Двор Ураганов

Виктор Диксен, 2022

Торговля с Америкой, которая веками обеспечивала богатством Магну Вампирию, находится под угрозой. Крупнейший за всю историю груз золота оказался в руках пиратов во главе с самым отъявленным головорезом. Капитан Бледный Фебюс сеет ужас на всем Атлантическом побережье! Чтобы переманить кровожадного пирата на свою сторону, Людовик Нетленный приказывает своей фаворитке выйти за него замуж. Любимица короля – Жанна – на самом деле состоит в секретной организации, мечтающей свергнуть Короля Тьмы. У повстанцев свои виды на союз девушки с пиратом. Ведь помимо преимущества в борьбе с верховным вампиром, у них появится шанс помешать Людовику заполучить драгоценный камень, из-за которого весь мир поглотит тьма…

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Двор Ураганов предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

2. Альянс →

Посвящается Е.

Victor Dixen

Vampyria, livre 3: La Cour des Ouragans

Published by arrangement with Lester Literary Agency & Associated

И море, и любовь на вкус горьки.

Солены волны моря, как и слезы любви.

Потоки бурных чувств вздымают волну,

Морская пучина всех призовет ко дну.

Пьер де Марбеф — Сборник стихов (XVII в. христианской эры)

Эй, бросайте игральную кость!

Сейчас мы узнаем, кому пустим кровь!

Ахой! Ахой!

Морской черт хохочет, а юнга в слезах!

Пощады не будет! Ты в наших клыках!

Ахой! Ахой!

Песня корсаров-вампиров (III в. Эры Тьмы)

лье^[1].

Наказание

— Где наше золото? — Прорычал король тьмы.

Замогильный голос проник сквозь неподвижные губы золотой маски, которая на протяжении трехсот лет скрывает его лицо от всего мира. Массивный трон, на котором он величественно восседал, также был из золота; кроме того, позолочено все убранство салона Аполлона, от потолка до пола. В этом зале достаточно драгоценного металла, чтобы отлить короны для сотни монархов, но недостаточно, чтобы насытить королевского людоеда, чей аппетит к роскоши и крови не знает границ.

— Где Наше золото? — повторил он тоном ниже.

Фигуры присутствующих, склонив почтительно головы, замерли у покрытых бархатом ступеней, ведущих к трону. В первом ряду три вампира благородного происхождения, их легко распознать по оттенку бледной кожи и красным каблукам; позади них шесть смертных аристократов. У последних лица испещрены шрамами. Один из них опирался на костыли, другой придерживал перевязанную руку в плотном бандаже.

Вот и все, что осталось от французской флотилии в Америке, когда-то вооруженной тридцатью кораблями: дюжина жалких офицеров и горстка уцелевших матросов, ныне прозябающих в богадельнях Версаля.

— Враг застал нас врасплох, Ваше Величество, — пробормотал самый крупный бессмертный — верзила со сгорбленной от стыда спиной, усталым лицом, завешанным буклями тяжелой каштановой шевелюры. — Мы боролись из последних сил, но были подавлены.

— Ваши иеремиады^[2] не ответили на Наш вопрос, Мариньи, — отрубил, словно секирой, сверхчеловеческий металлический голос главного вампира. — Вы действительно хотите, чтобы Мы повторили его в третий раз?

Ряды придворных, собравшихся в тронном зале, содрогнулись. Эта ночь — 19 марта 300 года Тьмы должна была прославить великолепие Франции. В последние месяцы в кулуарах Версаля шептались, что флотилия привезет из Америки самый сказочный груз золота, когда-либо вывезенный из колоний, находившихся по ту сторону Атлантического океана. Плод, полученный в результате нескольких лет добычи из шахт Мексики и Бразилии и выплаченный Нетленному в качестве дани вице-королевствами Испании и Португалии. Предвкушая роскошный прием, придворные дамы украсили свои шиньоны накладными локонами в форме галеонов, настолько высоких, что они с трудом проходили в дверях.

Но сегодня адмирал Мариньи предстал перед Королем, Двором и оруженосцами с пустыми руками. Я, Диана де Гастефриш, принадлежала к этой элитной группе: охране Людовика Нетленного. Стоя у основания трона рядом с пятью напарниками, я из первых рядов наблюдала за унижением уцелевших в битве.

— Нет, Сир, не беспокойте себя повторением вашего вопроса, — раболепно ответил адмирал Мариньи. — Я вам все объясню. — Он прочистил горло. — Как и было намечено, флотилия прошла на север Лукайских островов, держа на расстоянии своих пушек флибустьеров^[3], которые веками, словно черви, заражали этот район. Но там, в самом центре Бермудских островов, нас накрыл страшный шторм, ставший прелюдией к еще бо́льшей опасности: пиратам в небывалом количестве. Легионы корсаров^[4] хлынули потоком, как будто сам ураган изрыгнул их из своего чрева! Ваше золото… находится… гм… Оно осталось в руках их главаря. Капитан Бледный Фебюс — так называет себя этот демон с ликом юноши. Вероятно, он родился где-то на восточных берегах Америки, а спустя всего несколько лет превратился в самого опасного головореза в океане. От Малых Антильских островов до Кейп-Кода самые лютые корсары не осмеливаются вслух произносить его имя, ибо он грабит как торговые судна, так и корабли пиратов.

Повисла гробовая тишина. Смертные придворные затаили дыхание. Бессмертные перестали дышать задолго до этого. Лишь биение часов разносилось по тронному залу, зловещее «тик-так», в ритме которого трепетало пламя свечей на люстрах. Их отблеск подрагивал на поверхности золотой маски Короля.

— Наше золото осталось в руках преступника, — заметил тот глухо. — Но вы, Мариньи, вы здесь с вашими людьми.

— Мои войска понесли огромные потери в битве, Сир! — возразил адмирал. — Я сам был на волоске от смерти, Тьма тому свидетель!

Задетый за живое, мужчина резко вскинул голову, чтобы смело взглянуть в бездонные черные глазницы суверена, но тотчас прикусил губу, кончики его клыков вонзились в мертвенно-бледную плоть. Он осмелился повысить голос на монарха! Наглец!

Нетленный медленно встал со своего трона. Полы его длинной мантии из белоснежного горностая, которая была усыпана фигурками летучих мышей из золота, тяжелыми складками раскинулись на ступенях.

— Вам бы тоже следовало остаться на Бермудах! — прогремел он.

Отбросив спокойный тон, Король более не сдерживал в себе бешенства Юпитера. Температура в зале, и без того ледяная благодаря присутствию монарха, резко упала на несколько градусов.

— Вы обязаны были защищать Нашу собственность вплоть до Абсолютной Смерти!

Подвески на люстрах возмущенно зазвенели, высокие окна в вычурных рамах завибрировали.

— Этот Фебюс бросает на Нас тень, — рычал Король. — Он смеет называться именем, которое древние дали Аполлону, богу солнца, и равным которому здесь, на земле, являемся только Мы.

Мне вспомнились уроки искусства светской беседы времен учебы в Гранд Экюри. Аполлон, Сол, Гелиос, Фебюс: мадам де Шантильи познакомила нас с синонимами для обозначения божественного идола Нетленного.

— Никогда этому преступнику не сравниться с вашим ослепительным блеском, Сир! — со слащавой угодливостью воскликнул адмирал. — Говорят, он бледен, как мертвая звезда, отсюда его прозвище…

— Избавьте Нас от слухов и предоставьте доказательства из первых рук!

— Дело в том… Он напал в полдень, когда я спал, — едва шевеля губами, признался Мариньи. — В момент абордажа слуги едва успели погрузить мой гроб в спасательную лодку. Прятаться от дневного света — эта наша участь, всех живых мертвецов.

— Вы — не живой мертвец, вы — бесполезная мертвая обуза, чрезмерно раскормленная кровью Наших поданных, годная лишь для ящика.

— Я… Сир… За двести пятьдесят лет, что служу вам, я никогда не подводил вас.

— Что служили Мне.

Король поднял мертвенно-бледную руку с длинными острыми ногтями — руку власти, которая в течение трех веков поднимала легионы и разрушала империи. Подобно механическим куклам, швейцарские гвардейцы, растравленные по периметру салона, обнажили шпаги и направились к морякам.

— Мы желаем показательного наказания, — резко бросил Нетленный с высоты своего пьедестала. — Завтра, в ночь с 20 по 21 марта во время праздника весеннего равноденствия для оживления галантной охоты мы выпустим уцелевших смертных в наши сады, а вампиров предадим лучам утренней зари, дабы они прожарились до костей.

Возбужденный шепот пробежал по рядам придворных. Мелкие дворяне радовались скорому исчезновению нескольких вампиров, которые освободят места для numerus clausus^[5], что увеличит их шансы получить доступ к вечной жизни. Важные мужи королевства, трансмутированные давным-давно, облизывались, предвкушая ожидавший их пир.

— Это… это несправедливо, — пролепетал Мариньи.

Обезумевший взгляд мужчины, направленный сквозь локоны волос, напоминал загнанного зверя, чувствующего приближение расправы. Внезапно его зрачки сузились, челюсть вытянулась, клыки, которые он старательно скрывал во время разговора с Королем, стремительно полезли из десны. Издав хриплый вопль, Мариньи бросился к ближайшей двери. Швейцарский гвардеец, стоявший на пути, не успел защититься шпагой — адмирал распорол ему горло острыми когтями. Два других вампира ринулись за своим вожаком. Смертные офицеры в свою очередь попытались вырваться в кулуар, но несчастные не обладали сверхъестественной скоростью своих командиров: только троим удалось улизнуть, прежде чем стражники преградили им путь.

— Оруженосцы, верните беглецов! — приказал Король.

Как вспышки молнии, передо мной мелькнули силуэты моих товарищей; в венах каждого из них текла кровь Нетленного, удесятеряя силу. По неизвестной мне причине я — единственная, в ком королевская эссенция не проявила подобные рефлексы, и последняя, кто покинул зал.

Живот скрутило в узел, когда я ворвалась в темный кулуар. Не только бешеная погоня стала причиной дурноты, но и тот факт, что ради прихоти Нетленного я вынуждена преследовать людей, словно дичь. Выбора нет, необходимо отличиться в его глазах. Все оруженосцы в равной степени мои компаньоны и мои соперники: каждый стремится получить королевскую благосклонность. Я тоже должна ее добиться: чем лучше будет выглядеть со стороны моя преданность тирану, тем удачнее окажется тайная служба на благо Народной Фронды, которая поклялась его свергнуть. Такова моя миссия, мой долг единственной выжившей из семьи фрондеров, зверски убитой солдатами Короля. Мне не забыть моего настоящего имени — Жанна Фруаделак!

Я удвоила усилия, чтобы нагнать мнимых товарищей, которым неведома моя истинная личность. Темноволосая англичанка Прозерпина Каслклифф поймала одного из смертных офицеров. Чуть дальше красавец-метис Зашари де Гран-Домен держал на острие шпаги дрожавшего от страха мужчину. Третий смертный был схвачен Рафаэлем де Монтесуэно, мрачным испанским кабальеро^[6].

Оставалось три вампира в бегах…

Задыхаясь, я перелетала из одной двери в другую. Пересекала пустынные кулуары, где эхом отражался стук сапог Сураджа де Джайпура и Эленаис де Плюминьи, самого сильного из оруженосцев и самой быстрой среди нас.

Наконец, ворвавшись в салон, куда за все время проживания в Версале никогда не отваживалась заходить, я увидела оруженосца — индийца, удерживающего у ног не одного, а сразу двух вампиров! Его кинжал-халади с двойным лезвием из смертоносного серебра пронзил подколенные впадины бессмертных беглецов. Кривясь от боли, вампиры корчились на навощенном паркете. Смертоносное серебро — самый ядовитый для повелителей ночи сплав, а Сурадж — самый свирепый из воинов.

— Я позабочусь об этих двоих, но Мариньи все еще в бегах, — тихо проговорил оруженосец, бросив на меня пронизывающий взгляд из-под тюрбана цвета охры. — Поспеши к Эленаис, она гонится за ним по пятам!

Я вынула шпагу из ножен и вновь помчалась по длинным коридорам и кулуарам дворца. На протяжении веков здание постоянно расширялось с целью вместить разрастающееся число придворных. Некоторые отдаленные части все еще застраивались, как и та, где я оказалась сейчас: здесь не было ни люстр, ни канделябров, лишь высокие окна, поделенные на мелкие квадраты, пропускали лунный свет.

— Серая мышь! Берегись: справа! — раздался неожиданный окрик.

Я развернулась, выставив перед собой шпагу, приготовившись отразить удар Мариньи.

Но темнота не двигалась: ничего, кроме теней, в глубине которых мерцала гибкая фигура Эленаис.

— Бедняжка! И рефлексы у тебя черепашьи, — злорадно рассмеялась она.

Девушка шагнула вперед, встав в ореол луны. Бледный луч высветил каштановые локоны-змейки в стиле юрлю-берлю^[7], нежное личико, скривившееся в насмешливой эмоции, и перчатку с когтями из смертоносного серебра, натянутую на правую кисть, — излюбленное оружие де Плюминьи.

— Если бы Мариньи и правда оказался здесь, ты бы давно отправилась в сырую землю кормить червей.

— Где он? — спросила я, не в настроении парировать ее едкие нападки, в которых Эленаис обрела виртуозное мастерство. — У нас больше шансов изловить его, если мы объединим усилия.

На красиво очерченных губах девушки-оруженосца появилась улыбка.

— Ты и я станем командой, как в старые добрые времена? — прошептала она.

Я кивнула. Старые добрые времена, о которых упомянула де Плюминьи, были не так уж и далеки: всего три месяца назад, в декабре, я бродила по улицам Парижа в компании Эленаис и Сураджа, выслеживая Даму Чудес, соперницу Короля Тьмы.

— Почему бы и нет, — согласилась напарница.

Подбородком она указала на две парные с резными перилами лестницы, где тусклые ступени растворялись во мгле.

— Мариньи бежал туда. Лестницы ведут в новый, недостроенный театральный зал; иди справа, я пойду слева, таким образом мы окружим злодея.

Эленаис направилась к одной из лестниц. В ту же секунду я сбежала по ступеням, стуком каблуков по холодному мрамору пробуждая зловещее гулкое эхо.

Внизу царил сплошной мрак. Но даже если мои глаза не могли видеть, я знала: вампирическое зрение адмирала меня давно обнаружило, и… Скорее! Трутовая зажигалка! Я лихорадочно терла камень, чтобы получить огонь и затеплить свечу, вырванную из ближайшего подсвечника. Пламя высветило фантасмагоричный декор: деревянные скамьи с незаконченной полировкой. Лепные орнаменты, покрашенные наполовину. Барельефы в виде масок: улыбающихся — из комедий, скорбящих — из трагедий. Тяжелые бархатные шторы, свисающие над пустынной сценой. Терпкий запах воска, исходивший от нового паркета, раздражал ноздри.

— Эленаис? — позвала я, одной рукой сжимая свечу, другой — шпагу.

Пустой театр безмолвствовал: ни адмирала, ни де Плюминьи. Возможно, честолюбивая карьеристка специально избавилась от меня и пустила по ложному следу? Хотела единолично поймать Мариньи, а после присвоить все лавры? Как на нее похоже!

Я уже приготовилась повернуться и уйти, но тут мой взгляд зацепился за едва уловимое движение: одна из штор на сцене дрогнула! Мягко, на цыпочках, я приблизилась, выставив перед собой шпагу: долгие охотничьи вылазки в одиночку в родном Оверни научили меня быть легкой, как воздух, бесшумной, как ветер.

Я осторожно скользнула острием шпаги под занавес и… рывком подняла его. За бархатной портьерой, скрючившись, прятался смертный: дрожащие губы выпускали пар живого дыхания. Я узнала офицера с перевязанной рукой. Он только что был рядом с Рафаэлем. Должно быть, чудом выскользнул из рук испанца.

— Пощадите! — взмолился мужчина.

Его парик сбился, обнажив влажный от пота лоб. Глаза, наполненные ужасом, вывалились из орбит. Этот аристократ находился на содержании Магны Вампирии, но его отчаяние сжало мне сердце.

— По приказу Короля! Встаньте и следуйте за мной! — скомандовала я.

Но он не шелохнулся, парализованный страхом.

— Я… я не хочу закончить свои дни в галантной охоте. Я не заслуживаю такого конца.

— Как и ваш экипаж! Кто из них заслужил перерезанного горла? — огрызнулась я, представив тех простолюдинов, что погибли в водах Бермудских островов, пока эта славная кучка богачей спасала свои шкуры от пиратов. — Вы бросили своих матросов, чтобы укрыться в стенах Версаля.

Офицер сдвинул брови: в одно мгновенье ужас в его глазах сменился возмущенным блеском униженной чести.

— Я их не бросал! Это адмиралы и высокопоставленные офицеры — беспринципные придворные, с легкостью предают своих людей: у них нет никаких моральных преград. Но лейтенант, достойный своего звания, связан с экипажем жизнью и смертью. Я — Этьен де Фабель, и я бился до конца! В то время как Мариньи и высший офицерский состав бежали в разгар шторма, я оставался на палубе, залитой морской пеной и кровью. А потом, внезапно, грозовые тучи разошлись. И я увидел его так же ясно, как вижу сейчас вас…

В тусклом отблеске свечи лицо лейтенанта исказилось от страха, очевидно, он заново переживал кошмар, который потряс его до глубины души.

— Кого вы увидели? — не удержалась я от вопроса, впечатленная его почти осязаемым ужасом.

— «Ураноса».

Бесконтрольная дрожь охватила тело мужчины, по локонам парика заструился пот.

— «Уранос» — корабль Бледного Фебюса, его капитана, — шептал лейтенант, — огромное, просто гигантское сооружение. Настолько, что его мертвенно-бледные паруса сжирают все небо. Корабль-цитадель, слишком, чудовищно громадный. Белый, как скелет кита. Невозможно создать подобное на обычной судостроительной верфи руками человека. Говорят, будто сама бездна океана изрыгнула «Уранос» из своего чрева. Аккорды, которые вырывались из его Больших Орга́нов, были оглушительнее грохота орудий и шторма — настоящая симфония ада! На палубе моего парусника еще велась сокрушительная баталия, когда я заметил Бледного Фебюса за огромным органом.

Лейтенант таращил глаза в пустоту.

— Высокая фигура, белая, призрачная… — едва слышно выдохнул он, будто это явление и сейчас, здесь стояло перед ним. — Я прижал руки к ушам, чтобы не слышать звуков его музыки, но вибрация проходила сквозь ладони, проникая в мой бедный мозг. Сабля обрушилась на мою кисть. Я потерял сознание.

Он показал забинтованную руку, как подтверждение его слов. Я увидела обрубок.

— Очнувшись, я обнаружил себя в море на обломках судна с двумя трупами. Несколько дней спустя меня подобрал голландский корабль и отправил в Версаль, чтобы засвидетельствовать разгром наших судов.

Моя решительность покачнулась. Что, если этот де Фабель не так уж и плох? Что, если он действительно бился, защищая жизни своих матросов? И что, если… я притворюсь, что не видела его? Шансы лейтенанта сбежать ничтожны, но я не желала препятствовать им и молча отступила.

Этьен де Фабель наблюдал за удаляющимся острием моей шпаги. Свечой я указала на лестницу. Слабый проблеск надежды загорелся в глазах военного: он понял, что я его отпускаю.

Мужчина вскочил на ноги, смущенно бормоча на ходу бессвязные слова благодарности, и со всех ног бросился к лестнице. По пустынному театру эхом пронесся топот его сапог: звуки сумасшедшего бега навстречу жизни…

… которые внезапно оборвались.

Неужели оступился, выбившись из сил? В полутьме я приблизилась к лестнице.

В самом деле де Фабель остановился, но не потому, что поскользнулся. Он споткнулся о непреодолимое препятствие: шпагу в руках высокой фигуры. В контражуре^[8] лунного света я не могла определить черты незнакомца, но во дворце, где все придворные носили длинные парики, эта короткая стрижка могла принадлежать только одному…

— Зашари?.. — прошептала я.

— Я думал, ты в руках Мариньи, и поспешил на подмогу. Никогда бы не подумал, что оруженосцу твоего уровня потребуется помощь в поимке обычного смертного, к тому же калеки.

Я сглотнула, не зная, что ответить. Находясь в безлюдном театре, я позволила своему сердцу проявить сочувствие, но в глазах королевского оруженосца нельзя казаться слабой, особенно в глазах того, кого так мало знала. Сердце вновь окаменело, став глухим и твердым.

— Этот негодяй сбежал. Благодарю, Зашари, но я справлюсь с ним без тебя.

Подавив щемящую боль в груди, я поднялась по ступенькам к лишенному сил лейтенанту, прекрасно сознавая страшную участь, которая ожидала его в руках швейцарских гвардейцев.

Раздался душераздирающий вопль:

— Нет, я не бежал от вас, мадемуазель: вы сами отпустили меня! Потому что сжалились. К вашему милосердию я взываю вновь!

Лицо де Гран-Домена оставалось в тени, но я почувствовала укол его тяжелого, осуждающего взгляда. Юноша всегда демонстрировал непоколебимую преданность Королю… А если он донесет Нетленному? А если тиран усомнится в моей верности?

— Замолчите! — приказала я безрукому. — Этот вздор не спасет вашу шкуру.

Но тот не унимался:

— Вам только на секунду прикрыть веки, вам и вашему товарищу по оружию, и я испарюсь в кулуарах. Никто ничего не узнает!

— Я вас просила заткнуться!

— Какой возраст скрывают эти странные серебристые волосы? — упрямо продолжал несчастный со слезами на глазах. — Семнадцать? Восемнадцать? Возраст моей дочери Анриетты. И такой же непокорный вид. Только от вас зависит, увижу ли я ее снова. Сожму ли в своих объятиях, как делал каждый раз, возвращаясь из плавания.

— Лучше бы Бледный Фебюс отрезал вам язык, а не руку… — бросила я, чувствуя подступивший к горлу комок.

— Несмотря на ваши жестокие речи, вы не такая, какой хотите казаться, я вижу это, — продолжал лейтенант дрожащим голосом. — Вы не похожи на других оруженосцев. На ваших латах изображено ледяное солнце, но под ними бьется горячее сердце молодой бунтарки, жаждущей справедливости.

Я вздрогнула. В попытках воззвать к моему состраданию этот посторонний только что умудрился невероятно точно ухватить мою суть. Не удержавшись, я взглянула на Зашари, чтобы убедиться: не принял ли он слова лейтенанта за чистую монету… Но лицо оруженосца оставалось непроницаемым.

— Довольно! — воскликнула я. — Единственная справедливость, которой я служу, — справедливость Нетленного. Эти латы защищают его верного солдата. Следующий раз, когда посмеете возводить хулу на моего суверена, станет для вас последним.

Моя шпага из смертоносного серебра коснулась горла Этьена де Фабеля. Я стояла так близко к мужчине, что чувствовала на своем лбу его неровное дыхание. Едкий запах пота раздражал обоняние.

— А теперь идите, — тихо ответила я. — Позвольте без лишнего шума отвести вас в камеру.

Лейтенант не двигался. Проблеск надежды, который я видела в его взгляде, исчез. Глаза беглеца превратились в два темных бездонных колодца.

— Вы обманули меня, — тихо проронил он. — А я, глупец, поверил. — Еще недавно его голос протестовал, защищал, умолял в полную силу, теперь же с губ срывались слабые звуки, едва слышные: голос обреченного, утратившего всякую надежду на спасение. — Я думал, что только бессмертные забавляются человеческими жизнями. Но вы из того же теста. Такая юная, а уже успели ожесточиться, точно столетний вампир. Для вас это всего лишь игра, не правда ли? Подарили надежду на спасение для того, чтобы позже отнять ее.

— Повторяю, я не давала вам возможности убегать, месье, — пробормотала я, вспотевшей рукой сжимая дрожавшую шпагу. — Будьте благоразумны. Примите судьбу с честью, как подобает дворянину.

— Нет чести в том, чтобы умереть, как добыча, на потеху бессмертным придворным. Дворянин не покоряется смерти, он ее обнимает!

Неожиданно арестованный с силой прижал меня к себе. Слишком поздно он понял, что в объятиях встретил свою смерть: моя шпага глубоко вонзилась в его горло.

Потрясенная, я отступила.

Из рассеченной сонной артерии кровь полилась фонтаном, затапливая мраморную лестницу.

Этьен де Фабель рухнул на колени, словно марионетка, которой оборвали ниточки.

Его истерзанное тело кубарем скатилось с лестницы, исчезнув в ночи.

2. Альянс →