тебе надо? — просто спросил я. Бандиты не шелохнулись, просто наблюдали за мной, отсвечивая лысинами в свете одиноких фонарей.

— Во, так он говорить умеет! — обрадовался главный и снова сплюнул. Ниточка слюны упала ему на сапог, но он даже не заметил, — Слушай, короче, это ты — жнец, ага?

— Ага, — согласился я, — Я — жнец. И что дальше?

— Тут это, с тобой перетереть хотят, слышишь? — отозвался главный, почесав голову, — Ну, в смысле, поговорить. Нормально так пообщаться, короче.

— Ага, и кто? Одно очень известное лицо города? — хмуро спросил я.

— Че? Не, не лицо, человек, целиком, — отмахнулся главный и опять харкнул на землю. Этот взгляд и манеры так напоминали плабеса, что я даже удивился сам, — Даже несколько человек. Наши старшие. Дело к тебе есть одно.

— Какое дело?

— Да мне откуда знать, ты че, — фыркнул лысый, сложив руки на груди. На его пальце мелькнул золотой перстень с выгравированным забавным скорпионом, — Мне велел старший, мол, жнеца привези, брат. Перетереть с ним хочу. Работенку дать. Он и сказал, короче, что ты тут где-нить ошиваться бушь. Старший всегда прав.

— И кто этот старший?

— Ну… — на лице лысого мелькнуло задумчивое выражение, столь неожиданное для его недалекой физиономии, — Ну, главный наш, сечешь, а? Я тут, типо, знаю, как с людьми общаться. Он меня и прислал к тебе. Я этот, как его…

— Фактотум?

— Че? Не…

— Посол?

— А? Не, вроде.

— Парламентер?

— Да не, жнец, не мели. Ща, я этот. Дип…

— Дипломат?

— Да, дипломат, — осклабился лысый, что наконец-то вспомнил слово, — Давай, короче, поехали. Старший ждет.

— Нет уж, пусть ждет, — холодно отозвался я, наблюдая, как лицо лысого меняется, приобретая уж совсем нечеловеческое выражение, — Хватит с меня работенок и поездок. Я занят, покидаю город. Так и передай своему хозяину.\

— Я те че, собака? Какой хозяин? — возмутился лысый и его лицо побагровело, слившись с краснотой глаз, — Че ты там сказал?

— Он тебя собакой назвал, Шило, — подсказал один из бандитов рядом.

— Это обидно, Шило, — согласился второй неподалеку.

— Поехали, говорю, слышь, гнида церковная? — рявкнул дипломат, знающий, как общаться с людьми, — В задницу слова свои засунь и садись в карету, понял?

— Не понял, — мрачно сказал я, почувствовав, как легко легла в руку рукоятка серпа, — Объясни еще раз.

— Ладно, псина, — лысый снова сплюнул и растер на земле, — Давайте, парни, как договаривались. Но не калечить.

Они ударили почти одновременно, заходя с обеих сторон. Один — прямым ударом дубинки, второй кулаком — размашисто, будто матрос на корабле. От дубинки я легко ушел в сторону, нырнул под вытянутую руку головореза и ударил серпом по открывшейся груди. Убивать я не собирался, поэтому лезвие полоснуло только поверхностно, но скрипнуло на костях. Бандит завыл, прижал ладони к ране, согнулся, подставив голову под удар. Я ударил его рукоятью в висок, прямо туда, где раскрывались цветы на татуировке, и нападавший безвольной куклой растянулся прямо на дороге.

В этот самый момент, трое оставшихся перешли в наступление, ловко орудуя дубинками, против которых серп был скверной альтернативой. Через несколько мгновений я получил чувствительный удар в плечо, сбился с ритма и ушел в оборону, с трудом стараясь разобраться в движениях пьяных противников. Одного я умудрился полоснуть внутренней стороной серпа прямо по сухожилиям на руке, другому подсечь ноги, но тут же пожалел об этом. Я не видел бросающего, но ощутил удар и почувствовал острую боль в боку, на миг выбившую меня из колеи. Я отскочил назад, поднял ладонь к лицу, недоумевая, глядя на черную в лунном свете кровь. Бритвено острый метательный нож прошел по касательной, полоснул по животу, увяз в подоле куртки. Следующий со звоном отлетел от подставленного серпа — мне чертовски повезло, что бросали ножи не так метко, как им хотелось. Третий застучал по камням брусчатки. Шило, покраснев от усилий еще больше, начисто забыв об уговоре «не калечить», размашисто кидал ножи один за другим, распаляясь все сильнее и сильнее.

Я смог уйти еще от трех ножей, приблизившись к предводителю бандитов на расстоянии атаки, когда Шило напал снова, размахивая дубинкой, как молотобоец. Движения его были смазанными и медлительными, поэтому мне удалось пнуть ему под ноги его же безвольного товарища, валяющегося в отключке и подскочить к нему прежде, чем Шило грохнулся на землю. Когда головорез осознал, что произошло и попытался подняться, лезвие хапеша уже лежало у него на горле. Шило завозился, зарычал, но вид церковной стали говорил красноречивее любых слов. Он затих, вслушиваясь в стоны израненных товарищей, и сцепив зубы переводил взгляд то на меня, то на угрожающе блестящее от крови оружие.

— Убирайтесь, — процедил я, пытаясь справится с болью в боку, которая упорно наливала свинцом ноги, — Убирайтесь отсюда, пока я вас не перерезал. И скажите своим старшим, чтобы больше никогда не втягивали в свои дела жнецов. Я покину этот город утром. Но если вы мне помешаете, я останусь здесь ровно настолько, чтобы вырезать в вашей кодле всех и каждого. Это понятно?

— Понятно, — поспешно проговорил Шило, даже не пытаясь сопротивляться, — Все понятно, как там иначе, господин жнец. Ща-ща, мы уходим уже…

— Умница, — сказал я, стараясь, чтобы дрожь в руках не выдала тяжести ранения. Я отошел назад, зажав бок рукой, хмуро наблюдая, как Шило и еще один разбойник, покалеченный, но не потерявший сознания, помогают подняться третьему. Четвертого волочил до экипажа, на своих плечах сам Шило, бросая на меня косые многообещающие взгляды. Эта встреча с ним явно не была последней, но в таком состоянии, как сейчас, о удачном исходе драки нельзя было и мечтать.

Когда экипаж скрылся из глаз, я позволил себе выдохнуть, отнять руку от бока, процедить проклятие и тихо сползти вниз, опираясь спиной о фонарный столб, окрашивающий кровь в нереальные сюрреалистические тона. Волна боли, последовавшая за этим, была почти невыносима. Сцепив зубы я расстегнул наплечную сумку, стараясь в наборе магических печатей найти подходящую, но никаких исцеляющих заклинаний в моем арсенале небыло. Вот почему необходимо иногда заезжать в колдовской городок Эрмивальд, как делают все порядочные жнецы, а не колесить по дорогам в надежде что нужные вещи сами найдутся по пути. Глупая и ненужная драка в глупом и грязном городишке, ведущая к глупой и ненужной смерти. Я зажал рану сильнее, лихорадочно раздумывая, как поступить.

Высокая темная фигура, одетая в длинную мантию и щегольские высокие сапоги с железными пряжками возникла возле меня. Кто-то опустился на колено, посмотрел на лужицу крови, собирающуюся прямо на дороге, покачал головой, откашлялся.

— А вот ты у нас, получается, жнец? — голос был хриплым и суровым.

Я посмотрел вверх, встретился с внимательными серыми глазами, сплюнул в сторону не то слюной, не то кровью. Дорогая мантия, явно купленная за пределами Тонгенена, как и шелковый жилет, да и множество магических колец, брошей и фибул, говорили о том, что передо мной стоит некто из братства чародеев. Только как вот чародея занесло так далеко на юг, небыло сил даже спрашивать.

— Если в этом городе еще кто-нибудь спросит меня, жнец ли я, — отозвался я холодно, — Я перережу тому глотку, и даже не узнаю, зачем ему это.

— Ну, в таком-то состоянии ты даже и мухи не обидишь, — ухмыльнулся мой новый знакомый, оглядывая поле брани, — Мне о тебе много рассказывали. И я думал, что ты и правда, можешь за себя постоять, а выясняется, что мятежный жнец Кайетан Эйнард умирает от ножа в грязной подворотне. Немного не вяжется с общей информацией, что мне доступна.

— Ну, если не вяжется, то можешь катиться отсюда к чертовой матери, — проговорил я злобно, — И оставить меня здесь подыхать.

— Ну, уж нет, — вздохнул чародей, наклоняясь ближе, — Совсем напротив, я надеюсь, что мой поступок станет началом доброй дружбы и плодотворного сотрудничества, дорогой жнец. А теперь, убери-ка руки от живота. И перестань искать руны, которые все равно не помогут, даже если ты их найдешь. Дай мне взглянуть.

Он посмотрел на рану, покачал головой, потер подбородок, проговорил фразы на неизвестном языке, обращаясь то ли к самому себе, не то к высшим силам. Мягкий розовый пульсирующий свет окутал перстни на его правой руке, после легкое тепло коснулось кожи, вытесняя боль накатывающими волнами.

— Ну, вот и все, — сказал чародей через несколько секунд, вытирая бисеринки пота с высокого лба, — Можешь считать свое исцеление моим подарком. Не кривись и открой глаза. Не выдумывай, уже ничего не болит. Тебе повезло, что нож не задел внутренних органов. Тогда лечение заняло бы гораздо больше времени. Вставай сам. У тебя руки в крови, я не хочу пачкаться.

Я приподнялся, готовясь к резкой боли, но от боли не осталось и следа. Вместо глубокой раны, едва прикрытой полами куртки, виднелся тонкий белый шрам. Мой обычный скептицизм был бы неуместен, но на всякий случай я закрыл и открыл глаза, чтобы убедиться, что это не иллюзия.

Нет, это была не иллюзия, и теперь я чувствовал себя неловко.

Я встал на ноги, поднял с земли серп и сумку, с подозрением посмотрел на своего спасителя.

— Итак, господин чародей, я благодарен тебе за спасение, — произнес я, посматривая на его ехидно ухмыляющееся лицо, — Но не думаю, что ты бродишь по ночному городу, чтобы находить раненных жнецов и исцелять их. Ничего не бывает случайно и просто так. Как мне известно, за каждый добрый поступок надо платить. И чем же мне платить тебе?

— Я уже сказал, что этот поступок абсолютно безвозмездный, — гордо отозвался чародей, — Но ты был вполне прав, когда сказал, что наша с тобой встреча произошла не просто так. У всего есть своя обратная сторона. Не беспокойся, я не такой безумный, как Шило, или Старший Совет. У нас с тобой одни цели и одни друзья. Так что, нам будет о чем поговорить.

— Нужно найти трактир. Или таверну.

— Нет необходимости, моя лаборатория совсем рядом. Тем более в таком виде, ни в одно приличное заведение, тем более, что в Тонгенене, оно, и правда, одно, тебя не пустят. Да и на глаза местной страже лучше не попадаться. Пройдемся немного. Тут недалеко.

Он указал на ряды домов за спиной.

— Хорошо, идем, — вздохнул я, оглядывая пустующую темную улочку, навевающую чувство тревоги, — И поскорее.