Что стоишь, качаясь…

Виктор Владимирович Мазоха, 2018

Когда до моей станции оставалось ехать минут сорок, отворилась дверь купе.– Мужики, у вас, случайно, не будет карт? – спросил незнакомец с добродушной улыбкой. Одет был по-домашнему: в тапочках на босу ногу, в трико и пиджаке. Так обычно ходят по вагону пассажиры дальнего следования.Все пожали плечами.– В «дурочка» неплохо было бы срезаться…

Жалобщик

Адаптированная к конкурсу глава из романа с рабочим названием «Язва Гиппократа». Вошел в шорт-лист Международного литературного конкурса «Самарские судьбы».

Когда до операции оставались считанные минуты, в палату к Берестову вошел хирург Рыжов, держа в руках картонную папку и ручку.

— Здравствуйте, Николай Ефимович! — расплываясь в улыбке, произнес врач.

— И вам не хворать.

— Сейчас подъедет каталочка, мы вас на нее положим и повезем в операционную…

— Да я, вроде бы, ходить могу…

— Не волнуйтесь, это такой порядок. А пока, Николай Ефимович, распишитесь-ка вот здесь…

Рыжов извлек из папки листок и услужливо протянул его вместе с авторучкой Берестову.

— Секундочку, — сказал старик. — Я плохо вижу. Извините, мне нужны очки.

Он извлек из кармана старенький футляр, неспешно надел очки и с важным видом стал читать.

Хирург, не спускал заискивающего взгляда с Берестова, словно, перед ним стоял инспектор из Минздрава, от подписи которого зависела вся его дальнейшая судьба.

По мере того, как старик углублялся в чтение, менялся его облик. Казалось, с каждой прочитанной строчкой плечи Николая Ефимовича опускались ниже. Особенно «дожал» последний абзац: в нем говорилось, что он, Берестов, согласен на операцию… за свой счет!

Недавно он написал жалобу о творимых безобразиях в больнице. О том, что больные вынуждены покупать лекарства за свой счет. И вот еще один «сюрприз»! Это его возмутило.

— Ничего подписывать не буду! — взяв себя в руки, сказал спокойно и уверенно Берестов. — Это, во-первых. А во-вторых, хотелось бы узнать, почему я должен платить из своего кармана? Конституция гарантирует бесплатную медицинскую помощь! И, в-третьих, скажите, откуда у бывшего рабочего, а ныне пенсионера такие деньги — две тысячи рублей?

Хирург лишь повел плечами:

— Это не моя прихоть, Николай Ефимович. Таково указание главврача Статенина…

— Мне, какая разница, чье это указание? У меня имеется страховой медицинский полис, значит, на лечение должны быть перечислены средства из его фонда. Требовать деньги за операцию — не что иное, как форменное безобразие и беззаконие. Мало того, что я платил из своего кармана за таблетки, так еще и должен платить за операцию!

Чудак — человек! Пока он говорил, Рыжов смотрел на него так, как будто перед ним стоял не язвенник, а сумасшедший. Терпеливо дослушав пациента, процедил сквозь зубы:

— Дорогой, посмотри вокруг! Сейчас не те времена, — хирург перешел на «ты».

— А чего мне глазами крутить? И без того вижу и знаю, какие сейчас времена! — со злостью выпалил Берестов.

— Значит, подписывать не будешь? — еще раз уточнил хирург.

— Нет! — твердо ответил старик. Он до сих пор не вернул листок, и сейчас, опомнившись, подал его врачу. — Заберите. Хорошо, что еще не предложили расписаться во время операции…

Открылась дверь, на пороге показалась медсестра, она тащила за собой каталку, на которой должны были везти больного в операционную. Рыжов грубо остановил ее:

— Уходите!

Медсестра недоуменно пожала плечами и, пятясь, прикрыла за собой дверь.

— И ты собирай вещички, — бросил он Берестову. Нетипичная для пациента уверенность и упорство — обычно они особо не возмущались, когда речь заходила об их жизни и здоровье — вывели его из себя. — Просто так тебя здесь никто держать не будет!

— Что?

— А то, что в палате тебе больше делать нечего: операция отменяется.

Николая Ефимович бросило в жар, он почувствовал, что лицо его покрывается румянцем. На своем веку повидал он годы и страшнее нынешних лет. Сколько времени прошло, а в памяти до сих пор стоит военное детство, когда от зари до зари приходилось помогать матери на ферме; голод и холод долгими зимними ночами, болезни, унесшие сестренок и братьев. Первые секунды он не проронил ни слова, затем с болью в голосе произнес:

— Говоришь, значит, времена другие… Времена, конечно, другие… Но люди-то остались прежними. Человек — всегда человек. А вот сволочь… Сволочь не спрячется даже под медицинским колпаком.

Конец ознакомительного фрагмента.