Вопреки судьбе

Виктор Глумов, 2014

Сталкеры готовы к тому, что, уходя в Зону, они могут не вернуться, потому в исчезновениях людей нет ничего удивительного: погибший попал в ловушку или не справился с опасным мутантом – здесь нельзя расслабляться. Никто не догадывается, что на самом деле случилось с боевыми товарищами. Расследуя исчезновение друга, сталкер Арамис знакомится с бывшим спецназовцем Дымом и его странным спутником. Узнав, что происходит, он бросает вызов сильным мира сего, потому что от него и горстки единомышленников зависит жизнь не только близкого человека, но и всех сталкеров. Человеческое против звериного – кто победит в этой схватке?

Глава 3

По рукам!

Никто не видел Пани Яну, и никто ничего не слышал о Соколе. Арамис, расспросив всех встречных (даже бабку из соседней деревни, торговавшую на перекрестке молоком «от лучевухи помогает, бери, сыночек!»), глянул на часы: до сборов военсталов и добровольцев в «Челноке» оставалось только сорок минут. Он хотел успеть как можно раньше, чтобы не стоять в очереди и, как всегда при вербовке добровольцев, получить снарягу получше.

Арамис почти бежал, «хвост» растрепался, и волосы лезли в лицо. Пришлось остановиться и, нехорошими словами поминая имидж, поправить прическу. Яна пропала, и Сокол пропал тоже. Если на Пани Арамису было плевать с высокой колокольни, то судьба друга его волновала: напарник в Зоне — это вопрос выживания. Сработанная пара имеет шансы на выживание повыше, чем все остальные. Кроме того, что Арамис точно знал — Сокол прикроет, поможет, он доверял напарнику как самому себе, даже, учитывая собственный безалаберный характер, чуть больше.

Сокол — надежный товарищ. Сокол никогда не подведет и не мог он пропасть просто так, кинуть друга!

Раздосадованный тем, что до сих пор не нашел никакой информации, Арамис продолжил путь к «Челноку». Соваться к Лесопилке, где предположительно пропал Сокол, в одиночку — акт самоубийства. А вот в составе хорошо вооруженной команды можно и сходить, тем более за это деньги платят.

В «Челноке» было уже порядочно народу. Военсталы пока не появлялись, столик в дальнем углу, за который по традиции садились наниматели, оставался свободен, зато остальной бар был практически забит. Пиво почти никто не заказывал — нужно же быть трезвым, все пили кофе и изображали приличных людей. Арамис подсел к стойке и попросил бутербродов и чая — пока бегал, успел проголодаться.

— Кстати, — сказал бармен, ставя перед ним тарелку, — ты Пани Яну искал?

— Ну да, я.

— Так вон она, за столиком у окна.

Арамис медленно, чтобы не спугнуть удачу, обернулся.

За самым маленьким столиком и правда сидела девушка. Черные прямые волосы распущены, кулачок подпирает острый подбородок. Худая, вся в черном и делано-утонченная, будто не сталкер, а поэтесса.

Арамис сгреб со стойки тарелку с бутербродами и чашку чая, протиснулся к окну и как можно галантней поинтересовался:

— Пани Яна? Разрешите присесть.

Девушка (точнее, как рассмотрел при свете Арамис, женщина далеко за тридцать) смерила его долгим презрительным взглядом, слегка усмехнулась и величественно кивнула.

Да уж. И что в ней Сокол нашел?

— Меня зовут Арамис, и я друг Сокола, вы его знаете…

— Предположим, знаю.

Арамис даже как-то растерялся. В ответе была тонна неприкрытой враждебности. «Ну, стерва, — подумал он, — не на того напала».

— Вот и хорошо, что знаете. А не подскажете, где его найти?

— Разве я сторож другу вашему? — И снова презрительный взгляд из-под полуопущенных век. — Откуда я, — она сделала ударение на этом слове, — могу знать?

— Вы — последняя, кто его видел, и Сокол говорил…

— Ох, мужчины. Всегда вы говорите то, что хотите, а не то, что было на самом деле! — Пани Яна вздохнула и выдержала паузу.

Арамис неприкрыто любовался желтыми пигментными пятнами на ее лице.

— Не удивлюсь, если Сокол рассказывал, что спал со мной. Почему-то всех вас интересует только постель, и если не обламывается, вы начинаете распускать отвратительные слухи. Думаете, я не знаю, что говорят у меня за спиной?

Пришлось заткнуться и слушать. Не будь Арамис так заинтересован в информации — нагрубил бы и ушел. Пани Яна, похоже, понимала, что деваться ему некуда, и продолжала речь в духе «все мужики — козлы».

— Думаете, я не знаю, сколько хвастливых полудурков, распушив хвосты, похваляются тем, что затащили меня в постель? Что меня называют нимфоманкой и уверяют, что дам всякому, кто посмотрит, а кто не посмотрит — того изнасилую? Вы на это рассчитываете?

Да она озабоченная!

— Нет, — с удовольствием ответил Арамис. — Как сексуальный объект вы, Пани Яна, интересуете меня меньше всего на свете.

С этими словами он принялся за еду. Черные глаза женщины смешно округлились, даже слегка выпучились. Она, конечно, поняла, что Арамис ей нахамил, но формально возразить не могла — сама же декларировала свою неприступность.

— Так что там с Соколом? — напомнил Арамис.

— Такой же, как все. Придурок, — Пани Яна фыркнула и отвернулась, сделав вид, что происходящее за окном ее крайне интересует.

— Человек пропал, — попытался воззвать к ее совести Арамис. — Его ищут. Скажите, где вы его видели в последний раз? Он своими планами не делился?

— Планами? О, конечно, он делился планами, — завела все ту же пластинку женщина, — он рассказывал, как сказочно разбогатеет на хабаре и будет трахать меня на шелковых простынях. Впрочем, не на ту напал. Меня не проймешь россказнями, — тут Арамис чудом сдержался, не уточнил, а чем же такую неприступную можно пронять, — я против шовинизма и против дискриминации по любому признаку!

— А где он хотел добыть этот хабар?

— И тебе меня не подкупить шелковыми простынями! — взвилась женщина.

Арамис затравленно огляделся. Кажется, весь бар наслаждался диалогом. Да, бешенство матки в сочетании с врожденной стервозностью — не подарок. Мужика ей хорошего надо, этой Яне, так ведь не подпустит к себе никого. Но это — не проблемы Арамиса, а его проблема — добыть из воинствующей феминистки информацию.

И тут Арамиса осенило. Он широко улыбнулся, тряхнул гривой, состроил обомлевшей Яне глазки и проворковал:

— Никогда и в голову не пришло бы подкупать вас шелковыми простынями, Пани. Сразу видно человека, личность. С вами хочется дружить, вам хочется поклоняться, не оскорбляя не то что действиями, неосторожным взглядом. Быть вашим рыцарем, если угодно. Быть вашим другом и защитником, хотя вам не нужна защита, вы сами справитесь с врагами!

Кажется, он перегнул палку, но Пани Яна этого не заметила: зарделась, захлопала ресницами. Арамис мысленно пожал себе руку: молодец, мужик. Герой. Гений пикапа.

— Конечно, справлюсь, — без особой, впрочем, уверенности в голосе сказала она.

И Арамис, почувствовав близкую победу, принялся вдохновенно нести бред:

— Вы — сильный человек, Яна, я восхищаюсь вами! Конечно, Сокол — мужской шовинист, но, думаю, его можно переубедить. Он же не мог не полюбить вашу душу, она светится в глазах. А то, что выражал свои чувства столь грубо и неумело… поймите, не только женщин калечат воспитанием, мужчины — такие же жертвы патриархата.

Яна слушала и кивала. «Блин, перед мужиками неудобно, — подумал Арамис. — Лишь бы никто не заржал, а то я не сдержусь и тоже заржу».

— Но меня беспокоит пропажа друга. Никому бы не признался, ведь «настоящие мужчины» не говорят о своих чувствах, но ближе Сокола нет для меня человека… Да, он груб, несовершенен, но я знаю: он в беде. Яна, вы же благородный человек, без преувеличения, человек новой формации! Так помогите мне, — последние слова он произнес трагическим шепотом.

«Ну давай, давай, Яночка, — мысленно подталкивал ее Арамис. — Заглатывай наживку».

— Он ко мне клеился, и я его отшила, — неожиданно прямо объяснила Яна. — Тогда Сокол сказал, что пойдет за Лесопилку. Он упоминал, что напарник болеет, но утверждал, что путь, хоть и опасный, преодолимый, а ради меня… ну, обычная мужская чушь. Потом он собирался швырнуть богатства к моим ногам, чтобы я дрогнула. Я бы не дрогнула, конечно. И больше я его не видела, Арамис.

— Спасибо.

Он задумался. Значит, Сокол пропал в «нехорошем» районе, где часто исчезают сталкеры. И как раз туда снаряжают экспедицию военсталы.

— Спасибо, — повторил Арамис, — Яна. Я отправляюсь на поиски друга, и, когда вернусь, знайте: вы всегда можете рассчитывать на меня в любом вопросе. Совершенно бескорыстно.

Кажется, этим он порядком озадачил уже готовую «дрогнуть» Пани Яну, но Арамиса не волновали ее чувства. Он поднялся, раскланялся и под ехидными усмешками сталкеров, печатая шаг, вернулся к барной стойке.

Как раз вовремя: в «Челнок» зашли военсталы. Уже знакомый Арамису Моджахед — бородатый мужик в арафатке — и с ним двое типичных «штабных»: вислоусых, вислопузых, в зеленых мундирах. Собравшиеся сталкеры оживились: с хабаром в последнее время было как-то не очень, и многие рассчитывали на дополнительный заработок.

Арамис протиснулся к столику и пожал Моджахеду руку, давая таким образом остальным понять: он в своем праве, пойдет первым, кто против — может выйти поплакать в уголке.

— О, Арамис, — обрадовался Моджахед, — друзья, я его рекомендую. Хороший боец, опытный и ответственный. И везучий, что важно.

— Патлатый, — буркнул один из мундиров, со скрипом отодвигая стул и усаживаясь.

Второй тоже сел, плюхнул на стол толстую кожаную папку, открыл ее и вытянул несколько листов желтоватой бумаги:

— Ознакомьтесь, заполните анкету, потом побеседуем.

Арамис присаживаться за тот же стол не стал, освободил проход другим, вернулся к стойке. Вот ведь бюрократы! Ни одна группировка в Зоне не любила бумажки с такой силой, как военсталы.

Первый лист — подписка о неразглашении. Это в Зоне-то! Да здесь уже каждая собака знает о готовящейся операции! Второй — анкета. И договор на двух листах. Арамис просмотрел его и ничего необычного не углядел: имярек обязуется выполнять приказы руководства, не разбазаривать казенное имущество, а в случае, если вдруг, возместить потери в размере… По исполнению задания выплачивается вознаграждение… Главное — вознаграждение обязались выплатить в любом случае, независимо от того, поймают беглых зэков или нет.

В случае дезертирства — административное преследование и штраф в размере… Кстати, не очень большом размере — понимают, что сталкера, если ему что-то не понравится, не удержишь. А все найденные артефакты, кстати, считаются собственностью нашедшего их. Уже хорошо.

В общем, прекрасный контракт, просто шоколадный.

Анкета понравилась Арамису куда меньше. Кроме его прозвища — «позывных», военсталам нужны были паспортные данные — имя, фамилия, прописка, год рождения, серия и номер паспорта — и данные о ближайших родственниках. Это Арамис быстренько сочинил, ни на секунду не усомнившись в том, что остальные завербованные поступят так же.

Народ разобрал анкеты и вернулся за столики. Кое-кто, просмотрев список вопросов и договор, поднимался и уходил, кто-то строчил, от усердия высунув кончик языка.

Моджахед закурил, один из зеленых мундиров достал трубку. Где все-таки клонируют руководство военсталов? Совершенно неотличимые друг от друга мужики.

Хлопнула входная дверь, и в бар вошел Боров — крупный, одышливый. Запыхался — видимо, спешил на встречу. Заприметив Арамиса, махнул ему рукой:

— Привет!

Арамис поздоровался и уселся на свободный стул для собеседования. Прямо перед ним — Моджахед, слева и справа — мундиры. Левый мундир взял анкету, пробежал глазами и поднял на Арамиса изумленный взгляд:

— Арон Петрович Курочкин?!

М-да, подумал Арамис, как взял разгон с Пани Яной, так и не смог притормозить, перегнул, пожалуй. Но отступать было поздно, и следовало держаться с придурковатой наглостью, слегка замаскированной почтительностью — начальство это любит.

Арамис потупился и зарделся.

— Мама на имени настояла.

— Национальность — русский, гражданство Украины, место рождения — Минск. Это как понимать? — Левый сунул анкету Правому мундиру, чтобы тот удостоверился.

— Папа военным был, — пожал плечами Арамис, — путешествовали мы. По всему бывшему Союзу. Когда развалился, папа как раз в Киеве служил. Так и получилось. Вы что думаете, я вру? Вам свидетельство о рождении показать?

— Паспорт, — выдохнул Правый.

Ага, как же, разбежался. Это — Зона, а в Зоне — как в Иностранном легионе, никто документов не спрашивает.

— У меня при себе нет, — ответил Арамис, — дома забыл.

Мундиры переглянулись. Потребуй они, чтобы Арамис метнулся «домой» за паспортом — не видать добровольцев, как своих ушей. И военные это прекрасно понимали.

— Ладно. Что ж вы, сталкеры, такие скрытные… — буркнул Правый и принялся читать дальше. — Образование — высшее, магистр, закончил КПИ, физико-математический факультет.

Тут Арамис, кстати, не соврал. Он действительно закончил КПИ, на самом деле был магистром, но по специальности никогда не работал, о чем тоже честно написал в анкете.

— Расскажите, где работали, — попросил Левый, косясь в анкету.

Ну, понятно, после фамилии имени и отчества они ни одному слову не верят.

— Сисадмином работал, — признался Арамис, — не учителем же математики идти. А фундаментальная наука у нас не оплачивается.

— Навыки остались?

— Остались. А мы что, на Лесопилку сеть тянем?

Правый хмыкнул и сделал в анкете какую-то пометку. Наверное, «наглый врун». Моджахед наклонился к Левому и что-то сказал ему на ухо, что именно — Арамис не расслышал.

— Мы идем ловить беглых заключенных, — пояснил Левый, — насколько я понимаю, боевой опыт и опыт выживания в Зоне у вас достаточный. Почему хотите с нами?

А вот тут врать не следовало: слухи, что Арамис потерял Сокола, наверняка уже расползлись.

— У меня в том районе пропал друг, — честно ответил он, — и другие люди, говорят, пропадают. Если там шайка беглых зэков орудует — это шанс найти людей.

— Благородная цель… — протянул Правый и как-то со значением покосился на Моджахеда.

Этот обмен взглядами Арамиса заинтересовал: раньше он считал, что Моджахед — рядовой боец, но, похоже, ошибался, и над Мундирами сталкер был главным. Или руководил операцией, что более вероятно, а значит, его голос был решающим.

— Арамис нам подходит, — припечатал Моджахед. — Самый надежный человек — идейный. Деньги не гарантируют лояльности, а Арамис не подведет.

Левый нахмурился, Правый хмыкнул, но оба промолчали.

Моджахед подписал заявление Арамиса и подвинул Мундирам, чтобы они завизировали.

— Значит, так. Арамис, собираешься и через три часа подходишь на нашу базу. Ты знаешь, где это?

— Да.

— Обмундирование дадим, оружие — тоже, но если есть свое — бери, сам понимаешь, чем завербованных снабжают. По рукам?

— По рукам! — весело отозвался Арамис и поднялся.

За ним уже стояла настороженная, прислушивающаяся к расспросам очередь.

* * *

Собирать было особо нечего: Арамис покидал в рюкзак стандартный запас медикаментов, самые необходимые арты типа «облегчалки», любимый пистолет — «Беретту-92», которую предпочитал не из-за характеристик, а в силу изящного дизайна. Сокол всегда посмеивался над этим, называя Арамиса «выпендрежником» и «сталкер-хипстером». Добавил запас патронов. Больше ничего решил не брать — схрон и запас оружия у них с Соколом был общий, а ну как вернется друг, понадобится ему что-то…

Оставшееся время Арамис просто продрых, поставив будильник: перед операцией выспаться — основное, неизвестно, когда в следующий раз удастся. Снилось странное: тюрьма, нары, молчаливые, бритые налысо люди с язвами на руках. Он проснулся в дурном настроении, подхватил рюкзак, выпил в баре чашку кофе и за полчаса до назначенного времени был на базе военсталов.

Если остальные группировки предпочитали не отсвечивать вне Зоны и базы имели уже за Периметром, то военсталы, сила официальная, не скрывались — обнесенная забором с колючей проволокой по верху военная часть, КПП на входе, все серьезно.

На КПП солдатик-срочник потребовал у Арамиса документы. Вместо удостоверения личности Арамис продемонстрировал подписанный контракт.

— В рюкзаке что? — спросил рядовой.

— Лекарства, одежда, оружие, артефакты.

— Не положено! — уперся дежурный.

Арамис внимательно на него посмотрел: обрит под машинку, шея тощая, уши торчат и просвечивают красным, нос в прыщах, подбородок — в юношеском пуху. Лет восемнадцать, только призвали. И конечно, хочется мальчишке не у входа в военную часть торчать, а попасть в Зону, посмотреть, пощупать, может, бабла срубить… Завидует, в общем, сталкерам.

— Мне можно, — ответил Арамис, — нам сказали со своим приходить.

— Не положено оружие на территории воинской части! — Пацан засопел и крепко сжал АК.

— Позвони руководству и уточни, — посоветовал Арамис. — Я у тебя на КПП ничего оставлять не буду.

Из будки высунулся второй солдат — мелкий, чернявый, но постарше.

— Что тут?

— Сталкер с оружием и артефактами. Говорит, ему можно.

— Зэков ловить? — чернявый обращался к Арамису.

— Так точно, — хмуро откликнулся он.

— Можно, — подтвердил чернявый, — проходи. Пропусти его, салага.

Салага, насупившись, посторонился, и Арамис наконец-то попал за забор. Ничем эта воинская часть не отличалась от других: чистый плац, вездесущие туи у двухэтажного длинного здания, административные корпуса (стены выкрашены желтой краской). Солдат видно не было. Арамис покрутил головой, раздумывая, куда ему идти.

— Прямо и налево, первый подъезд, — крикнул вслед чернявый.

Сопровождать сталкера никто не стал — дух раздолбайства и анархии, витающий над Зоной, проникал и сюда. Арамис ни разу с военсталами не сотрудничал на официальных началах, и ему было любопытно, как происходит отправка военных в Зону — не нужно пробираться тайком, входишь, наверное, как белый человек, под «Прощание славянки»…

У искомого подъезда, привалившись к нагретой солнцем стене, курил Моджахед, по-прежнему одетый не по уставу.

— Здорово, — они пожали друг другу руки. — Ты первый. Сейчас мы вас всех запишем, выдадим оружие, потом построим и поедем.

— Ты мне скажи, у вас с дисциплиной как?

— У кого — у нас? У военных? Бардак и диктатура. А в нашей группе будет как обычно. Я — главный, а там разберемся. Вас, бойцов, пятеро. Пойдешь моим заместителем?

Арамис смутился.

— Да я, наверное, не самый опытный.

— Зато самый заинтересованный, не сбежишь, хабара набрав. А то знаю я нашего брата, сам такой.

— Что есть, то есть, — Арамис, улыбнувшись, развел руками. — Ладно, пойду. Всего, значит, пятеро и ты — шестой? Три двойки?

— А зачем больше? Можно было хоть тридцать человек набрать — ты же сам видел, сколько желающих. Но я только надежных взял — за фига мне сброд в Зону тащить, чтобы они меня же и прирезали?

— А что за зэки-то?

— Да хрен знает. Сбежали какие-то и в Зоне решили спрятаться. Думаю, не найдем. Они уже или сгинули, или в сталкеры записались. И уж совсем я не верю, что зэки виноваты в пропаже людей, они же небось не каннибалы…

Разговор пришлось прервать — к ним спешил Боров. В который раз Арамис поразился тому, насколько внешность не соответствует действительности. Боров был лучшим стрелком Зоны — это все признавали. Он не задирал нос, с удовольствием натаскивал новичков (Арамис сам учился у него стрельбе из пистолета), и не проходило и недели, чтобы его не вызвал на «дуэль» какой-нибудь задира. Против Борова шансы были — как против Вильгельма Телля. Он никогда не промахивался. Посмотрев на мишень и почесав репу, задира неизменно выставлял Борову коньяк или пиво и шел учиться.

И при этом Боров был не просто толстым, он был огромным.

Туша, как у бегемота, складчатая, неряшливая. Боров обильно потел, багровое лицо его с глубоко упрятанным между монументальными щеками носиком-пуговкой, лоснилось, пальцы-сардельки, казалось, не способны были пролезть к спусковому крючку, а сам Боров — не пробежит и пяти метров. Однако двигался он с необычной для столь толстого человека грацией, был подвижен, вынослив и ловок. И очень, очень опасен. Многие считают толстяков благодушными добряками — и обманываются. Боров был не добродушнее кабана-мутанта.

Арамис относился к нему с уважением.

Боров сунул ему потную руку, с Моджахедом тоже обменялся приветствием.

— С прибытием, товарищ Пупкин, — улыбнулся Моджахед. — Затейники вы, ребята. Один — Арон Курочкин, другой — Васисуалий Пупкин. Остальные не лучше. Даже Иван Иванович Иванов есть.

— Это кто так? — пропыхтел Боров.

— Это Хантер так.

— Могуч мужик… Слушай, Моджахед, не в обиду, но я с твоим дерьмом не пойду. Ты же «макаровы» всем раздашь, угадал?

— Ну а что еще?

— Да лучше бы рогатки. Я тут свое принес, — и Боров тяжело опустил на землю рюкзак. — Если понадобится, и других вооружу.

— Зря ты так на «пээм», — патриотично обиделся Моджахед.

— Зря, если пистолет допилен и доработан. А если новые — они же дребезжат и стреляют, куда бог пошлет, а не куда надо.

Арамис внимал, помалкивая.

Постепенно подтягивались остальные: пришел «Иванов» — Хантер, похожий на молодого Клинта Иствуда мужик, плохо говорящий по-русски. Кажется, он был канадец, а может, американец — Арамис про него слышал, но близко не общался.

Пришел Чукча — напарник Борова, узкоглазый и вечно недовольный. Моджахед, широко улыбаясь, представил его остальным:

— А это, господа сталкеры, Родион Шухов. Знакомьтесь. Выпендрежники.

— Сам-то как бы назвался? — прогудел Боров.

Моджахед поскреб в затылке.

— Изей Кацманом, наверное. Ты прав. Не знаю. Как стукнуло бы в голову — так бы и назвался.

Не хватало еще одного человека. Вскоре он появился, и Арамис уронил челюсть на грудь: от КПП к ним шла невысокая широкоплечая женщина с короткими соломенными волосами. Арамис про нее слышал — Кузя, барышня строгая и решительная. Но — барышня.

— Тьфу! — сплюнул Чукча. — Слушай, Моджахед, о таком предупреждать надо. Баба в команде — не к добру.

— Не тебе с ней в паре стоять, — успокоил Моджахед. — А опыта у Кузи, между прочим, поболее, чем у других. И боец она отличный.

— Женщина не может быть отличным бойцом, — наставительно произнес Боров, — это уже или не совсем женщина, или не совсем боец.

— При ней не ляпни, — предупредил Моджахед. — Привет, Кузя!

— Привет, красавчики.

Голос у нее был низкий, с хрипотцой, на вздернутом носике — веснушки, на щеках — ямочки, под стандартным армейским камуфляжем «жаба» угадывалась соблазнительно пышная грудь. Кузя улыбалась, но серые, в коротких рыжеватых ресницах глаза смотрели неожиданно серьезно. Арамис понял, что влюбился и пропал. Влюблялся и пропадал он по десять раз в месяц, поэтому привычное состояние отслеживал безошибочно.

— Хай, — Хантер шагнул вперед, Кузя протянула руку, но Хантер, вместо того чтобы пожать ее, коснулся губами запястья. Девушка покраснела. — Буду счастлив считать вас моей напарником.

— Сочту за честь, — Кузя отвесила шутливый поклон. — Все или ждем кого?

— Все, — кивнул Моджахед. — Сейчас вооружимся и обсудим план операции, а через полтора часа уже будем в Зоне.

Моджахед провел команду в комнату, похожую на школьный класс — парты (правда, на каждой — по ноутбуку), проектор и белый экран, грифельная доска. Расселись по двойкам. Место рядом с Арамисом осталось свободным — Моджахед сел за учительский стол.

— Выкладывайте, у кого что, — скомандовал он. — Недостающее выдадим.

Все явились со своим оружием — по крайней мере, с ножами и пистолетами. Привычный ствол однажды спасет тебе жизнь — потому что ты знаешь, как он лежит в ладони, умеешь устранять задержки, помнишь его отдачу, достоинства и недостатки. Привычный пистолет не цепляется за кобуру… И доля секунды, потраченная на возню с чужим оружием, может оказаться решающей.

У Хантера был «Дезерт Игл», совершенно фаллический, но донельзя подходящий самому «черту нерусскому», как охарактеризовал его Боров. У самого Борова при себе имелся целый арсенал, но в поясной кобуре стрелок носил банальный «Форт».

— Привычка, — пояснил Боров. — Столько лет он у меня — уже как продолжение руки воспринимается.

Чукча вооружился «Глоком» — довольно распространенной в Зоне семнадцатой моделью.

Немного смущаясь, Арамис выложил на ствол свою «Беретту» и обнаружил, что у Кузи такой же пистолет.

— Зато красиво, — прокомментировал Боров. — Арамис, может, тебе что-то другое подогнать?

— Нет уж. Сам сказал — как продолжение руки.

Артефакты у всех были более-менее одинаковые: лечебные, «облегчалки» и так, по мелочи. Серьезного никто не нес — рассчитывали поживиться хабаром на месте. А вот про аптечки сталкеры дружно «забыли».

— Жмоты, — прокомментировал Моджахед. — Ну как есть — скряги и сквалыги!

— Наемный персонал, — напомнил Арамис, — и вы обещали нас всем необходимым обеспечить.

— Перекисью и йодом? Это же армия! Здесь же ничего нет!

— Не верю я ему, — громким шепотом прокомментировал Боров, — и никто не верит, кроме, может быть, Хантера, в силу его происхождения.

— Рррразговорчики! — рявкнул Моджахед. — Ладно. Получите стандартные аптечки, вот такие.

Он отстегнул с рюкзака аптечку и принялся раскладывать на столе содержимое:

— Перекись, антибиотики, от поноса, обезболивающее. Шприцы видите? Тут морфий, это если совсем гаплык. Целокс — на случай артериального кровотечения. Пользоваться все умеют? Нет? Рассказываю: пакетик надорвать, порошок засыпать в рану, поверх — повязку. Кстати, о повязках: вот кат, вот обычный жгут, а это — израильский бандаж. И бинты, понятно. Ну, будем надеяться, не пригодится. Если кто решит морфин просто так кольнуть и прибалдеть — пойдет обратно. И уже без аптечки.

— Давать будут оружие? — спросил Хантер. — Винтовка, ружье, пулемет?

— Гатлинг! — заржал Моджахед. — АК получите. И патроны. Еще вопросы? Может, портянки кому нужны или там сапоги кирзовые?

— Моджахед, — протянула Кузя, — дорогой, что ж ты тут нам жадного прапора изображаешь? Мы же тебя знаем, какая у военсталов снаряга — тоже знаем, а ты про кирзачи втираешь. Будто мы побираться пришли, а не работать.

— Понимаешь, Кузя, — Моджахед ласково улыбнулся — борода раздвинулась, сверкнули белые зубы. — Деньги на операцию выделяют, только если она потенциально прибыльная. А это — не наш случай. Мы идем ловить беглых зэков. Так. Переходим ко второй части собрания. Арамис, включи проектор.

Проектор заработал, и на белом экране за спиной Моджахеда появились два фотопортрета. Мужчины, обоим около тридцати. Один — светловолосый, другой — брюнет восточной наружности. Из особых примет — военная форма. Фотографии, видно, из личного дела. Хантер присвистнул, выразив общее настроение.

— Да, — согласился Моджахед. — Военные офицеры. Серьезные ребята. Предположительно вооружены, но и так — опасны.

— А чего их в Зону понесло? — осведомился Боров.

— А вот этого не знаю. Вроде решили здесь укрыться от трибунала.

— За что судили? — спросила Кузя.

— Чего не знаю, того не знаю, не спрашивай. Вроде за убийство мирных жителей. Говорят, целую деревню вырезали… а как на самом деле — поди разберись.

Арамису миссия нравиться перестала. Вот правильно говорят: не связывайся с государством, ничего хорошего не получится. Звали ловить беглых зэков, а оказывается — двух офицеров. С выучкой небось получше, чем у всей команды вместе взятой. И ребята, судя по фотографиям, были славные — хорошие такие лица, не тупые, не жестокие… Не станут офицеры похищать сталкеров. Ну ладно, был бы один — можно было бы на помешательство списать, но не вместе же они каннибализмом промышляют.

— Зовут их как? — задал вопрос Чукча.

— Нам не надо, нам и не сказали, — Моджахед отвел взгляд. — Друзья, я все понимаю. И если кто сейчас решил от участия в операции отказаться — я тоже пойму.

Начались переглядывания и перешептывания, но никто не поднялся и не вышел.

— Так вот, — продолжил Моджахед. Кадр на экране сменился — теперь это была карта Зоны. — Наша задача — обнаружить беглых заключенных. Как их зовут, за что судили и прочее — не наши проблемы. Предположительно заключенные прошли через периметр в районе западного КПП, — Моджахед указал на карте, — потом некоторое время двигались по дороге и с нее свернули в лес. Их преследовали наши же. Один из заключенных был ранен, ядовитой лианой ему прилетело. Насчет второго — неизвестно. Судя по следам, заключенные движутся в район Лесопилки.

— Оба одни? — уточнил Хантер, заметил, что его никто не понимает, и переформулировал: — Без проводник?

— Да, без проводника. Предположительно.

— Позволь-ка, красавчик, — поднялась Кузя. — Двое военных, к Зоне отношения не имеются, скрываются в районе Лесопилки уже сколько? День, два, неделю? И до сих пор их считают живыми? И прошли они в Зону на нашем КПП? А потом топали по военсталовской дороге километров пятнадцать? Не верю, как говорил Станиславский.

— За что купил, за то и продаю, — огрызнулся Моджахед. — Слушай, Шерлок, тебя наняли расследование вести или зэков ловить?

Кузя надулась, села на место, скрестив руки на груди.

— Значит, если больше никто не хочет блеснуть дедукцией, план действий такой: наша операция — официальная, поэтому зайдем через западный КПП и прогуляемся по дороге на северо-запад. Транспорт нам не дадут, я спрашивал, потому что все время цивилизованно топать не получится. Далее — сворачиваем еще севернее, к Лесопилке, по следам беглых зэков. Следов, понятно, уже нет, но на карту они нанесены. Вопросы по маршруту?

— Никак нет, — отозвался Арамис. — А пожрать нам дадут сегодня?

Моджахед скривился, как от зубной боли, и показал Арамису кулак.

Обедом их все-таки накормили — в столовой части, но отдельно от солдат и, как подозревал Арамис, вкуснее. Хотя гороховый суп был пересолен (и мяса в нем обнаружить не удалось), а в гречке могло бы быть побольше тушенки, но грех было жаловаться. Арамис даже добавки попросил.

После сытного обеда выдвигаться совершенно не хотелось, и Арамису пришлось напомнить себе, что делает это все он ради Сокола, а значит, отступать нельзя. Сонную одурь как рукой сняло. Моджахед выдал отряду боеприпасы и автоматы и повел через территорию части к западному КПП.

Если войти собственно в часть было сравнительно легко, то выйти из нее в Зону — задачка та еще. Сталкеры никогда не пользовались официальными воротами, предпочитали проникать за Периметр в других местах и другими путями — поэтому сейчас чувствовали себя на экскурсии.

Ближе к Периметру меры безопасности возрастали, и безмятежная воинская часть становилась вполне боеспособным объектом. Сначала — не очень широкая, метров пятнадцать, полоса отчуждения, ограниченная по бокам стенами части. Потом — колючка, видимо, под напряжением, КПП — не те салаги, которых встретил Арамис на входе, а «деды», серьезные и сосредоточенные, или вовсе контрактники. Пролезть через колючку в принципе можно было, но неизвестно, сколько шуму при этом наделаешь и не получишь ли пулю в задницу. Потом — бетонная стена в полтора человеческих роста с «сечкой», запрещенной, между прочим, Женевской конвенцией, поверху. Все серьезно: три вышки, на каждой — пулеметчик. Муха не пролетит, враг не проскользнет. Косые лучи заходящего солнца красили деревянные вышки в багряный, и сооружения навевали мысли не об аномальной Зоне, а о простой уголовной, зоне.

Кстати.

Арамис шел впереди всех, рядом с Моджахедом, напарник по сторонам башкой не крутил — ему все было знакомо, — но вид имел сосредоточенный. Еще бы, не каждый день наемных сталкеров проводят этой дорогой. Расспрашивать Моджахеда Арамис не решился, просто вспомнил слова Кузи. Девочка-то не зря, похоже, сомневалась: Периметр здесь не пройти.

То есть не пройти без знакомств и полезных навыков.

Беглые же офицеры, если верить легенде, проскользнули. Ну чисто Моисей и воды морские! Расступилась колючка, отвернулись часовые, отключилась сигнализация. Помогли беглецам? Или все проще: не здесь они проскользнули?

Если принять второй вариант, смысл экспедиции становится, мягко говоря, сомнительным, понятно и ежу, а уж сталкерам — тем более. И все же никто не отказался. Ладно, Арамис плевать хотел на зэков, его задача — найти Сокола. Боров и Чукча хотят срубить бабла и, может быть, несмотря на неприязнь анархистов к «рабам», свести полезные знакомства.

А зачем идет та же Кузя?

И тем более Хантер?

Сейчас и не спросишь, надо дождаться привала, поговорить наедине.

Постовые у стены проверили документы: Моджахед предъявил удостоверение (что в нем написано, Арамис подглядеть не успел) и большую, с кучей печатей, бумажку, видимо, подтверждающую права остальной команды. Открылись ворота, пропуская. Еще одна полоса отчуждения — и Периметр.

Если до этого Арамис еще сомневался в неправдивости легенды, то сейчас ему все стало понятно.

Периметр строили сразу после появления Зоны. Скорее, не осознавая опасность, а повинуясь советскому рефлексу: непонятное — засекретить, никого не впускать, никого не выпускать. Местные жители, не уехавшие в первые дни, оказались обречены, как жители чумных деревень в Средневековье. Но опять же повинуясь советскому рефлексу, чиновники половину денег, выделенных на Периметр, разворовали.

Вблизи Периметр впечатлял — Великая Китайская стена современности, двое часовых могут пройти бок о бок (у основания стена толще, к верху сужается), высота — метров шесть, колючей проволоки — целые мотки, ворота — бронированные, тараном не возьмешь. Красота. Особенно если не знать, что в паре километров от части стена пониже, потоньше… а кое-где бетона не хватило, и просто протянули проволоку или поставили деревянный забор. Патрули редкие. Кроме того, солдаты тоже хотят есть. И за взятку (если знать, кому давать) пропускают сталкеров.

Нужные контакты налаживались здесь, на Большой земле, в поселках типа Челноков.

Арамис представил двух военных, в чем-то обвиненных и решивших бежать в Зону… ну, сталкеры бы знали. Не через час, так через два все сталкеры Челноков знали бы об этом. И до Лесопилки добраться у офицеров шансов не было.

Ворота непосредственно в Зону напоминали фантастические фильмы, были тяжелыми, толстыми и хорошо охранялись. Снова проверили документы, разве что сетчатку глаз не сличили, и, наконец, распахнули небольшую калитку, предназначенную для отправки в Зону пешей экспедиции.

«Нет уж, — подумал Арамис, — ну их на фиг, бюрократов. Мы лучше — на брюхе, знакомым путем». Не так часто приходится Периметр пересекать, а эта проверка все желание по Зоне пройтись убивает.

Границы устанавливали наугад.

И все же с первых шагов Арамис ощутил Зону.

Еще нависала стена Периметра, еще не стихли голоса постовых — но команда ступила в Зону. Здесь, с самого края, нечего было и рассчитывать найти редкий артефакт, мало было аномалий и мутантов — лишь иногда забредали слепые псы и радиоактивные кабаны, но что-то изменилось, почти неуловимое, не фиксируемое органами чувств, но будоражащее подсознание.

Глубоко, шумно вздохнула и рассмеялась Кузя:

— Ох, Зона-матушка!

Мужчины, не склонные к таким проявлениям чувств, промолчали, но ощутили примерно то же: родное прикосновение немного другого воздуха, будоражащее предвкушение опасности.

Дорога плавно изгибалась — белая, грунтовая, с полоской короткой запыленной травы посередине. Где-то там, на Лесопилке, пропал Сокол и сгинуло множество хороших ребят. Впереди притаились аномалии, ждали добычу мутанты…

Арамис был готов к встрече с ними. Он вытащил пистолет, проверил, есть ли в стволе патрон. Другие сделали то же самое.

— Ну что, сталкеры? — спросил Моджахед. — Готовы? Надерем Зоне задницу, она это любит!

Часа полтора шли хожеными тропами. Понемногу начало смеркаться, птицы расщебетались на сотни голосов, в высокой, по пояс, траве затянул песню сверчок — лениво, еще по-весеннему. Арамис воспрянул духом и перестал сомневаться, что у него получится отыскать напарника. Появилась уверенность, что он жив.

Пока остальные проверяли путь гайками с белыми, красными, оранжевыми тряпичными хвостами, Арамис присматривался к деталям. До лесопилки часов пять ходу. До темноты добраться туда, скорее всего, не получится, и придется ночевать в охраняемом бункере «рабов».

Небольшой пролесок закончился желтым от цветущей травы полем с алыми латками маков. Недалеко от тропы угадывалась гравитационная аномалия: трава была уложена по часовой стрелке, лепестки маков будто приклеены к земле. Свечи тополей делили поле на две части и отбрасывали длинные закатные тени, а солнце медленно сползало к деревушке, утопленной в буйствующей зелени.

За шуршанием одежды и перешептываньем Арамис не сразу заметил, что Зона притихла: смолкли птицы, больше не стрекотали насекомые, даже комары и слепни попрятались.

У Моджахеда, шедшего в авангарде, тренькнул ПДА. Отстегнув его от пояса, он прочитал сообщение, остановился и витивато выругался.

Возле него тотчас нарисовалась Кузя:

— Что такое?

Бородач пожевал губами, обвел отряд тяжелым взглядом:

— Писец, мужики… и дамы. Отбой тревога. Возвращаемся.

— Твою мать, — Боров сплюнул. — Ты не офигел? Наше время денег стоит.

— Между прочим, да, — подал голос Чукча, многозначительно оглаживая ствол АК.

— Пишут, что перестреляли зэков, — сказал Моджахед. — Рекомендуют воздерживаться от посещения Лесопилки.

Настроение Арамиса тотчас испортилось. Отступать от задуманного он не собирался и теперь думал, как бы сагитировать Борова и Чукчу продолжить поход, но без участия «рабов». Темная история с беглыми офицерами нравилась ему все меньше.

Хантер проговорил с деланым сожалением:

— Эта мог бить хорошая охота.

Арамис отлично чуял вранье, и если Моджахед искренне негодовал, потому что рассчитывал получить нехилую прибыль, то Хантер — радовался, хотя и старался это скрыть. Вроде он позиционировал себя вольным сталкером, но Арамис не верил в его легенду: все знали, что на территории Зоны орудуют натовцы. В открытую действовать они не могут, но подкупать, выдавливать, стравливать группировки с помощью агентов — вполне.

— Янки гоу хоум, — проворчал Чукча и стрельнул в Хантера взглядом. — А вот «бить» мне нравится.

Канадец промолчал.

— Уходим, — повторил Моджахед. — Рассчитываю на ваше благоразумие.

— Это ты уходишь в пешее эротическое путешествие, — скривилась Кузя и указала на стремительно темнеющее небо.

Все поняли без слов: скоро будет выброс, и нужно искать укрытие. Здесь, возле Периметра, выбросы не такие злые, как в сердце Зоны, некоторым счастливцам, застигнутым врасплох, даже выживать удавалось. Правда, одни повредились рассудком, а другие стали страдать припадками наподобие эпилептических.

Арамис снял с пояса ПДА, глянул на карту:

— До бункера километр пути, если поторопимся, успеем.

— Можно отсидеться в каком-нибудь подвале в деревне, — предложила Кузя. — У меня тут метки в ПДА… В общем, за мной, там есть заброшенное зернохранилище с отличным убежищем.

— Бункер надежней, — почти без акцента проговорил Хантер и требовательно посмотрел на Моджахеда, тот, видимо, намека не понял:

— Ага, знаю зернохранилище. Давай туда.

Арамису подумалось, что Хантер решением недоволен, но по каким-то причинам не смеет возражать. И вообще, Хантер ведет себя так, будто он что-то знает, но недоговаривает.

Проверяя путь гайками, Кузя устремилась к деревне прямо через поле, рассекая желтые цветы, как маленький корабль — волны. Небо впереди наливалось краснотой, появился характерный едва различимый звон. Словно ток бежит, но не по проводам, а по воздуху. Ощущение были, как перед грозой: такая же гнетущая тишина, так же все живое стремится в укрытия, пробуждаются инстинкты и вопят: «Беги, спасайся, грядет беда». И, невольно пригибаясь к земле, будто тяжелое небо способно обрушиться, люди бегут, гонимые первобытным страхом, как лесные звери — от надвигающейся стены огня.

Обычно в деревнях прячутся мутанты, но сейчас их можно не опасаться. Выскочили на крайнюю улицу, по грунтовке рванули мимо домов, окруженных непролазными зарослями вишен и малинника, мимо покосившихся сараев и ржавых ворот гаражей.

Вдалеке замаячила бетонная стена ангара с проржавевшей, но еще целой крышей. Начало ломить кости, мозг словно превратился в ртуть — мысли перекатывались лениво, решения давались с трудом.

Первой ворот достигла Кузя, ударила их ногой и отскочила в сторону: они не открылись. Боров решил, что в девушке мало массы, и навалился на створки всем своим немалым весом, но и у него ничего не получилось, как он ни кряхтел. Арамис попытался помочь, но сообразил, что ворота заперты изнутри, затарабанил в них:

— Откройте, вашу мать, мы ж тут передохнем!

Но ответа не последовало: то ли окопавшиеся там сталкеры не слышали стук, то ли попросту не хотели рисковать.

— Точно изнутри заперты? — спросил Чукча, щурясь еще больше и потирая висок.

— Ну да, — кивнула Кузя. — Видишь, они внутрь открываются, а замка нет.

— Не по-человечески, — пророкотал Боров. — Узнаю, кто крысятничает — шкуру спущу.

Арамис зашагал к домам, благо, они были недалеко, и крикнул на ходу:

— Возвращаемся и ищем убежище в деревне. Разбиваемся на пары, кто найдет что-то подходящее, зовет остальных.

Рядом пыхтел красный, потный Боров, и во взгляде его читалась ненависть.

Арамису в напарники досталась Кузя, но радоваться сему факту не было ни времени, ни возможности. Девушка выхватила такую же, как у него, «Беретту», выбежала во двор, перепрыгнула через наполовину сгнившую детскую коляску.

Погреб стоял особняком: строение в человеческий рост со щербатой деревянной дверью, со скошенной бетонной крышей, уходящей в землю. Кузя метнулась к входу, прижалась к стене.

— «Женщина вперед» тут не прокатит, — улыбнулась она, пропуская Арамиса внутрь. Скинув рюкзак, он нацепил налобный фонарик и, пригибаясь, сбежал по ступенькам.

Арамис бросил взгляд на небо, где в наступающей кроваво-красной мгле клубились синие молнии.

Подвал был небольшой, три на три метра, но, слава богу, располагался достаточно глубоко — когда Арамис спустился, перестало ломить кости, звон стих.

Луч фонаря прополз по стенам, по покосившимся полкам, бутылям со вздувшимися крышками, ящикам, где что-то гнило.

— Чисто, — крикнул он. — Сюда выброс почти не добивает. Зови всех.

Донесся ее звонкий голос, затопали по ступеням берцы, и вскоре она спустилась, волоча рюкзаки — свой и Арамиса. Он бросился ей помогать.

— Они тоже нашли, где спрятаться, — сказала девушка и чихнула. — Фууф, повезло.

Арамис наконец перевел дыхание и позволил себе порадоваться. Кузя привалилась к стене и направила луч фонаря в лицо Арамиса, он закрыл глаза рукой и отвернулся, улыбаясь.

— Выброс еще не в разгаре, — проговорила Кузя, переходя подальше от выхода. — Нас тут потреплет знатно.

Арамис скривился и потер висок: в голову будто муха залетела и жужжала, жужжала. А потом мир утратил материальность и начал расплываться, распался на миллионы красноватых пикселей. Девушка вскрикнула и невольно придвинулась к нему, он нащупал ее ладонь и сжал, отмечая, что ощущения изменились. Ни разу выброс не заставал его врасплох.

Тело и мысли словно состояли из тысячи дрожащих ртутных шариков, пространство было плотным, обступало, сжималось кольцом. Во рту горчило, воздух казался тягучим, раскаленным, хотелось зарыться в землю, сунуть голову в ледяную воду.

Есть версия, что во время выброса Зона тасует колоду, перераспределяет карты и заново раздает козыри, по-новому распределяет аномалии, и старые хоженые тропы становятся негодными. Вчера ты был любимцем, а с сегодняшнего дня тебя начинают преследовать неприятности.

Наступил момент, когда казалось, что глаза выдавит из черепной коробки, а барабанные перепонки лопнут. Кузя застонала и прижалась щекой к плечу Арамиса. Он и сам с удовольствием бы к кому-нибудь прильнул — страшно все-таки, когда тебя так колбасит.

А потом мир приобрел привычные очертания, невидимые тиски разжались. Застонав, Кузя потеряла сознание — Арамис успел ее подхватить, чтоб головой о ящик не ударилась. Положил на бетонный пол, а сам сел на корточки и помотал головой, стараясь вытрясти назойливый звон.

— Кажется, пронесло, — сказал он сам себе и похлопал Кузю по щекам. — Подруга, подъем.

К счастью, она открыла глаза, поднялась на локтях и прошептала:

— Девушек бить нехорошо. Разве тебя не учили?

— Не-а, у меня соцпедзапущенность, — парировал он.

Кузя поднялась, держась за стеночку.

— Этот подвал воняет гнилью, как наше несостоявшееся задание, — проговорила она, достала из кармана скомканную сигаретную пачку и протянула Арамису.

Он развернул ее:

— Зачем мне это? Пачка как пачка, «Мальборо». Не курю и тебе не советую.

Кузя прищурилась:

— А ты получше на нее посмотри. Ничего странного не видишь? Обрати внимание на страну, где сделаны эти сигареты. Ты не таращись так, я ее недалеко от запертого ангара подняла, это тебе первый ключик. Второй потом дам.

Арамис посветил на пачку и присвистнул:

— Мэйд ин Ю Эс Эй. Фига се… Стоп! А вдруг сигареты в «Дьюти фри» купили?

— Всякое возможно, — проговорила Кузя. — Но Хантер очень не хотел в ангар. Он и не особо туда торопился, ты обратил внимание? И сообщение кому-то писал с ПДА.

— Этого не заметил, не до того было.

— Никто не заметил, — пожала плечами она. — И соваться к лесопилке нам не рекомендовали. Теперь складывай фрагменты в картинку и делай выводы.

Арамис вскинул брови:

— Полагаешь, что в ангаре засели натовцы?

— Похоже на то. И возле лесопилки они же. И они же занялись беглыми зэками. Если найти беглецов раньше, то можно узнать много интересного. Наверняка и о сталкерах, пропавших в окрестностях, что-нибудь всплывет.

Не понравилась Арамису ее теория. Если натовцы виновны в исчезновении сталкеров, скорее всего, все пропавшие видели то, что им не положено, а следовательно, подлежали уничтожению. Сокол мертв? В голове не укладывается.

— Какой твой интерес в этом деле? — спросил Арамис.

Кузя дернула плечом:

— Шкурный. Мне нужно знать правду, как и тебе, потому и делюсь с тобой, а не с кем-то еще. И если мы не пойдем сейчас по горячим следам, потом будет поздно.

— Согласен, — кивнул он и остолбенел, пораженный догадкой, какая роль в команде отведена Хантеру: он чистильщик. Если сталкеры узнают лишнее, то он устранит их. — Чертовы американцы, в нашей Зоне, как у себя дома, — он воровато огляделся. — Предлагаю потеряться, пока остальные от выброса не отошли.

Она мотнула головой:

— Не, опасно. Давай я закачу истерику, что время-деньги пропали, предложу куда-нибудь пойти за артами — в сторону, противоположную начальному маршруту. Все откажутся, ты согласишься. Ок?

— Вариант.

С улицы донесся голос Моджахеда:

— Народ, есть кто живой?

— Есть, — отозвалась Кузя и побежала к ступенькам.

«Почему Кузя? — думал Арамис, шагая за ней. — Симпатичная ведь девушка. Надо спросить при случае».

Смеркалось. Тихая после выброса Зона еще не пробудилась. Моджахед и Рыжий стояли на дороге, к ним шагал Боров, следом семенил Чукча. Хантер показался, когда все уже собрались. Остановился в сторонке и скрестил руки на груди. Арамис постарался его не замечать, но невольно все равно поглядывал.

— И че теперь делать? — пророкотал Боров, выпятив толстое, как рюкзак альпиниста, брюхо.

Моджахер развел руками:

— По домам расходиться.

— Да щаз, — возмутилась Кузя, подбоченясь. — Зря, что ли, такой путь проделали? Я, между прочим, по Зоне соскучилась и обратно не собираюсь.

— За базар отвечать надо, — поддакнул Чукча.

— Оружие конфискуем — за моральный ущерб, — сказал Боров, Моджахед собрался было возмутиться, но захлопнул варежку — Боров был взбешен, ноздри его трепетали.

Моджахед аж отступил на два шага.

— Мужики, а давайте посмотрим, кто закрыл ворота ангара, и надерем им задницы! — радостно предложила Кузя.

Хантер занервничал:

— Ви как хочешь, я умирать не собираться.

Ага, попался, гад, за своих боится! Права была Кузя, ой, права.

— Моджахед, что думаешь? — она подмигнула бородачу. — Не по-людски это. Надо знать героев и разнести весть по Зоне. Конфискованное добро поделим, а?

— Дело говоришь, — кивнул он. — Не по-мужски это. Зона должна знать героев.

Ай да молодец девчонка! Грамотно Моджахеда проверяет. «Рабы», похоже, не в курсе, что происходит, если и есть среди них крот, работающий на натовцев, то не здесь. Американцы — чужаки в Зоне и потому держатся на предателях, подкупе и шантаже.

— Ну их козе в трещину, — проговорил Арамис. — А вдруг перестрелка завяжется?

— И я о том же сказал! — поддержал его Хантер.

Кузя выяснила, что ей было нужно, и ломаться не стала:

— Ну и ладно. Короче, назад я не собираюсь, на Лесопилке делать нечего. А вот на Кочки сходила бы. Выброс прошел, там может появиться знатный хабар. Кто со мной?

— Совсем дура? — проговорил Боров с сочувствием. — Сейчас куда ни пойди, везде хабар. Так что и мы остаемся. А на Кочки… Там же водится всякое.

— Интуиция — страшная вещь, — она улыбнулась, сверкнув белыми ровными зубами. — Кто со мной?

Если бы Арамис не знал ее коварного плана, отказался бы, даже несмотря на то, что девушка ему нравилась. Много лет на Кочках кроме зыбучих болот, мухоморов и агрессивной живности в виде упырей и зомбаков не было ничего интересного. А еще там многие гибли. И туман был злой, попадешь в такой — неделю будешь круги нарезать, пока с голоду не помрешь или тебя кто-то не сожрет.

— Ждем тебя три дня и заказываем панихиду, — сказал Чукча.

— Ох, мальчики, какие вы нежные!

— Баба дура не потому, что дура, а потому, что баба, — пророкотал Боров ласково.

— У меня это от цвета волос, но ниче, жива, — Кузя сверкнула на Арамиса глазами и облизнулась так, что аж жарко стало.

Пришел момент закосить под влюбленного юнца.

— А пойду, — махнул рукой он, украдкой взглянул на Хантера, тот успокоился и строчил в ПДА сообщения своим коллегам.

— Короче, мужики, пошли мы, — улыбнулась Кузя и взяла Арамиса под руку.

— Куда, дурынды? Здесь бы переночевали, — Боров хохотнул. — Мы мешать не будем.

Моджахед обиженно поджал губы:

— Не узнаю тебя, Кузя. Оставайся лучше с нами, зачем тебе этот щегол?

— Сами виноваты, — осклабился Арамис, с сожалением отмечая, что, скорее всего, ему ничего такого не обломится, он интересует Кузю с профессиональной точки зрения. — Не фиг было отказываться.

— Хорошо вам провести время, — съязвил Моджахед. — То есть хорошего хабара.

— И вам, мужики, — Арамис махнул им на прощание и зашагал за Кузей.

Ладная она, правильная, попа круглая — видно, что тренируется девка. Наверное, у нее спортивная фигура, упругая, к ней приятно прикасаться. Воображение нарисовало девушку без одежды, и Арамис вздохнул. Он отлично чувствовал, каким девушкам нравится, за кем стоит приударить, а на кого лучше не тратить время. Кузя при всем ее напускном кокетстве и веселости — человек закрытый, расчетливый, если не сказать, опасный.

Через поле шагали осторожно, помечая путь гайками. Кузины гайки были с белыми тряпичными хвостами, Арамиса — с оранжевыми, ему казалось, что так они заметнее в траве. С сорняков, цветущих мелкими желтыми цветами, опадали лепестки и поднималась пыльца, отчего Кузя чихала, зажимая рот ладонью.

— У лесника переночуем? — поинтересовался Арамис, когда приблизились к тополям, разделяющим поле на две части.

— Больше негде. Но я бы и ночью по лесу побродила: полнолуние, если тучи не набегут, видно будет хорошо.

— Мне тоже не терпится, — сказал Арамис. — Но лучше, когда рассветет: ночью многое ускользнет от взгляда.

— Да, ты прав.

— Может, посидим немного в засаде, подождем, кто из ангара выйдет? Чтобы убедиться, что там действительно натовцы.

Кузя мотнула головой, пригладила волосы. Они были настолько густыми, что при довольно приличной длине стояли «ёжиком».

— У них ИК-датчики и датчики движения. Я и так знаю, что это они, да и ты убедился, что они там, иначе Хантер так их не прикрывал бы. Прям жаворонком раненым прикинулся, который уводит опасность от птенцов.

Обогнув заросли шиповника, зашагали по полю, теперь Арамис был в авангарде и швырял гайки. Солнце уже спряталось, краски поблекли, и алые пятна маков выглядели неряшливо. Арамис все время напоминал себе, что сюрприз в виде аномалии может скрываться за ближайшим кустом.

Он не ошибся: прямо перед березовой рощей гайка растревожила «молнию», аномалия затрещала, заискрилась множеством голубоватых разрядов по границе. У ее основания налился световой сгусток и выстрелил в гайку. Аномалия разрядилась, оставив дымящуюся проплешину в траве.

Швырнув еще гайку и убедившись, что ничего ему не угрожает, Арамис принялся шарить руками по земле, но артефактов не обнаружил.

— Пустая, — вздохнула Кузя. — Нужно некоторое время, наверное, чтоб они зародились. Теперь будет попадаться много пустых аномалий, — на карту в ПДА она нанесла отметку.

— Зато, если смотреть под ноги, можно найти арты, которые остались от старых. Они ведь у тебя помечены, да?

— Потом будем защечные мешки набивать. Прежде с натовцами разобраться надо.

Арамис не удержался от вопроса:

— У тебя тоже кто-то пропал, и ты подозреваешь натовцев?

— Не важно. И не спрашивай больше. Главное, наши векторы движения совпадают.

Да уж, совпадают настолько, что Арамиса пугало влечение к этой девушке. С ней было легко, будто сто лет знакомы, словно в одной стае бегали. Стоп, романтическую чушь — прыщавым юнцам. Может, у нее любимый на лесопилке сгинул.

Мутанты и обитатели Зоны еще не отошли от выброса, и было тихо. Часа два они будут раскачиваться — как раз хватит времени, чтобы добраться к домику лесника.

Шли молча, бросая перед собой гайки, и путь преодолели без приключений. Похоже, сегодняшний день исчерпал неприятные сюрпризы.

Хижина находилась в малиннике, к ней вела протоптанная тропка. Деревянный домик лесника — популярный перевалочный пункт, и потому за ним следили, чинили крышу, окна забили железками, поставили железную дверь, чтоб мутанты не прорвались. Арамис сам пару раз тут ночевал.

Ключ от двери хранился в щели между ступенями.

Внутри домика было две комнаты, по четыре кровати в каждой — старинных, панцирных, застеленных старыми одеялами, пахнущими сыростью. Выбрали «номер» со столом и стульями из огромных пней. Кузя закрыла за собой дверь на ключ, и сразу же стало темно. Девушка щелкнула зажигалкой, и затрепетал огонек, высвечивая очертания предметов. На столе Арамис заметил керосинку, зажег ее спичками.

— Надо же, — проговорил он, усаживаясь на пень. — Кто-то ее заправляет, спасибо доброму человеку.

— Это я, — призналась Кузя, снимая рюкзак. — Сяду на пенек, съем пирожок. Будешь?

— Пирожок? — вскинул брови Арамис.

— Можно и его. Вот тебе стишок-«пирожок»: у машины три педали, у пианино — только две, а это значит, в пианино стоит коробка-автомат.

— Ха! Остроумно. А я думал…

— У меня есть, правильно думал, — Кузя положила на стол пакет, развернула его, и запахло домашними жареными пирожками. — Круглые — с мясом, длинные — с яйцами, чтоб смелее быть. Бабушка в дорогу собирала, я ей сказала, что иду в поход с друзьями.

— Передавай ей спасибо. Ммм, вкуснотища! — проговорил Арамис с набитым ртом.

Он домашние пирожки лет пять не ел и поставил отметочку в памяти, что, когда в гости придет очередная дама, надо попросить ее пожарить чего-нибудь вкусного.

— Слушай, ты такая симпатичная девушка, и вдруг Кузя. Как тебя зовут? Уж прости, Кузей называть язык не поворачивается.

— Это еще со школы. Фамилия у меня Кузьмина. А поскольку я была мелкая, пакостная и растрепанная, меня назвали в честь домовенка.

— Ну а имя? Имя, сестра!

— Марьяна. Да, выпендрились родители.

— Почему же? Мне нравится, — проговорил Арамис, потянулся к пятому пирожку и мысленно приказал себе остановиться, потому что путь к его сердцу отныне был не просто протоптан, а посыпан песочком и выложен плиткой.

— У меня предложение, — сказала Кузя, доставая ПДА. — Ложимся спать, завтра поднимаемся в полпятого и идем на разведку, чтобы никто нам не мешал.

— Согласен, — кивнул Арамис.

Стоило ему подумать о Соколе, и хорошее настроение улетучивалось. Каждый час промедления приближал его смерть.

Подождав, пока Марьяна уляжется, Арамис загасил керосинку, лег и долго ворочался, пытаясь одолеть дурное предчувствие, но большую часть времени оно побеждало. Уснуть удалось к часу ночи, отогнав мысли о Соколе с простреленной грудью, труп которого доедают мутанты.

Конец ознакомительного фрагмента.